Островский Николай Алексеевич [16(29) 1904 22. 12. 1936] За кулисами русской сцены
|
Скачать 375.15 Kb.
|
| Островский Николай Алексеевич [16(29).9.1904 - 22.12.1936] За кулисами русской сцены. Великие художники, как правило, не замыкались в кругу искусства. Не только своими творениями, но и лично они стремились воздействовать на окружающую их действительность. Мировая история дает массу примеров того, как драматурги, скульпторы, живописцы, поэты участвовали в освободительном движении народов, вмешивались в борьбу партий, пытались сражаться с социальным злом, предлагали проекты законов, обличали тиранов, стремились разобраться в устройстве общества, чтобы понять силы, управляющие поведением людей, и тем самым содействовать его переустройству на разумных началах и в духе справедливости. Александра Николаевича Островского (1823-1886) отличало подобное стремление соединить с художественным творчеством неустанную и разностороннюю деятельность на общественном поприще. Великий драматург, создатель национального репертуара для русского театра, автор прославленных пьес «Свои люди – сочтемся!», «Гроза», «Доходное место», «Бесприданница» и десятков других,- таков «хрестоматийный» Александр Николаевич Островский, известный нескольким поколениям зрителей и читателей в нашей стране. Но мало кому теперь известен другой Александр Николаевич Островский, оставшийся за кулисами русской сцены, однако оказавший огромное воздействие как на развитие театра в России, так и на всю духовную жизнь народов нашей страны. Немногим знакомы иные грани этого могучего разностороннего дарования. Кто теперь вспоминает о том, что в натуре Островского создатель ярких драматических образов не только соседствовал, но и отлично уживался с незаурядным организатором и реформатором русской сцены? Он был талантливым педагогом и воспитал целую плеяду выдающихся актеров. Автор оригинальных пьес, он был и видным переводчиком мировой классики. Знаток закулисной жизни, на практике овладевшей искусством доброжелательных взаимоотношений в сложном театральном мире, он был также глубоким теоретиком театра, сцены, мировой драмы. Вот об этом-то другом Островском и дают нам преставление его дневники, докладные записки и публичные выступления. Без них осталось бы неполным представление об этом гениальном художнике, который оказал сильнейшее воздействие на формирование театрального искусства в многофункциональной России ХIХ века и советской драматургии на протяжении последних шести-семи десятилетий. В начале творческого пути Александр Николаевич Островский пробовал свои силы в разных жанрах. Выступил он и с критическими статьями в 1851 году о повестях Евгении Тур «Ошибка» и А.Ф.Писемского «Тюфяк». Судя по ним, можно твердо сказать: критика не была призванием Островского. Вот если бы ему не удалось стать драматургом, преобразователем русского театра, то он наверняка стал бы незаурядным прозаиком. В этом нет сомнения. Достаточно прочесть его «Записки замоскворецкого жителя» (1847), написанные в духе «натуральной школы». Какой искрометный юмор! Бездна свежего материала! Уже здесь он выступил в роли «Колумба Замоскворечья», о чем позднее скажет Добролюбов. И при этом замечательное мастерство! Тут Александр Николаевич Островский в ряде случаев сумел одним штрихом обозначить сущность человеческой натуры. Но выдающимся критиком Александр Николаевич Островский не стал бы. Критик должен обладать особым дарованием: с образного языка он «переводит» на язык логических, нравственных, социальных, исторических понятий то, что волновало поэта, романиста или очеркиста. Так поступали Белинский, В. Майков, Ап.Григорьев, Добролюбов, Чернышевский. И в процессе такого «перевода» они помогали читателю разглядеть в зеркале литературы важнейшие проблемы современности. Они умели создавать идейно-эстетические обобщения, которые определяли суть громадных пластов общественной жизни. Достаточно напомнить такие образно - критические формулы, как «знакомый незнакомец», «страдающий эгоист», «лишний человек»,"темное царство" или «луч света в темном царстве», «диалектика души», «русский человек на rendez-vous». Островскому не удалось предложить подобных определений. У него словно бы не лежала душа к лабораторному расчленению образа, опрыскиванию его «мертвой водой» анализа и сбрызгиванию «живой водой» синтеза. Его впечатления об окружающем мире сразу как бы отливались в чеканные образы – и в таком законченном виде просились из души на бумагу, в мизансцены, в сценическое действие. Если же Александр Николаевич Островский и критиковал, то он слишком тесно связывал свое повествование с рассказом писателя. Пересказ действия перемежался крупными выдержками из текста. Обобщения чаще всего оказывались повторением некоторых мыслей Белинского или Чернышевского. Особенно это проявилось в его устных выступлениях, например в «застольном слове о Пушкине» (1880). Здесь собственный опыт драматурга, соединившись с наиболее весомыми соображениями великих критиков, отлился в неоновую, но яркую формулу: «Отчего с таким нетерпением ждется каждое новое произведение от великого поэта? Оттого, что всякому хочется возвышенно мыслить и чувствовать вместе с ним; всякий ждет, что вот он скажет мне что-то прекрасное, новое, чего нет у меня, чего не достается мне; но он скажет, и это сейчас же сделается моим. Вот отчего и любовь и поклонение великим поэтам; вот отчего и великая скорбь при их утрате; образуется пустота, умственное сиротство: не кем думать, не кем чувствовать». Здесь несколько резче, чем у Белинского и Чернышевского, выразилось соображение об общественной «пользе» искусства: оно просвещает, учит, возвышает, духовно облагораживает человека. Как театральный деятель, Александр Николаевич Островский высоко ценил именно это непосредственно преобразующее воздействие искусства на людские души. Произведениям Островского свойствен гражданский пафос. Многое из подмеченного им в театральной жизни России 1850-1880-х годов осталось и позже. А потому высказывавшиеся им рекомендации и оценки сохранили свое значение в более поздние периоды развития русского театра. Документальная проза Островского имеет не одно лишь «подсобное» значение при изучении его творческого наследия, сохранив то, что не сложилось в сценические образы и не вошло в его драмы. Разумеется, нельзя и преувеличивать роль его заметок: они для него, для убежденного в собственных силах драматурга, явно имели служебное значение. Выступал ли он при застольях и на собраниях, писал ли заметки, вел дневник - все это либо для себя, либо для начальства, для единомышленников из числа актеров, для потомков. И всюду пояснял свое личное понимание сиюминутных нужд русского театра. Заметки служили опорой для памяти или своего рода конспектом доказательства того или иного предложения. А это личное и «служебное» переслаивалось социально-историческим анализом некоторых обстоятельств российской действительности или предложениями о дальнейших путях развития русского театра. Дневники, записки и речи Островского приобщают нас к давно минувшим временам и помогают понять прошлое. Это так, однако же они имеют и другое значение. Они позволяют нашим современникам глубже осмыслить некоторые из наших собственных недоумений. Странным образом они, свидетельствуя о прошлом, перекликаются и с волнующими нас соображениями. Тут все дело в том, что Александр Николаевич Островский был не только великим художником, но и незаурядным мыслителем. Он правильно мыслил: приобщаясь к его размышлениям, мы не уходим в тупики заблуждений, а, напротив, становимся на путь верного понимания событий и приближаемся вместе с драматургом к истине. Если его сценические образы возбуждают сильное эстетическое чувство и нравственное сопереживание, то дневники, заметки, речи как бы приглашают читателя к вдумчивым размышлениям. Он любил и умел добираться до сути, до корня явлений социальной жизни и нравственных переживаний своих современников. Следуя за ним по этому пути, читатель наших дней многое для себя начинает понимать вернее, глубже, точнее. Следует подчеркнуть еще одно обстоятельство. Документальная проза Островского - это еще и яркая страница в истории особого литературного жанра дневника или воспоминаний. Его истоки - в глубокой древности. Записки Цезаря о войне в Галлии или воспоминания Ксенофонта («Анабасис») об исходе греков-наемников из глубинных областей Персидской империи к морю стали классикой античной литературы. В новое время, в ХVIII и в начале ХIХ века, прямо-таки зачитывались дневниками и воспоминаниями исторических деятелей. Читателей интересовали сведения «из первых рук» о великих географических открытиях, о пиратах, об освоении Нового Света, о войнах в Старом Свете за испанское наследство, против турок, против алчного прусского короля, затеявшего Семилетнюю войну в центре Европы и унесшую сотни тысяч жизней. Молодого Белинского поразило это всеобщее увлечение, когда он в 1834 году писал: «К числу самых необыкновенных и самых интересных явлений в умственном мире нашего времени принадлежат записки, memoires». В них он видел своего рода летописи «наших дней», без которых невозможна плодотворная работа романиста, драматурга или историка: «Что может быть любопытнее этих записок?»- спрашивал критик и сам же отвечал: «Это история, это драма, это все, что вам угодно» В России тоже писали воспоминания и вели дневники еще в ХV в. Сохранился незавершенный дневник Екатерины II, остававшийся долгое время недоступным для читателей. Чрезвычайно любопытный дневник оставил ее секретарь Храповицкий. Поистине бесценные воспоминания о поместной дворянской жизни сохранили записки А.Т.Болотова. Однако в России время для подобных записок в самостоятельный жанр наступило позднее. Во время войн против Наполеона, пытавшегося подчинить всю Европу, русским армиям пришлось ходить походами на Апеннины, в Швейцарию, в Польшу, Германию и Францию. Молодые офицеры вели записи и сравнивали русскую и зарубежную действительность. Это придавало им важное общественное содержание. Таковы были «Письма русского офицера», которые Ф.Глинка начал издавать еще до взятия французами Москвы. Почти тогда же А.Г.Краснокутский издал свои записи о поездке в Константинополь (1808) на переговоры о перемирии с турками, а в 1813 году С.А.Маслов опубликовал впечатления о захваченной и сожженной французами Москве. А затем это увлечение, как пожар, охватило образованную, читающую, мыслящую Россию. Дневники и разного рода записки вели старые и молодые, мужчины и женщины, поэты и военные, цензоры и дипломаты, фрейлины и министры. И многие, из писавших субъективные заметки, внесли огромный вклад в объективное познание той духовной атмосферы, которая складывалась в России главным образом в переломные, переходные периоды, подчас не освещенные столь полно и достоверно в беллетристике. Так, мы можем сейчас почерпнуть поистине бесценные сведения из записок поэта П.А.Вяземского и генерал П.Х.Граббе (под его началом некоторое время служил сосланный на Кавказ Лермонтов), цензора и критика А.В.Никитенко, военного министра Д.А.Милютина, дочери поэта Тютчева и дочери видного архитектора А.И.Штакеншнейдера и многих других. Увлечение было столь велико, что нередко романисты отдавали ему дань и включали в свои произведения записки персонажей. Таков «Журнал Печорина» у Лермонтова в «Герое нашего времени», а у Тургенева - записки Елены Стаховой в романе «Накануне» и целая повесть «Дневник лишнего человека», оформленная как предсмертный дневник с воспоминаниями Чулкатурина. В отдельных случаях дневники и воспоминания начинали даже теснить повести и романы. Особый успех выпал на долю «Былого и дум» Герцена. Этот шедевр русской литературы получил при первых же публикациях широчайшие отклики на Западе и прочно вошел в сокровищницу мировой литературы. Не меньший, хотя и не бесспорный успех выпал на долю Достоевского: его «Дневник писателя» стал значительным явлением русской литературы и до сих пор привлекает внимание своим невиданным по богатству запасом субъективных наблюдений, противоречивых суждений, острых обличений или самых невероятных предложений. В какой-то мере пример Достоевского увлек Д.В.Аверкиева, издававшего свой «Дневник писателя» в 1885-1886 годах. Тогда же сложилась особая разновидность публицистического дневника с предложениями, своего рода субъективных заметок о происходящем, например, в Петербурге, в Москве или в Одессе. Яркий пример видим у Чехова в его «Осколках московской жизни», а также у известного очеркиста В.А.Гиляровского в его циклах очерков и зарисовок «Трущобные люди», «Москва газетная», «Москва и москвичи». В самом общем виде все личные записки, все то, что мы называем документальной прозой, обычно тяготеет к двум полюсам – в зависимости от целевой установки автора. На одном полюсе – все то, что получило литературную обработку и предназначено автором для публикации. В подобных дневниках, воспоминаниях и прочих записях достоверные факты разными способами сочетаются с рассуждениями и обобщениями. Читателю нужно лишь то, что заключают в себе обобщения, как бы извлеченные автором из множества впечатлений о том, что где-то с кем-то произошло, что унесено потоком бытия в прошлое, что предано забвению. Нужно нечто поучительное, обогащающее чувство и мысль читателя. Герцен с замечательной проницательностью уловил этот закон мемуарной литературы: былое только интересно и полезно, когда с ним связаны думы. Мемуарист фактически обязан досказывать недосказанное и излагать свои предположения о смысле происходящего и наблюдаемого. Мемуарист идет, по сути, тем же путем, что и романист, и соблюдает одно правило, переступать через которое не вправе: не изображать событий, людей, обстоятельств, которых не было в действительности. Предположения возможны, а выдумка недопустима. Таков закон жанра! На другом полюсе документальной прозы располагаются те из личных записей, которые так и остались беглыми заметками для памяти в записных книжках. Они большей частью и не предназначались для публикации. Чаще всего такие записи содержат своего рода побудительные сигналы для работы памяти, для давних впечатлений, которые были, казалось бы, навечно погребены под завалами сиюминутных происшествий и впечатлений о них. Документальная проза Островского располагается между этими двумя полюсами и отличается широким жанровым и тематическим диапазоном. Так, он в 1856 году предпринял поездку по Волге. Морское ведомство тогда приглашало известных писателей принять участие в путешествиях по России и за рубежом. По Волге также плавал А.А.Потехин, а Д.В.Григорович на корабле «Ретвизан» и И.А.Гончаров на фрегате «Паллада» отправились за границу. Путевые записи Островского легли в основу литературного очерка «Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода», опубликованного в «Московском сборнике» (1859). Зарисовки с натуры, сделанные наблюдательным, патриотично настроенным человеком, пришлись в канун отмены крепостничества, что называется, ко двору и сыграли заметную роль в усилении антикрепостнических настроений. Позор проигранных царизмом в Крымской войне сражений, огромные жертвы, угроза расчленения России, утрата тех жизненно важных для нее приобретений, которые от Петра I до Николая I были оплачены безумно дорогой ценой и гибелью сотен тысяч русских людей, запрещение иметь военный флот и верфи на Черном море, разоружение Севастополя – все это до крайности возмущало мыслящих, честных русских людей. Они были убеждены в мировом значении своей страны и своего народа. Они видели, что прогнивший николаевский режим втуне растрачивал громадные ресурсы. Они страстно ожидали перемен к лучшему. Таков был духовный климат России в то удивительное десятилетие после Крымской войны, когда поистине были перевернуты и «отменены» многие из прежних нравственных и эстетических понятий. Наступил расцвет русского реализма. Тогда появилось такое количество замечательных произведений, какого читателя не выдавали ни в одном из предшествовавших десятилетий. Мог ли тогда Александр Николаевич Островский остаться в стороне? Конечно же нет, и лучшее тому подтверждение – пьеса «Гроза». Как истинный Колумб, он открыл «темное царство» Замоскворечья с его деспотическим патриархальным купеческим бытом. Осуждая этот ранее неизвестный в русской литературе целый континент общественной жизни, негодуя и возмущаясь, он в то время проницательно исследовал тенденции его развития. Добролюбов подчеркнул, что в «Грозе» воплощен своего рода луч света в этом царстве: протест против Интеллектуальной дикости и требование свободы чувств проникли и сюда. Этот уклад не простоит долго: он осужден историей! Но что история принесет взамен? |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
![Островский Николай Алексеевич [16(29) 1904 22. 12. 1936] За кулисами русской сцены icon](/i/doc32.png) |
Штудии Чехов преподносит читателям-зрителям свою комедию так, словно на втором плане сцены, на её “задворках”, идёт одновременно другая... |
|
Николай Александрович Бердяев Духовные основы русской революции Николай Бердяев – один из виднейших представителей русской религиозной философии XX столетия, но прежде всего – первый в нашей стране... |
|
Законах, где миром правит деньги, невежество, дикость, ограниченность А. Н. Островский. Драма «Гроза» 1 Какую социальную среду изображает А. Н. Островский в пьесе «Гроза» |
|
Николай Александрович Бердяев Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого Николай Бердяев – один из виднейших представителей русской религиозной философии ХХ столетия, но прежде всего – первый в нашей стране... |
|
Николай Александрович Бердяев Истоки и смысл русского коммунизма Николай Бердяев – один из виднейших представителей русской религиозной философии XX столетия, но прежде всего – первый в нашей стране... |
|
Николай Алексеевич Некрасов (1821-1877) Поэма «Кому на Руси жить хорошо» История создания Поэма была задумана как «народная книга», эпопея, изображающая целую эпоху в жизни народа. Н. А. Некрасов начал работать над поэмой... |
|
Вопросы к экзамену по истории русской литературы первой половины XIX века Жуковский В. А. Лирика. Баллады. Поэмы, повести и сцены в стихах («Аббадона», «Овсяный кисель», «Красный карбункул», «Пери и ангел»,... |
![Островский Николай Алексеевич [16(29) 1904 22. 12. 1936] За кулисами русской сцены icon](/i/32.png) |
Николай Бердяев Образование русской интеллигенции и ее характер. Славянофильство и западничество |
|
С восьми лет начал сочинять стихи. 1904 -1907 35 брошюрок сборников... С восьми лет начал сочинять стихи. 1904 -1907 – 35 брошюрок – сборников собственных стихов (на свои деньги). В них преобладают патриотические... |
|
Николай Александрович Бердяев Духи русской революции Из глyбины. Cбopник cтaтeй o pyccкoй peвoлюции. M., — Пг., 1918. Пeчaтaeтcя пo: Литepaтypнaя yчeбa, 1990. Kн, C, 123—139 |