|
Скачать 2.03 Mb.
|
КНИГА III. Лесная I. Встреча с Шурпанакхой Была травою хижина покрыта, Какое счастье с братом жить и с Ситой. Делился притчею он с Лакшманом и с Ситой, Блистал, как месяц он – в соседстве с Читрой90 [90]. «Однажды ракшаси91 [91] себе искала дичи, - Так начинал прекрасный Рама притчу, - Прозвали Шурпанакхой, за уродство, Ей когти придавали с прялкой сходство… Предстал её очам, слуга ваш, Рама, Уродица ко мне, без церемоний – прямо… Бесстыжестью и безобразьем кичась, Сближалась вислобрюхая дрянь, нечисть. К царевичу мужчина-то не каждый Осмелится приблизиться однажды. Но Шурпанакха, страстью пламенея, Замыслила обнять меня за шею… «Эй, кто из охотников слышит? Где копья! Смотрите, на ракшаси – шкура, как есть антилопья!» Она же в ответ мне: «Уменьем владею, Свой облик менять, что под стать чародеям. Я страх навожу на лесные все чащи, А Равана92 [92] брат мне яркоблестящий. Другой брат - Кумбкахарна93 [93] беспробудный, А третий – Вибхиман благорассудный. Четвёртый с пятым – Душана и Кхара – Свирепая воинственная пара. Я превзошла их, нет ни в чём преграды, Могу по воздуху летать, коль надо. А Сита что? Скромна и неуклюжа… О Рама, стать мне должен мужем. Не то, смотри, ты не шути со мною, Поплатишься своею головою…» И ей, что набивалась так бесстыдно В супруги. Он ответил безобидно: «Жена уж есть. Я Ситою доволен. Ты ж не потерпишь Ситу в своём доме!94 [94] Красавице Супруг есть Превосходный, В лесу живёт он, брат мой благородный95 [95]». «Взгляни ты на меня: мы друг для друга, Ведь созданы. Счастливым стань супругом…» «Разумные твои я речи слышу, Но, ведь от брата сам я весь завишу! Прекрасная лицом ты и осанкой, Согласна ль быть слуге, женой служанкой? Расстанусь, верно, с Ситой вислобрюхой, Уродливой, сварливою старухой. В сравнении с тобой, такой румяной, С которой станет жизнь моя желанной…» Ракшаси была к шуткам - без понятья, Готова была ринуться в объятья, Но видит: Рама ей в лицо смеётся, И вот она в истерике уж бьётся… «Ты пренебрёг мной с Ситою старухой, Уродищей своею вислобрюхой. Так знай: я Ситу съем, лишь для утехи, Ты станешь моим мужем без помехи…» И в хижину она, травою крытой, Пугая обольстительную Ситу, Вбежала страхолюдная и злая, Когтястыми руками сотрясая. И бросилась ракшаси к Сите яро, В очах, как факелов пылала пара. И, насмерть перепуганная Сита, Была смертельным ужасом объята. Схватил за космы Шурпанакху Рама, Из хижину швырнул на землю прямо… «Смотри, мой брат, чуть не мертва с испуга, Родная Сита, милая подруга… «Шутить ли шутки с ведьмой кровожадной? Урок ей преподать хороший надо, - Лакшман сказал: «Мой брат, так будет лучше, - Мечом отсёк ракшаси нос и уши!..»» И, кровью захлебнувшись, убежала Ракшаси, как тигрица зарычала, Пасть хищную с клыками, разевая, Ревела, словно туча грозовая96 [96] II. Золотой олень Вот Маричи, подвластный повеленью, Вмиг превратился Золотым Оленем. Стал взад-вперёд ходить он у порога Лесной обители, снедаемый тревогой. То пробежит он меж дерев тенистых, Алмазами, блестя в рогах ветвистых, А шкурка вся переливалась златом, Копыта – изумрудами богаты. Блеск несказанный освещал поляну, Сверканьем и сияньем несказанным. И так гулял он негою повитый, Гулявшею он был замечен Ситой. Цветы срывала Сита в отдаленье, Красой была покорена Оленьей. И обратилась к Раме и к Лакшману: «Утехи лучшей я и не желала!» Олень поверг и Раму в изумленье, - Как будто звёзд полуночных скопленье. Рогами венчан он – сапфиры и алмазы; Блеск несказанный, весь дышал соблазном. Не стал он Ситу огорчать отказам; Признался Лакшману: «Не видывал ни разу, Олень буквально поразил мой разум, Подарком чудным Ситу я уважу…» Воитель, что блистал могучей статью, Взял меч с собой с златою рукоятью. Лук боевой взял и в колчане стрелы, Шёл за оленем златозарным следом. То пропадал он, то являлся снова, То дальше был, то ближе в блеске новом. Сиянием восторги пробуждая, И не было им ни конца, ни края! То застывал олень, к себе манящий, То убегал стремглав в лесную чащу; То, словно плыл по воздуху, сверкая, Над ним по кругу, явно с ним играя… Всё дальше увлекал в лесную чащу От хижины он Раму, весь искрящий. То прятался олень в траве прохладной, То в стаде, меж оленями сверкал он. Измучившись оленьим тем гоненьем, Решил стрелой покончить он с оленем. И вот, на тетиву стрелу вставляя, Пустил стрелу, как молнией блистая! Врага пробито сердце с блеском жгучим Стрелою-молнией воителем могучим. Взревел тут Марич от смертельной раны, Рассыпались все колдовские чары. Он вскрикнул лишь: «О Сита, о Лакшмана!» Но слышался в том крике голос Рамы. Встревожило то восклицанье Раму: «Не распознает Лакшман зов коварный…» В тревоге поспешил он возвратиться: «Как знать, от вскрика - с Ситой, что случится?» К несчастию, в Сите вызвал крик тревогу: «Лакшман, поспеши скорее на подмогу!..» Но помнил Лакшман пожеланье брата, - Не покидал, чтоб Ситу, помнил свято. Но Сита гневалась: «Зачем ты – равнодушный? Не брат ему, ты – хитрый, криводушный… Ты гибели, Лакшман, ему желаешь! Ко мне же, вожделеньем ты пылаешь! Так знай: без Рамы, мне не надо жизни…» И горьки ей самой те укоризны… И Лакшман молвил, усмирив гордыню: «Тебя я почитаю, как богиню! Хоть обо мне и судишь ты предвзято, Но имя твоё, как и прежде, свято. Услышит Рама голос твой напевный, К тебе вернувшись, он, к своей царевне?!» И горькими слезами заливаясь: «О Лакшмана!» - вскрикнула рыдая, - Без Рамы мне не жить, напьюсь я зелья, О камни разобьюсь, пойду в ущелье. Петлёю удавлюсь, в реке утопну, Иль на костёр взойду, с горя усохну…» И безутешной предалась печали, Хоть Ситу задушевно утешал он. На выручку пустился Раме вскоре, Оставив Ситу в безутешном горе… III. Похищение Ситы В обитель Ситы - Равана явился, Пришёл под видом брахмана святого. Без Месяца и Солнца – мрак сгустился, И Раван притаился у порога. Стал у порога Ситы, словно Раху97 [97], Листва не шелохнулась, как от страху, И ветер стих, как будто бы в испуге, - К чужой украдкой Раван шёл супруге. И вот услышал Ситы он рыданье, Была она – само очарованье. Под видом брахмана в шафрановой одежде, Питал на красноречие надежды. «Я бедный брахман, - начал Раван слово, - Помочь в несчастье всякому готов я. Тебе в красе нет в целом свете равной. Я, брахман – всем помощник благонравный. С той красотой, с которой ты блистаешь, Тебе в лесу скитаться не пристало. Такой тебе жених по жизни нужен, Чтоб лил дожди алмазов и жемчужин…» «Мне странно слышать речи от святого, Здесь о мирском богатстве, право слово…» « Я – Раван, царь всех демонов всевластный, Когда узнал о Сите, сладострастный, - Я перестал делить с женою ложе, Ты для меня на свете всех дороже, Ты будешь счастлива, что избрана ты мною, Расстанешься навеки с нищетою…» И Сита так на это отвечала: «Скажу тебе, Равану, для начала, - Как Бог питает этот мир дарами, - Я предана всецело только Раме! Спокойствие его сравню с горами; Бесстрашен он, я предана лишь Раме! Прекрасен он, как Солнце над мирами, Прославлен он, я предала лишь Раме! Как сень ветвей баньянов, с их шатрами, Готов укрыть он всех, - предана Раме! С повадкою шакальей, зря за львицей Бредёшь ты, лишь ко льву она стремиться. Зачем, злодей, творишь ты злодеянье? Я не твоя, тебе лишь – посмеянье. Преследуя меня, ты вместо рая, Ничтожество, сад ада выбираешь. Как Землю не снесёшь ты за плечами, Так колдовскими не прельстишь речами. Скорей в морскую брошусь я пучину, Чем на чужого я взгляну мужчину. В сравненье с Рамой, ты шакал презренный, Как чаша амриты98 [98] – с крупой ячменной…» Так Сита отвечала вору смело, Хоть, словно райское, она дрожала древо… «О дева Сита, всё дрожит в тревоге, Лик устрашительный боятся боги. И шум листвы весной цветущей пышно, При ветре не шумит, лепет не слышен. Град в океане именуют Ланкой, Как град небесный, для богов приманка. За золотой стеной – всё в изумрудах, Всегда весёлый град немноголюдный. Лишь демоны там жители столицы, Дворцов владельцы, чудо колесницы, Сады прохладны и фонтаны дивны, Плоды прекрасны в них и изобильны. Мы в наслаждениях там повседневно, В восторге будешь ты всегда, царевна! Поверь, что Рамы век уж прожит, И дней ничем он не премножит. Он неудачник и лишился царства, Теперь в скитаньях терпит он мытарства. Не вздумай, Сита, ты шутить со мною, Я уязвлённый был твоей красою! Раскаешься, как райская та дева99 [99], Ногой возлюбленного оттолкнула в гневе! Лишь взгляда устрашится Рама хилый… Тебя могу я, Сита, осчастливить…» «К чему хвальба, она так мало значит, Ведь, несмотря на все твои удачи, Спастись, меня похитив, не надейся, Умрёшь, хоть вдоволь амриты напейся!..» «О Рама!» – вдруг воскликнула царевна», Но без помех нёс Ситу в Ланку Раван; И члены Ситы, сквозь шелков убранства, Мерцали златом, озарив пространство. И пламенем златым от одеянья, Мрак Раваны объял пожар сиянья, Как молния сверкала в чёрной туче, К себе плотнее прижимал могучий. Цветочными усыпан лепестками Её мучитель; пышными венками, Была увита лотосами Сита, Казалось, что сама в венок повита… Владыка, на бедре своём колебля Главу её, как лотос с длинным стеблем, Цветок Небесный, к Равану прижатый, Поблек, как был от стебля он отъятый. «Не бойся, Сита, - ветви ей шептали, - Что птичек гнёзда ласково качали, - Нет чести в мире, видим мы воочию, Коль Ситу выкрал царь, летящих ночью100 [100]. Мохнатые подняли звери лица, Глядели, как летела колесница… «О Рама!» – Сита вскрикнула в печали; Зелёные же кони101 дальше мчали102 [102]. КНИГА IV. Кишкиндха I. На лотосном озере Пампа. Лазурных, белых лотосов и лилий, В воде зеркальной Рама созерцая, Но восторгался зрелищем красивым, О Сите, Рама без конца вздыхая. Взгляни, Лакшман, на славную долину, На озеро, где лотосы невинны, Окраской яркой радует нам взоры, Баньянов рощи, красочные горы. Хоть сердце и терзается утратой, Грусть множится ещё и грустью брата. Но всей красой цветов, небесной синью, Любуюсь я и предаюсь унынью. На Пампе восхитительные птицы, Стада приходят, чтоб воды напиться, Роятся ме6доносные здесь пчёлы, Цветы сплошным ковром устлали долы. Гудит, как опьянённый, рой пчелиный, Танцуют и трубят любовь павлины. Но птиц сладкоголосье в чудном хоре, На душу Раме навевает горе. В цветущей чаще щебет разнопёрых, В ветвях птиц сладкогласых томный шорох. «Но, брат, не мыслю жизни без любимой, Осталось кончить – песней лебединой!.. Пчела мёдолюбивая со страстью, К цветку прильнула, упиваясь сластью. С любовной мукой свыкнуться нетрудно, Когда бы ни цветы весны, так чудны… Что за веселье, от весны услада, Блаженство сердцу и приманка взгляду, Цветы легко уступчивы желанью, Вползанью пчёл - за сладостною данью. У озера такое слышно пенье Всхмелевших птиц, с чудесным опереньем. Но я с подругою моей в разлуке, Огня лишь добавляют в сердце звуки. Деревьев от цветов ветви нависли, Туманят ум, в разброд приводят мысли. Не в силах с Ситой вынести утрату… Один, Лакшман, вернись к Бхарату брату…» У Рамы слёзы брызнули потоком, Но Лакшман рассудил всё брату с толком: «О Рама, мы не знаем преткновения, - Вернём мы Ситу, лишь хватило б рвенья!.. Дух укрепим величьем, силой воли, Не будь в сетях любви - не будет боли…» И Рама согласился. Брат заметил: Отваги Рама полон, разум светел!..103 [103] КНИГА V. Прекрасная I. Прекрасная Ланка104 [104] Лишь Солнце скрылось за священной кручей, Сравнился с кошкой Хануман могучий. Во мраке ночи град блистал чудесно, Проник в столицу тихо, незаметно. Дворцы златые, площадей просторы, Свет изливался в оконных узорах. Дворцы до семиярусной громады, Свет изливали в окнах, как лампады. Плыл месяц средь созвездий в час урочный, Как лебедь по воде скользил молочной. И перепрыгнул он твердыни стену, Увидел город, весь, как лебедь белый. Увидел город, полный царской мощи, В садах цветущих, в густолистых рощах. Как облаков на небе очертанья, В сиянии Луны блистают зданья. На Ланку златовратную и храмы, Взирая, изумлён сподвижник Рамы: Все мостовые в дорогих каменьях, - Хрустальных, лазуритовых вкрапленьях. И слышен флейт звучаний музыкальных, И пенье птиц весёлых и печальных. И Ланка кажется небесным поселеньем, Парящая в ночи чудным виденьем. В столице Хануман радел о деле, Приблизив гибель лютого злодея. И шёл он царской улицею главной, В пьянящих запахах шёл достославный. Из окон смех и пенье, дух цветочный, Сливался здесь порою полуночной. Порой звучали сладостные трели, Как будто девы в поднебесье пели! Из окон аромат плыл благовоний, И слышалось плескание ладоней. Вот Хануман увидел, вдруг ораву, Ревущую: «Царю Равану - слава!..» И вот увидел он: толпы нагие, - С макушкой бритой, с кисточкой – другие. И третьи там брели иной породы, - Средь великанов, карлики-уроды! Красивы и безлики, странной статью, Наш гость дивился этой дикой рати: Они несли пращи, арканы, вилы, Довольно разнолики, грубой силы… И Хануман, в кустах душистых скрытый, Узрел дворец, весь тучками повитый; Там ржали жеребца и кобылицы, Впрягала их, крылатых – в колесницы. Очам богоугодной обезьяны, Предстал чертог, сияньем осиянный. Проник он во дворец, смеясь над стражей, Хранителей ревнивых храмов вражьих… |
|
Поиск на сайте Главная страница Литература Доклады Рефераты Курсовая работа Лекции |