Ирина Грекова Дамский мастер
|
Скачать 0.52 Mb.
|
Ирина ГрековаДамский мастерГрекова ИринаДамский мастерИ.Грекова Дамский мастер 1 Я пришла с работы усталая, как собака. Мальчишки - ну, конечно! играли в шахматы. Это какая-то мужская болезнь. Я сказала: - Черт знает что такое! Опять эти дурацкие шахматы. До каких пор? На столе было типичное свинство. Пепельница разбухла от окурков. В пивных бутылках медленно надувались и лопались гигантские пузыри. - Типичные свиньи, - сказала я. - Дела у вас нет, что ли? И это накануне сессии... - Лапу, - подобострастно сказал Костя. - Не будет тебе лапы. Свиньи, иначе не назовешь. Приходишь домой как в кабак. Хоть бы один раз пепельницу за собой вынесли! Неужели я, пожилая женщина... - Прикажете возражать? - спросил Коля. - Прекратить хамство! - крикнула я. - Лапу, - потребовал Коля. Мне улыбаться совсем не следовало, но губы как-то сами разъехались, и я дала ему руку. - Не ту! - заорал Коля как оглашенный. - Левую, левую! (Левая ценится дороже - на ней родинка.) - А мне и правая хороша, мы - люди маленькие, - сказал Костя. Я дала ему правую. Оба прицеловались - каждый к своей руке. Две наклоненные головы. Соломенно-желтая и угольно-черная. Дураки мои. Сыновья мои. Только не думайте, что вы дешево отделались. Я еще сердита. - Сейчас же убрать со стола! - крикнула я, чтобы не демобилизовываться. Костя, кряхтя, взвалил на плечо пепельницу, Коля стал вытирать стол какими-то брюками. Голодная я была, как собака. - Обедали? - Нет. Тебя ждали. - А дома что-нибудь есть? - Ничего. Сейчас сбегаем. - Нет, это черт знает что такое, - сказала я, распаляя себя. - Неужели же... - ...ты, пожилая женщина... - услужливо подсказал Коля. - Да! Я! Пожилая женщина! - заорала я. - Да, черт возьми! Пожилая! Работающая! Вас, дураков, воспитывающая! - Но, заметьте, не воспитавшая, - скромненько вставил Коля. - Да, к сожалению, не воспитавшая! Вся жизнь к черту! Ни за грош пропала жизнь! - Не гоношись, подруга, - миролюбиво сказал Костя. Я взяла бутылку и хотела бросить на пол, но не бросила. - Нет, хватит с меня этого кабака. Уеду от вас. Живите сами. - Живи и жить давай другим, - снова ровненьким голоском сообщил Коля. - Довольно дурацких замечаний! Я говорю серьезно. Жизнь - не цирк. - Как вы сказали? - переспросил Костя. - Жизнь - не цирк? Разрешите записать. Он вынул записную книжку, послюнявил карандаш и нацелился. - Жизнь... сами понимаете... жизнь... не... цирк, - записал он. - И вообще, - перебила я его очень громко, - мне это все надоело! Надоело! Понятно вам? Уеду в Новосибирск. Или, еще лучше, выйду замуж. - Ото! - заметил Костя. - Это дает! - А что? По-вашему, я уже не могу ни за кого выйти замуж? - Только за укротителя, - сказал Коля. Тьфу, черт возьми! Я вышла и хлопнула дверью. Молока бы выпить, что ли. Я открыла холодильник. Он был пустой и обросший, с одной-единственной увядшей редиской на второй полке. Не холодильник, а склеп. Никакого молока, разумеется, нет и в помине. А утром было. "Спороли", как говорила покойная няня. ...Нет, хватит с меня этого, хватит, думала я, расчесывая волосы и со злобы выдирая целые пучки. Не могут два молодых идиота сами о себе позаботиться, не говоря уж о матери... Подумаешь, "лапу"! Лижутся, а мать голодная. Надоело все, надоело... И эти волосы дурацкие, ни два ни полтора; полудлинные, неухоженные... А сколько седых появилось! И все на каких-то нелепых местах, например, за ушами, не то что у людей, те благородно седеют - с висков... Глупо седею, бездарно. А эти самодельные букольки на лбу! Сама, старая дура, на бигуди закручивала. Спать больно, плохо... ...Не буду им готовить обед, пусть сами о себе заботятся... А с волосами этими что-то нужно делать. Остричься, что ли? Жалко... Уже года три, как отращиваю, столько трудов пропадет... Нет, хватит, остригусь. "Остригусь и начну" - так говорил мой папа. Беспокойно жил мой папа, до самой смерти все хотел "начать"... "Остригусь и начну"... - Я ухожу, - сказала я мальчикам. - Куда? - спросил Костя. - Замуж, - ответил Коля. 2 А улица была прекрасная, вся в свежих каплях недавнего дождя. Листья на липах - светлые, новенькие, отлакированные, и поливальная машина катилась, сияя радугой, зачем-то поливая уже мокрый асфальт. Я купила мороженое и шла, покусывая твердую, украшенную розой верхушку. Зубы тихонечко ныли, но мне было хорошо так обедать - на ходу, мороженым. Что-то студенческое. Ноги еще легки, весенний день еще длинен, люди идут, торопятся, много хорошеньких, остригусь и начну. А вот и парикмахерская. В огромной витрине - фотографии девушек в масштабе три к одному, каждая натужно бережет прическу. Надпись: "Здесь производятся все виды обслуживания в порядке общей очереди". Идти так идти. Я потянула высокую тяжелую дверь с вертикальной надписью: "К себе". Внутри пахло сладким одеколоном, паленым волосом и еще чем-то противным. Сидело и стояло десятка два женщин. У, какая очередь! Может, уйти? Нет, решено, выстою. Я спросила: - Кто последний? Несколько голов повернулось ко мне и не ответило. - Скажите, пожалуйста, кто последний? - Здесь последних нет, - сострила черномазенькая с задорным зубом. - Крайнюю ищете, гражданочка? - спросила пожилая, в голубых носочках, с седоватой мочалкой на голове. - Крайняя будто за мной занимала, да ушла. Руки у нее были красные, натруженные и тяжело лежали между колен. - Так я буду за вами, можно? А как вы думаете, товарищи, сколько придется ждать? - Часа два в крайнем случае, - ответила пожилая. Другие молчали. Одна из них, статная, белая, как-то по-лебединому повернула шею, прошлась по мне ярко-синими глазами и отвернулась. Я, говорят, не робкого десятка, но почему-то робею женщин. Особенно когда их много и они заняты каким-то своим, женским делом. Мне всегда кажется, что они должны меня осуждать. За что? А за что придется. За мой почтенный возраст (тоже красоту наводить пришла!), за очки, английскую книгу в авоське. В этой очереди меня сразу потянуло к той, пожилой, в носочках. И она, видно, тоже заприметила меня. Две бабушки. Она потеснилась на стуле, давая мне место. - Садись, чего там. Сказано, в ногах правды нет. Я осторожно примостилась на самый краешек. - Да ты не бойся, всей задницей садись. Поместимся: у меня-то постная. Была, да вся вышла. Уселись. - Хочу шестимесячную сделать, - сказала она. - Боюсь, муж любить не станет. Что-то начал к одной молодой похаживать. - А дети есть? - Сыновья. Двое. - И у меня двое. - А муж гуляет? - Нет у меня мужа. Она помолчала. - Кому как повезет, - сказала она, подумав. - У меня хоть и гуляет, да не пьет, а у тебя и вовсе нет. Ты все-таки не бросай, надейся. Не такая уж слишком пожилая, из себя полная. - Я не бросаю, - сказала я. - Следующий! - крикнул из дверей жирный мастер в белом халате, с ярко-зеленым галстуком. Черненькая с зубом подскочила и ринулась вперед. Женщины загалдели. - Не ее очередь! - Не пускать! - Я на шестимесячную, - отбивалась она. - Все на шестимесячную! - Я тоже на шестимесячную! - пискнула я. - Сказано: все виды операций... - В порядке общей очереди! А это разве порядок? Общая очередь орала и волновалась. - Не хулиганьте, гражданочка, - сказал жирный. - Всех обслужим, как один человек, будьте уверены. Черненькая прошмыгнула в зал. Шум продолжался. - Он с ней живет, - сказала белая, с лебединой шеей. - Ну что ж, что живет... Порядок тоже нужно знать. Мало ли кто с кем живет. - А вот потребуем жалобную книгу... - Заведующего... - Позвать заведующего! Седая старушка за барьером гардероба взялась за вязанье. В кабине кассы розовая кассирша в голубом от белизны халате зевнула, вынула зеркальце и, напряженно растянув рот, стала ваксить толстые ресницы. Именно эти ресницы меня взорвали. Робости как не бывало. Я подошла к кассе: - Жалобную книгу. Она поглядела неприязненно: - А че вам нужно жалобную книгу? - Не ваше дело. Любой посетитель в любой момент может потребовать жалобную книгу. Очередь зарокотала, теперь уже против меня: - Сразу чуть что... - Одного человека приняли, а она жалобную книгу... - Она в жалобную напишет, а людям неприятности... - Тоже понимать нужно... Работают люди... Не любят у нас жалобщиков. Но я уже закинулась. - Гражданка, - сказала я голосом милиционера, - если вы мне сейчас же не дадите жалобную книгу... Кассирша вышла из кабины: - Я вам сейчас заведующего позову. Вышел заведующий - чернокудрый детина с лицом мясника: - Чего вам, гражданка? Я объяснила ему, что мастер только что принял женщину без очереди. Ссылалась на свидетелей, но те молчали. Он выслушал меня без выражения лица и потом крикнул в зал, как кличут собаку: - Роза! Вышла конопатенькая парикмахерша в марлевом тюрбане. - Роза, обслужишь гражданку без очереди. - Слушаю, Руслан Петрович. - Да разве я об этом? - заволновалась я. - Да разве мне нужно без очереди? Руслан повернулся и вышел. - Роза, - обратилась я к ней, - поймите, я совсем не о себе. Я только против беспорядка. - Сами беспорядок делаете, несознательные, - сказала Роза и тоже ушла. Я вернулась в очередь. Женщины молчали. Даже пожилая в носочках не подвинулась, а крепко сидела на своем стуле. Ну и пусть... Ждать еще долго. Прислонясь к прохладной, маслом крашенной стене, я стояла и думала. ...А хорошо бы все-таки уехать в Новосибирск. Дали бы мне однокомнатную квартиру... Или, еще лучше, номер в гостинице, где прошлый раз жила. Уж больно домик хорош - смешной, разноцветный: ухо зеленое, брюхо розовое. Кругом лес, трава на участке человеку по шею, зеленая, густая, чистая, с султанами. На улицах птицы поют. А по тротуарам - математики, физики, очкастые, бородатые, молодые, веселые... ...А еще хорошо бы, может быть, и в самом деле пойти замуж, выкинуть такое коленце, за старого друга, друга молодости, и уехать к нему в Евпаторию. Он всю жизнь меня любил, любит и сейчас, знаю. Теперь уже старенький - на сколько же лет старше меня? На десять? Как это говорится: старый - это тот, кто старше меня на десять лет. Ну что ж? Взять выйти замуж и уехать. Пусть они наконец-то привыкнут сами о себе думать. А работа? Ну, найду что-нибудь полегче. А то и вовсе поживу без работы. Буду в море купаться, в садике цветы посажу, кур заведу... А что? Стирать буду, белье вешать, голубое от синьки, на солнечном каменистом дворе... Руки мыльные, волосы взмокнут, растреплются, отведу их с лица локтем... А тут он подойдет, по плечу погладит: "Устала, родная моя? Отдохни, голубчик". "Нет, я еще ничего". Чепуха, бред. - Кто желает обслуживаться? - раздался резкий мальчишеский голос. Я очнулась. Рядом с очередью стоял паренек, лет восемнадцати, с хохолком на макушке. Весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо, тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице горящие темные глаза. Не то олененок, не то волчонок. - Кто здесь желает обслуживаться? - повторил он. На очередь он глядел презрительно, словно не он их, а они его должны были обслуживать. - Я хочу... - И я хочу... - И я... - Я первая сказала! - Нет, я! Очередь снова загудела. - Между прочим, обязан предупредить вас, - сказал паренек, - я еще не мастер, а только стажер и вполне могу вас изуродовать. Женщины примолкли. - Нет уж, мы лучше здесь, чин чинарем, - вздохнула пожилая. Я решилась: - Давайте уродуйте. Паренек быстро рассмеялся. Было что-то диковатое не только в глазах его, но и в улыбке. Зубы острые, ярко-белые. - Это вы хорошо сказали: уродуйте. Я, со своей стороны, постараюсь вас не изуродовать. Пройдемте. Он провел меня не в зал, а в какую-то заднюю каморку. Два мастера, не в белых уже, а в черных халатах, колдовали над двумя женскими головами, откинутыми назад, в помятые жестяные тазы. Один бритвенной кисточкой накладывал краску, другой разглядывал на свет зеленую жидкость в мензурке. Неужто в зеленый тоже красят? Пахло здесь как-то по-другому, душно и тускло. У двери два узкобрючных подозрительных шкота с косо срезанными бачками вели пониженными голосами странную беседу: "Тридцать "лонды" плюс пятьдесят фиксажа". Пахло спекуляцией. - Не стесняйтесь, - сказал паренек, - я вас за той перегородкой обслужу. Шаткая голубая перегородка покачивалась, словно дышала. На стене в золотой паршивой рамочке висела грамота: "Передовому предприятию". Я села в кресло. - Выньте шпильки, - приказал паренек. Я вынула. Он приподнял прядь волос, пощупал, пропустил сквозь пальцы, взял другую. - Волос посечен, - сказал он. - Результат самозакрутки. Какую операцию желаете? - Остричь... И шестимесячную, если можно. - Все можно. Можно и шестимесячную. Только предупреждаю, для теперешнего времени эта завивка несовременна. Со своей стороны, могу вам предложить химию. - То есть химическую завивку? - Именно. Самый современный вид прически. Имейте в виду, за рубежом совсем прекратили шестимесячную, целиком перешли на химию. - Чем же эта химия отличается от шестимесячной? - Небо и земля. Шестимесячная - это баран. Может быть, кому-нибудь и правится баран, по я лично против барана. Химия дает более интересную линию прически, как будто она раскидана ветром. Мне вдруг захотелось, чтобы у меня прическа была раскидана ветром. - Валяйте свою химию, - сказала я. - А долго это? - Часа четыре, не меньше. Если халтурно, то можно сделать и за два часа, но я не привык работать халтурно. - Что же это - до одиннадцати? - Если не до полдвенадцатого. ...Эх, Коля и Костя там без обеда... Догадаются ли дурни что-нибудь купить себе? Ничего, пусть привыкают. - Ладно, делайте. - А вы не беспокойтесь, - вдруг сказал парень, - я по своей квалификации не ниже мастера, если не выше. Мне сейчас выгоднее быть стажером, чем мастером. План не требуют, и ответственности меньше. Я могу свободно экспериментировать, если кто предоставит свою голову. - А я и не беспокоюсь, - ответила я. - Было бы о чем. Подумаешь, красоту какую погубите. Он опять рассмеялся по-своему, быстро показав зубы. - Это вы интересно сказали. Подумаешь, красоту какую. Это верно. Ну что ж, сама напросилась. - А как вас зовут? - спросила я. - Виталик. - Терпеть не могу таких имен: Валерик, Виталик, Владик, Алик... Только и слышишь: ик, ик, ик... Это заикание, по-моему, ужасно не свойственно русскому языку. - Как вы сказали? Не свойственно русскому языку? В каком смысле? - Раньше таких окончаний не было, они теперь развелись. Что-то в них сентиментальное, сюсюкающее. Представьте себе, например, героев "Войны и мира": Николай Ростов, Андрей Болконский, Пьер Безухов. Вообразите, если бы их звали: Колик, Андрик, Льерик... |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Ирина Грекова 'Скрипка Ротшильда' Грекова Ирина Рита и Полина Ивановна были приятельницами. Рита работала в школе преподавателем русского языка и литературы, а Полина Ивановна лифтершей... |
|
Ирина Грекова Перелом Грекова Ирина Для чего мне эти записки? Сама не знаю. Что-то вроде конспекта прожитой жизни, с ее перепадами, переходами из одного этапа в другой,... |
|
Ирина Грекова Свежо предание Первым впечатлением, которое он запомнил, был радужный солнечный зайчик на стене. Обои были светлые, в крупных косых клетках, и в... |
|
Ирина Грекова На испытаниях На летном поле неподвижно застыли самолеты, похожие на больших, чем-то озабоченных рыб. Раннее солнце ярко отсвечивало на скошенных... |
|
Ирина Словцова Этим надо воспользоваться Ирина Словцова Этим надо воспользоваться! Эйфория от первой победы сменяется ежедневными заботами о выполнении заказов, соблюдении сроков поставок, наборе персонала, обновлении... |
 |
Естественно научная секция Грекова Дарья «Вредные факторы, влияющие на зрение», 8б (руководитель Светенкова С. М.) |
|
Учебного процесса по профессии «Мастер общестроительных работ» на... Графи кучебного процесса по профессии «Мастер общестроительных работ» на 2011-2012 учебный год |
|
В сем поклонникам Дарьи Донцовой! Непревзойденный мастер остроумной... Непревзойденный мастер остроумной детективной прозы радует читателей своей новой книгой |
|
Ирина Викторовна Дрягина Записки летчицы у женщины-авиаторы в годы... «Ирина Викторовна Дрягина. Записки летчицы у женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945»: Центрполиграф; Москва;... |
|
Магаданская средняя школа №1 Королева (Гребенникова) Ирина Алексеевна – Великий Новгород (schoo tlpro com и др.) |