Ч 39 Человек-Волк и. Зигмунд Фрейд
|
Скачать 4.8 Mb.
|
1905-1908Бессознательная печальЗиму 1905/06 г. я провел за границей. После того как я сдал вступительные экзамены в колледж, моя мать, сестра Анна и я отправились в Берлин. В этом путешествии нас сопровождали младшая сестра моей матери тетя Евгения и приятельница моей сестры - уже немолодая незамужняя женщина немецкого происхождения. Моя мать, Анна и ее приятельница всю зиму провели в санатории возле Берлина, я же использовал наше длительное пребывание за границей для того, чтобы осуществить два интересных путешествия. Осенью 1905 года я отправился в Италию, а затем в феврале посетил Париж и Лондон - уже в компании моего двоюродного брата Григория, который тем временем приехал из России и присоединился к нам в Берлине. В мае того же года я вернулся в Россию через Берлин, собираясь провести лето в нашем имении на юге России. Вскоре после этого моя мать и сестра и еще две дамы оставили Германию и поехали вначале в Милан, где последние пятнадцать лет жил мамин младший брат Василий, а затем в Ливорно, на Средиземное море. В июле я нанес визит семье моего дяди, старшего брата моей матери, имение которого находилось приблизительно в двадцати пяти милях от нашего. Там я был приятно удивлен, встретив молодую девушку, которая понравилась мне с первого взгляда. Она оказалась племянницей жены моего дяди и приехала из Польши, чтобы навестить свою тетю. Марта – так звали девушку - светловолосая, с голубыми глазами и розовыми щечками показалась мне очень хорошенькой и даже очаровательной, а так как я был сразу же покорен и ее веселым, общительным характером, то уже через два дня окончательно влюбился. Отношение Марты ко мне позволило мне понять, что моя привязанность не была односторонней, и она отвечает на мои чувства. Нашей тете сразу же удалось заметить мое увлечение, и было ясно, что она пытается развить наше взаимное чувство любыми путями. Я не знаю, к чему все это могло бы привести, если бы трагические события в моей семье не положили неожиданный конец моему роману. Мать оставалась в Италии еще какое-то время, Анна же со своей приятельницей вернулась в Россию в середине августа. Побыв недолго дома, Анна поехала на Кавказ в имение маминой старшей сестры Ксении. За те две недели, которые Анна провела в нашем имении, я не заметил в ее поведении ничего необычного. Однако мне показалось странным, когда она предложила мне сопровождать ее на Кавказ, хотя и знала, что я поступил в Юридическую школу при Одесском университете, где как раз должны были начаться занятия. Когда я напомнил об этом Анне, она не наслаивала, но просила меня пообещать ей, что после ее отъезда я обязательно буду писать ей раз в неделю. Это тоже показалось мне несколько странным, но я не придал ее просьбе никакого особого значения. В последний раз я видел Анну на пароходе, увозившем ее вместе с подругой в Новороссийск, на Северный Кавказ. В этот раз мы прощались с ней с особенной теплотой. Когда пароход выходил из гавани, Анна стояла на корме и махала мне до тех пор, пока я не потерял ее из виду. Я стоял еще некоторое время, наблюдая за тем, как пароход выходит из гавани и отправляется в открытое море. Ровно через неделю после отъезда Анны, я, как и обещал, написал ей письмо. Через две или три недели нам сообщили о том, что Анна тяжело больна, а вскоре после этого пришло сообщение о ее смерти. Позже мы узнали, что моя сестра приняла яд. Затем в течение двух дней она страдала от жесточайших болей, но так и не рассказала никому о том, что она сделала. Лишь когда боль стала совсем невыносимой, она попросила позвать доктора. Когда он приехал, она показала ему маленький пузырек со ртутью, на котором с внешней стороны была предостерегающая надпись. По-видимому, этот пузырек Анна привезла из лаборатории, которую организовала дома с целью изучения естественных наук. Теперь, после попытки самоубийства, Анна уже хотела жить. Бывают, очевидно, случаи, когда вы лицом к лицу сталкиваетесь со смертью и лишь после этого к вам возвращается интерес к жизни и желание жить. Вначале все выглядело так, как будто бы докторам удается спасти Анну, и ей даже сказали, что она вне опасности. Однако через две недели развилась сердечная недостаточность, которая и привела ее к смерти. Моя сестра была похоронена в нашей фамильной гробнице на так называемом Старом кладбище в Одессе. Поскольку моя мать в это время все еще находилась за границей, а отец хотел передать ей трагическую новость о смерти Анны с личным посыльным — что стало возможным лишь после похорон — единственными из присутствующих членов нашего узкого семейного круга были мой отец и я. Когда мы оба приехали в гавань, чтобы принять гроб с останками Анны и препроводить их с судна на Старое кладбище, многие из наших знакомых были уже здесь. В доке собралась также и достаточно большая толпа любопытствующих зрителей. Казалось, что все мои мысли и чувства были парализованы. Все, что проходило перед моими глазами, воспринималось мной как нечто нереальное; все это напоминало дурной сон. Старое кладбище находилось на противоположном конце города. По традициям православной церкви священники, сопровождающие похоронную процессию, останавливаются для произнесения нескончаемых молитв при каждом изменении направления,- другими словами, всякий раз, когда процессия поворачивает на другую улицу. Поэтому кортежу понадобилось несколько часов для того, чтобы дойти до кладбища. Когда гроб начали опускать в могилу, солнце, находившееся уже низко над горизонтом, начало заходить, и его последние лучи проникали сквозь листву и омывали блестящий металлический фоб. В детстве нам говорили,"что Анне следовало бы родиться не девочкой, а мальчиком. Она обладала огромной силой воли и целеустремленностью, ей всегда удавалось избежать влияния ее гувернанток. В Анне, когда она повзрослела, стали проявляться и женские черты. Скорее всего, она просто не знала, что ей с ними делать, и они превратились в патологический комплекс неполноценности. Она,' преклонялась перед классическим идеалом красоты, которому себя противопоставляла. Ей казалось, что в ней совершенно нет женского очарования (что на самом деле не соответствовало действительности), и если бы кто-то решился на ней жениться, то сделал бы это лишь из-за ее денег, поскольку сама она чувствовала, что совершенно лишена привлекательности. Можно сказать, что трагедия Анны, несмотря на ее интеллектуальные способности, состояла в том, что она пыталась подавить в себе женское начало и потерпела в этом поражение. Конечно же, я имею в виду не сознательные действия, а процессы, полностью сокрытые от ее сознания. Мой отец очень гордился Анной и нежно ее любил. Он, несомненно, выполнил бы любое ее желание, стоило ей только об этом сказать. Ее самоубийство доказало, что от него она была отчуждена не меньше, чем от других людей, и он наконец это почувствовал. Потеря дочери была для него очень болезненной, но я не мог избавиться от ощущения того, что в не меньшей степени его обидел и расстроил сам ее поступок. Теперь, после смерти Анны, мой отец, который прежде едва ли меня замечал,— по крайней мере, так мне казалось — радикальна изменил свое отношение. Он стал горячо интересоваться всем, чем я занимался или что намеревался сделать, и во всем стремился стать моим советчиком и защитником. Было совершенно очевидно, что свои чувства к Анне он перенес теперь на меня и что я ему глубоко небезразличен. Раньше я страстно мечтав о том, чтобы мой отец смог меня понять. Но теперь это изменение в нем, которое, конечно, очень помогло ему в его горе в связи со смертью Анны, оставило меня совершенно безучастным и даже повергло в еще более глубокую депрессию — вероятно, потому, что прежде он предпочитал мне Анну. Реакция моей матери на это трагическое событие была совершенно иного рода. Она организовывала бесконечные мессы и каждый день приходила на кладбище, по многу часов проводя у могилы Анны. Хорошо известно, что после смерти близкого родственника каждый испытывает всевозможные угрызения совести, которые еще более усиливаются, если близкий человек покончил жизнь самоубийством. Это происходило и с моей матерью. Ее самоистязание отразилось и на отношении ко мне, и я не мог не чувствовать, что после смерти Анны она стала относиться ко мне намного холоднее, чем когда бы то ни было прежде, и даже пыталась меня избегать. Раньше я чувствовал, что всегда был ближе матери, чем Анна. После смерти Анны, с которой нас связывали очень глубокие, личные отношения и которую я всегда считал моим единственным другом, я впал в состояние глубочайшей депрессии. Психическая агония, которой я был теперь подвержен, по своей интенсивности могла бы сравниться с физической болью. В таком состояний я потерял интерес абсолютно ко всему. Все вызывало у меня отвращение, в моей голове постоянно присутствовала мысль о самоубийстве, которую, однако, у меня не хватало смелости осуществить. Я пытался бороться с этим состоянием и время от времени заставлял себя посещать лекции в университете, но едва ли воспринимал то, что мне говорили. Мои контакты с другими людьми были сведены к минимуму. Несколько раз в неделю я прогуливайся по городу со своим бывшим школьным другом, жившим по соседству и изучавшим медицину. Иногда я встречался также с некой Н., сравнительно недавней своей знакомой. Но настоящей дружбы между нами так и не получилось. К тому же, находясь в состоянии постоянной депрессии, я был к этому просто неспособен. С приближением весны я начал чувствовать большое внутреннее возбуждение, мое сознание все время против чего-то протестовало. Всю зиму мое психическое состояние было настолько разбалансированным, что это просто не могло больше продолжаться. Необходимо было что-то делать. Я сказал себе, что если у меня не хватает смелости совершить самоубийство, единственное, что мне остается сделать,- это путем невероятных усилий преодолеть свои страдания и попытаться найти в себе мужество жить дальше После смерти Анны я впал в состояние такой меланхолии, что жизнь для меня казалась полностью лишенной смысла и цели, и ничто в мире не заслуживало того, чтобы за него бороться. В таком состоянии человек едва ли способен почувствовать к чему-либо интерес. В то же время в поисках выхода я попытался проецировать свое внутреннее состояние во внешний мир, ища причины неудач в университете и, в частности, в выборе специальности. Соответственно, первым действием, на которое я решился, была смена факультета, когда из Юридической школы я перевелся на отделение философии или, как его называют в России, факультет естественных наук. Я уверен, что за этим решением скрывалась, как считал затем и профессор Фрейд, подсознательная идентификация с Анной, которая страстно увлекалась естественными науками до тех пор, пока, за один или два года до самоубийства, не потеряла интерес и к этому предмету Мне кажется, однако, что в этой связи существовал и другой определяющий фактор - встреча с Б., профессором и директором одесской обсерватории (хотя в то время я не придал этой встрече особого значения) Когда впервые за много лет я случайно наткнулся на Б в городе, он спросил у меня, какой факультет я выбрал И когда я ответил, что выбрал право, он посмотрел на меня так, как будто бы его чем-то очень поразили, и неодобрительно сказал: «Я действительно разочарован Я этого не ожидал Я думал, это будет математика или, по крайней мере, естественные науки» До нашего поступления в высшую школу Б. преподавал нам с Анной математику на дому Меня всегда привлекала его спокойная и глубокомысленная манера поведения, и мне он очень нравился, что было, вероятно, одной из причин моего особенного продвижения по его предмету- Несколько раз по вечерам Б. брат меня и Анну в обсерваторию, где сквозь телескоп мы могли смотреть на ночное небо, на звезды и луну. Б, всегда оставался чрезвычайно доволен моими успехами по математике (чего нельзя было сказать об М., нашем учителе русского языка, который всегда сверх меры хвалил Анну и, хотя в общем-то находил мои знания довольно сносными, приходил в отчаяние от моих ошибок в произношении и в диктантах). Я припоминаю, как однажды отец зашел на урок математики и поинтересовался у Б. нашими успехами. Оценка Б., данная моей сестре, была скорее удовлетворительной, мои же способности к математике он особенно подчеркнул. Отец заметил, что, вероятно, в этом я пошел в его старшего брата - дядю Пиню, который проявлял к математике особый интерес и получил по этому предмету ученую степень. В результате всего этого мой отец решил, что техническая высшая школа подходит мне больше, чем гуманитарная гимназия, и было решено, что я должен поступать в высшую техническую школу. И лишь в последнюю минуту, за несколько месяцев до вступительных экзаменов перед вторым годом обучения в средней школе6, планы изменились, поскольку отец в конце концов решил, что гимназия все же обладает преимуществом, так как лишь выпускники гимназии могут затем учиться в университете. Срочно был нанят преподаватель латыни, которому предстояло к весне подготовить меня к вступительным экзаменам во второй класс гуманитарной гимназии. Эти экзамены я сдал без труда, а по математике получил «отлично». Помимо этой гимназии, куда я сдавал вступительные экзамены, позже я поступил в другую, которую и закончил. По случайности, учитель математики Л. в гимназии, которую я посещал, оказался другом детства и студенческим товарищем моего дяди Пини. Л., огромный и внушительный, с большими, выпуклыми проницательными глазами, с бородкой в стиле Наполеона 111, был заметной и внушающей благоговение фигурой. Его поведение в классе было всегда корректным, сдержанным и невозмутимым, а взаимоотношения со студентами — строго деловыми и всегда сводились лишь к предмету обучения. За исключением Л., все другие преподаватели имели прозвища, но я не могу припомнить, чтобы даже самый нахальный мальчишка — а таких было достаточно в младших классах — позволил себе высмеивать Л. или рассказывать о нем, как о других преподавателях, что-то смешное. Поскольку благодаря моему «математическому» дяде между Л. и отцом существовала особая связь, я относился к Л. с особым почтением. Как следствие того внушающего страх и парализующего воздействия, которое он на меня оказывал, моя первая письменная работа была совершенным провалом. Все яблоки, грецкие орехи и все остальное, о чем там шла речь, настолько смешались в моей голове, что я чувствовал себя в полном тупике и даже не смог закончить начатые мною расчеты, хотя у Б. я легко справлялся с аналогичными и даже с более сложными задачами. Конечно, моя работа получила оценку «неудовлетворительно». Имея «очень хорошо» по всем остальным предметам и никогда не поднимаясь выше «удовлетворительно» по математике, я чрезвычайно мучался и страдал, что еще более усугублялось тем, что я считал себя прекрасным математиком. Только в пятом классе гимназии7 это пятно исчезло наконец из моего школьного свидетельства, и отныне у меня было «очень хорошо» уже по всем предметам, включая математику; это продолжалось вплоть до вступительных экзаменов в колледж, которые я сдал с отличием. Таким образом, случайная встреча с Б. и его неодобрительное замечание скорее всего актуализировали в моем подсознании неудачу с Л. и привели не только к изменению профиля учебы, не также и к моим более поздним сомнениям на этот счет. Однако в то время я не имел об этих мотивах никакого четкого представления Приблизительно в то же время, как я решил изменить свою биографию (что случилось в начале апреля 1907 года), меня осенила идея о том, что путешествие на Кавказ, знаменитый красотой своих пейзажей и прославленный Лермонтовым, лучше, чем что-либо иное, сможет рассеять мои мрачные мысли и улучшить эмоциональное состояние. Безусловно, я должен был обсудить эти планы с моим отцом, так как, кроме всего прочего, я в то время не располагал средствами, необходимыми для такого путешествия. Он ничего не имел против моих планов, за исключением того, что ему была не по душе сама идея столь далекого путешествия, особенно после фатального финала, которым закончилось последнее путешествие моей сестры. Он предложил, чтобы меня сопровождал г-н В. - один из наших знакомых. В был немолодым джентльменом французского происхождения, на что указывала его фамилия. Очень худощавый, со впалыми щеками, с выпирающим на тощей шее кадыком, он всегда напоминал мне «рыцаря печального образа» Сервантеса. В то же время впечатление это было обманчивым. В действительности В. отличался веселым характером и умел наслаждаться жизнью Он был женат и имел сына и трех дочерей. Сын эмигрировав в Соединенные Штаты — что было редкостью для России тех времен — и зарабатывал там на жизнь, рисуя декорации в театре и не пренебрегая, чисто на американский манер, никакими случайными заработками. Этот дух авантюризма сын, очевидно, заимствовал у своего отца, весьма предприимчивого человека, который нередко рассказывал нам о своих значительных коммерческих проектах — таких, например, как основание под его контролем целой корпорации. Несмотря на его успехи в прошлом, финансовое положение В. было довольно скромным. В то же время, когда-то на всякий случай он скопил достаточно денег для того, чтобы обеспечить себе, не занимаясь при этом никаким видом деятельности, более или менее приличное существование; он наслаждался этой ситуацией сполна. В течение нескольких лет В. вместе со своими дочерьми каждое лето проводил в нашем имении. По неизвестным нам причинам, с ними никогда не было его жены. Подобные посещения имели свою предысторию. Летом в южной России всегда случаются засухи, и любой сильный ливень воспринимается крестьянами как нечто вроде подарка с небес. У В. возникла идея справиться с этим злом, прорыв артезианские скважины. Благодаря свойственной ему силе убеждения, он легко уговорил мою мать, которой принадлежало имение, что. будучи экспертом в этой области, он-то как раз и является самым подходящим человеком для проведения исследовательских работ. Поскольку эти исследования должны были занять значительное время, мать посчитала уместным предложить В. провести лето в нашем имении. Прошло два месяца после того, как В. вместе во своими дочерьми приехал в наше имение, однако не было заметно и следа исследовательских работ Однажды я встретил его на пути к колодцу с мотком веревки в руках. - Что вы делаете? - спросил я его. - Я хочу начать измерения, — неопределенно ответил он, глядя на меня в замешательстве Это был первый и последний раз, когда В. видели где-либо вблизи колодца; никто никогда более не слышал он него даже упоминания об артезианских скважинах. Как только моя мать поняла, что ирригационные планы В. нельзя принимать всерьез, идея артезианских колодцев была погребена без всяких церемоний. Однако летние посещения нашего имения В. и его дочерьми уже стали традицией. Предложение сопровождать меня на Кавказ В. воспринял с огромным энтузиазмом, тем более, что возле Батуми, на юге Кавказа, у него был небольшой кусочек земли, который он называл! «Зеленым мысом». Он просто бредил этой частичкой собственности, описывая ее так, как будто это был paradise ierrestro*. Поскольку мы планировали, что Батуми будет конечным пунктом нашего путешествия, у В. теперь появилась возможность бесплатно навестить свой обожаемый «Зеленый мыс». Перед началом нашего путешествия В. взял с меня обещание, что я куплю себе тропический шлем от солнца, поскольку в противном случае он просто не сможет сопровождать меня на Кавказ, о чем он серьезно и торжественно мне заявил. Прежде я никогда раньше не слышал о том, что этот вид снаряжения настолько необходим в поездках на Кавказ. Однако, в связи с тем, что В. уделял этому обстоятельству слишком большое внимание, а удовлетворить его просьбу было так просто, я согласился. В добавок к тропическому шлему, сам он взял с собой манилу, огромную соломенную шляпу, которую, если исходить из ее названия, скорее всего, носят на Филиппинах. Завершив все эти приготовления, мы сели на корабль, следовавший до Новороссийска. Из Новороссийска мы поездом отправились в Кисловодск, который был тогда фешенебельным курортом с минеральными водами, известным своими кислотно-щелочными ваннами. Оттуда окружным путем на лошадях и волах мы поехали в Бермамут — высокогорное место, с которого открывался прекрасный вид на Эльбрус, самую высокую гору Кавказа. Выехав ранним утром, мы прибыли в Бермамут ближе к вечеру, проделав путешествие под безоблачным, ясным небом. Там мы обнаружили маленькую заброшенную горную хижину, в которой стояло лишь несколько деревянных скамеек. Эта хижина прилепилась на краю огромной, как будто бы бездонной пропасти. Напротив нас, возвышаясь в небе подобно гигантской сахарной голове, стоял таинственный Эльбрус, и мы могли восхищаться всей его величественностью и великолепием. Долина, отделявшая нас от Эльбруса, простиралась в бесконечную даль, и по обеим ее сторонам можно было увидеть то возвышающиеся, покрытые снегом пики, то крутые скалистые утесы, с глубокими ущельями между ними. Несмотря на всю необычайность увиденного нами, мое депрессивное состояние мешано мне получить от этого подлинное удовольствие или почувствовать некий эмоциональный подъем. |
Похожие:
 |
Мемуары «человека-волка» «Человек-волк» «Человек-волк», знаменитый пациент (1910—1914) Зигмунда Фрейда, прожил до преклонных лет в Вене. Воспоминания о своем детстве в царской... |
|
Зигмунд Фрейд Толкование сновидений Я целовал ее. Храню молчанье о прочем, как поклялся ей. И мать покойная моя была при этом |
|
Зигмунд Фрейд Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии Охотно признаю, что ближайшим поводом к моей собственной работе послужили эти оба источника |
 |
Образовательная система «Школа 2100» И. Крылов. Басни: («Лисица и виноград», «Квартет», «Ворона и лисица», «Мартышка и очки», «Кот и повар», «Кукушка и петух», «Волк... |
|
Анна Фрейд Детский психоанализ Е. Строганова Е. Журавлева Ю. Климов С. Малчкова С. Игнатова, Л. Васильева М. Аввакумов |
|
Магические слова. К. Бессер-Зигмунд В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Евангелие от Иоанна, 1: 1) |
|
«Человек среди учений. Человек среди религий»: Шандал; С. П; 2003 isbn 5-94861-011-x Множество философских и религиозных учений окружает человека. Каждое из них утверждает свою исключительную правоту и отвергает любые... |
|
Список литературы на лето для 4 класса Русские народные сказки: «Морозко», «Финист – ясный сокол», «Иван – царевич и серый волк» и т д |
|
Литература к лекциям по смеховой культуре История вопроса: анализ смеха как явления в 20 веке (Фрейд, Бергсон,международные конференции по смеховой культуре) |
|
Список рекомендуемой литературы для летнего чтения во 2 классе «Царевна Несмеяна», «Летучий корабль», «Марья Моревна», «Иван-царевич и серый волк», «Финист – Ясный сокол» |