Российской федерации
|
Скачать 232.83 Kb.
|
|
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА №24 Реферат Н.В. Станкевич в воспоминаниях И.С.Тургенева. Выполнила: ученица 8 «В» класса МБОУ СОШ № 24 Григорьева Анна Учитель: Илларионова Юлия Александровна Воронеж 2013 Оглавление
Введение В ознаменование 200-летия со дня рождения поэта, философа и эстетика Николая Владимировича Станкевича (1813-1840) 2013-й год официально объявлен его именным Годом в учреждениях культуры Воронежа. Это решение есть дань земляческой благодарности человеку, который оставил неизгладимый след в истории духовно-этических исканий русской интеллигенции. Феномен Станкевича состоит в поразительной, а потому загадочной привлекательности его личности. Имеет смысл задуматься над этим. Он прожил очень недолгую жизнь. Всего 27 лет. Литературное наследство его и невелико, и незначительно. В литературе стало общим местом обращать на это внимание. Даже самый первый биограф Станкевича П.В. Анненков счел возможны прямо заявить: «Станкевич умер двадцати семи лет ... от роду, оставив одну плохую трагедию «Василий Шуйский», стихотворения, замечательные к развитию его идей, но не представляющие в самих себе достаточной степени глубины и меткости выражения, чтобы остановить внимание читателя...». И в ответ уважение, доходящее до благоговения {Признание И. С. Тургенева в его ["Воспоминаниях о Н. В. Станкевиче"]. -- Полн. собр. соч. и писем, т. VI. М.--Л., Изд-во АН СССР, 1963, С. 393.}, со стороны людей, чей творческий потенциал оказался неизмеримо выше, чем его. Людей яркой индивидуальности, разных по общественным устремлениям, политическим и художественным установкам, но сходящихся в одном: в высочайшей оценке личности Станкевича, в признании за ним выдающейся роли в их жизни. И. С. Тургенев, М. А. Бакунин, Т. Н. Грановский в разное время, независимо друг от друга, в течение жизни Станкевича, сразу после его смерти или через много лет после нее писали, в сущности, одно, то, что признал с благодарностью и печалью об утрате Белинский в письме к В. П. Боткину от 5 сентября 1840 года: "...Что был каждый из нас до встречи с Станкевичем?.. Нам посчастливилось -- вот и все..." {Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. XI. М., Изд-во АН СССР, 1956, С. 554.}. А за три и за два года до этот письма -- о еще живом: "...Станкевич человек гениальный...", "Я никого не знаю выше Станкевича..." {Там же, с. 193, 247.}. Любой из тех, кто к Станкевичу был близок, не только не преуменьшал его значения, но, казалось, хотел всячески подчеркнуть, что именно в его жизни встреча с ним была особенно благотворной. "Он был нашим благодетелем, нашим учителем, братом нам всем, каждый ему чем-нибудь обязан, -- писал Грановский.-- Я больше других" {Т. Н. Грановский и его переписка, т. II, М., 1897, с. 101.}. Так пишут друзья. Но вот в 1857 году П. В. Анненков издает переписку Станкевича. Прочитав ее, не знавший Станкевича лично Л. Толстой признается, что был взволнован до слез: "Никогда никого я так не любил, как этого человека, которого никогда не видел" {Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 60. М., Гослитиздат, 1949, С. 274.}. Герцен считает необходимым сказать о нем на страницах "Былого и дум", и именно там, где речь идет о самых замечательных людях России 30-х годов XIX века. И все, кто о Станкевиче писал и говорил, отдавали себе отчет в необычайности самой природы его влияния, казалось бы, мало чем подкрепленного реально. Белинский даже сомневался, можно ли вообще рассказать о Станкевиче, передать словами тем, кто его не знал, в чем была причина его значения и силы. "Интересно,-- замечал он в одном из писем,-- как напишет Фр[олов] биографию Ст[анкевича], которой, по моему мнению, невозможно написать" {Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. XII, с. 107.}. Намек на необъясненность, тайну включало в себя и первое в русской печати прямое указание на роль Станкевича в литературной и общественной жизни России. В статье "О жизни и сочинениях Кольцова" тот же Белинский, который не верил в возможность написания биографии Станкевича, говорит о нем как об "одном из тех замечательных людей, которые не всегда бывают известны обществу, но благоговейные и таинственные слухи о которых переходят иногда и в общество из тесного круга близких к ним людей" {Там же, т. IX, с. 508.}. С тех пор почти все, что о Станкевиче писалось, будь то мемуары или литературоведческие исследования, почти неизбежно становится попыткой объяснить, разгадать тайну влияния и неотразимого обаяния этой личности, раскрыть причину того, почему сумел занять такое заметное место в истории русской культуры человек, ушедший из жизни двадцати семи лет, мало опубликовавший, мало стремившийся к тому, чтобы вообще какое-то место "занять", и не подозревавший, что даже его письма к друзьям и родным станут документом большой литературной, идеологической, жизненной значимости. Биографические сведения о Н.В. Станкевиче ВИКТОР БЕЛИКОВ (РОССОШЬ) На могиле Станкевича На крутом берегу тихой речки равнинной Есть могила одна стародавних времён. Здесь философ лежит, как в кургане былинном, Среди хлебных полей и лепечущих крон. И такие вокруг неоглядные шири, Перелески, овраги и море пшениц. И петляет речушка, как синий пунктирик, Через дали и годы, под всполох зарниц. Не расскажут ни ветры о днях миновавших, Ни шмели не споют, что теснило сердца. В битве воль и идей много доблестно павших, И Станкевич из тех, кто пошел до конца. Умереть молодым довелось на чужбине, Но мечталось лежать среди русских равнин, Чтоб сады напевали родные былины, Чтобы знали: он западник, но славянин, Что любил всей душой эти дали и шири, Что жалел этот гордый российский народ; Что судьба, как звезда, прочертила пунктирик, Озарив над Россией крутой небосвод 2001 Станкевич Николай Владимирович (27.09(09.10)1813–25.06(07.07)1840), поэт, переводчик, философ, эстетик, общественный деятель. Родился в городе Острогожске Воронежской губернии в дворянской семье. Его дед по отцу был сербом, он переехал в Россию в 1757 г. и принял российское подданство. Служил в Острогожске. За безупречную службу и верноподданническое отношение к властям получил дворянское звание и чин коллежского асессора. Младший его сын – Владимир и был отцом будущего философа и поэта. Мать Николая – Екатерина Иосифовна Крамер – дочь острогожского врача. Родители очень любили друг друга, и детей воспитывали в атмосфере любви, красоты и гармонии. Детство Николай провел в имении в селе Удеревка, которое его отец купил летом 1814 г. (Бирюченский уезд Воронежской губернии, ныне Алексеевский район Белгородской области). Удеревку долгое время считали местом рождения поэта. Именно с этим селом на берегу Тихой Сосны связаны первые детские впечатления Николая. С детства Станкевичи воспитывали в своих детях трудолюбие, уважение к людям труда, а также чуткость и восприимчивость к окружающей природе, любовь к чтению, стремление к наукам и образованию. В 1822 г. Николай поступил в Острогожское уездное училище – одно из самых старых в Воронежской губернии. В училище обучались дети купцов и мещан, но отец Николая не придавал никакого значения сословным предрассудкам. Главным в этом выборе для него было желание не отрывать далеко от семьи первенца, не отличающегося хорошим здоровьем. Родители зимой жили в Острогожске. Учился Николай хорошо, полюбил историю и географию, пристрастился к чтению, а особенно к поэзии. Летом вся семья уезжала в любимую Удеревку. С 1825 г. Станкевич продолжил своё образование в Воронеже, в пансионе для благородных детей П. Ф. Федорова. Губернский город подарил Николаю множество новых впечатлений. Он стал завсегдатаем в театре, часто посещал магазин и библиотеку при нём книгопродавца Д. А. Кашкина. Серьёзное увлечение литературой подтолкнуло его попробовать себя в стихосложении. И уже с 1829 г. он посылает свои первые романтически-сентиментальные стихи в московские и петербургские журналы – «Бабочку», «Атеней», «Телескоп», «Молву». Эти издания охотно публиковали стихи молодого поэта из Воронежа. В 1830 г. Николай познакомился с Алексеем Кольцовым, стихи которого сразу пленили начинающего поэта. Угадав поэтический талант А. Кольцова Станкевич стал первооткрывателем поэта Кольцова для русской литературы и для всей читающей России. Николай посчитал своим долгом опубликовать его стихи в столичном издании. И в 1831 г. в «Литературной газете» с небольшим предисловием Станкевича появилось стихотворение «Русская песня». А в 1835 г. он уже отобрал 18 стихотворений для поэтического сборника, который оказался единственным вышедшим при жизни Алексея Кольцова. В том же 1830 г. Станкевич поступил в Московский университет на словесное отделение. Посещая лекции своего земляка М. Г. Павлова, в доме которого он и жил в Москве, Станкевич увлёкся учением немецких философов – Фихте, Канта, Шеллинга и Гегеля. К 1831 г. это увлечение объединило студентов Московского университета в литературно-философский кружок, духовным вдохновителем которого стал Николай Станкевич. Кружок Станкевича интересовался философией, эстетикой, литературой. В первый состав кружка входили Януарий Неверов, Иван Клюшников, Василий Красов, Сергей Строев, Яков Почека, Иван Оболенский. В 1833 г. Неверов покинул кружок, но в его состав вошли Виссарион Белинский, Константин Аксаков, Александр Ефремов, Александр Келлер, Алексей Топорнин, Осип Бодянский, Павел Петров. Временем расцвета кружка был период с 1833 по 1837 гг., до отъезда Станкевича за границу. Кружок был сосредоточием культурной жизни того времени. Трудно переоценить влияние Станкевича на развитие русской мысли и умение объединить вокруг себя выдающихся мыслителей разных взглядов. Н. В. Станкевич был человек разносторонне образованный и обладавший даром «открывать чужие таланты». Ему русская литература обязана открытием таланта поэта А. В. Кольцова; он оказал огромное влияние на В. Г. Белинского, Т. Н. Грановского и др. Не обладая крупным литературным дарованием, он был очень талантливой личностью просто как человек, одарённый тонким эстетическим чутьём и горячей любовью к искусству. О душевных качествах Станкевича высоко отзывались Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Его первый биограф П. В. Анненков писал о нём: «Это был живой идеал правды и чести». Творческое наследие Н. В. Станкевича – невелико: историческая драма «Скопин-Шуйский», стихотворения, несколько довольно интересных зарисовок философского характера, найденных после смерти Станкевича в его бумагах. Неоценимым источником изучения духовной жизни 1830-х гг. стала переписка Станкевича с друзьями, полная блестящих мыслей, метких определений. Письма воссоздают общественные, эстетические и нравственные искания молодого поколения и читаются как художественно-публицистические очерки. Учась в Москве, Николай не забывал родных мест, на каникулы приезжал в любимую Удеревку, где много читал, писал стихи и просто любовался красотой сельской природы. В 1834 г. Н. Станкевич окончил университет и вернулся в Воронежскую губернию, решив применить полученные знания в практической деятельности. Его выбрали почётным смотрителем Острогожского уездного училища, где он запланировал провести целый ряд нововведений. Но планам не суждено было сбыться. В 1836 г. необходимость лечения начинающегося туберкулёза заставила Станкевича уехать на Кавказ, а в 1837 – за границу. Сначала он отправился на лечение в Карловы Вары. Зиму 1838–1839 гг. прожил в Германии, где лечение болезни совместил с продолжением изучения философии у берлинского профессора Вердера. Но и немецкие врачи были бессильны, недуг не отступал. Домой Николай писал письма, полные тоски и воспоминаний о родных местах. За границей Станкевич познакомился и сдружился с И. С. Тургеневым. Из общения с поэтом И. Тургенев вынес очень важную идею, что искусство должно быть одушевлено человеческими интересами. Весной 1839 г. Николай поехал в Италию, надеясь на её целительный климат. Но болезнь не отступила, здоровье ухудшилось. Летом 1840 г. Станкевич решает поехать в Швейцарию. Однако на пути в Милан он почувствовал ухудшение и в небольшом городке Нови 25 июня (7 июля) 1840 г. умер. Прах Н. В. Станкевича был перевезён на родину и похоронен в Удеревке на семейном кладбище. А село Удеревка исчезло как и вся дворянская усадьба Станкевичей. Барский дом был разграблен и сожжён в революционной буре 1918 г. От бывшего имения осталась только липовая аллея и могила поэта на высоком берегу речки Тихой Сосны. Н.В. Станкевич и И.С. Тургенев В июне 1837 году Н.В. Станкевич уезжает за границу. После трехнедельного пребывания на водах в Карлсбаде состояние его здоровья заметно улучшилось, и он смог продолжать свое путешествие. В октябре Станкевич прибыл в Берлин. Здесь его ожидала радостная встреча с друзьями - Неверовым и Грановским. Осенью 1837 года сюда прибыл Сергей Строев - давнишний университетский товарищ Станкевича, через год - И. С. Тургенев. "Здесь довольно русских, готовящихся в профессоры", - сообщает родным Станкевич. {Письмо от 11 ноября/30 октября 1837 г. - "Переписка Станкевича", стр. 28.} В Риме он встретился снова с И. С. Тургеневым. «Меня познакомил с Станкевичем в Берлине Грановский -- в 1838-м году, в конце. До того времени я слышал о нем мало. Помню я, что когда Грановский упомянул о приезде Станкевича в Берлин, я спросил его -- не "виршеплет" ли это Станкевич,-- и Грановский, смеясь, представил мне его под именем "виршеплета". В теченье зимы я довольно часто видался с Станкевичем -- но не помню, чтоб мы вместе ходили на лекции: он брал privatissima {самым частным образом (лат.).} у Вердера -- а в университет не ходил. Станкевич не очень-то меня жаловал -- и гораздо больше знался с Грановским и Неверовым. Я очень скоро почувствовал к нему уважение и нечто вроде боязни, проистекавшей, впрочем, не от его обхожденья со мною, которое было весьма ласково, как со всеми, но от внутреннего сознания собственной недостойности и лживости.»( из воспоминаний И.С. Тургенева) Станкевич свидетельствует в письмах, что он "узнал" Тургенева еще в Москве, студентом университета (см.: "Переписка Станкевича", стр. 64). А Тургенев в своих воспоминаниях о Станкевиче говорит, будто бы они впервые познакомились лишь в Берлине, через посредство Грановского. Тургенев мог запамятовать, свидетельство Станкевича представляется более достоверным.} Совсем иными стали их отношения теперь, в Риме. Они подружились, часто стречались у Ховриных - общих московских знакомых, также путешествовавших по Европе. Биограф И.С. Тургенева, писатель Б.К. Зайцев, писал: «Ему (Тургеневу) нашелся превосходный сотоварищ, друг и вождь – Станкевич. К Риму идет тонкий изящный профиль Станкевича, с длинными, на бок заложенными кудрями, с огромным поперечным галстуком, благообразным рединготом... Тургенев со Станкевичем много выходили, много высмотрели... "Царский сын, не знавший о своём происхождении" (так назвал позднее Станкевича Тургенев ) доблестно водил его по Колизеям, Ватиканам, катакомбам. Воспитание Тургенева продолжалось, Италия помогла царскому сыну отшлифовать другого юного принца, престолонаследника русской литературы. Именно в Италии... овладевал Тургеневым дух Станкевича – дух поэзии и правды». Тургенев оставил нам портрет Станкевича того времени: «Станкевич был более нежели среднего роста, очень хорошо сложен -- по его сложению нельзя было предполагать в нем склонности к чахотке. У него были прекрасные черные волосы, покатый лоб, небольшие карие глаза; взор его был очень ласков и весел; нос тонкий, с горбиной, красивый, с подвижными ноздрями, губы тоже довольно тонкие, с резко означенными углами; когда он улыбался -- они слегка кривились, но очень мило,-- вообще улыбка его была чрезвычайно приветлива и добродушна, хоть и насмешлива; руки у него были довольно большие, узловатые, как у старика; во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная distinction {благовоспитанность (франц.).} -- точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении. Одевался он просто -- носил обыкновенно палку. Ни разу не слыхал я от него жалоб на свое здоровье; о болезни своей он говорил не иначе как в шутливом тоне; никогда он не хандрил. Когда я изображал Донорского (в "Рудине"), образ Станкевича носился передо мной -- но всё это только бледный очерк». Воспоминания о Станкевиче были написаны Тургеневым, вероятно, по просьбе П. В. Анненкова как подсобный материал для его статьи "Н. В. Станкевич. Биографический очерк" (Рус Вестн, 1857, No 2, кн. 1, с. 441--490, кн. 2, с. 695--738; No 4, кн. 1, с. 357--398); в том же году вышло отдельное издание, с добавлением писем Станкевича: "Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П. В. Анненковым", М., 1857. Анненков, не знавший лично Станкевича, при составлении его биографии пользовался его перепиской и рассказами его друзей. Но ему не хватало, по-видимому, живых бытовых деталей, характеризующих Станкевича и его окружение, впечатлений от его внешности, манеры держаться, говорить и т. д. Всё это мог дать ему Тургенев, близко общавшийся со Станкевичем в последние месяцы его жизни; потому-то написанные им воспоминания носят такой личный, интимный характер. Анненков заимствовал из написанного Тургеневым ряд отдельных черточек и крупных или мелких фрагментов, выделяя их -- не всегда, однако -- кавычками и авторскими ремарками, без упоминания имени Тургенева. Здоровье Станкевича между тем неожиданно сильно ухудшилось. По словам Тургенева, он стал часто кашлять кровью, говорил "чуть слышным голосом". Тургенев рассказывает в своих воспоминаниях, как однажды они вместе поднимались к Ховриным, на четвертый этаж. Станкевич был в отличном расположении духа и читал вслух Пушкина; вдруг он закашлялся, остановился, поднес платок к губам: на платке осталась кровь. Тургенев вздрогнул, а Станкевич улыбнулся и продолжал читать прерванное стихотворение. Станкевич не мог не знать, как опасно он болен. Но он никогда не хандрил, никому не жаловался на нездоровье. В своих письмах к родным и друзьям он часто с иронией отзывался о своем смертельном недуге. Заключение Хочу привести цитату из письма Ивана Тургенева знаменитому историку Тимофею Грановскому. Это письмо было написано Тургеневым, когда он узнал о смерти Станкевича: «Нас постигло великое несчастье. Мы потеряли человека, которого мы любили, в кого верили, кто был нашей гордостью и надеждой». Нельзя сказать, что персона Станкевича широко известна, но в интеллектуальных кругах её знают и перед ней преклоняются. Жизненный подвиг нашего земляка в том, что он, уйдя из жизни в цветущем возрасте, силой своего душевного обаяния, эстетического и нравственного постижения проблем эпохи сумел показать воздействие духовного на окружающее общество. Этот пример долго вдохновлял нашу творческую интеллигенцию. Литература
Приложение. Переписка Н.В. Станкевича и И.С. Тургенева. <�Воспоминания о H. В. Станкевиче> И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах Сочинения в двенадцати томах Издание второе, исправленное и дополненное М., "Наука", 1980 Сочинения. Том пятый. Повести и рассказы 1853--1857 годов. Рудин. Статьи и воспоминания 1855--1859 OCR Бычков М. Н. Меня познакомил с Станкевичем в Берлине Грановский -- в 1838-м году, в конце. До того времени я слышал о нем мало. Помню я, что когда Грановский упомянул о приезде Станкевича в Берлин, я спросил его -- не "виршеплет" ли это Станкевич,-- и Грановский, смеясь, представил мне его под именем "виршеплета". В теченье зимы я довольно часто видался с Станкевичем -- но не помню, чтоб мы вместе ходили на лекции: он брал privatissima {самым частным образом (лат.).} у Вердера -- а в университет не ходил. Станкевич не очень-то меня жаловал -- и гораздо больше знался с Грановским и Неверовым. Я очень скоро почувствовал к нему уважение и нечто вроде боязни, проистекавшей, впрочем, не от его обхожденья со мною, которое было весьма ласково, как со всеми, но от внутреннего сознания собственной недостойности и лживости. Станкевич жил в то время один -- но у него с утра до вечера гостила одна девица, по имени Берта, недурная собой и неглупая; она в последствии времени очень плохо кончила, сошлась с Ефремовым и была выслана из Берлина, чуть ли не за кражу. Она была довольно остра и забавна по-берлински. Помню я одну ее остроту, переданную Станкевичем: у ней была сестра, которой пришлось раз ночевать у Станкевича,-- Берта объявила, что она не хочет, чтобы на эту ночь была "allgemeine Pressfreiheit" {"полная свобода печати" (нем.).}, хотя она и либералка. Станкевич любил женский пол, но в душе был целомудрен -- особенно если сравнить его с нынешней soi-disant {так называемой (франц.).} молодежью. Здоровье его уже тогда было плохо -- мы знали все, что он страдает грудью, и к нему ездил д-р Баре (Barez), который обращался с ним очень дружелюбно. (Он был тогда первым врачом в Берлине.) Впрочем, Станкевич много выходил и театр посещал часто, особенно немецкую оперу. Тогда соперничали две певицы: Лёве и Фассманн -- признаться сказать, обе довольно плохие. Грановский был поклонником Лёве, высокой и красивой брюнетки, Станкевич предпочитал Фассманн, блондинку. Любимцами Станкевича были два комика: Герн и Бекманн. Герн был карикатурист вроде Живокини; у Бекманна было много неподдельного, спокойного юмору. В характере Станкевича было много веселости, и он любил посмеяться. Чаще всего встречал я его у Фроловых. Он почти все вечера проводил у них. Между им и г-жой Фроловой существовало отношение весьма дружественное. Эта г-жа Фролова (первая жена Н. Г. Фролова, урожденная Галахова) была женщина очень замечательная. Уже немолодая, с здоровьем совершенно расстроенным (она скоро потом умерла), некрасивая -- она невольно привлекала своим тонким женским умом и грацией. Она обладала искусством -- mettre les gens à leur aise {вызывать у людей ощущение непринужденности (франц.).}, сама говорила немного, но каждое слово ее не забывалось. В ней было много наблюдательности и понимания людей. Русского в ней было мало -- она скорее походила на очень умную француженку -- un peu de l'ancien rêgime {немножко старорежимную (франц.).}. Стефания Баденская считала ее в числе своих приятельниц -- Беттина часто ходила к ней, хотя в душе ее побаивалась. Г-жа Фролова обходилась с Беттиной un peu de haut en bas {немножко свысока (франц.).}. Вердер бывал у ней часто -- Гумбольдт посещал ее иногда. Я ходил туда молчать, разиня рот, и слушать. Фролов сам никогда не вмешивался в разговор -- сидел в углу, разливал чай, значительно мычал, поводил глазами, подергивал усы -- но не раскрывал рта. Станкевича Фролова очень любила и уважала. Она сходилась с ним в мнениях. Впрочем, я не слыхал, чтобы она с ним говорила о философии. Это было дело Вердера, который разговаривать не умел. Раз, по уходе Вердера, я не мог удержаться и воскликнул: "В первый раз слышу человека!" -- "Да,-- заметила Фролова,-- жаль только, что он с одним собой знаком". Фарнгаген (известный биограф) ходил к Фроловым -- он любил выводить на свежую воду Беттину, которая его терпеть не могла и называла его Giftesel {ядовитый осел (нем.).}. Повторяю, что во время моего пребывания в Берлине я не добился доверенности или расположения Станкевича; он, кажется, ни разу не был у меня, Грановский был всего только раз -- и при мне у них не было откровенных разговоров. Станкевич, помнится, не любил тогда Жорж Занд -- а о Белинском отзывался хотя дружественно, но несколько насмешливо... "Ну! -- воскликнул он раз, услыхав о какой-то либеральной, но глупой выходке,-- теперь Виссариона хоть овсом не корми!" Я тогда о Белинском ничего не знал -- и помню это слово Станкевича только по милости странного имени: Виссарион -- поразившего меня. Берта, о которой я говорил выше, была отчасти причиной холодности Станкевича ко мне: я раз поехал с ней кататься верхом в Тиргартен -- она очень со мной кокетничала,-- а вернувшись, уверила Станкевича, что я делал ей предложения: а она просто мне не нравилась. Вот всё, что я помню из пребывания Станкевича в Берлине. Я встретил его потом в начале 1840-го года в Италии, в Риме. Здоровье его значительно стало хуже -- голос получил какую-то болезненную сиплость, сухой кашель часто мешал ему говорить. В Риме я сошелся с ним гораздо теснее, чем в Берлине,-- я его видел каждый день -- и он ко мне почувствовал расположение. В Риме находилось тогда русское семейство Ховриных, к которым Станкевич, я и еще один русский, А. П. Ефремов, ходили беспрестанно. Семейство это состояло из мужа (весьма глупого человека, отставного гусара), жены, известной московской барыни, Марьи Дмитриевны -- и двух дочерей. Старшей тогда только что минуло шестнадцать лет -- она была очень мила и, кажется, втайне, чувствовала большую симпатию к Станкевичу, который отвечал ей дружеским, почти отеческим чувством. (Сам он тогда думал о Дьяковой, которая жила в Неаполе и с которой он съехался потом.) Остальных лиц тогдашнего нашего кружка я не стану описывать -- Станкевич говорит о них в своих письмах. Мы разъезжали по окрестностям Рима вместе, осматривали памятники и древности. Станкевич не отставал от нас, хотя часто плохо себя чувствовал; но дух его никогда не падал, и всё, что он ни говорил -- о древнем мире, о живописи, ваянии и т. д.,-- было исполнено возвышенной правды и какой-то свежей красоты и молодости. Помню я раз -- мы шли с ним к Ховриным и говорили о Пушкине, которого он любил страстно, так же как и Гоголя. Он начал читать стихотворение: "Снова тучи надо мною" -- своим чуть слышным голосом... Ховрикы жили очень высоко -- в четвертом этаже. Взбираясь на лестницу, Станкевич продолжал читать и вдруг остановился, кашлянул и поднес платок к губам -- на платке показалась кровь... Я невольно содрогнулся -- а он только улыбнулся и дочел стихотворение до конца. Изредка находил на него, однако, страх -- как бы предчувствие близкой смерти. Раз, возвращаясь уже вечером в открытой коляске из Альбано,-- поравнялись мы с высокой развалиной, обросшей плющом, мне почему-то вздумалось вдруг закричать громким голосом: "Divus Caius Julius Caesar" {"Божественный Кай Юлий Цезарь" (лат.).} -- в развалине эхо отозвалось будто стоном. Станкевич, который до того времени был очень разговорчив и весел,-- вдруг побледнел, умолк и погодя немного проговорил с каким-то странным выражением: "Зачем вы это сделали?" В то время в Риме беспрестанно случались убийства, чуть ли не по одному на день. Говорили даже, что убийцы пробираются на квартиры иностранцев. Станкевич перепугался, приказал устроить у своей двери железные болты и крюки -- и баррикадировался с вечера. Раз я его спросил, что бы он сделал, если б вдруг, ночью, открывая глаза, он увидал, что какой-то незнакомый человек шарит по его комнате? "Что бы я сделал? -- возразил Станкевич.-- Самым нежным голоском, чтобы не подать ему даже мысли, что я могу защищаться, сказал бы я ему: "Саrissimo signor ladrone! (И Станкевич придал своему голосу самое умоляющее выраженье.) -- Carissimo signore! Prendete tutto ciè che voletê -- ma lasciate mi la vita! -- per carita!"" {"Дражайший господин грабитель! -- Дражайший господин! Возьмите, что хотите, только оставьте мне жизнь! -- будьте милосердны!" (итал.).} В Станкевиче была способность даже к фарсу. Помню, раз из шести поданных ему панталон ни одни не оказались годными; он вдруг принялся отплясывать по комнате в одних подштанниках с самыми уморительными гримасами -- а это происходило месяца за три до его смерти. Хохотал он иногда до упаду -- никогда не забуду, как он однажды смеялся, прочтя в "Тарасе Бульбе", что жид, снявши свою верхнюю одежду, стал вдруг похож на цыпленка. И в то же время невозможно передать словами, какое он внушал к себе уважение, почти благоговение. Шевырев в то время был в Риме -- и ужасно льстил Станкевичу и вилял перед ним, хотя со всеми другими обходился, по обыкновению, с педантической самоуверенностью. Станкевич несколько раз осаживал меня довольно круто, чего он в Берлине не делал -- в Берлине он меня чуждался. Раз в катакомбах, проходя мимо маленьких нишей, в которых до сих пор сохранились остатки подземного богослужения христиан в первые века христианства, я воскликнул: "Это были слепые орудия провидения". Станкевич довольно сурово заметил, что "слепых орудий в истории нет -- да и нигде их нет". В другой раз перед мраморной статуей св. Цецилии я проговорил стихи Жуковского: И прелести явленьем по привычке Любуется, как встарь, душа моя,-- Станкевич заметил -- что плохо тому, кто по привычке любуется прелестью, да еще в такие молодые годы. В то время жил в Риме некто Брыкчинский, поляк, друг Листа и отличный пианист, умиравший от чахотки, Станкевич его очень любил -- у Брыкчинского было весьма замечательное, энергическое и умное лицо -- он знал, что его болезнь безнадежна, а мы все знали, что и Станкевича болезнь безнадежна. Он давно любил Дьякову, на сестре которой чуть не женился,-- и, говорят, съехавшись с нею перед смертью, был чрезвычайно счастлив. Мы знали про его любовь -- но уважали его тайну. Станкевич оттого так действовал на других, что сам о себе не думал, истинно интересовался каждым человеком и, как бы сам того не замечая, увлекал его вслед за собою в область Идеала. Никто так гуманно, так прекрасно не спорил, как он. Фразы в нем следа не было -- даже Толстой (Л. Н.) не нашел бы ее в нем. Он первый дал Шушу (так звали старшую дочь Ховриной) читать Шиллера -- и играл с ней в четыре руки на фортепьяно. Незадолго до смерти он написал мне довольно большое письмо, которое я прилагаю. Умер он, как известно, в Новаре; он вместе с Ефремовым и Дьяковой ехал в Северную Италию, на берега Lago di Como. Станкевич был более нежели среднего роста, очень хорошо сложен -- по его сложению нельзя было предполагать в нем склонности к чахотке. У него были прекрасные черные волосы, покатый лоб, небольшие карие глаза; взор его был очень ласков и весел; нос тонкий, с горбиной, красивый, с подвижными ноздрями, губы тоже довольно тонкие, с резко означенными углами; когда он улыбался -- они слегка кривились, но очень мило,-- вообще улыбка его была чрезвычайно приветлива и добродушна, хоть и насмешлива; руки у него были довольно большие, узловатые, как у старика; во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная distinction {благовоспитанность (франц.).} -- точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении. Одевался он просто -- носил обыкновенно палку. Ни разу не слыхал я от него жалоб на свое здоровье; о болезни своей он говорил не иначе как в шутливом тоне; никогда он не хандрил. Когда я изображал Донорского (в "Рудине"), образ Станкевича носился передо мной -- но всё это только бледный очерк. В нем была наивность, почти детская -- еще более трогательная и удивительная при его уме. Раз на прощанье с г-жой Фроловой он принес ей в подарок круглую (так называемую геморроидальную) подушку под сидение -- принес и вдруг догадался, что вид ее неприличен, сконфузился и так и остался с подушкой в руках -- и, наконец, расхохотался. Он был очень религиозен -- но редко говорил о религии. По-французски говорил порядочно, по-немецки лучше -- немецкий язык он знал очень хорошо. Я забыл сказать, что в Риме я одно время рисовал карикатуры -- иногда довольно удачно; Станкевич задавал мне разные, забавные сюжеты -- и очень этим потешался. Особенно смеялся он одной карикатуре, в которой я изобразил свадьбу Маркова (живописца, теперешнего профессора); Марков вздыхал тоже по Шушу, к которой, грешный человек, и я не был совершенно равнодушен. Станкевич упоминает в своих письмах о сестре Фроловой, г-же Кёне. Она приезжала в Берлин к своей сестре. Помню я, что она была недурна собой, очень тиха и носила длинные белокурые букли. Впрочем, между ею и сестрой ее не было ничего общего; Фролову напоминал скорей ее брат, Иван Галахов, уже умерший, которого я встречал в Москве. Фролова умела, когда хотела, быть чрезвычайно блестящей в разговоре; помню, раз приехал к ней в Берлин один очень умный француз, граф или маркиз. Вдвоем они вели целый вечер такой диалог -- хоть бы из какой-нибудь "пословицы" Альфреда де Мюссе. Г-жа Фролова по уходе его назвала его un vrai gentleman {настоящим джентльменом (франц.).} -- тогда это слово не успело еще так опошлиться. В г-же Фроловой была наклонность к аристократии -- но столько в ней было доброты и простоты в то же время! И. С. Тургеневу 11 июня 1840. Флоренция Где-то Вы теперь, любезный Тургенев? По расчету, кажется, Вам пора бы добраться до Берлина; если Вы там, то не забудьте спросить на почте о письмах, и это дойдет до Вас. Я получил Ваши письма: одно из Неаполя, другое из Генуи, впрочем со штемпелем "Arona", из чего я заключаю, что оно отправлено позднее, чем написано, и что Вы между тем успели достигнуть благословенных берегов Lago Maggiore, взглянуть на Isola Bella и на грандиозного св. Барромея. С тех пор, как мы расстались, я не выходил почти из убийственного полулихорадочного состояния. [...] Решено, чтобы я провел лето на озере Комо и там пил привозную эмсскую воду. Теперь я еду туда. M- me Diakof, услышав в Неаполе о моей болезни и также не находя надобности оставаться там лето, приехала (Марков перетревожил всех своим письмом) с сыном, и мы вместе пробудем лето. Вы не знаете еще вполне моих отношений к ней; я говорил только Вам, что все в семействе привыкли видеть во мне брата, потому что я готов был жениться на ее сестре, которая умерла. В Дьяковой я нашел настоящую сестру по-прежнему; ее заботы и участие действуют на поправление сил моих больше всего. Итак, хоть немножко, хоть мимоходом, хоть на несколько дней Шушины глазки растревожили молодца? "Ох, поживите с наше (так говорят обыкновенно тупые старики) -- не то будет". Но я ей благодарен: не то не получил бы нескольких стихов, которые перечел несколько раз с большим удовольствием. [...] Да! Получил письмо от Грановского: не очень здоров, но жив и работает. Неверов, говорят, сделан цензором в Риге; его должности очень сообразны его положительному, порядочному направлению, соединенному с снисхождением и величайшею добротою. Как хорошо, если бы он пошел вперед постоянно по этой дороге. У меня в голове много планов, но когда их не было? Собираюсь зимой работать над историею философии. Есть в голове также несколько статей -- бог знает, как еще все это переварится. [...] Надеюсь, что Вы будете мне скоро отвечать. Поспешите, ради бога,-- хоть несколько строк! А самое главное, напишите о Вердере. Скажите ему мое почтение, скажите, что его дружба будет мне вечно свята и дорога, и что все, что во мне есть порядочного, неразрывно с нею связано! [...] Я думаю ехать зимовать в Ниццу... Вердеру надеюсь написать вскоре по получении Вашего ответа. [...] Может быть, через Вас пришлет он и ответ. [...] Прощайте пока! Будьте здоровы и наслаждайтесь всеми благами науки, искусства и жизни. Ваш Н. Станкевич. Ефремов сопровождает также меня в пути. Он Вам кланяется и поручает сказать, что Шушу очень часто вспоминала про Вас. Кому принадлежит 1-я часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки", которую Вы мне принесли? Она оставлена Маркову впредь до рассмотрения дела. [...] Говорят (т. е. верно -- пишет Грановский), найдено еще много сочинений Пушкина, кои будут изданы в трех томах!!! |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Национальный стандарт российской федерации социальное обслуживание населения Цели и принципы стандартизации в Российской Федерации установлены Федеральным законом от 27 декабря 2002 г. N 184-фз "О техническом... |
 |
Национальный стандарт российской федерации гост р ен 779- 2007 Цели и принципы стандартизации в Российской Федерации установлены Федеральным законом от 27 декабря 2002 г. №184-фз «О техническом... |
|
Министерство образования и науки российской федерации Положения о Министерстве образования и науки Российской Федерации, утверждённого постановлением Правительства Российской Федерации... |
|
Закон от 24. 11. 1995 n 181-фз (ред от 02. 07. 2013) "О социальной... Конституцией Российской Федерации, а также в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными... |
|
Вносится Правительством Российской Федерации Проект федеральный закон О внесении изменений в статью 15 Закона Российской Федерации "Об образовании" и статьи 14 и 19 Федерального закона "О социальной... |
|
Российской федерации постановлени е Российской Федерации и Положения о государственном санитарно-эпидемиологическом нормировании (Собрание законодательства Российской... |
|
Российской федерации (минобрнауки россии) прика з В соответствии с частью 5 и пунктом 1 части 13 статьи 59 Федерального закона от 29 декабря 2012 г. №273-фз «Об образовании в Российской... |
|
Российской федерации (минобрнауки россии) прика з В соответствии с частью 5 и пунктом 1 части 13 статьи 59 Федерального закона от 29 декабря 2012 г. №273-фз «Об образовании в Российской... |
|
Министерство образования и науки российской федерации приказ В соответствии с частью 11 статьи 13 Федерального закона от 29 декабря 2012 г. N 273-фз "Об образовании в Российской Федерации" (Собрание... |
|
Информация о состоянии защиты населения и территории мо Указов Президента Российской Федерации, нормативных правовых актов Российской Федерации, Республики Хакасия, приказов мчс российской... |