Книга польского философа и писателя Владислава Татаркевича «О счастье и совершенстве человека»
|
Скачать 4.67 Mb.
|
Глава шестаяСЧАСТЬЕ И НЕСЧАСТЬЕ Счастье перемежается с несчастьем, как розы с шипами. В. Коховский Так же, как добро и зло, красивое и безобразное, истина и ложь, в системе человеческих понятий счастье выступает в паре с несчастьем. Эта двойственность начинается с составляющих счастья и несчастья, ибо удовольствия противоположны огорчениям1, радость – страданию, веселье – грусти, наслаждение – боли, блаженство – отчаянию; они в конечном счете разделяют судьбу человека на счастливую и несчастливую. I. Удовольствия и огорчения 1. Удовольствия и огорчения представляют собой противоположные полюсы эмоциональной жизни, положительный и отрицательный. И как всякие противоположности, они имеют некоторые общие черты: многое из того, что было сказано раньше об удовольствиях, об их психологических особенностях, относится также mutatis mutandis к огорчениям. Более того, эти противоположные эмоциональные состояния зачастую сливаются воедино и взаимно порождают друг друга. Как говорил Шекспир, от грусти недалеко до радости, а от радости до грусти. Огорчения нередко служат причиной возникновения удовольствий и наоборот. Уменьшение удовольствия иногда ощущается как неприятность, а уменьшение неприятности – как удовольствие. Итальянский философ эпохи Возрождения Дж. Кардано пишет в автобиографии, что намеренно причинял себе страдания, чтобы потом испытывать удовольствия2. А еще больше таких, 1 Автор использует слово «огорчение», хотя более точным в философском смысле было бы слово «страдание».– Прим, перев, 2 См.: Кардано Дж. О моей жизни. М., 1938, 89 кто отказывает себе в удовольствиях, чтобы в будущем не страдать из-за них. Итальянский писатель XVIII в. П. Верри утверждал даже, что удовольствию не только предшествует, но и должно предшествовать страдание, и делал из этого вывод, что невозможны следующие друг за другом удовольствия1. Этот взгляд, которого придерживался и Кант2, кажется сомнительным. Неверно было бы также считать, что нельзя испытать две неприятности подряд, ибо над этим воззрением, как и над многими другими, довлеет симметрия следования удовольствий и огорчений. Точка зрения Верри имеет свой аналог в древности. Ее высказывал еще Платон в «Горгии» и в «Филебе», хотя и по отношению лишь к духовным удовольствиям. Но уже Аристотель указал, что она неприемлема даже с этим ограничением3: если при утолении голода удовольствие связано с предшествующим страданием, то при слуховых, зрительных удовольствиях или при удовольствиях, связанных с обонянием, дело обстоит иначе, не говоря уже о тех удовольствиях, которые доставляет ум. Тезис о связи каждого удовольствия с неудовольствием чаще всего опирается на такое рассуждение: каждое удовольствие состоит в удовлетворении потребности, каждая же потребность после того, как она удовлетворена, вызывает чувство отсутствия чего-то и поэтому неприятна. Однако такое понимание ошибочно: если бы даже каждое удовольствие состояло в удовлетворении потребности, то не каждая потребность ощущается как отсутствие чего-то; часто ее вообще не ощущают. Тот, кому из окна вагона вдруг 1См.: Verri P. «Discorso...» Решительным противником взгляда, согласно которому удовольствия и страдания взаимозависимы, что удовольствие наступает только после страдания, а страдание после удовольствия, был в XVIII в. Э. Бёрк. (См.: Бёрк Э. Философское исследование о происхождении наших идей о возвышенном и прекрасном. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли, т. 2. М.,1964). 2«Всякому удовольствию должно предшествовать страдание; страдание всегда первое... Не может также одно удовольствие непосредственно следовать за другим, между одним и другим всегда должно появиться страдание... Страдания, которые проходят медленно, не имеют своим следствием большого удовольствия, так как переход незаметен. Под этими положениями графа Верри я подписываюсь с полным убеждением». (Кант И. Соч. в 6-ти томах, т. 6. М., 1966, с. 473 – 474.) 3 См.: Аристотель. Этика к Никомаху, кн. X, §2, с, 187– 190, 90 открылся прекрасный вид, может им наслаждаться, хотя да этого он вовсе не испытывал в нем недостатка. Более того, недостаток в чем-то, как это видно на примере удовлетворения чувства голода, становится неприятным, если его через некоторое время не удовлетворить. 2. Иногда высказывается убеждение, что удовольствие не только наступает после неприятности, но, что еще важнее, заключается в уменьшении огорчения, так что в сущности своей оно есть не что иное, как облегчение. Наше благополучие – это только отсутствие зла, говорил Монтень1. Но утверждают также и обратное: страдание – это уменьшение удовольствий. Ф. Буйе, французский психолог второй половины XIX в., писал: «Не следует определять удовольствия через уменьшение страданий, как и страдание через уменьшение удовольствий: из двух главных форм эмоциональности удовольствие является позитивной формой». Обе эти крайние теории являются, однако, ошибочными. Мы ощущаем положительно удовольствие, а не его отсутствие. Точно так же и огорчение. Оба чувства одинаково положительны. Вместе с тем как уменьшение неприятности может принести удовольствие, так и уменьшение удовольствия вызывает неприятное чувство. И во всяком случае, в сопоставлении с минувшим огорчением удовольствие, получаемое в данный момент, ощущается сильнее, так же как в сравнении с минувшим огорчением и огорчение, испытываемое в данное время, воздействует на нас сильнее. 3. Пессимисты утверждали, что естественным состоянием человека является страдание и только благоприятные внешние обстоятельства могут освободить от него. Такое утверждение, однако, едва ли может быть верным. Но также вряд ли может быть верным и противоположное суждение, высказанное, в частности, Эпикуром: естественное состояние человека – это состояние радости, а страдание – лишь результат действия внешних обстоятельств. Природа наделила человека способностью испытывать страдания. Но она наделила его способностью испытывать и радости. Один более склонен к положительным эмоциям, другой – к отрицательным. И даже один и тот же человек склонен то к положительным, то к отрицательным эмоциям. 4. Структура приятных состояний та же самая, что и не у приятных, и разновидностям удовольствий соответствует 1 Монтень М, Опыты, т. 2. М., 1980, гл. XII, 91 столько же разновидностей неудовольствий. Однако эта структурная симметрия не свидетельствует, конечно, о количественной: из того, что существует столько же видов удовольствий, сколько неудовольствий, не следует, что люди испытывают их в равной пропорции. Человек вообще больше радуется красоте, чем огорчается безобразным, но его больше огорчают болезни, чем радует здоровье1. Удовольствие и неудовольствие, несомненно, окрашивают многие наши переживания, но окрашивают ли они все из них и всегда? Если наши переживания не являются приятными, то они должны быть неприятными, а если не являются неприятными, то должны быть приятны? Эта точка зрения имела немало сторонников. Ее разделял Эпикур, а из более поздних последователей – по определению Буйе – Э. Кондильяк, Р. Лотце, Ампер, И. Тэн, сам Буйе. Чаще всего они аргументировали тем, что всякое, даже малейшее, изменение в нашем организме мы ощущаем либо как приятное, либо как неприятное, точно так же как каждое внешнее воздействие; а поскольку мы постоянно ощущаем свой организм и получаем, какие-то воздействия извне, то не может быть в жизни минут без приятных или неприятных чувств. Самонаблюдение позволяет, однако, выступать против такого общего понимания: некоторые состояния мы ощущаем как безразличные – ни приятные, ни неприятные, они нас не радуют и не огорчают. Уже Платон в «Филебе» 1 В последнее время некоторые психологи и физиологи подчеркивают асимметрию приятных и неприятных эмоций. В основном количественную асимметрию. По их мнению, боли сильнее, продолжительнее, чаще, чем наслаждения, они не переходят со временем в свою противоположность, как последние. И это естественно, ибо боль охватывает в организме большее количество центров, чем наслаждение. См., например: Casоn H. Pleasant and Unpleasant Feelings.– «Psychological Review», 1930, XXXVII, p. 238: «Существует немного физиологических центров удовольствия». Другие ученые видят качественную асимметрию между приятными и неприятными эмоциями. См., например: Bazat L. Traite de psychologie. Ed. G. Dumas, I, 1923, p. 419: «Если бы необходимо было противопоставить ощущение удовольствия чему-то другому, то это была бы не боль, а слабо локализованное состояние стесненности, неблагополучия, неприятности». «Первоначальные удовольствия и боль не более противоположны друг другу, чем смерть и рождение». (Сеllеriеr L. Les elements de la vie affective.– «Revue Philosophique», 1926, p. 427.) Хотя авторы часто говорят о противопоставлении удовольствия и неудовольствия, их выводы относятся в основном к противопоставлению наслаждения и боли. 92 наряду с приятными и неприятными состояниями описывал безразличные. На них указывали психологи эмпирического направления, начиная с Т. Рида, Джеймса Милля и А. Бэна. Если даже мы склонны реагировать на переживаемое эмоционально – положительно или отрицательно,– то все же реакция эта не всегда настолько сильна, чтобы приобретать характер явного удовольствия или огорчения. Чаще всего так происходит в обычных жизненных ситуациях и при обычных повторяющихся занятиях, которым мы уделяем мало внимания, на которые слабо реагируем, и даже реагируя, не думаем о своей реакции и не осознаем ее. Однако самонаблюдение, подтверждающее нейтральные состояния, может быть поверхностным, а состояния, кажущиеся безразличными, содержать на самом деле приятные и неприятные чувства, но слабые, поэтому проходящие мимо нашего внимания. С этой возможностью считался У. Гамильтон, предпочитавший не давать окончательного решения проблемы. II. Боль и наслаждение Нередко удовольствию противопоставляют боль: однако это недоразумение, которое в последнее время было выяснено психологами. Боль является не чувством, а ощущением1; она – реакция на физический раздражитель, реакция того же рода, что и ощущение тепла или прикосновения. Она имеет свои рецепторы, подобные рецепторам осязания. Если бы боль была только чувством, окрашивающим ощущения, например осязательные, то она могла бы возникать только одновременно с ними – между тем это не так. Можно в определенных условиях не испытывать осязательных ощущений, но чувствовать боль, с ними якобы связанную; так бывает после заживания раны. Анестезия наступает без аналгезии, точно так же, как аналгезия без анестезии. Однако из всех ощущений болевые особенно тесно связаны с чувствами, а именно с чувством неудовольствия. Они не являются чувствами, но постоянно с ними связаны (поэтому К. Штумпф и назвал боль «чувственным» ощущением). Эта связь не обязательна; есть боли, которые человек переносит без чувства неудовольствия, а в исключительных случаях даже с удовольствием. Однако это исключительные 1Wohlgemuth A. Pleasure–Unpleasure, 54, 93 случаи, и в них приятное чувство связано не с самой болью, а с мыслями, которые она вызвала. Из множества проблем, касающихся боли, которые решали философы, психологи и врачи1, четыре кажутся самыми важными для наших рассуждений о счастье. 1. Органы тела реагируют болью на повреждение или раздражение, но почти каждый орган реагирует болью по-разному, то есть как на иной вид повреждения или раздражения. Давление на поверхность тела, которое мы ощущаем только как прикосновение, на брюшной диафрагме ощущается как сильная боль. Поверхность тела реагирует на порезы, давление, уколы, ожоги, в то время как внутренние органы на все это вообще не реагируют. Уколы, порезы или прижигание мозга не ощущаются как боли. Вместе с тем внутренние органы реагируют болью на гиперемию (переполнение кровью), изменение положения тела, нарушения в обмене веществ. Этим различиям в причинах боли в целом соответствуют также различия в качестве самой боли. На разные повреждения организм реагирует разной болью. Существует много качественных видов боли: одна боль не похожа на другую и отличается от нее не только силой. Почти каждый орган тела болит иначе. Самое большое различие имеется между болями на поверхности тела и внутри организма. Первые – это, можно сказать, типичные боли, но вторые гораздо больше беспокоят людей; глухие и тупые, менее выраженные, менее определенные, эти боли какие-то другие качественно, чем зубная боль или боль порезанного пальца, и больной, сомневаясь, можно ли их вообще назвать болями, скорее говорит, что ему что-то мешает, угнетает его, тяготит. Боли различаются также тем, до какой степени они захватывают и пронизывают сознание страдающего человека; одни пронизывают его целиком, другие «остаются на поверхности». Подобно чувствам, они бывают более или менее экстенсивными. Зубная боль, даже очень сильная, не вызывает такой депрессии, как некоторые страдания, которые, как нам кажется, глубоко пронизывают нас, уничтожают наши жизненные центры; зубная боль, как правильно замечает известный немецкий хирург Ф. Зауэрбрух, порождает скорее злость, мы ведем себя так, как будто понимаем 1 См.: Behan R. J. Pain, its Origin, Conduction, Perception and Diagnostic Significance, 1914. 94 несоразмерность силы боли и степени заболевания организма, сердимся, что столь пустяковое заболевание вызывает такую мучительную боль. 2. Хотя источником боли является физический раздражитель, однако сила ее не зависит исключительно от него. Один и тот же источник воздействует иногда сильнее, иногда слабее в зависимости от общего эмоционального состояния человека. Боль, возникающая неожиданно, ощущается сильнее, чем когда она связана с другой. Вместе с тем боль, наслаиваясь на другую, даже если сама она не столь сильна, может превзойти границу выносливости данного человека и в таком случае будет ощущаться уже как боль непереносимая. Тот же самый источник воздействует по-разному и в зависимости от того, ожидаем ли мы увеличения или прекращения боли. Сила боли зависит как от физического, так и от психического состояния человека, то есть от его чувствительности и возбудимости, и в первую очередь от степени чувствительности к боли, вытекающей из общего физического состояния человека. Чувствительность эта является результатом обмена веществ, кровообращения и давления крови, напряженности тканей и т.д. При усталости и истощении боль снижается, несмотря на плохое состояние организма. Если же при уменьшившейся таким образом чувствительности боль все-таки усиливается, то происходит это потому, что человек становится психически возбудимым. Возбудимость же – результат общего психического состояния человека. Иной раз, несмотря на увеличение психической возбудимости, боль ослабевает благодаря телесной чувствительности человека. Эти случаи из обычной, повседневной жизни. Наряду с ними наблюдается иногда необычное, сверхнормальное снижение или усиление боли по физическим или психическим причинам. Прежде всего уменьшение или полное исчезновение боли; это происходит в особенно тяжелых случаях, при тяжелых ранениях, когда организм человека получил значительные повреждения: анатомически оно обусловлено повреждением нервов. Но подобное может произойти и по психическим причинам. И причем в двух прямо противоположных случаях. Или в случае притупления чувствительности, ставшей такой же особенностью человека, как близорукость или глухота (как одни теряют зрение или слух, так другие – способность чувствовать боль); на войне это 95 явление встречается довольно часто. Или же в случаях сильнейшего напряжения. Из времен первой мировой войны известен случай с офицером, который, возвратившись из разведки, с таким воодушевлением рассказывал о ней, что не почувствовал, что у него нет руки. Это крайне редкий случай, однако часто встречается если не полное притупление, то ослабление боли благодаря сосредоточению мысли на других делах. Противоположны случаи сверхнормального усиления боли под воздействием психических причин, например в результате страха перед повторяющимися приступами боли, особенно если вначале помогали лекарства. Врачи утверждают, что «нервное напряжение и неспособность переносить новые страдания могут при этом стать более опасными, чем сама болезнь. И случается, что больные невралгией самого тяжелого вида совершают самоубийство, и их решение, насколько об этом можно судить со стороны, принято не в результате помрачения сознания и не в критическом положении, а как трезвый акт воли»1. 3. Случаи наивысшего напряжения боли редки. Редки случаи, когда боль пронизывает сознание, вытесняя все другие мысли2. Л. Ф. Ричардсон описывает это явление как наступающее в исключительных случаях (во время хирургических операций) и только на несколько секунд. Обезболивающие средства многочисленны и в целом эффективны, но организм сам борется с болью. Ницше, который досконально знал физические страдания, писал в «Веселой науке»: «Мне нравится, что о боли и страдании всегда говорят чрезмерно много... и замалчивают напротив умышленно о том, что против боли существует бесчисленное количество разных смягчающих средств, как усыпление или лихорадочная поспешность мысли, или какое-нибудь покойное положение, или добрые и дурные воспоминания, планы, надежды и многие роды гордости и сочувствия, которые имеют действие почти анестезирующих средств, а при сильных степенях боли само собою наступает беспамятство»3. Боль, хотя и является врагом человеческого счастья, не бывает постоянной и всеобъемлющей, и борьба против нее 1 Sauerbruch F., Wanke H. Wesen und Bedeutung des Schmerzes, 1937, S. 35. 2 Stout G. F. Manual of Psychology, 1915. p. 314, 3 Фридрих Ницше. Собр. соч., т, 7, с. 196. 96 в целом успешна. Особенно если речь идет о боли stricto sensu острой, внешней, локальной. Но иначе обстоит дело, если имеется в виду боль в широком смысле слова, включая различные неопределенные, мало локализованные физические состояния, неприятные и мучительные. «Плохое самочувствие», недомогание и депрессия не относятся к острой боли, но они встречаются чаще, труднее преодолеваются и составляют, быть может, более тяжкое бедствие человечества, чем боль в узком смысле слова. 4. Приступам боли, или ощущениям, связанным чаще всего с отрицательным самочувствием, в нашем сознании соответствуют, с другой стороны, ощущения, связанные с положительным самочувствием. В языке этому ощущению соответствует слово «наслаждение». Как и боль, наслаждение является ощущением, а не чувством, но ощущением эмоциональным. Следовательно, существует и симметрия положительных и отрицательных переживаний. Однако симметрия нарушается, когда речь идет о количестве боли и наслаждения. Положительных ощущений, несомненно, меньше, чем отрицательных; мы чаще испытываем боль, чем наслаждение. Если даже наслаждение и имеет большую интенсивность, то наступает оно намного реже, чем боль. У него значительно меньше физиологических центров, сосредоточенных только в некоторых точках организма. Не вся поверхность человеческого тела является рецептором наслаждения, в то время как вся она является рецептором боли. Спорным можно считать вопрос, чего больше в жизни человека – удовольствий или огорчений. Но бесспорно то, что боль преобладает над наслаждением. И если удовольствий люди испытывают не меньше, чем огорчений, то это значит, что наслаждение уравнивается с болью с помощью других раздражителей. III. Радость и страдание, веселье и грусть. Как простому удовольствию противостоит в нашей психике огорчение, так и сложным состояниям удовольствия противостоят состояния огорчения. И как интенсивность состояний удовольствия усиливается благодаря аффектам или благодаря размышлениям, так по этим же причинам усиливается и интенсивность состояний огорчения. В разговорной речи негативное состояние, противоположное радости, называется страданием, а противоположное удовольствию – огорчением. В страдании переживания усиливает 97 заключенный в нем аффект, а в огорчении – интеллектуальный фактор, размышления, рефлексия, оценка ситуации. Страдание и огорчение противоположны радости и удовольствию; одни всегда содержат минус там, где другие содержат плюс. Соответствие между ними достигается на наивысших стадиях усиления. Как и радость, страдание также имеет свою максимальную форму. Мы называем ее отчаянием (у радости – это упоение и блаженство). Все они, как радость и удовольствие, так и страдание и огорчение, могут переходить в постоянное настроение. Настроение печали является негативным аналогом состояния веселья. И грусть, и веселье имеют свои внешние проявления, и по этим проявлениям мы узнаем о настроении людей. Одна ко по внешним проявлениям не всегда можно безошибочно определить состояние человека. Ибо одни и те же состояния могут проявляться и без обычного эмоционального источника: некоторые веселятся, хотя у них скверно на душе, а другие грустят, хотя их ничто не беспокоит. Такое поведение объясняется или силой привычки, или желанием скрыть свои истинные чувства. Таким образом, не существует полного соответствия настроений их проявлениям. И если судить по внешним проявлениям настроения, то легко можно переоценить чужие огорчения или радости. Настроения бывают как поверхностные, так и глубоко проникающие в сознание. Поверхностная грусть не всегда является неприятным переживанием и даже может быть приятной. И точно так же существует поверхностная радость, которая, несмотря на внешние проявления – шутки, смех, веселье,– не волнует по-настоящему и глубоко. Взаимоотношение веселья и грусти со счастьем и. несчастьем не столь уж просто. Шопенгауэр, правда, считал, что только веселость способна дать счастье в наличном виде, все остальное – всего лишь вексель на счастье, но наличность эта может быть меньше того, что получают по векселю. В целом необязательно, чтобы счастливый человек был веселым. «Поверь мне,– писал Сенека в одном из писем к Луцилию,– настоящая радость – вещь серьезная *»1 * В цитируемой работе латинское слово «severa» переведено как «сурова».– Прим. ред. 1 Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию, Письмо XXIII. с. 43. 98 Серьезным состоянием называла счастье писательница де Сталь. Ж- Ж. Руссо не относил удовольствие ни к веселому, ни к грустному состоянию. К. Вежинский сравнивал счастье c открытой раной. В еще большей степени, чем веселость, способствует счастью чувство юмора, понимаемого не как склонность к шуткам и розыгрышам, а как отношение к жизни, позиция тех, кто воспринимает жизнь с «юмором», в противоположность тем, кто воспринимает ее трагически. Проявлять чувство юмора нужно, правда, по отношению не к чужим несчастьям, а к своим. Юмор – это способность не огорчаться даже неудачам и обращать их в шутку. Тот, кто обладает такой способностью, имеет больше, по сравнению с другими, шансов быть счастливым. IV. Счастье и несчастье Существует ли между счастьем и несчастьем та же симметрия, что и между удовольствием и неудовольствием, наслаждением и болью, весельем и грустью? Необходимо внести уточнение в этот вопрос: существует в терминах или существует в самих явлениях? В терминологии проявляется симметрия «счастья» и «несчастья», однако она неполная. Так, счастьем называют иногда очень удачное событие, оказавшее благотворное влияние на дальнейшую судьбу человека; несчастье обозначает обычно какую-то неудачу, постигшую человека, какой-то неприятный случай, приведший к невосполнимой утрате и ухудшающий его дальнейшую судьбу. В этом смысле говорят, что «их постигло несчастье» и о тех, кто утратил кого-то близкого и любимого, и о тех, кто стал инвалидом, а иногда и о тех, кто потерял имущество, хотя эта утрата не относится к невосполнимым. Когда обстоятельства не благоприятствуют человеку, тоже говорят, что его «преследуют несчастья». Однако слово «несчастье» редко употребляется так, чтобы оно соответствовало слову «счастье» в «психологическом» смысле, то есть в значении очень интенсивного неприятного переживания; для этого существуют другие слова, в частности «горе». В древности только в отдельных случаях «эвдемония» противопоставлялась «какодемонии», а наслаждение и блаженство вообще не образовали негативных категорий. Негативный термин «несчастье» является особенностью современных языков. Философы говорили о счастье чаще всего в смысле идеала, а не характеристики жизни, поэтому 99 они могли оперировать одним словом «счастье», обходясь без его противоположности. Однако не было особых возражений против того, чтобы смоделировать терминологию симметрично, в то время как лингвистической асимметрии не соответствует асимметрия явлений: а) событиям, особенно удачным и благотворно влияющим на судьбу человека («житейское» счастье), соответствуют события крайне неудачные и отрицательно влияющие на дальнейшую жизнь человека; б) положительным ощущениям особой интенсивности («психологическое» счастье) соответствуют состояния горя не меньшей интенсивности; в) жизни, содержащей высшую степень добра (эвдемония, блаженство), соответствует жизнь, перенасыщенная злом; г) удовлетворению жизнью в целом соответствует неудовлетворение; это означает, что счастью stricto sensu соответствует на другом полюсе несчастье. Многие считают, что несчастье имеет иную природу, чем счастье, и что понятия счастья и несчастья не являются полностью симметричными. 1. Генрих Гейне высказывал распространенное убеждение, облачив его в форму образов, когда сравнивал счастье с легкомысленной девушкой, которая приласкает, поцелует и убежит; несчастье, наоборот, похоже на женщину, которая сильно привязывается, не спешит уйти и спокойно сидит возле тебя. Счастье мимолетно, его трудно удержать; несчастье же, наоборот, отличается постоянством и редко бывает непродолжительным. Это относится, однако, к психологическому понятию счастья и несчастья. Именно интенсивное ощущение счастья столь непостоянно. Удовлетворение жизнью, как и неудовлетворенность, относительно постоянно. 2. Согласно другой точке зрения, несчастье является для человека обычным состоянием, нормальным, а счастье – исключением. Выражая данную мысль в крайней форме, говорят, что несчастье – это естественное состояние для человека, а счастье – неестественное. Счастье похоже на хождение по проволоке: удержаться трудно, легко упасть. Счастье можно сравнить со здоровьем: оно есть состояние гармонии; гармония же одна, а дисгармоний много. Обычно чаще возникает опасность впасть в дисгармонию, болезнь, несчастье, чем возможность сохранить гармонию, здоровье, счастье. Видимо, так оно и есть. Тем не менее физическое и 100 психическое состояние большинства людей нормальное, то есть их организм функционирует нормально, удерживаясь в этом исключительном состоянии – здоровье. И если сравнивать счастье хождением по проволоке, с которой легко соскользнуть, то по проволоке намагниченной: упасть не позволяет действующее магнитное поле. 3. Высказывается еще одна точка зрения: страдание глубоко проникает в сознание человека, захватывает его целиком. Несчастье более интенсивно, чем счастье, а поэтому и более продолжительно: на несчастье не действует время; время излечивает боль, страдания, но не несчастье. Человеку, считающему, что его постигло несчастье, нельзя объяснить и убедить его, что он не так уж несчастлив» именно потому, что его сознание, целиком охваченное страданием, не может переключиться на что-нибудь иное; в нем нет места для шутки, для положительных ощущений и оценок. В то же время счастливого человека можно разубедить (легче или труднее, но всегда) в счастье, внушить, что его счастье еще не есть истинное счастье. Этот взгляд правильно отражает состояние глубокого несчастья. Но асимметрия счастья и несчастья, по всей видимости, происходит потому, что уравнивается наивысшее счастье с не особенно глубоким счастьем. Однако ведь существует и счастье, пронизывающее все сознание. Человек, испытывающий наивысшее счастье, будет глух к словам каждого, кто хотел бы отравить ему это счастье. Дело в том, что в счастье существует градация менее или более полного удовлетворения. И точно такая же градация существует и в несчастье. Речь идет, таким образом, о разновидностях счастья и несчастья. Если различать «вертеровское» несчастье (когда человек не знает, что, собственно, его мучает) и настоящее, подлинное, трагическое несчастье (когда человек знает, почему он страдает, но не может помешать этому), то такая же двойственность обнаруживается и в счастье. Героиня Т. Ленартовича, которая счастлива, сама не зная почему, является счастливой противоположностью Вертера. Но такое счастье или несчастье не бывает длительным. И проходит без следа. Подлинное счастье возникает в таких же психологических условиях, как и несчастье. «Только счастливый может быть несчастным», ибо только тот, кто ведет жизнь содержательную и насыщенную, может быть счастливым и может быть несчастным, а жизнь других людей проходит в 101 индифферентных состояниях, более или менее приятных или неприятных, но ни счастливыми, ни несчастными их не назовешь. Внешние условия счастья и несчастья сходны с определенной точки зрения: в жизни, обремененной однообразной, механической работой, которая не оставляет свободной минуты для раздумий над собственной судьбой, нет места для счастья, но нет места и для несчастья. Нельзя сказать, чтобы несчастье было по своей природе более длительным, чем счастье, как считают одни, или что оно более естественно, как думают другие, или более полно, как полагают третьи. Различие состоит скорее в том, что легче что-то разрушить, чем создать. Одно мгновение – неудача, несчастный случай, смерть близкого человека – может разрушить гармонию жизни и уничтожить удовлетворение жизнью, но трудно предположить, чтобы одно мгновение могло создать гармонию жизни. Несчастье чаще зависит от одного неблагоприятного случая, чем счастье от благоприятного. Покой, уважение, удовольствие от общения с людьми, потерянные в несчастье, нелегко обрести вновь, трудно склеить старое так, чтобы не осталось следа разбитого. Труднее поэтому перейти от несчастья к счастью, чем наоборот. Но всегда можно перейти по крайней мере к индифферентному состоянию, ибо, как с горечью писал Шатобриан в повести «Атала», «нас не хватит даже на то, чтобы долго быть несчастными». 102 |
Похожие:
 |
Книга вторая Книга о счастье и несчастьях 2 «Николай Амосов. Книга... «Николай Амосов. Книга о счастье и несчастьях. Книга вторая»: Молодая гвардия; Москва; 1990 |
|
Книга первая. Книга о счастье и несчастьях 1 «Николай Амосов. Книга о счастье и несчастьях.» Известный хирург, ученый, писатель, Николай Михайлович Амосов рассказывает о работе хирурга, оперирующего на сердце, делится своими... |
|
Книга выдающегося польского поэта и мыслителя Чеслава Милоша «Порабощенный разум» Книга выдающегося польского поэта и мыслителя Чеслава Милоша «Порабощенный разум» — задолго до присуждения Милошу Нобелевской премии... |
|
Станислав Лем Философия случая Впервые на русском языке – трактат знаменитого писателя-фантаста и философа Станислава Лема о проблемах литературы |
|
Эстетика киномузыки Книга польского музыковеда Лиссы «Эстетика киномузыки» представляет собой капитальный труд, посвященный вопросу о роли музыки в создании... |
|
Книга была написана Беряевым за восемь лет до смерти. Черновик ее... Кламаре и Пиле. Работа над рукописью продолжалась фактически до последних лет жизни философа. Книга вышла уже после смерти Бердяева,... |
|
Книга была написана Беряевым за восемь лет до смерти. Черновик ее... Кламаре и Пиле. Работа над рукописью продолжалась фактически до последних лет жизни философа. Книга вышла уже после смерти Бердяева,... |
|
Наполеон Хилл Думай и богатей Настольная книга бизнесмена Думай и богатей О том, что помогает человеку всю жизнь идти вперед, устраивать свое счастье и умножать богатство, тогда как другие не могут даже... |
|
Книга для широкого круга читателей О 41 Почему боги нас не слышат, или Как сделать, чтобы наши желания сбывались. Книга Энергетическое строение человека (второй уровень... |
|
Николай Михайлович Амосов Мое мировоззрение. Какова судьба человечества? Существует ли «стрела прогресса» в эволюции мира? Какое счастье возможно для человека и общества, что... |