Завязка.
8. Вредительство (или недостача).
9. Посредничество.
11. Отправка.
Основная часть.
11. Первая функция дарителя.
12. Реакция героя.
13. Получение волшебного средства.
19. Начальная беда или недостача ликвидируется.
20. Возвращение.
Нумерация функций В.Я. Проппа в этой схеме сохранена, всего, как мы видим, функций в такой короткой сказке 11 (из возможных тридцати одной), все эти функции входят в первый круг действий сказки, и они содержат базовую структуру первой инициации героини.
Вторая группа: неполные скажи с двумя кругами действий
Это такие сказки, как «Морозко», «Дочь и падчерица», «Госпожа Метелица» и др. Сюжет практически совпадает с сюжетом неполной сказки с одной инициацией, но на возвращении героини сказка не заканчивается. Так, например, в сказке «Морозко» после возвращения Марфуши из зимнего леса с дорогими дарами мачеха велит мужу увезти ее родных дочерей (лжегероини) туда же, куда и их сводную сестру. В лесу их так же навещает Морозко, заговаривает с ними, но, в отличие от Марфуши, они отвечают ему грубо, и он их замораживает.
В структурном отношении перед нами неполная женская сказка с двумя кругами действий, или ходами (во втором ходе действует лжегероиня). В сказках этой группы содержится одна инициация героини (функции 1-20) и одна отрицательная инициация лжегероини (сестры или сестер), для которой используются функции с 8 по 15 bis второго круга действий.
Схема женской неполной сказки с двумя кругами действий (ходами):
Первый круг действий
Подготовительная часть.
1. Отлучка.
2. Запрет (чаще – приказ).
3. Нарушение.
Завязка.
8. Вредительство (или недостача).
9. Посредничество.
11. Отправка.
Основная часть.
12. Первая функция дарителя.
13. Реакция героя.
14. Получение волшебного средства.
19. Начальная беда или недостача ликвидируется.
20. Возвращение.
Второй круг действий
Дополнительный сюжет, в котором действует лжегерой.
8 bis.
|
Вредительство (или недостача).
|
9 bis.
|
Посредничество.
|
11 bis.
|
Отправка.
|
12 bis.
|
Первая функция дарителя.
|
13 bis.
|
Реакция героя (негативная).
|
14 bis.
|
Получение волшебного средства (негативного).
|
|
Развязка
|
Далее при таком развитии появляются новые функции:
19. Начальная беда или недостача усугубляется.
20. Возвращение.
^8- Обличение лжегероя.
^0. Наказание лжегероя.
^1- Свадьба героя.
Сказки этого типа длиннее предыдущего за счет того, что в нем добавляются функции дополнительного круга действий.
Третья группа: полные сказки с двумя кругами действий
В таких сказках в первом круге действий содержится первая инициация героини (функции 1-20), во втором круге действий – вторая инициация героини (функции 8-15 bis), и в развязке (функции 24-30) – вторая инициация лжегероинь с отрицательным исходом. Самый яркий пример сказок этого типа – сказка Апулея «Амур и Психея». Из самых известных русских сказок полными являются «Аленький цветочек» и «Перышко Финиста ясна сокола».
Эти сказки более длинные, первая часть в них уже как бы не важна, она нужна только как завязка ко второй, в которой акцент переносится с конфликта между героиней и взрослой женщиной на поиск утраченного мужа героини. Обязательно есть второй круг действий (с 8 по 15 bis), но если в неполных сказках второй круг действий осуществляет лжегероиня, то в полных – героиня, эти функции представляют собой ее вторую инициацию. Героиня в первой части сказки выступает как жертва (первая инициация), во второй – как искательница (вторая инициация).
Возьмем в качестве примера сюжет сказки «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова. В первой части сказки девушка просит отца привезти ей из заморских стран аленький цветочек, тем самым она демонстрирует «правильное» поведение, в отличие от сестер, которые предпочли традиционные подарки. Это поведение приводит ее к тому, что она оказывается в гостях у Чудища (первая инициация, символически проявляющаяся в виде первого брака, неокончательного).
Во второй части сказки она должна пройти испытание, а именно вернуться в срок к своему Чудищу из отлучки домой, только тогда произойдет окончательная трансформация: ее временный условный брак станет окончательным. Чудище превратится в Царевича, а сама героиня воцарится.
Вторая инициация сестер (отрицательная инициация лжегероинь) заключается в функциях 24-30 – их вредительство наказывается.
Схема женской полной сказки с двумя кругами действий (ходами):
Первый круг действий:
Подготовительная часть.
1. Отлучка.
2. Запрет (чаще – приказ).
3. Нарушение.
Завязка.
8. Вредительство (или недостача).
9. Посредничество.
11. Отправка.
Основная часть.
11. Первая функция дарителя.
12. Реакция героя.
13. Получение волшебного средства.
14. Перемещение в иное царство.
19. Начальная беда или недостача ликвидируется.
20. Возвращение.
Второй круг действий
Дополнительный сюжет, в котором действует герой. Первая его часть (новое вредительство) аналогична функциям 8-15:
8 bis. Сестры похищают добычу.
10-11 bis. Героиня отправляется на поиски мужа.
12-14 bis. Героиня снова находит волшебное средство.
15 bis. Возвращение с новым средством домой.
Развязка
Далее при таком развитии являются новые функции.
23. Неузнанное прибытие.
24. Необоснованные притязания.
25. Трудная задача.
26. Решение.
27. Узнавание.
28. Обличение.
29. Трансфигурация.
30. Наказание.
31. Свадьба, воцарение.
В подобных сказках на первом ходу просматривается первая инициация героини в редуцированном виде (функции 1-20); вторым ходом открывается вторая инициация героини (8-15 bis), а вторая инициация лжегероинь с отрицательным исходом содержится в функциях с 24 по 30.
ТРЕТЬЯ ИНИЦИАЦИЯ В ЖЕНСКИХ СКАЗКАХ
Изначально, отбирая сказки согласно тому принципу, что героиней их является женщина в детородном периоде, мы должны учитывать, что если есть «вход» в этот период, то должен быть и «выход» из него. «Входом» будет первая инициация героини, начинающаяся с того, что мачеха выгоняет ее из дому. «Выходом», стало быть, является момент, когда выросшие дети покидают дом – то есть все тот же момент. Только теперь героиня – сама мачеха. И это не что иное, как третья инициация, которая знаменует собой переход женщины в стадию поздней зрелости.
В сказке структурно она совпадает с первым блоком функций (1-20). В тот момент, когда героиня проходит свою первую инициацию (эмансипация от родительской семьи и разделение территорий с мачехой), мачеха проходит свою третью инициацию (эмансипация от выросших детей и территориальное разделение с ними).
Как инициации героинь проявляются структурно
Подведем итоги. Для каждой инициации в сказке «предусмотрены» свои функции:
1. Функции с 1 по 20 – первая инициация героини в неполных сказках с одним и двумя ходами.
2. Первая инициация лжегероинь содержится в неполных сказках с двумя ходами в функциях 8-15 bis.
3. Функции 8-15 bis второго хода плюс 23 и 31 – вторая инициация героини в полных сказках с двумя ходами.
4. Функции 24-30 – вторая инициация лжегероинь в полных сказках с двумя ходами.
5. Наконец, есть еще третья инициация, совпадающая по функциям с первой инициацией героини в сказках о гонимой падчерице (функции 1-20 неполной женской сказки с одним или двумя кругами действий). Это инициация мачехи, почти всегда с негативным прохождением.
Можно представить эту информацию в виде таблицы.
Три инициации и их структурно-функциональное проявление в женской сказке
Таблица 4.
Тип сказки Структура сказиК.
|
1. Неполная сказка с одним кругом действий
|
2. Неполная сказка с двумя кругами действий
|
3. Полная сказка с двумя кругами действий
|
Первый круг действий сказки (функции 1-20)
|
Первая инициация героини (и третья инициация мачехи)
|
Первая инициация героини
|
Пегвап инициация героини
|
Второй круг действий сказки (функции 8-15 bis
|
-
|
Первая инициация пжегероини
|
Вторая инициация героини
|
Функции развязки 24-30
|
-
|
-
|
Вторая инициация лжегероини
|
СКАЗОЧНЫЕ ПЕРСОНАЖИ
Теперь, разобравшись со структурой сказки, обратимся к ее персонажам. В.Я. Пропп, описывая структуру волшебной сказки, назвал ее синтаксисом сказки: «Подобно тому, как предложение распадается на составные части и филолог должен уметь Различать эти составные части любого предложения, так фольклорист должен уметь различать составные части любой сказки». Таким образом, если продолжать аналогию структуры сказки с синтаксической структурой предложения, то «сказуемыми» являются функции, а «подлежащими» – персонажи сказки. Вместе они составляют «грамматическую основу предложения». Рассмотреть и персонажей, и функции – значит рассмотреть персонажей волшебной сказки в их взаимодействии.
Напомню еще раз пропповскую семиперсонажную схему: герой, антагонист, отправитель, лжегерой, помощник, даритель и царевна. Судя по названиям персонажей, эта схема ориентирована на «мужские» сказки, где главный герой – мужчина, поэтому установим соответствия для изучаемых нами женских сказок. Пропповские два персонажа, царевна и герой, отсутствуют в женских сказках, поэтому мы вносим следующие изменения: царевну переименовываем в царевича, так как именно он является искомым персонажем соответственно царевне в «мужских» сказках, а героя – в героиню, так как именно этот персонаж играет главную роль в женских сказках. Получаем следующую семиперсонажную схему для женских сказок: героиня, антагонист, отправитель, царевич, лжегероиня, даритель, помощник.
Ниже мы рассмотрим социально-психологическое назначение каждого персонажа: сначала по отдельности, а в следующей главе – во взаимодействии с другими персонажами сказки.
Героиня
Составляющее смысл мифов содержание есть нечто не только само по себе редкое, но и в высшей степени НЕобычное. Я полагаю, что магия так называемых «волшебных» сказок как раз и предназначена передать, что события, происходящие в жизни одухотворенного героя, в высшей степени необычайны, ибо герои обитают в непросветленном мире, где люди, подобные им, – большая редкость.
Клаудио Наранхо
Начнем с того, что герои волшебных сказок – не люди с индивидуальными человеческими характерами, а типы; они «очищены» от случайного и «лишнего», оставлена только значимая для передачи другим поколениям информация. Какая? К. Юнг называет героем личность, то есть высшую реализацию врожденного своеобразия у отдельного живого существа, максимально развернутую целостность индивидуальной сущности. Личность развиваеюя в течение всей жизни человека, и тем не менее «личность как совершенное существование целостности нашего существа – недостижимый идеал. Однако недостижимость не является доводом против идеала, потому что идеалы – не что иное, как указатели пути, но никак не цель».
Мое определение героини носит рабочий характер. Героиня сказки – это модель человека, который демонстрирует восхождение к целостности через позитивное прохождение инициаций. При этом каждая инициация – восхождение героини на новую стадию интеграции в соответствии с линией развития, предложенной К. Юнгом: до середины жизни это развитие вовне, после середины – вовнутрь.
В приложении к женским волшебным сказкам это главный персонаж сказки, девушка или женщина, которая проходит первую и вторую инициации с положительным исходом. Соответственно, ложной героиней будет называться персонаж, не проходящий инициацию или проходящий ее с отрицательным исходом.
Исходя из опыта работы психотерапевтом, я считаю, что знание о стратегиях героини и лжегероини имеет очень большое практическое значение. Положительные и отрицательные («ложные») герои волшебных сказок, прошедшие и не прошедшие инициацию, в контексте психотерапии соответствуют зависимой и независимой личностям. В целом речь идет о личности, реализовавшей либо не реализовавшей свой человеческий потенциал.
В женских сказках различаются два типа героини: жертва и искательница. В сказках-одноходовках с одной инициацией (например, «о гонимой падчерице») это героиня-жертва. В сказках-двухходовках типа «Красавица и чудовище» героиня начинает как жертва (первая инициация), а во второй половине сказки превращается в героиню-искательницу (вторая инициация).
Ложная героиня
Согласно В.Я. Проппу, «круг действий ложного героя охватывает также (как и героя – Р.Е.) отправку в поиски, реакцию на требования дарителя – всегда отрицательную и, в качестве специфической реакции, – обманные притязания».
В женской сказке лжегероинями, как правило, являются сестры героини. Социально-психологическое назначение этого персонажа в сказке заключается в том, чтобы продемонстрировать прохождение инициации не только с положительным, но и с отрицательным исходом, что не менее важно. Сестры героини, которые не проходят инициацию, демонстрируют отрицательные стратегии либо в первой инициации, либо во второй. Если в неполной сказке с двумя кругами действий (например, «Морозко») героиня справляется с испытанием, предложенным Морозко (вежливо поддержать беседу и отреагировать на свое положение принятием), то сводные сестры героини испытание не проходят и погибают, и сказка на этом заканчивается.
В полных сказках с двумя кругами действий, напротив, сестры в первом испытании успешны. Например, в сказке «Амур и Психея» сестры удачно выходят замуж, а Психею из-за ее чрезмерной красоты замуж не берут, и оракул предсказывает ей выити замуж за Смерть. Зато во втором круге действий героиня успешно справляется со второй инициацией, а сестры посрамлены. Таким образом, слушатель, благодаря лжегерою, получает представление как о положительных, так и об отрицательных стратегиях прохождения и первой, и второй инициаций. В этом главное назначение лжегероя.
Антагонист
Следующий персонаж в волшебных сказках – антагонист. Это непримиримый противник, который выступает в качестве вредителя главной героине сказки. По В.Я. Проппу, «круг действий антагониста охватывает вредительство, бой или иные формы борьбы с героем, преследование». Это высказывание относится к «мужским» сказкам. В «женских» боя не бывает, круг действий антагониста исчерпывается единственной функцией – вредитель-ством. Зато это очень важная функция, без нее не было бы сказки.
Какова социально-психологическая роль антагониста в инициациях героини? Несмотря на видимое отрицательное значение этого персонажа, он является своего рода катализатором изменений героини. В своей работе «О становлении личности» К. Юнг отчасти проливает свет на то, что заставляет человека развивать собственную личность: «Без нужды ничего не изменяется, и менее всего человеческая личность. Она чудовищно консервативна, если не сказать – инертна. Только острейшая нужда в состоянии вспугнуть ее. Так и развитие личности повинуется не желанию, не приказу и не намерению, а только необходимости: личность имеет надобность в мотивирующем понуждении со стороны внутреннего или внешнего рока. Изречение “Много званых, а мало избранных” значимо здесь, как нигде, ибо развитие личности от исходных задатков до полной сознательности – это харизма и одновременно проклятие: первое следствие этого развития есть сознательное и неминуемое обособление отдельного существа из неразличимости и бессознательности стада».
Итак, антагонист в данной социальной ситуации – невольный катализатор процесса развития героини, причем на каждом этапе развития, в каждой из трех инициаций в качестве антагониста выступает новая фигура. Я выявила три формы антагониста в женской волшебной сказке в зависимости от типа инициации:
1. В неполных сказках (где героиней является падчерица) в первой инициации это, как правило, мачеха. Ее вредительство заключается в том, что она выгоняет девушку из дому, и это представляет собой основной конфликт сказки.
2. В сказках с двумя кругами действия (а следовательно, с двумя инициациями) антагонистом в первой инициации является не мачеха, но ее аналог, обязательно женщина: злая фея в «Спящей красавице», Афродита в «Амуре и Психее». Вторую инициацию провоцируют сестры героини, которые и выступают в данном случае в роли антагонистов.
3. Третья инициация – зеркальное отображение первой. Имеется в виду то, что если мачеха – антагонист для падчерицы, то верно и обратное: падчерица провоцирует мачеху на изменения в жизни последней, то есть является антагонистом.
Антагонист, как легко заключить из самой сути его роли, наряду с героиней – главная фигура в ролевых конфликтах во всех трех инициациях. Подробно эти конфликты рассматриваются в соответствующих параграфах следующей главы.
Отправитель
Следующий персонаж семиперсонажной схемы В.Я. Проппа – отправитель, круг действий которого «охватывает только отсылку». Он встречается только в «женских» сказках с первым кругом действий (о гонимой падчерице) и является обычно родным отцом героини. Важно то, что выгоняет падчерицу из дому мачеха, но сама она не увозит девушку в лес, а посылает мужа.
Здесь мы сталкиваемся с парадоксом: хотя девушка попадает в лес с помощью своего отца, несмотря на его предательство, она не испытывает по отношению к нему обиды, и в конце сказки овдовевший отец зачастую живет вместе с дочерью и ее семьей и делит с ней стол и кров. На это отсутствие логики обращает внимание юнгианский психоаналитик X. Дикманн, анализируя сказку о Гензеле и Гретель: «Конец этой сказки представляется нам в свете современной морали безнравственным, так как отец, который был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление злой мачехе, и вместе с ней отвел детей в лес, не только не наказан за свой безнравственный поступок, но еще и награжден, разделив с детьми добытые ими сокровища. Таким образом, он оказывается с лихвой награжден за свое малодушное поведение, в то время как не последуй он злому совету своей жены, он остался бы беден, как и раньше».
В.Я. Пропп тоже отмечает нелогичность сказки, говоря о двойственности сказочной семьи относительно того, что любимого ребенка собственные родители отправляют на смерть: «Сказочная семья начала сказки таит в себе некую двойственность. С одной стороны, хотят и ждут ребенка, и когда он появляется, то о нем трогательно заботятся... С другой стороны, в семье ощущается глухая или открытая вражда. “Как бы его со света сбыть” – постоянная сказочная формула».
В.Я. Пропп, рассматривая эту нелогичность, ищет ответ «в реальной действительности прошлого»; он обращает внимание на то, что в обрядах инициации именно мужчина отводит детей в лес, для женщины такое действие является табуированным и смертельно наказуемым: «Если детей уводили, то это всегда делал отец или брат. Мать этого делать не могла, так как самое место, где производился обряд, было запрещено женщинам. Несоблюдение запрета могло привести к немедленному убийству женщины». И хотя исторически главный инициатор изгнания детей в лес, к яге и т.д. – мачеха, увозит дочь в лес все-таки отец, причем он играет здесь самую жалкую роль: «Думал, думал наш мужик и повез свою дочь в лес...»; «Старику жалко было старшей дочери, он любил ее... да не знал старик, чем пособить горю. Сам был хил, старуха ворчунья...»; «Старик затужил, заплакал, однако посадил дочку на сани...». Далее В.Я. Пропп задает вопрос: «Спрашивается: почему же мачеха сама не может извести падчерицу или пасынка? Почему, при всей своей лютости и ярости, она сама не уводит детей в лес своей властной рукой? Она вполне могла бы сделать это логически, но она исторически этого не может, так как исторически детей уводит в лес всегда только отец или брат или дядя, но этого никогда не делала женщина».
Этот ответ убедителен, если рассматривать сказку в историческом подходе. Каков социально-психологический смысл этого действия, каковы мотивы отца, почему он не заступится за родную дочь перед своей женой и почему дочь не обижается на своего отца за то, что он собственноручно увозит ее из дому на смерть? Мы узнаем ответы на эти вопросы, когда взглянем на сказки с точки зрения не содержания, а процесса взаимодействия. Тогда конфликт между родным отцом и дочерью предстанет под другим углом зрения, мы увидим то, что герои делают друг с другом, а не то, что они при этом декларируют, – и попытаемся понять их мотивы. Задача героини в первой инициации – отделиться от отца территориально и найти своего мужчину. Подробнее этот ролевой конфликт будет рассмотрен в следующей главе.
Даритель
Среди семи возможных действующих лиц сказки, выделенных В.Я. Проппом, большинство персонажей – обычные люди из реальной жизни, члены семьи героини. Волшебной сказку делает встреча только с двумя необычными персонажами: помощником и дарителем. Они приходят из другого, волшебного мира и вмешиваются в обычную жизнь обычных людей самым непредсказуемым образом.
Каково социально-психологическое назначение образа дарителя в сказке? На этот вопрос можно будет ответить лишь после того, как мы получим ответ на другой вопрос: почему переходные моменты жизненного пути человека закодированы не в других каких-то жанровых формах, а именно в волшебных сказках?
Даритель в сказках – грозное и одновременно справедливое существо. Оно может и наказать, вплоть до смерти, и наградить. В сказке, согласно В.Я. Проппу, классическая форма дарителя – яга. «Сравнительное изучение этого образа показывает, что яга охраняет границу иного царства и вход в него. Она пропускает только достойных». Ее нелегко распознать в сказке, так как в ее роли могут выступать самые разные персонажи – животные, старик и т.д., однако сделать это позволяет функциональный анализ. Главное, что объединяет различные формы яги, это то, что яга имеет связь с царством мертвых, а герой, попадая к яге, попадает к вратам смерти.
Лес, где производится обряд, эквивалентен царству мертвых, посредником между двумя царствами служит яга. Таким образом, яга – проводник неофита во время обряда посвящения.
Теперь ответим на вопрос о том, что такое волшебство, магия с точки зрения психологии. К. Юнг подходил к магии как к практике вызывания сверхъестественных сил для контроля над естественными явлениями: «Вера в магию предполагает бессознательность как искомое начало, и магические ритуалы в таком случае дают человеку ощущение большей безопасности. Целью магических ритуалов является установление психического равновесия. Считается, что лицо, способное на проведение магической процедуры (маг, шаман, знахарь, священник или врач) обладает определенной сверхъестественной силой, является архетипической фигурой, соответствующей мана-личности».
Таким образом, цель магических процедур – установление психического равновесия и ощущения безопасности. На протяжении стабильных периодов жизни потребность в психическом равновесии и в безопасности для окружающих, как правило, у человека удовлетворена. Совсем иное дело – во время нормативных кризисов развития. Очевидно, что в помощи наставника человек нуждается именно во время «спусков». «Иной мир» – это мир бессознательного. Даритель в сказке соответствует человеку в маске, проводящему обряды посвящения, и наставнику, сопровождающему индивида в духовном кризисе.
Почему появляется даритель? В сказках мы видим, что инициация не может быть совершена девушкой самостоятельно. Нужны сильная поддержка и разрешение стать женщиной кого-то старшего, более мудрого, того, кто сам инициирован. Так как в сказках о падчерице мачеха в этом не помощница, эту функцию берут на себя такие персоналии, как умершая мать в «Крошечке-Хаврошечке», Мороз в «Морозко», Медведь в сказке «Дочь и падчерица», госпожа Метелица в «Госпоже Метелице», Добрая фея в «Золушке» и Злая фея в «Спящей красавице». В обрядах посвящения девушку сопровождала пожилая женщина, обучавшая ее таинствам женской жизни. Вспомним, что, говоря о переходных периодах в жизни человека, К.Г. Юнг предостерегал своих читателей в том, что путь самореализации подходит не для всех, что он «не лишен опасности, и требуется строжайший контроль сотоварища или врача, а также собственного сознания, чтобы сохранить целостность эго от яростного вторжения бессознательного. Попытка предпринять такое путешествие в одиночку будет для западного человека опасна, если ее вообще удастся предпринять».
Итак, «бессознательность – искомое начало», и лучший проводник в этот мир – тот, кто там уже был и умеет ориентироваться в нем, некий Сталкер. В сказке это волшебный даритель, в психотерапии – психотерапевт, в ритуале – шаман, знахарь и т.п.
Кроме того, даритель символизирует собою и общественное мнение, на суд которого представляют неофита. Именно общество выносит конечный приговор, и именно оно награждает в случае успеха, если неофит овладел социальными стратегиями успешно. М. Харнер, говоря о шаманах, которые издавна считались проводниками между мирами живых и мертвых, отмечает главное отличие шамана от обычных людей в том, что он одинаково успешно действует в двух реальностях, что является доказательством его силы. С одной стороны, он способен входить в так называемое «шаманское состояние сознания», когда он получает прямой доступ к бессознательному знани ю, с другой – «мастер-шаман является обычно активным участником экономических, социальных и политических дел общины». «Связывание двух реальностей – очень важная часть деятельности шамана. Шаману необходимо быть адекватным любой реальности; он должен владеть обычной реальностью так же хорошо, как и необычной. Только тогда его можно считать мастером».
В этом определении отмечаются обе основные особенности роли человека, являющегося наставником и соответствующего такому персонажу сказки, как даритель: во-первых, это высокий социальный статус, во-вторых, связь с бессознательным, которое в сказке выступает как «иной мир», мир мертвых. Именно эти две черты дают право наставнику сопровождать неофита через трансформацию во время перехода из одной структуры личности в другую.
Возвращаясь к анализу сказок, отметим, что дарители-наставники есть в обеих частях полной сказки, то есть и в первой, и во второй инициации. Что касается третьей инициации, то задача женщины в этом переходе как раз и заключается в том, чтобы овладеть функцией дарителя. Это не возрастная, а специализированная инициация, прохождения которой удостаивались лишь единицы из женщин.
Помощник
Несмотря на то что в сказке даритель и помощник, на первый взгляд, не различаются – и тот, и другой помогают героине справиться с испытаниями, тем не менее это два различных персонажа с различными функциями: «Круг действий дарителя (или снабдителя) охватывает подготовку передачи волшебного средства, снабжение героя волшебным средством. Круг действий помощника охватывает пространственное перемещение героя, ликвидацию беды или недостачи, спасение от преследователя, разрешение трудных задач, трансфигурацию героя». При этом «рассмотрение помощника неотделимо от рассмотрения волшебных предметов. Они действуют совершенно одинаково».
Какое психическое качество героини он олицетворяет собой? Помощник – это метафора, за которой стоит новая способность героя, приобретенное качество, психическое новообразование. На это указывает и В.Я. Пропп: «В сказке помощник может рассматриваться как персонифицированная способность героя. Герой и его помощник ecvb функционально одно лицо». Что же это за нова я способность?
Обратимся к анализу сказок. В «Госпоже Метелице» волшебные яблоня и печь говорят, что с ними делать, – и девушка прямо следует их указаниям. В сказке «Дочь и падчерица» помощницей выступает мышка: «Пришла ночь. Девка затопила печурку, заварила кашу, откуда ни возьмись мышка и говорит: «Девица, девица, дай мне ложку каши». Девушка кормит мышь, и та учит ее правильно вести себя с медведем, который, ввалившись ночью в избушку, предлагает «в жмурку играть». Мышка успокаивает героиню: «Не бойся, девица! Скажи: давай! А сама туши огонь, да под печь полезай, а я стану бегать и в колокольчик звенеть» — и сама играет с медведем в жмурки вместо падчерицы, о чем медведь так и не догадывается и награждает девушку стадом коней и возом добра. Во второй части полных сказок, например «Амур и Психея», помощников много. Во время прохождения испытаний Афродиты ее помощниками становятся муравьи (разбирают семена), тростник (дает совет, как набрать золотого руна с диких баранов), орел Зевса (вместо героини набирает воды из Стикса), башня (рассказывает, как достать в подземном царстве Гадеса эликсир для Афродиты). В сказке «Золушка» героине на помощь также приходят животные.
Все эти помощники разные, но у них есть общее качество. Они так же, как и даритель, являются волшебными, пришедшими из «иного мира» (читай: бессознательного), но все они вторичны по отношению к дарителю. Они даны героине дарителем в награду за то, что она была вежлива с ним и согласна на его условия, как бы трудновыполнимы они ни были. Лжегероиня, в отличие от героини. не распознала в дарителе могучую, грозную и неумолимую силу Бессознательного, она ведет себя своенравно и беспечно, вступает в пререкания, за что неизменно получает наказание, а то и смерть.
Как и в древних ритуалах, где девушка должна войти в контакт со своими природными циклами, в сказке героиня должна войти в контакт с природой, а метафорически – со своим животным началом, чтобы интегрировать его и сделать частью сознания. Чтобы удовлетворить свои потребности и желания, мы каждое мгновение должны сознавать свои внутренние, «животные» импульсы. В сказке они персонифицированы в виде образов зверей, выражающих незатронутую цивилизацией инстинктивную часть души героини. Согласно К. Юнгу, любое приращение к сознанию делается из источника бессознательного. Вот почему за сокровищем спускаются в подземный или иной мир, «Сокровище, которое трудно добыть, – в широком смысле имеет отношение к аспектам знания о себе (само-знании), необходимым для психологической индивидуальности; в узком смысле – метафора цели индивидуации, хорошего рабочего взаимоотношения с самостью».
Получив помощника – новообразование, необходимое для того, чтобы справляться с задачами следующей стадии жизни, – героиня возвращается домой и живет счастливо... до следующего кризиса.
Царевич
Напомню, что в семиперсонажной схеме В. Я. Проппа есть царевна (искомый персонаж), а не царевич. Но поскольку у нас речь идет о «женских» сказках, то искомым персонажем будет являться мужчина, «царевич».
Как и другие персонажи, царевич имеет разные функции в связи с первой и второй инициациями героини. Так, в первой инициации, где действует героиня-жертва, он «достается» героине как бы в награду за пройденные испытания, и иногда сказка на этом заканчивается. Во втором ходе героиня совершает оплошность и теряет своего мужа, а затем снова отправляется на смертельные испытания уже в качестве не жертвы, а искательницы, чтобы его вернуть. Таким образом, в полной сказке мы имеем дело с феноменом «двойного брака»: героиня выходит замуж за своего мужа как бы дважды. Чтобы понять суть этого феномена, рассмотрим функции царевича в обоих кругах действия сказки.
Царевич в первой инициация героини (сказки с одним кругом действий).
Итак, неполные сказки могут заканчиваться свадьбой, но ей не уделяется много внимания. Это бытовая свадьба, без воцарения героини. В тех сказках, где есть свадьба, муж героини просто упоминается в последних словах сказки: «А старик с дочкою хорошо свой век доживал и знатного зятя себе в дом примал» («Дочь и падчерица»); «Присватался сусед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живет» («Морозко»). Сказки с одним ходом могут обходиться и без свадьбы, тогда царевича просто нет как персонажа, а наградой за пройденное героиней испытание является материальное благополучие и смирение мачехи: «Приехала падчерица, да как раскрыла сундук да развесила добро на веревочке от избы до ворот, – старуха было разинула рот, хотела по-своему встретить, а как увидела – губки сложила, под святые гостью посадила и стала величать да приговаривать: «Чего изволишь, моя сударыня?» («Старуха-говоруха»); «Увидели мачеха с дочкой, что принесла падчерица с собой много золота, и встретили ее ласково. Даже ругать не стали за долгую отлучку» («Госпожа Метелица»).
Хотя в первой инициации девушки в ее задачу входит отделение от родительской семьи и поиск «своего» мужчины, не все неполные сказки заканчиваются свадьбой. Иногда в роли «временного» мужа (псевдожениха) выступает персонаж, который является дарителем. Например, в одном из вариантов сказки «Морозко» мачеха, мечтая о том, как сбыть с рук падчерицу, не гонит ее из дома в лес явно, а представляет дело так, что отдает ее замуж: «Ну, старик, отдадим Марфушу замуж. Завтра встань, старик, ты пораньше, запряги кобылу в дровни и поезжай с Марфуткой; а ты, Марфутка, собери свое добро в коробейку да накинь белую исподку: завтра поедешь в гости!» Добрая Марфуша рада была такому счастью, что увезут ее в гости, и сладко спала всю ночку; поутру рано встала, умылась, богу помолилась, все собрала, чередом уложила, сама нарядилась, и была девка – хоть куды невеста!» И только утром выясняется, что под женихом мачеха подразумевает Морозко: «Ну, голубка, ешь да убирайся, я вдоволь на тебя нагляделась! Старик, увези Марфутку к жениху; да мотри, старый хрыч, поезжай прямой дорогой, а там сверни с дороги-то направо, на бор – знаешь, прямо к той большой сосне, что на пригорке стоит, и тут отдай Марфутку за Морозка». Старик вытаращил глаза, разинул рот и перестал хлебать, а девка завыла. «Ну, что нюни-то распустила! Ведь жених-то красавец и богач! Мотри-ка, сколько у него добра: все елки, мянды и березы в пуху; житье-то завидное, да и сам он богатырь!» Из этого отрывка видно, что речь идет о том, чтобы девушке выйти замуж, то есть стать женщиной. Но это «временное» замужество, по-настоящему замуж она выходит позже, и не за Мороза, а за человека, своего «суседа».
В другой сказке – «Дочь и падчерица» – классическое начало: мачеха выгоняет ее из дома в лес, отец увозит в избушку, и ночью в нее вламывается медведь «в жмурку играть». В награду медведь присылает утром стадо коней да воз добра.
Можно предположить, что это не просто медведь, а тот субъект, который играет роль первого мужа. Часто в полных сказках в первом ходе муж героини – это оборотень, животное или птица (чудище в «Аленьком цветочке», смерть в «Амуре и Психее», сокол в «Перышке Финиста ясна сокола»). В конце сказки, как мы помним, героиня выходит замуж за человека. В «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» царевна временно живет в одном доме с семью богатырями, прежде чем выйти замуж законно.
В сказке «Старуха-говоруха» девушка, оставшись в лесной избушке ночью, сама проявляет инициативу: «Осталась девка одна; натолкла проса, наварила каши много, а есть некому. Пришла ночь длинная, жуткая; спать – бока пролежишь, глядеть – глаза проглядишь, слова молвить не с кем, и скучно и страшно! Стала она на порог, отворила дверь в лес и зовет: “Кто в лесе, кто в темном – приди ко мне гостевать!” Леший откликнулся, скинулся молодцом, новогородским купцом, прибежал и подарочек принес. Нынче придет покалякает, завтра придет – гостинец принесет; увадился, наносил столько, что девать некуда!»
Все эти примеры из волшебных сказок показывают, что первый брак – что-то вроде «пробного». Исторически пробному браку находится соответствие, на которое указывает В.Я. Пропп: хотя в мужские дома вход женщинам был запрещен под страхом смерти, зачастую девушки все же жили в «мужских» домах, являясь коллективными женами холостых мужчин. Затем их щедро награждали, они проходили обряд «умирания» (чтобы «забыть» о том, что находились в запретном для женщин месте) и выходили замуж уже по-настоящему. Таких девушек уважали и щедро награждали.
В чем смысл двойного брака? Дело в том, что, созрев физически, девушки и юноши не готовы были к браку психологически и социально, и нужен был своего рода психосоциальный мораторий для того, чтобы обрести эту готовность. Позже этот мораторий романтизируется и превращается в столетний сон спящей красавицы в одноименной сказке или дружбу царевны с семью братьями-холостяками в лесной избушке в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях».
Царевич во второй инициации героини (полные сказки с двумя кругами действий).
Теперь рассмотрим функции царевича в полных сказках-двухходовках. Здесь мы обнаружим то же самое: первый ход заканчивается браком героини, но это не окончательный брак, это, скорее, помолвка, причем жених странный: он или чудище, или сокол, или вообще невидимое существо. Героиня тоже не законная жена: она или гостья в доме, или сестрица, или невенчанная тайная жена. Так, в «Амуре и Психее» Апулея Афродита, обнаружившая связь сына Амура с Психеей, в гневе восклицает: «Брак был неравен, к тому же заключенный в загородном помещении, без свидетелей, без согласия отца, он не может считаться действительным, так что родится от него незаконное дитя, если я вообще позволю тебе доносить его». Во второй части сказки героиня с царевичем открыто и при свидетелях фиксируют свой брак со всеми вытекающими отсюда обязанностями и правами. В «Амуре и Психее» сам Юпитер узаконивает связь влюбленных, обратившись к богам с такими словами: «Боги, внесенные в списки Музами, конечно, все вы знаете этого юношу, который вырос у меня на руках. Решил я какой-нибудь уздой сдержать буйные порывы его цветущей молодости; хватит с него, что ежедневно его порочат рассказами о прелюбодеяниях и всякого рода сквернах. Уничтожить надлежит всякий повод к этому и связать мальчишескую распущенность брачными путами. Он выбрал некую девушку и невинности лишил ее; пусть же она останется при нем, пусть он ею владеет и в объятиях Психеи да наслаждается вечной любовью. – И, обратись к Венере, продолжает. – А ты, дочка, отбрось всякую печаль и не бойся, что твой знаменитый род и положение пострадают от брака со смертной. Я сделаю так, что союз не будет неравным, но законным, сообразным гражданским установлениям». В «Аленьком цветочке» и в «Перышке Финиста ясна сокола» брак также заключается только после того, как девушка второй раз обретает своего мужа, доказав свою искреннюю любовь.
Таким образом, двойной брак состоит из двух стадий. Первый брак – чисто ритуальный, можно назвать его помолвкой. В нем девушка должна стать взрослой женщиной и принять свое естество. Но обрести ей зрелость предстоит позже, после второй инициации, и тогда наступает вторая стадия брака – законная.
Что касается структуры сказки, на примере двойного брака можно еще раз убедиться, что мы имеем дело не с повтором одного и того же отрезка пути, а с разными этапами развития героини, запечатленными в двух кругах действий волшебной сказки, и роль царевича тоже меняется. Если в первом ходе это инфантильный герой, покидающий свою юную жену при первой же трудности, то во втором ходе он обретает черты зрелости, так же как и сама героиня. Здесь мы можем увидеть разницу и между двумя кризисами: кризисом идентичности и кризисом продуктивности. В первом случае героиня ищет себя, свою идентичность, а во втором ищет возможность слить свою идентичность с тем, кто готов доказать свою взаимодополняемость в совместном цикле: работа – рождение детей – отдых.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подведем итоги четвертой главы. Ее целью было овладеть «синтаксисом» сказки – то есть научиться находить «члены предложения». Персонажи сказки при этом были «подлежащими», а функции – «сказуемыми». Познакомившись с ними по отдельности, перейдем теперь к тому, чтобы рассмотреть их вместе, во всем многообразии взаимоотношений.
|
