Сочинения в шести томах
|
Скачать 5.98 Mb.
|
45 предмет не мог бы нравиться всем. Задача этого выражения, по Канту, самая возвышенная, но вместе с тем и самая трудная для искусства. Здесь требуется душевную доброту или чистоту, силу и т. п., т. е. то, что наш разум связывает с нравственно добрым в идее высшей целесообразности, делать как бы зримым в телесном выражении. Для этого необходимо соединить идеи разума с большой силой воображения. В еще большей степени это требуется от тех, кто хочет изображать идеи в искусстве. Учение Канта об «идеале» действительно разрывает тесный круг эстетического формализма. Только в отвлечении от живого, действительного искусства или в чисто аналитическом рассмотрении прекрасное может быть мыслимо как начисто отделенное от доброго, а суждение вкуса — как совершенно независимое от интереса и понятия. Но как только речь идет не об отрешенном понятии прекрасного, а о реальном человеческом искусстве, оказывается, по Канту, что оно руководится идеей разума и изображает, по крайней мере способно изображать, высшие идеалы нравственности и человечности. Таким образом, с учением Канта о прекрасном и о незаинтересованном суждении вкуса вступают в противоречие некоторые утверждения его учения об искусстве. Особенно ясно обнаруживается это противоречие при рассмотрении системы искусства. Здесь Кант показывает, что кроме оценки отдельных искусств с точки зрения, характерной для его учения о прекрасном и о незаинтересованном суждении вкуса, необходима также и другая их оценка, основывающаяся на способности искусства к выражению идеала. Четвертый «момент» в эстетическом суждении вкуса — его модальность. Термин этот также заимствован Кантом из логики и соответствует модальной характеристике логического суждения. Но в то же время он должен выражать специфическое своеобразие суждения вкуса. Согласно Канту, модальность эстетического суждения состоит в том, что относительно прекрасного думают, будто его отношение к чувству удовольствия необходимо. Этим суждение вкуса отличается от одобрения 46 того, что только приятно. В удовольствии, которое нам доставляет приятное, еще нет необходимости. Однако необходимость, мыслимая в суждении вкуса, особого рода. Она отличается, во-первых, от теоретической необходимости с ее априорным характером, во-вторых, от практической необходимости. В случае практической необходимости удовольствие есть следствие объективного закона и означает только то, что безусловно должно действовать известным образом. Напротив, в эстетическом суждении необходимость есть необходимость образца — необходимость согласия всех с суждением вкуса, рассматриваемым как «пример» общего правила. Эта необходимость не может быть выведена ни из определенных понятий, ни из опыта. Принцип для нее только субъективный: то, что нравится или не нравится, он определяет как необходимый для всех, но не через понятие, а через общее чувство. Это чувство существенно отличается от обыденного рассудка, который всегда судит не на основании чувства, а на основании понятий. В основе эстетического удовольствия лежит, по Канту, игра (или соответствие) воображения и рассудка. Воображение здесь особого рода и характеризуется свободной закономерностью. Этим оно отличается от обычного репродуктивного воображения, которое только воспроизводит данные формы данного предмета. Напротив, «продуктивное» и «самодеятельное» воображение, действующее при возникновении эстетического удовольствия, есть источник произвольных форм всевозможных созерцаний. Суждение вкуса вполне совместимо со свободной закономерностью рассудка. Здесь возможно, как это ни кажется парадоксальным, субъективное соответствие воображения с рассудком без объективного соответствия, закономерность без закона, целесообразность без цели («Критика», § 22). IV В пределах краткой вводной статьи невозможна подробная характеристика эстетики Канта. Поэтому в дальнейшем я ограничусь лишь некоторыми краткими 47 пояснениями 11. Кант развивает не только учение о прекрасном, но и учение о возвышенном. Учение о возвышенном он также вводит в рамки суждения рефлектирующей способности суждения и различает при этом два вида возвышенного: математически возвышенное, когда удовольствие вызывается созерцанием безусловно великого предмета, и динамически возвышенное, когда природа рассматривается как сила, но не как сила, действующая на нас насильственно и сокрушающая наш дух. Это случай, когда человечество в нашем лице остается не униженным, хотя человек не может не преклониться перед мощью природы. Здесь возвышенное не в самой природе, а в нашей душе, и только в ней. В учении Канта о динамически возвышенном сказывается высокий гуманизм его философского мировоззрения, выявляется связь его эстетики с этикой. Человек, испытывающий чувство возвышенного, чувство собственного достоинства перед лицом могучих сил природы, готовых, как кажется, раздавить и уничтожить его своим безмерным могуществом, — не «червь земли», не человек «рабского сознания». Чувство собственного достоинства человека не только противостоит превосходящим его силам, но и одерживает победу над ними. Таков Фауст, бестрепетно разговаривающий с могучим духом, которого он вызвал силой своего знания. Такой человек — существо не только эстетическое, но и высоко этическое. Кант ясно сознавал связь эстетики возвышенного с высокой этической культурой. Он сам пояснял, что без развития нравственных идей то, что люди, подготовленные культурой, называют возвышенным, для необразованного человека представляется только отпугивающим («Критика», § 29). По Канту, эстетическое суждение о возвышенном в природе не только требует от человека культуры, но даже требует ее в гораздо большей степени, чем суждение о прекрасном. Однако источник чувства возвышенного в последнем счете даже не культура, 11 Подробнее см. В. Ф. Асмус, Немецкая эстетика XVIII века, стр. 148—258. 48 а задатки морального чувства в человеке. Это то самое сознание собственной нравственной самоценности, из которого Кант вывел в своей этике — в «Критике практического разума» — знаменитый принцип: человек как существо нравственное — самоцель и ни под каким предлогом, пусть даже самым возвышенным, не должен рассматриваться и не должен быть использован как орудие, как средство для достижения какой бы то ни было цели. Однако у Канта это высокое этическое понимание возвышенного остается совершенно созерцательным. Оно несет на себе яркую печать кантовского идеализма. Как бы ни поднимало человека нравственное сознание его превосходства над природой и над ее могущественными, угрожающими человеку силами, это сознание не выходит из плана чистого созерцания. Силам природы противопоставляется не материальная сила, основанная на знании, не бэконовская победа над природой, достигаемая через повиновение ей (natura parendo vicitur), а только внутреннее сознание нравственного достоинства человека. Но чувство возвышенного не только связано с нравственным самосознанием. Через эту связь оно соединяет человека с миром сверхчувственным. В «Критике чистого разума», в «Пролегоменах» идеалистическое понятие о сверхчувственном мире было отодвинуто на грань системы. И это вполне понятно. В этих трактатах объясняется возможность априорного теоретического знания в математике, в опытных науках и доказывается невозможность такого знания в «метафизике», в умозрительной философии, предмет которой — истинно сущее. Напротив, в «Критике практического разума» и в «Критике способности суждения» сверхчувственное выступает из глубины на первый план. Понятие о сверхчувственном мире — предпосылка этики Канта, его учения о нравственном законе, о свободе и о самоценности каждой человеческой личности. Понятие о сверхчувственном мире — предпосылка также и эстетики возвышенного у Канта. Чувство возвышенного прямо ведет нас, согласно Канту, к сознанию сверхчувственного. Неадекватность воображения, составляющая 49 негативное условие эстетического удовольствия от возвышенного, есть неадекватность его именно по отношению к практическим (моральным) идеям. Но источник этих идей — сверхчувственное. Именно этот ход мыслей сделал философию Канта исходной системой в развитии философии немецкого объективного идеализма. Это — то, что в философии Канта больше всего использовали и больше всего ценили Шеллинг и Гегель. Из своей характеристики возвышенного Кант вывел модальность суждения о возвышенном. Суждение это имеет свою основу в самой человеческой природе — в том, чего можно требовать от каждого человека, наделенного здравым рассудком и задатками морального чувства. Поэтому в суждение о возвышенном включается как его момент необходимость согласия с ним суждений о возвышенном всех других людей. В предполагаемой необходимости эстетического суждения Кант видит главный момент критики способности суждения. Именно необходимость отличает искомый в эстетическом суждении априорный принцип, и именно она отличает критику способности суждения от эмпирической психологии. Не будь этого принципа необходимости, эстетическое чувство осталось бы погребенным среди чувств удовольствия и неудовольствия и не могло бы быть выделено как специфическое. Посредством принципа необходимости Кант переносит способность суждения в область «трансцендентальной» философии, вводит в круг способностей, которые имеют в своей основе априорные принципы. В учении Канта о необходимости эстетического суждения есть еще один мотив, самим Кантом едва намеченный, но достойный внимания. По Канту, удовольствие от прекрасного и от возвышенного отличается от всех других эстетических оценок не только своей всеобщей сообщаемостью, но также и тем, что в силу всеобщей сообщаемости оно приобретает интерес для общества. Но на чем может основываться мыслимая необходимость эстетического суждения, т. е. его общезначимость для каждого субъекта? По Канту, она определяется вовсе не основанием доказательства. 50 Ни отрицание эстетического достоинства предмета (или произведения искусства), ни утверждение, что предмет обладает высоким достоинством, не могут быть доказаны. Никакое априорное доказательство не может обосновывать по определенным правилам суждение о красоте. Подлинное суждение вкуса всегда возникает как единичное суждение об отдельном, данном предмете. Но хотя такое суждение имеет только субъективную значимость, оно в то же время притязает на значимость для всех. Происходит это так, как если бы суждение вкуса было объективным суждением, которое покоится на основах познания. Именно эта загадочная на первый взгляд особенность суждения вкуса — сочетание в нем субъективности и единичности с притязанием на объективность и всеобщность — и должна быть объяснена в «Критике способности суждения», в разделе «Дедукция чистых эстетических суждений». Задача эта отличает идеалистическую эстетику Канта от всех идеалистических эстетик психологического и эмпирического типа и вводит ее как звено в систему его «критической» философии. В самом деле, задача «критики», как' ее сформулировал Кант уже в «Критике чистого разума», состоит в исследовании условий и самой возможности априорных синтетических суждений в науке и в философии. Но точно так же обстоит дело с дедукцией суждений вкуса в эстетике Канта. Суждения эти и синтетические, и притязающие на априорность. Как все синтетические суждения, они выходят за пределы понятия и даже за пределы созерцания предмета. Они присоединяют к предмету — в качестве его предиката — нечто такое, что уже не есть познание, а именно чувство удовольствия или неудовольствия. Но в то же время эти суждения — суждения вкуса — притязают и на априорность. Хотя предикат в них эмпиричен и есть предикат личного удовольствия, связанного с представлением о предмете, тем не менее в них речь идет об обязательном согласии с ними всякого другого. Поэтому они априорные суждения и их априорность дана в самом выражении их притязаний. В них a priori представлено не само удовольствие, 51 а общезначимость этого удовольствия («Критика», § 37). Суждение остается чисто эмпирическим, если я воспринимаю предмет с чувством удовольствия и так же сужу о нем. Но оно будет уже априорным, если я нахожу предмет прекрасным. В этом случае я от каждого могу требовать как чего-то необходимого, чтобы он испытывал от этого предмета то же самое удовольствие. Предположим, что мы отрешились от всякой «материи» — как чувственного ощущения, так и понятия. Тогда, утверждает Кант, способность суждения — по отношению к формальным правилам эстетической оценки — может быть направлена только на то субъективное, что можно предположить во всех людях. Это только субъективные условия применения способности суждения вообще. Они не определяются никаким особым видом чувственности и никаким особым понятием рассудка. В этом сказывается их формальный характер. При таком положении вещей соответствие между представлением о предмете и условиями способности суждения можно признавать как нечто a priori обязательное для каждого. Удовольствие, с каким человек, представляя себе предмет, ощущает свое состояние, должно, по Канту, у каждого покоиться на одинаковых условиях, так как условия эти — субъективные условия возможности познания вообще. Поэтому соотношение познавательных способностей, необходимое для эстетического вкуса, необходимо и для обыденного рассудка, какой следует предполагать у всех. На этих «общедемократических», если позволительно так выразиться, условиях эстетического восприятия и основывается, по Канту, не только притязание эстетического суждения на необходимую всеобщность, но и возможность действительной сообщаемости эстетического суждения. Эстетика Канта далека от эстетического индивидуализма (или солипсизма), за который ее иногда принимали. Она не имеет ничего общего с воззрением, по которому эстетически ценно только то, что нравится мне в моем личном восприятии или ощущении. В эстетике Канта главенствует понятие всеобщей сообщаемости 52 эстетического суждения. Об этом говорит само кантовское определение вкуса как способности суждения о том, что наше чувство в данном представлении делает сообщаемым всеобщим образом без посредства понятия («Критика», § 40). Свою характеристику эстетического суждения Кант развил в связи с «чистым» суждением вкуса, которое есть лишь «препарат» живого эстетического суждения. Однако Кант вовсе не думал, будто этот результат абстракции существует в реальном эстетическом опыте в виде «чистого» созерцания, лишенного интереса. В § 41 «Критики» он поясняет, что из тезиса «незаинтересованности» эстетического суждения вкуса еще отнюдь не следует, будто, раз оно дано как чистое эстетическое суждение, с ним нельзя соединять никакого интереса. Вкус способен соединяться либо со склонностью, либо с чем-нибудь интеллектуальным. В обоих случаях возникает удовольствие от существования предмета, и это удовольствие составляет основу для интереса к тому, что нравится уже само по себе и безотносительно к интересу. Так, непосредственное одобрение красоты в природе всегда бывает, по Канту, признаком доброй души и, кроме того, обнаруживает интеллектуальный интерес. В этом случае порождения природы нравятся не только по своей форме: нам нравится также и само существование этих порождений. Поэтому интерес к красоте природы состоит, согласно Канту, в некотором родстве с интересом моральным, а преимущество красоты природы перед красотой искусства — способность вызывать непосредственный интерес — вполне соответствует просвещенному и серьезному образу мыслей всех людей, культивировавших в себе нравственное чувство («Критика», § 42). V Эстетика Канта содержит в себе не только теорию прекрасного, но также и теорию искусства и художественной деятельности. Слабый и ограниченный личный художественный опыт не лишил Канта способности и в области эстетики проявить большую творческую 53 силу анализа. Кант как художественный критик не существует. Но Кант как эстетик — классическое явление в истории эстетической мысли. Согласно Канту, искусство — параллель вкуса. Как вкус — автономная способность, так и искусство — деятельность специфическая и несводимая к другим явлениям. Оно отличается и от природы, и от науки, и от ремесла, и от техники. Искусство — порождение через свободу, т. е. деятельность, в основе которой лежит акт разума. Поэтому правильно построенные пчелами восковые ячейки могут быть названы произведениями искусства только по аналогии с искусством: |
Похожие:
 |
Собрание сочинений в шести томах Члены редакционной коллегии: Т. А. Власова г. Л. Выгодская в. В. Давыдов а. Н. Леонтьев а. Р. Лурия а, В. Петровский |
|
Лев Николаевич Толстой Том Детство, Отрочество, Юность Серия: Собрание... «Собрание сочинений в двадцати двух томах»: Москва, Художественная литература, 1978-1985 |
|
Данное пособие поможет написать сочинения для школьников. В нем собраны... История государства Российского в баснях И. А. Крылова (тема 9 Отечественной войны 1812 г.) |
 |
Книги и статьи о педагогике, психологии. Труды известных педагогов.... Макаренко, А. С. Педагогические сочинения : в 8 т.: Т. 1 / А. С. Макаренко. М. Педагогика, 1983. 366 с ил |
|
Все сочинения по литературе за 7 класс В этой книге представлены варианты сочинений по литературе за 7 класс. Используя ее при подготовке к написанию сочинения, школьники... |
|
Критерии оценивания сочинения Сочинение оценивается по пяти критериям. Первый критерий (содержательный) является главным. Если при проверке сочинения по первому... |
|
О проведении городской контрольной работы по предмету «Литература» в форме сочинения «Литература», определения степени готовности учащихся 10-х классов общеобразовательных учреждений города Тулы к прохождению государственной... |
|
И учение св. Григория Богослова", "Мир Исаака Сирина", The Spiritual... Христос — Победитель ада", а также многочисленных статей в периодической печати. Составитель и редактор антологий "Отцы и учители... |
|
Хрестоматия по Шести йогам Наропы Перевод, составление и введение... М 90 Хрестоматия по Шести йогам Наропы. Перевод, составление и введение Гленна Муллина; пер с англ. В. Д. Ковалева. — М: Открытый... |
|
Положение о проведении сочинения по литературе для обучающихся 10-х... ... |