Книга на все времена 3

Книга на все времена
В чем притягательность библии? В том, что в ней рассказываются скАки.

Даже те, кто не читал библию, — а таких много, в том числе среди верующих,—знают, слышали, помнят, готовы пересказать ту или иную чудесную библейскую историю: про то, как человек был создан из праха, про беззаботную жизнь в райском саду, про старца Ноя, который спасся во время всемирного потопа со своей семьей и многочисленной живностью в деревянном ковчеге... А Иисус на свадьбе превратил воду в вино, и еще вылечил множество людей. Точнее, не вылечил, а исцелил. Нам не хочется лечиться. Нам бы излечиваться — быстро, без усилий. Отсюда и вера в волшебного целителя, и прочие сказочные надежды.

Вымысел долговечнее правды, и чем фантастичнее история, тем дольше будет она волновать людское воображение. Нельзя навязать слушателям или читателям нескольких поколений ту или иную книгу — замечательную по мнению высокообразованных критиков, полезную и поучительную с точки зрения властей, священную по решению жрецов: по своей воле очередное поколение принимает и передает дальше вымышленные истории, в которых — про великанов и драконов, про леших и русалок, про золотую рубку, которая исполняет желания, про воскресение из мертвых.

Из тьмы веков дошли до нас греческие мифы, сохранилась «Илиада» — благодаря искреннему интересу читателей, доброй воле переписчиков, переводчиков и книгоиздателей. Гомер не устает повторять, что события, о которых он повествует, происходят по воле богов, но «Илиада» никогда не имела охранный статус «Священного писания». При утверждении христианства в качестве государственной религии, когда олимпийские боги были провозглашены языческими идолами, древнегреческие мифы могли вообще быть уничтоженными по приговору ревнивой христианской веры... Причем аут ревность? Притом, что древнееврейский бог сам называет себя в Ветхом завете ревнивым богом, и грозит мщением тем, кто поклоняется другим божествам: •

«Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим...

Не поклоняйся им и не служи им: ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего •и четвертого рода (Исх. 20:3-5)».

Из библии был сделан фетиш. Библию, за исключением богословов-книжников, не столько читали, сколько держали в каждом доме как оберег от злых сил, цитатами из нее подкрепляли решения светских или духовных властей, ею потрясали с угрозой в сторону неверующих и иноверцев, на библии клялись и до сих пор клянутся... произнося многократно и всуе имя Господа, которым, кстати, сам Господь, если свериться с Писанием, приказывал не разбрасываться:

«Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно (Исх. 20:7)».

И когда служители культа ежечасно, ежедневно, ежегодно и уже тысячелетне перекладывают с падежа на падеж: бог, бога, богу, с богом... утомившегося буквоеда тянет возопить: те, кто служит, — они как будто не читали, что написано в книге, на которую они то и дело ссылаются! А написано:

«Молясь, не говорите лишнего, как язычники: ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны (Мат. 6:7)».

Мы прислушаемся к вдумчивому текстологу, но не одобрим желчных выпадов, прерывающих благолепные церковные ритуалы. Богу —■ богово, царю — царево, церкви — церковное, а книге — книжное. Если принять за аксиому, что бог вездесущ, следует, что в «Священном писании» или в стенах храма его не больше, чем в придорожном камне.

Служители культа найдут, что процитировать в ответ любому дотошному буквоеду Библия удобна тем, что на каждый случай в ней найдутся изречения, как правило, весьма весомые, и за здравие, и за упокой. С одной стороны, написано: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую (Мат. 5:39)», с другой стороны — и всего через несколько параграфов: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не Мир пришел Я принести, но меч; Ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее (Мах 10:34-35)». И на любую библейскую «мудрость» есть другая библейская «мудрость», опровергающая первую. Как сказал Шекспир, если понадобится, и дьявол ввернет вам из Святого писания.

Любая книга — всего лишь слова на бумаге, и, повторяем, библия дошла до наших времен только благодаря художественному вымыслу, таланту и богатой фантазии ее авторов. Как составитель, отбирающий в антологию лучшую прозу или поэзию того или иного периода, так неведомые составители отобрали и отредактировали когда-то лучшие произведения древнего Израиля: сначала Ветхий завет, позже — Новый. Нужно оговориться: не все в Библии — литература, не все в ней поэзия и проза. В библии нет цельности, которая есть в той же «Илиаде», и когда мы отдаем должное художественным достоинствам, мы имеем в виду те части библии — книги, главы или эпизоды, которые однозначно являются литературными сочинениями.

Слушая сказки в детском возрасте, мы внимаем заворожено, не задаваясь вопросом, по какому закону поднимается в небо ковер-самолет, каков принцип действия у волшебной палочки или по какому химическому закону вода может стать вином. Повзрослев, какая-то часть образованного населения начинает задумываться над прочитанным, она с чем-то соглашается, что- то не принимает, что-то хочет узнать дополнительно — об авторе, об истории книги, о переводе этой книги на другие языки. Русская библия переводилась с греческого — и текст; и, естественно, названия книг: Бытие, Исход, Числа, Книга Судей.. но названия двух ветхозаветных книг почему-то остались как в оригинале: Паралипоменон и Екклесиаст. Может быть, переводчики не нашли русских соответствий? Соответствия есть: Летопись для Паралипоменон и Проповедник для Екклесиаста. Возможно, некоторые греческие слова — не только в названиях, но и в тексте — сохранили намеренно? Не со злым умыслом, но на пользу церковного дела: таинственные, непонятные слова будут как бы подтверждать древность и святость самого Писания, книги «богодухновенной» и до конца никем не постижимой. Интересное сравнение: в канонической англиканской библии, которая переводилась с латыни, тоже остались названия из первоисточника: ветхозаветные книги, известные нам, как Бытие и Исход, именуются в Англии Genesis и Exodus; возможно, для сохранения «сакральности» английские толковники, как и русские переводчики в свое время, не воспользовались обыденными и понятными всем английскими словами — например, Origin и Departure.

Даже среди образованных читателей мало кто возьмется за старославянскую библию. Но и в Синодальном переводе, вышедшем в 1876 году, архаичные слова и «темные» места требуют объяснений. Возьмем — почти наугад, место из Книги Иова, в котором Говорится о бедах «нечестивого человека», который «простирал против Бога руку свою»; будет ему наказание — за то, что он «Устремлялся против Него с гордою выею, под толстыми щитами своими; Потому что он покрыл лице свое жиром своим, и обложил туком лядвеи свои (Иов 15:26-27)». С помощью не самых доступных словарей нам удастся выяснить, что выя — это, шея, лядвеи—бедра, а тук означает жир, сало. Но кто-то должен объяснить нам, зачем «нечестивец» намазывал лицо жиром... своим жиром! И бедра тоже зачем обкладывал этим вот туком? И почему это предосудительно в глазах бога? Знакомство с английским языком позволяет прочитать это же место в канонической англиканской библии, которая известна как Библия короля Якова, — по имени короля, при котором в 1611 году был сделан перевод с латыни. Итак, там написано... Там так написано, что можно понять, будто нечестивый человек не свое лицо, а лицо бога намазывает своим жиром и обкладывает ему бедра туком... Как языческому истукану? В современной американской библии для детей излагается следующая версия: трешник грозит богу кулаком, он упрямо нападает на бога с толстым, крепким щитом; лицо грешного человек покрыто жиром, у него на талии толстые складки жира. Задумаемся: нападают обычно с мечом, а не со щитом... И еще раз про жир: многочисленные толстяки должны удручиться, ибо тучность

• 
  по этой трактовке Писания — признак «нечестивости»...
  

Обсуждать особенности библейских текстов с верующими не имеет смысла, ибо у них стекленеют глаза, и у них готов ответ: «Принимаю без оговорок каждую букву Писания». Иного ответа для верующего не может быть, иначе он не будет верующим.

Позиция церкви тоже понятна и объяснима: если посвятить себя уточнению текстов и прояснению всех «темных» мест, не останется времени служить, крестить, сочетать браком и отпевать прихожан. Библия — один из атрибутов в канонизированных церковных ритуалах. Для будущих попов важнее заучить, когда кадить, когда класть поклоны и когда какие слова произносить; да, церковь взяла «ключ разумения» и, в общем-то, оберегает себя и паству от лишнего мудрствования.

«Вы взяли ключ разумения; сами не вошли и входящим вос- препятсвовали (Лук. 11:52)».

Кто расскажет, как библия пришла в Россию, кем, как и с какими трудностями она переводилась, как пересматривалась, редактировалась и снова переводилась—уже со старославянского на русский, почему в ней сохраняются архаизмы и непонятные места? Мы искали такого автора и такой материал, полагая, что он необходим для продолжения разговора о русском языке, который ведется нашей серией «Русская словесность». Довольно долгое наведение справок в Санкт-Петербургской духовной

академии, в университетском Библейском обществе и библиотеках разного уровня не увенчалось успехом: никто не смог вспомнить ни сведущего автора, ни сколько-либо доходчивого материала. Потом, случайно затянув в Музей религии, когда-то квартировавшийся в стенах Казанского собора и в те годы, в отличие от этих, очень посещаемый, мы услышали от хранителя фамилию Рижский и название его труда, вышедшего лет тридцать назад. Мы предлагаем заинтересованным читателем новое издание этой книги.

Автор рассказывает, в частности, как редактировалась библия — под строгим наблюдением церкви, с учетом политической ситуации в стране. Все книги редактируются. Подверглось значительной редактуре и это издание. В авторе над исследователем часто брал верх убежденный марксист и воинствующий атеист, и он переключался с разбора библейских текстов на критику церковников, которые помогали светской власти «держать в повиновении и безжалостно эксплуатировать народные массы». Мы позволили себе вырезать несколько режущих ухо ссылок на классовую борьбу и ленинских цитат, не имеющих отношения к библейской теме. Не будем устраивать здесь политическую дискуссию, скажем только, что «нефилологические» методы, которые использовала церковь в отношении тех, кто самовольно толковал или переводил библию на более понятный язык, — ничто по сравнению с теми методами, которые в коммунистический период использовались «народной» властью против тех, кто подвергал малейшему сомнению правдивость марксистско-ленинских писаний.

Библия — старейшая русская книга, и за целое тысячелетие в нашей стране не появилось ни одного литературного произведения, которое могло бы соперничать с ней в художественном вымысле и, следовательно, в долголетии.

К. Васильев




Введение

К библии относятся по-разному. Христианская церковь и иудейская синагога видят в библии книгу необыкновенную, происхождения сверхъестественного. Так, в «Пространном христианском катехизисе», который был составлен в середине XIX века московским митрополитом Филаретом (Дроздовым) и до сих пор служит одним из основных учебников в духовных семинариях и академиях, на вопрос о том, что называется священным Писанием, дается следующий ответ: «Книги, написанные Духом Божиим через священных от Бога людей, называемых Пророками и Апостолами. Обыкновенно сии книги называются Библиею». А другой церковный автор, протоиерей П. Малиновский, эту мысль высказал еще более определенно: «Книги, именуемые Библиею, следовательно, не суть обычные человеческие литературные произведения, равно как они не то же, что религиозные памятники нехристианских народов, но книги божественные или богодухновенные, Писание священное, само слово Божиё»¹. И это определение библии почти дословно повторяется в современных учебниках по богословию, в статьях, помещаемых в официальных изданиях Московской патриархии.

Такое же отношению к библии высказывают баптисты: в их изданиях можно прочитать, что библия — это чудесный свод всех божественных учений, это единственная книга в мире, которая объясняет происхождение Вселенной и человека, которая указывает на цель мироздания.

Не удивительно, что люди с такими взглядами на библию склонны видеть в ней сверхъестественную мудрость, высочайшую вневременную и общечеловеческую нравственность и даже предсказания о далеком будущем человечества, вплоть до «конца света». Библия для этих верующих — это и руководство к жизни, и единственный путь к спасению, которое видится как посмертное блаженство. Священное писание, по утверждению церкви — основное руководство для христиан на пути к спасению.

Марксистская наука придерживается иного взгляда на библию. Ем. Ярославский, видный деятель Коммунистической партии, писал в 1923 году: «Мы вовсе не говорим: все в Библии — ложь. Мы стремимся лишь дать объяснение, согласное с выводами науки, всему тому набору сказок, преданий, рассказов, которые именуются Библией. Против чего мы боремся и бороться будем беспощадно, это, во-первых, прошв попытки выдавать Библию за нечто «священное»: мы показываем Библию как творение рук человеческих; во-вторых,— против некритического доверия к тексту Библии, в-тре^ тьих,— и это самое важное,— мы разоблачаем Библию как орудие религиозного обмана...»².

По существу, в этих словах содержится программа для научной критики библии.

Если видеть в библии «дело рук человеческих», эта книга станет источником, из которого можно извлечь немало интересных сведений не только о религиозных представлениях древних народов, но и об их истории, их общественном устройстве, их нравственности и юридических понятиях, социальных идеях и научных представлениях.

Если видеть в библии «дело рук человеческих», она представляет интерес как один из древнейших художественно-литературных памятников, в котором представлены самые различные образцы древней прозы и поэзии, местами большого художественного достоинства.

М. Горький писал о «высокой художественной ценности Библии», хотя, бесспорно, отнюдь не ко всей библии можно отнести этот отзыв.

В предлагаемой работе мы не критикуем содержание библии и ее социальную направленность. Заметим, кстати, что библия включила в себя очень разнородный материал, в котором отсутствует идейное единство. И в этом материале лкщи самых разных эпох, разного общественного положения и разных взглядов могли найти для себя не только пищу для ума. В библии господствующие классы получали обоснование и оправдание своего господства. Но и угнетенные при желании могли найти духовную опору для осуждения несправедливых общественных порядков—даже для активной борьбы против них. С библией в руках анабаптисты Мюнцера выступали против князей и господствующей церкви, а русский вольнодумец Башкин на основании евангелия объявил несправедливым крепостное право и отпустил своих крепостных на волю.

Все это так. Но нельзя забывать, что правящие классы всегда навязывали населению свои социальные воззрения и свои социальные порядки, утверждая, что они необходимы и справедливы для всего общества. И главным идейным средством этого навязывания была именно религия.

Понятно, что церковь на протяжении многих веков принимала все меры к тому, чтобы окружить главную вероисповедную основу ореолом святости и величия. Не удивительно, что в глазах верующих и даже некоторой части людей, порвавших с религией, этот ореол вокруг библии еще не померк. Тем более важно развеять сияние сверхъестественности вокруг библии и показать ее в истинном свете, как дело рук человеческих, обнаружить ее земные корни, раскрыть ее историческую роль и собственную историю.

В предлагаемой книге пойдет речь об истории библии в России.

Конечно, и в России роль библии нельзя рассматривать односторонне. Со славянской библией на Русь пришли не только христианские идеи, но и письменность. Распространение библейских книг способствовало становлению древнерусского литературного языка, обогащению его состава, и на каком-то этапе библейские и вообще религиозные книги сыграли свою роль в распространении грамотности на Руси — известно, что еще два столетия назад обучение грамоте велось обычно по Псалтыри да по Часослову.

История русской православной библии в ее двух основных вариантах — славянском и русском — с удивительной ясностью обнаруживает переплетение чисто земных, светских интересов, которыми руководствовались церковь и светские власти, переводчики и «справщики» — редакторы различных версий и редакций библий. И. Е. Евсеев, ученый-богослов и профессор Петербургской духовной академии, исследуя тексты славянской библии в XVI—XVII вв., вынужден был отметить, что в эти столетия «Библия сознательно и планомерно приспособлялась к выражению господствующих тогда церковно-практических потребностей и временных настроений церковных властей»³. Это замечание можно с достаточным основанием отнести ко всей истории библейского текста в России и не только в России. О чем ученый-богослов, умалчивает, так это о том, что «потребности и настроения» церковных властей всегда в основном и главном совпадали с потребностями и интересами господствующих классов.

В дореволюционное время в России вышло немало исследований, посвященных славянской и русской библии. Главным образом это были исследования текстологического характера, касающиеся отдельных книг библии, различных ее «изводов». Можно назвать и несколько работ более общего характера, в которых дается также, по выражению одного из авторов, «бытовая история» библии, то есть характеристика тех социально-политических условий, которые определили ход этой истории. Таковы, например, следующие работы:

Н. А. Астафьев «Опыт истрии Библии в России» (Спб., 1889), И. А. Чистович «История перевода Библии на русский язык» (Спб., 1899), И. Е. Евсеев «Очерки по истории славянского перевода Библии (Пг., 1916). Эти работы содержат большой фактический и документальный материал, но несут на себе печать религиозного мировоззрения авторов, и даже в тех случаях, когда автор проявляет критическое отношение к объекту своего исследования, критика обычно ограничена кругозором православного богослова. Отдельные замечания по поводу взглядов, выраженных в названных произведениях, будут сделаны ниже.

В научно-атеистической литературе советского периода, насколько нам известно, специальных исследований по данному вопросу не было.



Глава 1

Древние версии и переводы библии (ОептулгннтА и Вульгата)

Как известно, книги библии первоначально были написаны на древнееврейском в на греческом языках, при этом ветхозаветные сочинения — почти все на древнееврейском языке, новозаветные — на греческом. Однако еще в древности появились переводы этих книг. В III- II вв. до н. э. был сделан перевод Ветхого завета на греческий язык, он получил позднее, после похода Александра Македонского, широкое распространение на Востоке. Этот перевод был назван впоследствии Септуагинта от латинского семьдесят: по преданию, которое некоторые исследователи считают совершенно недостоверным, переводческую работу сделали семьдесят два ученых книжника, прибывших из Иерусалима. В русской церковной литературе он более известен как «перевод семидесяти толковников». Согласно преданию, каждый из этих переводчиков, не общаясь с другими, перевел целиком весь Ветхий завет, а когда переводы сверили, то все они оказались в точности совпадающими, поэтому было признано, что переводчиками руководил дух божий.

В действительности разные части Септуагинты появились в разное время, на протяжении III и II вв до н. э., и были переведены разными людьми, поэтому они значительно различаются между собой по языку и стилю.

Важно отметить, что между переводом Септуагинты и еврейским ветхозаветным текстом существуют такие расхождения, которые никак не могут быть объяснены особенностями двух различных языков. «В греческом переводе Ветхого завета,— писал еще в середине XIX века русский богослов П. И. Горский-Платонов,— есть не только стихи, но и целые главы, даже целые книги, которых нет в еврейской библии. ...По нашему мнению, греческий текст примерно в одной двадцатой своей доле расходится с текстом еврейским»⁴.

Септуагинта ввела в Ветхий завет целый ряд книг, которые в канон еврейской библии никогда не входили. Таковы, например, Товит, Юдифь, книги Маккавеев, Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова. В отдельные канонические книги были также добавлены целые главы: например, Песнь трех отроков, эпизоды с Сусанной и старцами и некоторые другие места в Книге Даниила. В других, например в Книге Иеремии, значительно изменен порядок пророчеств.

Некоторые разногласия между Септуагинтой и еврейским текстом Ветхого завета, по-видимому, объясняются тем, что переводчики пользовались версией оригинала, отличной от той, которая легла в основу дошедшего до нас еврейского текста. В других случаях ясно, что переводчики плохо понимали отдельные темные места в оригинале и переводили по догадке. Но значительная часть расхождений, бесспорно, обязана своим происхождением сознательному стремлению переводчиков и редакторов перевода определенным образом изменить смысл оригинального текста.

Дело в том, что к тому времени, коша составлялся перевод Септуагинты, у евреев, в особенности у тех, кто жил за пределами своей родины и испытал на себе влияние греческой культуры и философии, произошли значительные сдвиги в религиозных представлениях, в частности изменились понятия о своем собственном боге. Иудаизм все более принимал черты универсального монотеизма. Яхве, первоначально племенной бог Израиля, постепенно стал рисоваться в образе творца и промыслителя всего мира, определяющего судьбы целых народов и каждого отдельного человека. Богу приписываются черты этического совершенства, высшая справедливость, милосердие и т. п. А так как в составленных в древние времена книгах Ветхого завета далеко не все в поведении бога соответствовало новым представлениям о нем, то переводчики считали вполне целесообразным и допустимым «во славу божию» вносить соответствующие изменения в Священное писание. Так, чтобы подчеркнуть всемирный характер божьей власти, в переводе Септуагинты Яхве, имя национального бога, было повсеместно заменено на описательное кюри- ос, что по-гречески господин, господь; другое имя бога

• 
  Шаддай (Всемогущий) — заменили на Пантокраггор, или Пантапойэсас (Все сотворивший). В качестве примера того, как моральный облик Яхве «очищался», можно привести одно место из Книги Иова (9:22). В еврейской библии написано о боге, что «Праведного и злодея он губит». В контексте смысл этого места совершенно ясен: Иов бросает богу в лицо упрек в несправедливости: бог одинаково расправляется со всеми людьми независимо от их поведения, дурного или хорошего. Перевод Септуагинты дает совершенно иной смысл: «Великого и сильного губит гнев». Английский текстолог замечает по поводу этого перевода: «Без всякого колебания богохульные слова Иова были переводчиками нейтрализованы»⁵.
  

Но именно благодаря подобным изменениям, внесенным в Септуагинту и отразившим определенную эволюцию в идеологии иудаизма, оказалось, что этот греческий перевод соответствовал сложившейся еще позже христианской догматике более, чем оригинальный текст Ветхого завета. Судя по цитатам из Ветхого завета, которые приводятся в новозаветных книгах, авторы последних использовали именно версию Септуагинты, а раннехристианские «отцы церкви» объявили «перевод семидесяти двух» столь же «богодухновенным», как и еврейский подлинник. Что же касается расхождений между первым и вторым, то один из этих «отцов», «блаженный» Августин, объяснил их очень просто: «Тот же самый дух, который был в пророках, когда они изрекали Писание, тот же самый Дух был и в Семидесяти, когда они его переводили. Этот Дух по божественному авторитету... мог говорить и то же самое иначе, мог, наконец, иное опускать, а другое добавлять»⁶.

Впоследствии, правда, христианская церковь отказалась от утверждения о «богодухновенности» Септуагинты наравне с еврейским Ветхим заветом, продолжая, однако, настаивать на том, что этот греческий перевод «в основе и сущности передает точно истинный смысл священных книг и верно сохраняет откровенное учение и священную историю»¹⁶. Перевод Септуагинты стал основой для ряда других древних переводов Ветхого завета и позже для славянской библии и отчасти для русского синодального перевода.

Следует сказать, что еще раннехристианские богословы использовали некоторые неточности в переводе Септуагинты в своих догматических интересах. Так, упоминаемое в евангелиях (Матф. 1:22; Лука 1:31) известное место из книги пророка Исайи (7:14) в Септуагинте переведено неточно как «дева... родит сына». Еврейское слово алма, означающее собственно молодая женщина, неудачно передано в переводе греческим словом пар- тенос (дева), в смысле девственница. И христианские авторы не преминули использовать это место как пророческое о непорочном зачатии Иисуса, хотя пророк VIII в. до н. э. Исайя вовсе не имел в виду ни непорочного зачатия, ни Христа, сына божия. Еврейское слово мессия, точнее машиах (помазанник) перевели греческим Христос, что тоже помазанник или лучше помазанный —это страдательное причастие от глагола хрио (мазать), и это дало христианам возможность отнести целый ряд мест в Ветхом завете, в которых упоминаются разные «помазанники», в качестве «пророчественных» к Иисусу Христу; например, именно в таком смысле были истолкованы стихи 9:25-26 из Книги Даниила, хотя они также никакого отношения к Иисусу не имеют.

Поскольку Септуагинта стала, таким образом, использоваться в интересах христианской религии, иудейские законоучители предпочли позже создать другой, более близкий к еврейскому тексту перевод Ветхого завета на греческий язык. Такой перевод осуществил в первой четверти П в. Аквила (или Акила). Этот перевод до нас полностью не дошел, сохранились только отрывки. Судя по ним, Аквила старался в своем переводе достигнуть максимальной близости к оригиналу, даже буквализма, вплоть до сохранения числа и порядка слов еврейского текста. Естественно поэтому, что перевод Аквилы много потерял в литературном отношении, но зато выиграл в точности. Между прочим, имя Яхве, которое Септуагинта передала через юориос, Аквила вовсе не стал ни переводить, ни даже транскрибировать. Он просто изобразил это имя греческими буквами, похожими по написанию на соответствующие еврейские: получилось бессмысленное слово, нечто вроде ПI П I. Чтобы не дать оружия в руки христиан, Аквила перевел слово мессия не как Христос, а причастием от другого греческого шагала со сходным значением — элеймменос, а для алма из пророчества Исайи нашел более правильный перевод — неаиис (молодая женщина, юница). За все это христианские «отцы церкви»

возненавидели Аквилу и, хотя при нужде пользовались его переводом, не уставали проклинать переводчика.

После Аквилы во второй половине II в. вышли еще два перевода: Феодотиона и Симмаха. Феодотион частично воспроизвел текст Септуагинты, но его перевод стоит значительно ближе последнего к дошедшему до нас еврейскому тексту. В литературном отношении перевод Феодотиона выше перевода Аквилы. Позже христианские богословы дополнили ряд мест в Септуагинте, которых недоставало по сравнению с еврейским текстом, из перевода Феодотиона.

Третий переводчик Ветхого завета на греческий язык

• 
  Симмах — также использовал переводы своих предшественников — Септуагинту и Феодотиона, стремясь, однако, исправить их в стилистическом отношении. Тем не менее, этот перевод зачастую очень приблизителен и местами сбивается на вольный пересказ.
  

В Ш в. один из «отцов церкви» — Ориген — произвел пересмотр Септуагинты, сверив греческий перевод с еврейским оригиналом. В IV в. подобную же работу предприняли независимо друг от друга Лукиан в Антиохии и египетский епископ Гезихий (Исихий) в Александрии. В результате христианский мир получил три версии Септуагинты, довольно значительно расходящиеся между собой, из которых лукиановская была принята в Антиохии и Константинополе, гезихиевская (или александрийская) распространилась преимущественно в Египте, а оригеновская — в Палестине.


j
Распространение христианства в Италии и в других странах, где жили люди, говорившие по-латыни, обусловило переводы библии на латинский язык. Первые такие переводы появились, по-видимому, еще в конце I—начале II в., и в них книги Ветхого завета переведены не с ев

рейского оригинала, а с греческой Септуагинты, поэтому их называли «Септуагинта по-латыни». Латинский перевод библии называли ещё Вульгатой, что означало народный, общедоступный: дело в том, что официальным церковным языком в Италии первое время был греческий, понятный не для всех. Впоследствии название Вульгата перенесли на другой латинский перевод библии, сделанный около 400 г. известным «отцом церкви» Иеронимом. А еще позже — на перевод, принятый католической церковью на Тридентском соборе в качестве канонического и имевший в своей основе тот же текст Иеронима.

Так как первые латинские переводы были очень несовершенны, содержали множество ошибок и искажений, то в конце IV в. римский папа Дамасий поручил Иерониму пересмотреть и исправить по греческому тексту наиболее распространенный в то время латинский перевод. Иероним выполнил это поручение сперва по книгам Нового завета. Книги же Ветхого завета Иероним решил перевести на латинский язык непосредственно с оригинала

• 
  еврейской библии. Для этого он специально изучил еврейский язык и в течение последующих 15 лет перевел почти все книги Ветхого завета, закончив работу в 405 г.
  

В предисловии к одному из своих переводов Иероним заверяет, что он «исследовал все греческие версии, но ни в чем не изменил еврейской истине». Действительно, перевод Иеронима в большей своей части достаточно близко соответствует еврейскому оригиналу. Но только до тех пор, пока не затрагивалась христианская догматика. В этих случаях «блаженный» переводчик там, где это было выгодно, предпочитал Септуагинту, а в некоторых местах не гнушался и прямой подтасовкой. Так, он перенес из Септуагинты в свой латинский текст слово Христос (помазанник) без перевода, так что читатель,

не знавший греческого языка и, следовательно, истинного значения этого слова, должен был воспринимать его имя собственное. Сохранил Иероним и «деву» Исайи (7:14), переведя это слово латинским вирго, которое, как и греческое партенос в переводе Септуагинты, имеет смысл девственница, совершенно чуждый оригинальному еврейскому тексту. Может быть, одним из наиболее ярких примеров, когда смысл оригинала сознательно искажался в интересах христианской догматики, является перевод Иеронимом стиха 3:18 из книги пророка Аввакума. В еврейском тексте стоит: «Я буду радоваться о Яхве и веселиться о боге спасения моего». Иероним воспользовался сходством в еврейском языке между словом спасение и именем Иисус и передал вторую половину стиха как «...веселиться о боге Иисусе моем» (in Deo Jesu meo), приписав, таким образом, древнему пророку VII в. до н. э. веру в бога Иисуса Христа.

Некоторые христианские богословы, современники Иеронима и более поздние, сначала признали перевод Иеронима еретическим за его отклонения от Септуагинты. Но с течением времени руководство западной церкви по заслугам оценило догматические выгоды перевода и приняло его для богослужебного пользования. Много позже, на Тридентском соборе 1546 г., латинский перевод Иеронима был объявлен «богодухновенным» и имеющим достоинство «подлинного» и «совершенно достоверного». Он стал канонической библией католической церкви. Но и до этого, и после Тридентского собора в «подлинный» текст было внесено переписчиками и разного рода «исправителями» великое множество искажений как бессознательных, так и сознательных. Поэтому католическую Вульгату отнюдь нельзя считать точным воспроизведением Иеронимовского перевода.