Художник Алексей Пашков Загайнов P. M
|
Скачать 2.42 Mb.
|
|
УДК 316 ББК 75.0 3 14 Часть первая Художник Алексей Пашков Загайнов P.M. 3 14 Ради чего? Записки спортивного психолога. — М.: Совершенно секретно, 2005. — 256 с. Знаменитый психолог Р. Загайнов 35 лет помогает спортсменам преодолеть стресс, выжить, победить или справиться с поражением. Завороженные красотой, звуками фанфар и треском фейерверков, мы смотрим Олимпиады, соревнования, первенства и матчи. Спорт. Пластика совершенства. Азарт. Фарт. Люди спорта, спортсмены. Запредельные нагрузки. Сила духа. Смертельные срывы. Страх поражения. Цена победы — жизнь и судьба. Но и любой человек тоже находится «на дистанции». По сути, у каждого своя беговая дорожка, ледовая арена и шахматная партия. Все на пределе. Этой книгой опытный психолог помогает и всем нам. ISBN 5-89048-145-2 УДК 316 ББК 75.0 ООО «Совершенно секретно», 2005 — Ой, как Вы поседели! — первое, что услышал я на родной земле. Олимпиада, олимпиада... Что даешь и что отнимаешь ты? Сверхнапряжение и сверхответственность, пронизывающий всё твое существо страх поражения, не-фарта, любой роковой случайности, способной помешать твоему любимому спортсмену победить, разрушить его мечту. И... твою! Лицо спортсмена, пережившего страдание. Каждый день я вижу его, и мучительно сжимается сердце, и хочется сказать ему самое нужное, найти то единственное слово, которое хоть немного, но успокоит его, вернёт в жизнь. Олимпийская столовая. Вечером она заполняется, и никто не спешит расходиться. Вот в очередной раз распахиваются двери и появляется команда, закончившая сегодня свое выступление. И я вижу, кто проиграл свой главный старт... Застывший взгляд, детская растерянность, непонимание и жалкая покорность случившемуся. А у женщин опухшие от слез глаза. А вот определить победителей почему-то я не могу. И это удивляет меня самого, насмотревшегося в своей жизни и в спорте многого. Да, нет на лице нового олимпийского чемпиона радости и торжества, а есть лишь безумная усталость, полное опустошение, примирение с миром и с собой. Слишком тяжело сейчас достаётся побе- да, и нет сил даже на простую человеческую радость. Слишком важна она для человека и для всей его последующей жизни, и рождает потому не эмоции, а желание осознать, подумать, разобраться в себе, принять случившееся на личностном уровне, на уровне своей судьбы. Так что ты даешь, Олимпиада? Конечно, потрясение от самой борьбы. Воспоминаний с лихвой хватит на всю оставшуюся жизнь. Но это же пережитое потрясение трансформировало мой внутренний мир, психоанализ которого я произвожу уже более полугода и пока не могу считать его завершённым. Что-то ушло «из меня», и стало просто неинтересно пролистывать прочитываемый ранее от первой до последней строчки «Спорт-экспресс». Больше пяти минут не выдерживаю любую спортивную телетрансляцию. Не могу и не хочу рассказывать даже близким — об Играх. — Лёша не тот, — ставлю я приговор первому прокату Алексея Ягудина (вчера, 26 октября, показали его катание в первом послеолимпийском году). Да, всё не то в его катании, а точнее — в нём, в лице, в глазах. И дело не в том, что он немного растолстел. В другом. Его катание оставляет равнодушным. Он пуст. Он не может найти в себе то, что выплёскивалось раньше с первыми аккордами музыки. Татьяна Анатольевна видит эти непривычные оценки 5,3 и 5,4... и улыбается, но улыбка даётся ей с трудом. Я смотрю на дорогие мне лица, и становится ясно, что ответа на этот вопрос «почему?» нами — спортсменом Алексеем Ягудиным, тренером Татьяной Тарасовой и психологом Загайновым — не найден. А от успешного его поиска зависит, быть может, вся дальнейшая жизнь как самого спортсмена, так и всей нашей группы. Так что же отняла у сверхталантливого фигуриста Алексея Ягудина победная Олимпиада? И что предстоит нам сделать, чтобы вернуть в его катание всё то, что поднимало людей на ноги уже в середине «тарасовских» программ? И что должны сделать мы — работающие с ним, и что должен сделать спортсмен сам, чтобы стать прежним — неотразимым и непобедимым? Путь к самому себе, — так можно назвать то, что предстоит совершить Алексею Ягудину. И только сейчас я понял, как это тяжело, если вообще возможно. В последние две недели до олимпийского старта происходило то, что можно назвать одним словом «психоз». За завтраком Лёша говорит мне: «Это вся моя еда на сегодняшний день». Я молча соглашаюсь. Соглашаться во всём — самый правильный стиль поведения сейчас, когда уже ярким пламенем бьется в его сознании, в каждом нерве и в каждой мышце тот самый олимпийский огонь, главный старт в жизни каждого настоящего спортсмена. К Солт-Лейк-Сити Леша шёл семнадцать с половиной лет, пожертвовав в этом долгом пути фактически всем, что есть в жизни обычного человека. После тренировки мы идем к нашей гостинице, и Лёша говорит: «Что за жизнь у меня, Рудольф Максимович? Голеностоп болит, колени болят, пах болит, плечо болит...» Я решаюсь прервать, а может быть, развеселить его и продолжаю: — Жопа болит. Но он (без улыбки) останавливается, спускает брюки:
И мы смеемся, хотя даже простая улыбка с каждым днём даётся всё труднее. И давно забыл об улыбке наш Лёша. Его похудевшее и потемневшее от усталости лицо вызывает у нас жалость и сострадание. И невыносимо смотреть, как после проката своей произвольной программы (4 минуты 40 секунд) Лёша отъезжает к противоположному (подальше от нас) борту, наклоняется, и его тошнит, буквально выворачивая наизнанку.
— Я так никогда не тренировался! И Татьяна Анатольевна что-то приглушённо отвечает ему. «Валит на меня, — говорю я себе, — и правильно делает». — «Поэтому Вы здесь!» — часто говорит мне сам Лёша. И вот он входит в раздевалку и буквально падает на скамейку.
Я наклоняюсь и целую его. И говорю: — Благодарю за работу. Итак, 48 часов отдыхаем друг от друга. И есть возможность посмотреть по сторонам. Многие готовятся здесь, в Калгари, и сталкиваешься с ними с утра до вечера — и в отеле, и на улице, и в залах. Всегда собранные и серьёзные китайцы, готовые, это угадывается по воле в глазах, уже сегодня заявить всем остальным спортсменам мира: скоро мы разгромим вас всех! Корейцы, совсем не похожие на своих соседей, всегда оживлённые, беспрерывно лопочущие что-то на своем языке. Румыны, венгры, поляки — на одно лицо, и не чувствуешь, глядя на них, что это олимпийцы, и забываешь о них сразу после встречи на одной из узких улиц Калгари. И наши... Вот где меня ожидал сюрприз. Я буквально впивался в лица тех, на чьих костюмах значилось слово «Россия», и видел совсем не то, что видел в прошлые годы, когда бывал за рубежом с теми, на чьих костюмах сияло (я не преувеличиваю) слово «СССР». Да, той магии не было. Сейчас это были другие люди — понурые, не улыбающиеся, будто потерявшие уверенность. «Боже мой, беда-то какая!» — помню, подумал я тогда. И вспомнил, как в начале перестройки, когда опекал Анатолия Карпова (было это в Испании), помню, зашел к нему в номер и слышу: «У Вас включён телевизор? Видели парад открытия Олимпиады-76? Какие люди шли — Василий Алексеев, Турищева, Борзов! Какую команду Горбачёв развалил!» ...Но я понимаю, что дело не только в фамилиях. Что произошло с нами, с каждым конкретным человеком? Что отнято у него и что он потерял сам? Подхожу к одному из наших спортсменов и спрашиваю: — А как атмосфера в команде? Он оценивающе осматривает меня с ног до головы и затем отвечает: — Ужасная. Потом садится рядом и обрушивает на меня всё накопившееся в его душе. И заканчивает монолог словами: — Я даже массаж делаю у немецкого массажи ста. И нашему врачу ничего не говорю — лечусь сам. ...Семнадцать дней в Олимпийской деревне подтвердили мои опасения. Я не видел и следов оптимизма в лицах наших замечательных ребят и девушек. Но видел другое — и не раз — уезжающих на поле боя в полном одиночестве. Никто не сопровождал их! Такого во времена советского спорта быть не могло по определению. Беда! И нет другого слова. Лёшу практически не видел. Только утром, проходя мимо ресторана, краем глаза заметил его, беседующего с официантом. Он сделал вид, что не видит меня. То же самое сделал я. Как договорились — отдыхаем друг от друга. Всё записал о последнем рабочем дне и понял, что сидеть в номере нет сил. И поехал на лёд. Поехал к Татьяне Анатольевне — с ней не соскучишься.
Мимо нас прошла на лёд незнакомая фигуристка. Татьяна Анатольевна не обделяет и её вниманием, говорит: «Сейчас пойдет, откатает своё нехитрое». Я просто отдыхаю, с удовольствием слушаю её прибаутки, но смеяться нет сил. Да и желания тоже: своей железной лапой держит нервы доминирующая мысль о н ё м! Что он? Где он? Как он? Как себя чувствует? Спал ли ночью? Как тянется для него это пустое время выходного дня? И тренер, конечно, думает о том же. Татьяна Анатольевна подходит ко мне, кладёт руки мне на плечи и спрашивает:
— Почему не позвонили? В ответ махнула рукой. ...На лед вышла наша лучшая пара, и Татьяна Анатольевна резко встала и подошла к борту. Смотрю на танцоров, любуюсь ими и отдыхаю. Прекрасная музыка и всё остальное прекрасно. Красоту нарушают иногда крики Татьяны Анатольевны, но я давно адаптировался к ним, и моему отдыху от мужского одиночного катания ничто не способно помешать. Лишь бы там, лишь бы у него все было в порядке! ...Почему так не любят танцы и не считают их за спорт представители одиночного и парного катания? Хотя труд здесь не менее адский. Но нет, — соглашаюсь я с ними, — того риска и того страха от сумасшедших прыжков, без которых побед в одиночном и парном катании не бывает. «Крутят жопами», — сказала мне вчера за обедом известная наша одиночница. Смотрю на лёд, на родные лица ребят и вижу сейчас (словно глаза открылись) совсем другое. На заплаканные глаза нашей красавицы Ша Линн я обратил внимание сразу. — Что случилось? — спросил я тренера. — Отец объявился. Позвонил вдруг... впервые после того, как бросил их. Пожелал успеха на Олимпиаде. ю Татьяна Анатольевна присела на скамейку и, не отрывая глаз от разминающихся танцоров, рассказывала: — Мой Володя (Крайнев) ведь тоже вырос без отца. И, как и Лёша, никогда его не видел. И вот однажды, это было на гастролях в Пятигорске, он увидел человека, исключительно похожего на него. И потом ему рассказали, что после концерта этот человек долго стоял у двери его уборной, но так и не решился зайти. А я смотрел ещё на одну нашу пару и ругал себя последними словами. Вчера в машине я сидел рядом с французским танцором по имени Оливье, совсем молодым мальчиком, у которого всё в жизни пока должно быть без трагедий. И потому свой вопрос я задал смело: «Кто у тебя остался дома? Папа, мама?» Он замялся, а я подумал, что он плохо понял мой английский, и повторил вопрос. И услышал в ответ: «Папа умер, а мама — хорошо!» Меня как будто ударили обухом по голове. Идиот! Надо же было давно спросить у Татьяны Анатольевны об этой паре. И не имеет значения, что ты с ними как психолог не работаешь. Нет, не идиот, а вдвойне идиот! — говорю я себе, — поскольку подобный прокол у меня уже был. На чемпионате мира по вольной борьбе, перед финальной схваткой меня попросили помочь борцу, которого я ранее не опекал и, следовательно, его биографии не знал. Я контролировал его разминку, мы прекрасно общались, но с вызовом на ковёр произошла задержка и несколько минут мы были вынуждены простоять у выхода на сцену. И тогда я, желая согреть душу спортсмена приятным воспоминанием, спросил: «Где сейчас твои Родители?» И услышал: «А у меня нет родителей. и Меня тётя воспитала». К счастью, задержка затянулась, и я в подаренное мне время успел исправить ситуацию. Мы посвятили эту схватку тёте, и он её блистательно выиграл. Но состояние неловкости преследовало меня ещё долго. Как красиво скользит по льду Ша Линн — тяжёлое детство, в многодетной семье, без отца. Везде, где бы мы ни были, я заметил это, она покупает подарки своим братьям и сестре. И красив Оливье — Татьяна Анатольевна убеждена, что через несколько лет ему как партнёру не будет равных. И в аэропортах он тоже, если есть время, сразу направляется в магазины сувениров. А я вспоминаю, что не забыл, вылетая первый раз к Татьяне Анатольевне, захватить книгу Анатолия Владимировича Тарасова «Совершеннолетие», на обложке которой он написал: «Дорогому Рудольфу Загайнову!...» — Почерк узнаёте? — спросил я. Она склонилась над книгой, долго-долго молчала и затем тихо сказала: «Толя». Выходной, как же ты опасен! Вспоминается всё то, о чём лучше не вспоминать, что отягощает твоё настроение и даже делает тебя слабее. Теперь я вспоминаю Лёшу и говорю себе: «Трижды идиот!» Это было три дня назад. Он огрызался на Ц каждое замечание тренера, в том числе — и на | деловые. Потом прервал тренировку и минут за двадцать до её окончания покинул лёд. Когда он проходил мимо меня, я сказал: «Не понял юмора», но он ничего не ответил. Обычно, переодевшись, он заходил за мной и мы вдвоём уезжали в отель, куда Татьяна Анато- |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Текст к урокам Акцент следует сделать на различии иллюстраций. В итоге дети должны понять, что каждый художник по-своему представляет героев сказки.... |
|
Образовательная программа дополнительного образования детей «Юный художник» Разработана на основе программы «Юный художник» авторов В. И. Лейбсона, Л. Н. Овчинниковой, В. Н. Петухова, опубликованной в сборнике... |
|
В давние времена жил мудрый человек. Однажды он узнал, что художник... В самом деле. Человек только что смеялся – и вдруг загрустил. О чем-то серьезно размышлял – и уже насвистывает беспечно. Сердился,... |
|
Пашков Б. Г. Русь Россия Российская империя. Хроника правлений и... Среди них немало женщин. Однако женские имена в нашей истории долгое время незаслуженно отодвигались на второй план. Причиной тому... |
|
Художник оформитель церковно храмовой живописи |
|
Автор: Аскаров Алексей, ученик 11 «Б» класса, гкоу мо всош №17 Учитель-координатор... |
 |
Алексей Кулаков Мгту баумана (инженер), кгпу циолковского (учитель), цср северо-Запад (стартапы) |
|
Квалификации: 01 – художник живописец (станковая живопись) Специальность утверждена приказом Министерства образования Российской Федерации 24. 01. 2002г. №181 |
|
Муки и радости Величайший скульптор, художник и поэт эпохи Возрождения. Создатель легендарного "Давида" и фресок Сикстинской капеллы |
|
Квалификации: 01 – художник-график (станковая графика) Специальность утверждена приказом Министерства образования Российской Федерации от 24. 01. 2002г. №181 |