План: Динамика структуры “свободного романа” “Время в романе: метаморфозы его календаря”
|
Скачать 0.65 Mb.
|
|
ПУШКИН - Я СЛУЖУ ПО РОССИИ ( часть вторая) План: 1. Динамика структуры “свободного романа” - “Время в романе: метаморфозы его календаря”; - “Зеркально-кольцевая композиция романа”; - “Типология героев романа; 2.Пушкин и Андрей Муравьев 3. Пушкин как эколог в “романе в стихах” - Экология Природы; - Экология Социума; - Экология Культуры и Человека; - Экология Духа 4. Приметы и “странные сближение” в жизни поэта 5. Поэтический венок Пушкину ВСТУПЛЕНИЕ В первой части посвященного Пушкину исследования удалось высказать некоторые идеи, касающиеся общего восприятия творчества великого поэта. Вместе с тем, его творчество есть “бездонная бочка, из коей сколько не черпай, все мало”. Прежде всего волнует нас главный труд поэта - роман “Евгений Онегин”, с нашей точки зрения, не нашедший еще достойной и адекватной замыслу поэта трактовки. Вместе с тем, мы согласны с мнением М. М. Бахтина, что любое сочинение можно трактовать и глубже, чем задумал сам автор, хотя, верней всего, критику для успеха подобного мероприятия надо быть автору конгениальным. Не льстя себя надеждой о наличии подобного потенциала, мы приступаем к нашему разбору по одной только слабой причине - из-за любви к поэту и желания поделиться с читателем некоторыми своими наблюдениями за “мыслями великого человека“. Вторая часть этого сочинения достаточно пестра. Тут и мысли по поводу “Евгения Онегина”, рассказы из жизни Пушкина, а также размышления о роли мистики в жизни поэта, в частности, анализ темы “примет”, “случаев” и “странных сближений”, которых было изрядное количество в его жизни, кроме уже указанных в первой части. В заключение мы рискнем предложить читателю наши слабые поэтические пьесы, свой “поэтический венок” Пушкину, навеяный, как его творчеством, так и биографией великого человека. Глава Первая “Динамика структуры “свободного романа” 1. Время в романе: метаморфозы его календаря. А.Рассчитано ли время романа по календарю? Анализ художественного времени романа традиционно проводится, опираясь на пушкинское замечание в комментариях:”Смею Вас уверить, что время в нашем романе рассчитано по календарю”. Небольшую долю скепсиса по этому поводу первым внес Ю.М.Лотман, считая, что “это утверждение толкуется иногда излишне прямолинейно: любые реалии, входя в текст романа, получают значение художественных деталей.” (Комментарий, стр.258) Нам представляется, что “расчет времени по календарю” - очередная игра Пушкина с читателем, прямо в духе общего иронического настроя всей первой главы. Доверять автору в этом контексте надо очень осторожно. Прежде всего попытаемся освободиться от налета “календарной точности”, введенной многочисленными комментариями к роману. Тот же Ю.М.Лотман внес и свою долю мифологизации календаря “Евгения Онегина”. Вот его вариант: 1. 1812 - 1820 - пребывание Евгения в СПБ. 2. 1820-1822 - жизнь героя в деревне. 3. 1823 - встреча с Пушкиным в Одессе. 4. 1824 (осень) - возвращение Евгения в СПБ. 5. 1825 (весна) - отповедь Татьяны Евгению в финале романа. Подобный же календарь ( с небольшими нюансами отклонений) предложен и другими комментаторами, в частности С.М.Бонди и Н.Л.Бродским. Все они всерьез отнеслись к утверждению Пушкина о “рассчитанности времени по календарю”. Но это противоречит общему ироническому тону первой главы романа, а в конечном итоге всему художественному строю “романа в стихах”. Его документализм во многом пропущен Пушкиным через призму иронического, чаще лирического, отношения к повествованию. Авторское сознание, слепком которого является роман, не фиксируется в железо-бетонных датах, ибо живо и развивается. Поэтому и подлинное художественное время романа “пульсирует” между несколькими календарями: собственно пушкинским, календарем комментаторов и нашим вариантом, который мы извлекли из некоторых деталей романа, оставленных без внимания прежними пушкинистами. Позднее мы попытаемся подробнее обосновать эту мысль. “Пульсация” художественного времени романа подкреплена “дыханием” его художественного пространства, которое также не фиксируется в жестких рамках , а свободно течет между “пространством вымысла” и пространством реальности, где действуют реальные, а не выдуманные персонажи: сам Пушкин, Каверин, Вяземский, Лалла Рук (жена Николая Первого) и другие. Пульсирует, как ни странно, и сам образ автора, являющийся одновременно и частью сюжета (как приятель Онегина) и элементом композиции (как субъект “лирических отступлений”). В рамки “пульсации” укладываются отношения автора со своими героями (“Так и быть, с Татьяной нам не ворожить” - см. по этому поводу обстоятельный комментарий Ю.М.Лотмана (Цит.соч., стр268). Татьяна у Пушкина может выкинуть нечто, удивительное для самого автора.. Так же может поступить и Евгений. Явное предпочтение художественной динамики классической статике стиля есть характерная черта не одного “Евгения Онегина”, а всего творчества поэта, как нам это убедительно раскрыл В.Непомнящий, анализируя отрывок “Осень” (См. его книгу“Поэзия и судьба”, стр.390-447) Вернемся к “пульсациям времени в романе”. Они могут быть показаны на многочисленных примерах. Мы остановимся лишь на тех, которые ставят под сомнение точность предыдущих комментаторов. В частности, (этого не скрывает даже Ю.М. Лотман) вся восьмая глава романа написана так, что постоянно отсылает нас к реалиям Петербурга 1826-1827 годов. Об этом свидетельствует появление на бале в качестве императрицы Лаллы Рук, хотя Ю.Лотман и пытается опровергнуть эту датировку, на наш взгляд, не совсем убедительно. Но трудно опровергнуть разговоры о “вензеле, двум сестрицам данном”, которые могли быть только в николаевскую эпоху. Из комментария Ю.Лотмана ясно, что там главными героями были сам Николай и Бенкендорф. (Цит.соч., чтр 356-58). Испанский посол, с которым говорила Татьяна “в малиновом берете”, как меланхолически замечает Ю.Лотман, также появился в СПБ после 1825 года (Цит.соч., стр355), что делает не правдоподобной собственную лотмановскую датировку действия этой главы 1824 годом. Если на основании этих деталей считать, что действие 8-й главы проходит в 1827 году, а вычтя из этой даты два года, в течение которых Онегин путешествует и не знает, что его кузен князь женился на Татьяне, мы получаем 1825 год как время действия 6-й главы. У всех наших комментаторов 6-я глава датировалась 1821 годом, мы выставляем 1825 год, а у самого Пушкина - 1823 год! Это легко доказать, посчитав по вечному календарю, когда Татьянин день выпадал в ту эпоху на субботу. Получается 1823 год... Вот вам и “время, рассчитанное по календарю!” Пушкин играет с читателем в поддавки, а мы и не замечаем этого. Точнее мы не разглядели ироническую стихию романа, и рассуждаем в духе фальшивой формулы Белинского, что роман - “энциклопедия русской жизни”. Он - прежде лирический дневник Пушкина, а потом уже «энциклопедия». Метафора “великого критика”, на наш взгляд, далека от подлинного духа романа. “Энциклопедией русского духа”( ибо сам автор -наиболее полный его представитель) роман, вне сомнения, является, но многие детали николаевской эпохи из него по разным соображениям, в том числе и цензурным, выпали. К примеру, если действие 8-й главы проходит в последекабристскую эпоху, то чего стоит желание многих комментаторов (кроме Ю.Лотмана) сделать Онегина в будущем декабристом? А ничего! Да и где сам “бунт декабристов”? Уж если он и присутствет в романе , то, то только в поведении Татьяны, верной своему долгу так же, как жены декабристов, которые , не обязательно из-за того, что были влюблены в своих мужей, поехали за ними в Сибирь. Б. Наш вариант “календаря “Евгения Онегина” Бесспорная привязка к реальному календарю есть в романе только одна ( по крайней мере - в окончательном тексте романа) - это 1823 год, когда Онегин через три года после Пушкина попадает в Крым. Пушкин был там в 1820 году. Однако и эту ссылку мы хотели бы подвергнуть сомнению, ибо, на наш взгляд, она не столь уж точна, как кажется большинству комментаторов. Давайте рассмотрим строфу, содержащую это указание, не только в синтагматическом смысловом плане (то есть, в рамках только смысла данной строфы), но и в парадигматическом плане - с учетом смысла окружающих строф. “Спустя три года вслед за мной, Скитаясь в той же стороне, Онегин вспомнил обо мне. -”-”-”-”- Я жил тогда в Одессе пыльной...” Зададимся вопросом, к чему относится это “тогда”? Возможно, не только к самому факту пребывания Пушкина в Одессе, но и к предыдущей строфе? Тогда получается, что есть резон прибавить три года не ко времени пребывания поэта в Крыму, а ко времени пребывания его в Одессе, следовательно, Онегин попадает в Одессу в 1826 году, откуда он и направляется в СПБ. Мы зараннее не учитываем отброшенную Пушкиным в окончательном тексте романа строчку черновика, где Пушкин встречается с Онегиным в Одессе в 1823 году. Раз поэт отбросил эти строки, значит, решил и время в романе изменить. В любом случае этот поворот в датировках соответствует общей пульсации времени в романе. Обратимся еще к некоторым датировкам, отмеченным Ю. Лотманом как ошибки поэта против реального “календаря”. Но, может быть, на сей раз ошибался сам Ю. Лотман? Например, начало 5-й главы: “Снег выпал только в январе, На третье в ночь”. В своем комментарии Ю.Лотман отмечает, что реальная погода в 1821 году ( как он датирует время этой главы) не соответствовала описанию Пушкина. Нам кажется, что такая точная характеристика снегопада: “на третье в ночь” - свидетельствует лишь о том, что Пушкин взял эту деталь из реальности, ибо вряд ли такое можно придумать. Действие в романе происходит скорей всего в псковской губернии. Пушкин вымарал из окончательного текста романа все детали, касающиеся этой характеристики места действия, но одну оставил:“семь суток ехали оне”, а въехали в Москву через Тверскую заставу. От Москвы до Пскова около 350 верст. Ю.Лотман указывает (Цит.соч., стр., 108), что, двигаясь “на почтовых” путешественники делали примерно 100 верст в сутки, а “на своих” - в два раза медленнее, следовательно, 50 верст. Разделите эту скорость на общий путь, и вы получите искомые семь суток. Пушкин был в Михайловском зимой 1825 и 1826 годов, более того писать эту пятую главу он начал 4 января 1826 года. Не о погоде ли тех дней говорит он? По нашему календарю действие пятой главы протекает в 1825 году, а, может быть, именно в этом году и была в Михайловском такая погода? Будь она таковой в 1825 или 1826 годах, сути “дыхания времени” в романе это не меняет. Но никак уж не подтверждает датировки этой главы 1821 годом. Вместе с тем наша датировка укрепляет интерпретацию времени 8-й главы: 1827-м годом. Онегин путешествует с 1825 по 1827 годы и попадает в Петербург осенью 1827 года В это время и разговоры про “вензель, двум сестрицам данный”, возможны, и беседа Татьяны с испанским послом вполне вероятна, и появление Лаллы Рук в качестве императрицы на бале очень обоснованно. Кроме того такая датировка приводит нас к неожиданному выводу, что Онегин - одногодок Пушкина! Действительно в год оставления деревни герою было 26 лет, что вытекает из следующей строфы: “Онегин,( вновь займусь я им), Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До 26 годов...” Как мы посчитали, это 1825 год, следовательно, Онегин родился в 1799 году, вместе с Пушкиным. Образ автора приобретает в “дыхании ликов романа” третью ипостась: наряду с реальным автором, автором-другом героя, он оказывается еще и его “alter ego”. Такая концепция работает не на снижение образа героя, как его привыкли трактовать ранее, напротив - на его “возвышение”, как пытаемся сегодня возвеличить героя в этой работе мы. Тут далеко не случайное совпадение! У Пушкина ничего случайного в романе нет, художественные детали романа в действительности “рассчитаны по календарю”, Прежде всего такая интерпретация соответствует общей стилистике романа, где “дышит почва и судьба”, как сказал Борис Пастернак, правда, по другому поводу. Позднее мы приведем некоторые другие характеристики силы динамического настроя романа. Но продолжим пересмотр традиционных датировок. На основе следующей строфы: “Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны, Но скоро были мы судьбою На долгий срок разведены...” комментаторы делают, на наш взгляд, неадекватный вывод, что что Онегин уезжает из СПБ в 1820 году, вслед за Пушкиным. Логически рассуждая, они все равно “разведены на долгий срок”, раз уехал хотя бы один Пушкин. Уезжать герою в этом же году нет никакой необходимости. Онегин покидает СПБ в другое время. Пушкин дает в 4-й главе на этот счет некоторый намек, упрекнув героя, что он уехал из северной столицы после того, как “ ...убил он восемь лет, Утратя жизни лучший цвет”. Теперь давайте посчитаем. По мнению Ю.Лотмана, молодой дворянин в России “выпускался в свет” когда ему исполнялось 16 лет. Получается, что Евгений уезжает из столицы в деревню в 24 года. Прибавив этот срок к году рождения, мы получаем, что действие романа началось в 1823 году, то есть, ровно тогда, когда Пушкин начал его писать. Именно 1823 год является “нулевой точкой пульсаций романа”. Постепенно время действия и время сочинения расходятся, как две резонирующие в пандан друг другу струны, образуя “пространство пульсации”.Обратите внимание на следующую схему:
Художественное время сюжета и время написания романа, то сходятся вместе, то расходятся. Роман дышит, живет, изменяется, как меняется сознание и самого автора! Хотелось бы указать еще несколько оснований, вносящих “брешь” в датировки других комментаторов: - во-первых, во многом их датировки опираются не на окончательный текст романа, а на его черновые строфы, отброшенные позднее поэтом. Но судить по ним нельзя, ибо в них Пушкин только искал художественное решение, а когда нашел его, то к прежним формулам уже не возвращался. Сам Пушкин не раз говаривал, что “судить автора надо по законам, которые он сам перед собой ставит”. Воля автора высказана в окончательном тексте романа, привлекать черновики для его интерпретации некорректно; - во-вторых, у нас большое сомнение вызывает принадлежность к роману так называемой “10-й главы”. Чисто стилистически она никак не вяжется с романом: она не написана “онегинской строфой”, нигде в романе Пушкин не говорит о себе в третьем лице, как в этой главе:”Читал свои ноэли Пушкин” и т.д. “Евгений Онегин” - это не взгляд автора на жизнь со стороны, а документация его души. Есть и другие основания в самом тексте этой “10-й песни” не привосокуплять ее к роману. 25 сентября 1830 года Пушкин дает окончательный план романа, где нет никакакого упоминания о “10-й главе”. И вдруг 19 октября, через 25 дней “сожжена 10-я песнь”. Смеем утверждать, зная плотный график пушкинских занятий в Болдино в это время, у него просто не было возможности написать эту мифическую “10-ю песнь”. Речь идет о каком-то произведении, не имеющем никакого отношения к роману, и написанном задолго до того, как у Пушкина сложился его окончательный план. Раз в этом плане нет “десятой песни”, значит “эта песня из другого романа”. Утверждения, что “будут главы и не для печати” в 1830 году уже не соответствовали мирному настрою поэта по отношению к властям. В ту пору у него уже не было никакого юношеского желания фрондировать перед царем - совершенно не те у них были тогда взаимоотношения; - в третьих, о неадекватности трактовки 1820 года как года отъезда Онегина из СПБ мы уже говорили. Подведем некоторые итоги. Коренное отличие “романа в стихах” от традиционного романа в том, что Пушкин нашел в нем стиль “поэтики изменений”, более адекватной для фиксации изменчивых состояний души поэта. С прежними романтическими и классическим ориентирами в творчестве поэт покончил, начав писать “Евгений Онегин”. Выбор “динамических решений” прослеживается и в резком отличии “динамических героев”(типа Татьяны и Евгения), от героев “статических”, сознание которых не развивается по ходу действия. К ним относятся почти все остальные персонажи, кроме Ленского. Ленский в рамках действия также остается героем статичным, но некая динамика прослеживается в вариантах его судьбы, если бы он остался жив. Пушкин намечал много больше таких вариантов в черновиках, но в самом тексте оставил, по крайней мере, две судьбы: “высокую” и низкую”. (См в шестой главе строфы: ХХХУ11 - ХХХ1Х). Однако, о типологии героев у нас еще будет возможность подробней поговорить. 2. Зеркально-круговая композиция романа Динамичность взаимоотношений героев подчеркивает уже отмеченная прежде особенность композиции - “система зеркал”, когда каждый герой смотрится в другого, осознавая самого себя. Таковы взаимотношения Онегина и Ленского, Татьяны и Евгения, Онегина и автора. Своеобразной реализацией этой системы зеркал является “принцип двойного подтверждения”, работающий внутри композиции романа. Любая важнейшая идея романа проигрывается дважды, находя себе двойное подтверждение в ходе развития действия. Так бесовское окружения Онегина в сне Татьяны находит подтверждение в масках дворянского окружения семейства Лариных, а их инфернальность подтверждается поведением одного из их “лучших представителей” - Зарецкого. Как было уже отмечено в первой части “зеркальной” является и сама композиция романа, где письмо Татьяны дублируется письмом Евгения, а отповедь героя героине влечет за собой повторную отповедь самой героини. Дублируются также и сны героев. Сама композиция носит цикличный, зеркально-круговой характер. Иногда она даже вихрится подобно спирали. Роман начинается с дороги и описания жизни героя в СПБ. Завершается он также описанием жизни героя в северной столице, а уже потом поставлено “Путешествие Онегина”. Пушкин чувствовал своеобразие своей композиции и формировал ее по собственным, одному ему известным, законам. Он несколько раз менял ее, дабы придать ей вид, который она имеет ныне. Круг романного действия замыкается в СПБ, а потом размыкается - в Россию. Такая композиция как бы предшествует известной идее Н.В.Гоголя:”Надо проездится по России”. Возможно, именно у Пушкина, наш гениальный писатель и воспринял эту идею, как и многое другое; в частности сюжеты “Ревизора” и “Мертвых душ”. Тематически начало и конец романа оформляет одна идея: “тема Смерти”. О чем думает герой в первых строчках романа? - Вздыхать и думать про себя: “Когда же черт возьмет тебя?” Теперь обратим внимание на смысл последних строк восьмой главы: “Блажен, кто праздник жизни рано Оставил, не допив до дня Бокала полного вина, Кто не дочел ее романа, А вдруг умел расстаться с ним, Как я с Онегиным моим.” Тематическая перекличка очевидна. Совпадает даже такая малозначащая, вроде, деталь, что первая глава писалась в том числе и в Одессе, а последняя строчка формально последней части романа: “Итак, тогда я жил в Одессе.” Желание поэта закруглить композицию, приблизив ее к спирали, отражает общее диалектическое движение человеческой мысли, которая, как известно, развивается по этой самой спирали. Кстати это наблюдение делает совершенно бессмысленным расположение после “Путешествия Онегина” так называемой “10-й главы”. Пушкин написал “Евгений Онегин” не просто как роман, а как “роман в стихах” - “дьявольская разница”, как он сам признавался. Именно поэтому в композиции романа скрыто два пересекающихся и расходящихся друг с другом сюжета: а) фабульное действие: история жизни героев; б) лирический сюжет, пронизывающий “лирические отступления” и представляющий собой “документацию души” автора. Соединение этих двух типов сюжетов в романе и создает его специфику как “романа в стихах”. Это не просто взаимоотношения Евгения и Татьяны или Онегина и Ленского, а их связь друг с другом через Пушкина, Важно знать, что с убийства поэта в сюжете романа в русскую литературу вводится мотив “насильственной смерти поэтов”, пронизывающий следующий, далеко не полный мартиролог: Пушкин, Лермонтов, Полежаев, Гумилев, Есенин, Мандельштам,Рубцов. Только взгляд через Пушкина на Евгения и Татьяну позволяет увидеть нам за перепетиями их отношений диалектику развития двух половинок русской души: мужской и женской, увидеть в Пушкине по доброму пестующего “русскую душу” учителя. Мы подвергли сомнению известную формулу Белинского, что роман является “энциклопедией русской жизни”. Нам представляется, что она в соответствии с этими идеями должна быть скорректирована. Роман соотносится с жизнью не непосредственно, а через фигуру автора. Творческое сознание Пушкина действительно обладает энциклопедическими знаниями о России, но сам роман не может и не смог бы стать “энциклопедией” - это совершенно чуждый “роману в стихах” жанр. Метафорической глубины в интерпретации Белинского явно не хватает. Он не понял жанра - “роман в стихах”. Это лирический дневник автора, а не роман в подлинном, привычном смысле слова. Именно поэтом все семантические структуры романа вибрируют. Сюжетные перепетии трудно понять без искажения их смысла, рассматривая их отдельно от авторской оценки, без учета позиции автора по отношению к героям. Если в начале романа Евгений с его “хандрой” явно не достоин Татьяны, то в финале это совсем другой человек, страстно любящий и страдающий. И у него отнюдь не “мелкое чувство”, Татьяна не права в своих оценках. Ее отказом он, “как громом поражен”. Благоволение Пушкина к своему герою все более прослеживается по мере движения романа от первой главы к восьмой. Вне этой перемены авторского отношения нельзя понять смысл постепенного “возвышения” героя к финалу. Пушкин, отдавая поначалу предпочтение Татьяне, подчеркивает важность женской части русской души. Россия, как известно, женщина и интуитивно “христианка”. Женщины более чутки в России, до мужиков, как до жирафов, все поздно доходит. Эту закономерность формирования русского характера Пушкин показал, благодаря разным скоростям духовного развития Татьяны и Евгения. Главные герои романа смотрятся в автора, как в зеркало, и получают от него “лица необщее выражение”, Ведь Пушкин сам менялся в ходе написания романа. Можно сказать, что они духовно растут вместе с автором, мысль которого не стоит на месте. Кого из них автор больше ценит в финале? - сказать трудно. Но, кажется, все же Евгения... В финальной отповеди Татьяны герою много несправедливого, резкого и не украшающего героиню. Она своими беспочвенно негативными оценками героя борется сама с собой, со своею любовью к нему. Права ли она? - сказать трудно. Этот вопрос каждая эпоха будет решать во своему. В первой главе автор как бы преподносит герою кривое зеркало, которое высвечивает в нем только плоды “французского воспитания” -”сплин” и “хандру”, а больше - общее нигилистическое отношение ко всему на свете. (Пушкин пишет, что в пору написания первой главы он “захлебывался желчью”.) Нигилизм русского характера стал предметом обсуждения в литературе только во второй половине Х1Х века. Пушкин тут, как всегда, вырывается вперед. Но автор не зацикливается на гипертрофии некоторых отрицательных характеристик героя. В.Непомнящий обратил внимание на то, как точка зрения автора меняется от первой главы ко второй. (“Евгений Онегин” в духовной биографии Пушкина”. - Московский пушкинист,№1. -М.,Наследие,1995,стр.14-52) Герой настолько преобразился в деревне, от сатирического изображения его, как в первой главе, далее не остаётся и помина. Напротив автор постоянно подчеркивает добрые деяния героя: Ярем он барщины старинной Оброком легким заменил. Высокий интеллектуальный уровень героя сквозит в его беседах с Ленским, в темах их разговоров. Перед нами, на первый взгляд, другой человек. Что изменилось? - Да отношение автора к герою! Автор и сам изменился. Ведь от 1823 к 1824 году много утекло воды, он уединился в Михайловском и сморит на всю прежнюю жизнь через призму деревенского неторопливого, благоприятного для философских размышлений быта... Изменилось зеркало, которое автор преподносит своему герою - вот где разгадка. И герои начинают вести себя совсем по-другому, а, точнее, - в более духовном плане. Зеркальное отражение героев друг в друге стало со легкой руки Пушкина весьма популярным в последующей русской литературе. Так строятся взаимоотношения героев Достоевского и Чехова. Среди удачных современных примеров упомянем “Дачный роман” Беллы Ахмадуллиной, где три поэта: Пушкин, сама автор и третий герой поэмы - посредственный поэт смотрятся друг в друга и оценивают себя в системе тройных зеркал. Пушкинское отражение не выдерживает даже сама Белла Ахадовна. Пушкин в её поэме иронически вопрошает про повествователи: «Она стихов не пишет часом? - и зевает»... Сведем характеристики мужской и женской половинок русской души в романе к некому общему знаменателю в табл. №
3. Динамическая типология героев романа Продолжая разговор о типах героев романа в их отношении к динамической композиции и общей стилистике движения романа по кругам спирали, которое мы назвали “дыханием композиции”, вернемся к динамическим характеристикам героев, а точнее, к различному“потенциалу изменений”, которым они владеют. По этому признаку всех героев можно условно разбить на три класса: а) “динамические герои” ( автор, Евгений и Татьяна); б) “представители народа” (няня Филиппьевна, ключница Евгения и др.); в) “статические герои” ( все остальное дворянское окружение центральных героев, включая и Ленского). Первые обладают высоким потенциалом изменения”, сознание этих героев по ходу движения сюжета постоянно расширяется. Между Татьяной - “уездной барышней” и княгиней из 8-й главы - дистанция “огромного размера”. Этим героям свойственна “пульсация” между фантазией и реальностью. Только Евгению, литературному герою своего романа Пушкин придал статус “своего знакомого” и отправил его в ресторан, где его ожидает реальный пушкинский современник- Каверин. Только Татьяна удостоена в романе чести побеседовать с князем Вяземским, чем, кстати, сам поэт был даже польщен. “Статические герои” являются частью сюжета, им не хватает энергии, чтобы выплеснуться за его рамки, не хватает жизненной силы для соответствующей пульсации. Они статичны, внутренне не развиваются, а руководит мотивами их поведения одна какая-либо страстишка: кровожадность у Зарецкого, желание выскочить замуж у Ольги, меркантилизм и жуирство и дворянского окружения старших Лариных, да и их самих. Духовное развитие Ленского высоко, но динамика его оставлена за рамками романа. Пушкин дает нам на выбор два варианта его будущего: оправдать славу великого поэта или “скончаться посреди детей, плаксивых баб и лекарей”. Второй вариант наиболее вероятен. Слава Богу, что пуля Онегина лишила его этой мало привлекательной участи. Особенностью “статических героев” является их одержимость “бесовщиной”. Наиболее явно она выражена в поведении Зарецкого, жаждущего любыми ( в том числе и недостойными честного человека средствами) привести ссору между друзьями к кровавой развязке. Но, как ни странно, то же самое мы наблюдаем и в поведении Ольги. Именно ее “аморализм” стал поводом для дуэли, именно ее поведение сделало в конечном итоге несчастными и ее сестру, и Евгения, а ее жениха привело к гибели. Инфернальность дворянского окружения Лариных, перекличка их “харь” с образами, сопутствующими Евгению в “бесовском вертепе” ( во сне Татьяны) отмечена в комментарии Ю.Лотмана (Цит.соч., стр284-85) Другой особенностью “статических героев” является пошлость жизни, наиболее характерная для дяди Евгения, который: “Лет сорок с ключницей бранился, В окно смотрел да мух давил.” В таком же духе обрисованы и родители Татьяны: сама Pachette и ее муж - бригадир. “Пошлость пошлого человека” доминирует в их характерах. Пульсация элементов художественной структуры романа, способность их к конденсации динамического потенциала (“потенциала развития”) является залогом огромной познавательной мощи романа, заставившей Белинского назвать его (не вполне, на наш взгляд, заслуженно) “энциклопедией русской жизни”. Будь роман весь о прошлом, он не был бы так интересен в наши времена, а тем более “лет чрез пятьсот”, когда приведут (по мнению Пушкина) в порядок российские дороги. Вот приведут ли в порядок души? - более важный вопрос. Полноценной добавкой к динамической структуре романа является его “открытый финал”. Правда, такие финалы свойственны и некоторым другим произведениям поэта. Например, отрывок “Осень”заканчивается семантически значимым в этом плане вопросом:“Куда ж нам плыть?” Жизнь, по представлениям поэта, богаче любой нашей выдумки, выраженной в закругленности сюжета. Она способна придумать такое, что сочинить просто не возможно. Поэтому лучше положиться на ее динамический потенциал, оборвав рассказ на полуслове, чем придумывать для нее фальшивое завершение, тщетно пытаясь всунуть реальность в некую условную рамочку. Не всовывается, да и все тут! Глава вторая:”Пушкин и Андрей Муравьев” 13 января 1996 года я присутствовал на вечере встречи старого Нового года, организованном Кутузовским обществом, Московским дворянским собранием и Культурным центром “Преодоление”. Он проходил в бывшем особняке князей Белосельских-Белозерских на Тверской, где теперь Елисеевский магазин и Музей-квартира Н.Островского. Поскольку княжна Зинаида Белосельская-Белозерская (по мужу - Волконская) держала здесь когда-то известный литературно-музыкальный салон, речь пошла об этом. Я рассказал историю, случившуюся в этом доме ровно 170 лет назад. Молодой двадцатилетний увалень, почти двухметрового роста, близорукий и неуклюжий, граф Андрей Николаевич Муравьев вздумал померяться ростом с огромной статуей Апполона Бельведерского, стоявшего в пролете лестницы. Запнувшись и начиная падать, он инстинктивно схватился за руку статуи и отломил ее. Благодаря этому он, тем не менее, задержался и не схвалился с лестницы, избежав смертельной опасности. Если бы не поддержка Апполона, неизвестно чем бы кончилась этот бравада молодого графа на столь неловком месте. Для атмосферы того дома характерно, что Андрею Муравьеву и в голову не пришло предложить княгине Зинаиде какую-либо компенсацию за причиненный ущерб. Напротив, он прямо на пьедестале статуи намарал свой экспромт: О, Апполон! Поклонник твой хотел померяться с тобой, Но оступился и упал. Ты горделивца наказал, Хотя пожертвовал рукой, зато остался он с ногой. Эти посредственные стишки стали известны всем завсегдатаям салона, но первым откликнулся на них язвительный Пушкин: Лук звенит, стрела трепещет и, клубясь, издох Пифон. А твой лик победой блещет Бельведерский Апполон. Кто ж вступился за Пифона, кто разбил твой истукан? Ты - соперник Апполона, Бельведерский Митрофан. Муравьев в ту пору действительно очень смахивал на героя фонвизинского “Недоросля”, но эпиграмма была весьма обидной, и Пушкин пожалел, что опубликовал ее сразу же в журнале “Московский Вестник”. Редактор журнала М.П.Погодин вспоминал:”Встретившись со мною через два дня после выхода книжки, он сказал мне:”А как бы нам не поплатиться за эту эпиграмму. “ - “Почему?” - Я имею предсказание, что должен умереть или от белого человека или от белой лошади. Муравьев может вызвать меня на дуэль, а он не только белый человек, но и лошадь.” (Намек на крупные черты лица Андрея Муравьева - Ю.Г.) Муравьев в своих воспоминаниях также рассказывает об опасениях Пушкина в связи с этой эпиграммой, описывая свою встречу с поэтом после появления стихов в печати.”Он первый устремился ко мне и сказал:”До сих пор не могу простить себе глупой моей эпиграммы”. На этом инцидент был исчерпан, а Пушкин до конца дней своих оставался с Муравьевым в приятельских отношениях”(Пушкин.Письма, т.3. -М.,Академия, 1935, стр. 612) Эта история имела два продолжения. Первое: конечно же молодой граф не мог оставить свою честь нереабилитированной, хотя бы на литературном уровне. Он пустил по свету следующую эпиграмму на Пушкина: Как не злиться Митрофану? - Апполон обидил нас: Посадил он обезьяну в первом месте на Парнас. Пушкин на это совершенно не обиделся, ибо к кличке “Обезьяна” он привык еще с лицея, а факт его первенства среди русских поэтов соответствовал истине. Второе: через семь лет судьба расставила всех действующих лиц этой истории по своим местам. Граф Муравьев стал религиозным писателем и прославился своей книжкой “Путешествия по святым местам”, недавно переизданной в наше время. Благодаря влиянию митрополита Филарета (Дроздова), он стал весьма религиозным человеком и, получив прозвище “Святой”. До конца жизни он оставался холостым человеком, уйдя в конце концов в монахи. Зинаида Волконская уехала на постоянное местожительство в Рим и там на своей “Вилле Поли” держала такой же литературно-музыкальный, близкий папским кругам, салон, помогая не только католическим прелатам, но всем русским писателям и художникам, нуждавшимся в Риме. Пушкин женился и собирался ехать в Симбирск, готовя исследование о Пугачевском бунте. Из Москвы он послал Наталье Николаевне письмо, описывая семейные новости. Он пишет о увлечении брата жены Дмитрия графиней Надеждой Чернышевой, проживающей в Яропольце по соседству с усадьбой Гончаровых. Но графиня резко отказала Дмитрию, просившему ее руки. “Наталья Ивановна, - пишет Пушкин, -беспокоится о том, какое действие произведет эта весть. Я полагаю, что он не застрелится. Как ты думаешь? А надобно тебе знать, что он дело затеял еще зимою, и очень подозревал “ la divinе et charmante comtesse” (гр.Чернышеву) в склонности к Муравьеву (Святому). Для чего он (Дмитрий Гончаров - Ю.Г.) со всевозможной дипломатической тонкостью пришел однажды спросить его, как Скотинин у своего племянника:”Митрофан, хочешь ли ты жениться?” - Видишь какой плут! И нам ничего не сказал. Муравьев отвечал ему, что скорее он будет монахом...”(Цитир. соч., стр 98) Андрей Николаевич так до конца жизни и оставался фанатично верующим человеком. Наши советские комментаторы по этому поводу прозвали его “ханжой”, не веря в возможность искренней привязанности человека к Богу, видимо, судили по себе. Пушкин в своих журнальных публикациях весьма благосклонно отнесся к его творчеству, поместив в своем журнале заметку:”Господин Муравьев через графа Дибича получил дозволение посетить святые места и к ним отправился через Константинополь и Александрию. Ныне издал он свои путевые записки. С умилением и невольной завистью прочли мы книгу г-на Муравьева.”(Цит. соч., стр 608). Во всей этой истории поражает смирение Пушкина по отношению к герою рассказа. Никому другому поэт не простил бы подобных выпадов. Но он всегда соотносил обиду ( или псевдообиду) с источником оскорбления. Духовная возвышенность Муравьева, наивность его поведения подкупили Пушкина. Конечно, он и сам написал довольно едкую шутку. Кличка “Бельведерский Митрофан”, хоть и не пристала к Муравьеву, но долгое время была предметом толков в обществе. Андрей Николаевич же поступил вполне в духе “Святого”, он и не думал обижаться. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
В. А. Павленко Языковая реальность в романе В. В. Набокова «Приглашение... В статье язык романа выделяется как одна из доминант «Приглашения на казнь», через которую преломляется смысл романа, исследуется... |
|
План Замысел романа «Анна Каренина». «Мысль семейная» в романе «Анна Каренина» Толстой повелением пера внушает читателю любое из спектра человеческих чувств – всегда с оттенком наивного, как при чуде, удивления,... |
|
22. Бунт Ивана Карамазова. Легенда о великом инквизиторе и ее место в идейном содержании романа В романе мы видим целую галерею образов. Отец и сыновья-это разные стороны русского характера |
|
Пояснительная записка Учебный план и его обоснование Настоящий учебный план определяет объем учебной нагрузки обучающихся, состав учебных предметов и внеурочной деятельности, распределяет... |
|
Трактовка военных действий в романе Л. Н. Толстого Война и мир Значение изучения исторической концепции военных действий в системе изучения романа |
 |
Исследовательская работа по литературе роль топонимов Петербурга... Топонимика Петербурга в экспозиции романа И. А. Гончарова «Обломов» как отражение петербургского стиля жизни середины XIX века 4 |
|
Образ Татьяны Лариной в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» Он был начат Пушкиным в Южной ссылке, 9 мая 1823 года, и закончен Болдинской осенью, 28 сентября 1830 года. Действия в романе развиваются... |
|
Горечь Это, вполне самостоятельное, повествование является, в то же время, 6-й частью моего "воспоминательного романа" — о себе и о нас |
|
Учебники по Рки 22. Урок как основная форма организации учебного процесса >23. Развитие речи Преподавание Р. я имеет целью дать учащимся основные сведения о современном русском литературном языке, его важнейших фонетических... |
|
Планы практических занятий (бакалавриат) Новый тип героя и повествования в романе: сочетание эссе, описаний произведений искусства с воспоминаниями героя. Роль субъективного... |