Vii. Привал комедиантов: харьковский эпизод Чуть ли не на каждой странице опубликованных дневников и записных книжек А. Н. Толстого зияют цензурные
|
Скачать 183.38 Kb.
|
|
Глава VII. Привал комедиантов: харьковский эпизод Чуть ли не на каждой странице опубликованных дневников и записных книжек А. Н. Толстого зияют цензурные пропуски. Остатки благонамеренной редактуры, цензуры и самоцензуры до сих пор сохраняются и в «опасных» местах толстовской биографии. Мемуары Н.В. Крандиевской-Толстой и её сына от первого брака Ф.Ф. Волькенштейна рисуют отъезд Толстого из Москвы в 1918 как спонтанную реакцию гурмана на продовольственный кризис. Ср. в воспоминаниях Ф.Ф. Волькенштейна: Весной 1918 года в Москве было голодно. Кухарка с плетеной сумкой в руках каждое утро уходила за продуктами. Через несколько часов она возвращалась с пустой сумкой. – Барыня, ничего нету, – говорила она, разводя руками. А на Украине, говорят, продуктами хоть завались. Было решено всей семьей ехать на лето на Украину1. Волькенштейн вообще отнес начало «путешествия» к маю 1918 г. Возможно, ему запомнилось, что в мае ехать было решено. На наш взгляд, в обоих мемуарах имела место и самоцензура, боязнь такого освещения событий, которое привело бы к естественному умозаключению: Толстые бежали от красного террора. Но уезжали они не весной, когда возникли продовольственные трудности, а гораздо позже; везти годовалого ребенка в тогдашних условиях без серьезных причин никто не стал бы. Газета «Великая Россия» сообщала о намерении Толстого уехать на Украину лишь 18 июня. В июле – августе 1918 г. снимался с места весь тот социальный слой, к которому принадлежал Толстой и которому была объявлена война. О причинах этого передвижения убедительно писала Тэффи2: … – Остаться, что? Но остаться нельзя. Остаться – значит налоги, реквизиции, обыски, уплотнения, аресты, принуд. работы, конфискация имущества и расстрел. – Надо ехать. Ехать – значит двадцать пропусков по две недели на каждый, тридцать удостоверений и сорок разрешений. Говоря без преувеличений, для того, чтобы срочно выехать из Москвы, нужно потратить не меньше двух месяцев…3 У Толстого так и получилось, хотя он думал уехать к концу июня. Но у него была и дополнительная причина отсрочки. До отъезда он должен был закончить работу над «Смертью Дантона» и сдать Радину. Еще 10 июля Радин написал ему письмо, где торопил его со сдачей пьесы4. Официально этот отъезд был оформлен как гастрольная поездка с чтением неопубликованных произведений. Ср.: С этой целью была организовала литературная бригада, которая должна была совершить турне по городам Украины, проводя в них литературные вечера. Бригада состояла из двух человек: писателя А.Н. Толстого и поэта М.О. Цейтлина (под псевдонимом Амари). Толстой должен был читать свои рассказы, Цейтлин – выступать со своими стихами. С ними ехали их семьи. С нашей стороны ехали: Алексей Николаевич, мама, я и мой полуторагодовалый брат Никита с Юлией Ивановной. Семья Цейтлиных была несколько более обширной. Михаил Осипович Цейтлин – скромный и тихий человек, лирический комнатный поэт, обладающий тонким вкусом. Его жена – Мария Самойловна, урожденная Высоцкая. Те, кто помнят дореволюционную Москву, помнят вывески «Чай Высоцкого». Мария Самойловна была из этой семьи. Это была крупная женщина с громким голосом. Мама говорила мне, что это очень образованная женщина, что она имеет ученую степень доктора философских наук. Дочь Марии Самойловны от первого брака – Шурочка Авксентьева – златокудрая девочка моего возраста. Сын Цейтлиных – толстый мальчик Валя, лет семи. И, наконец, дочь Ангелина, нескольких месяцев от роду, на руках няни Марфы Ивановны. Отчим говорил маме, что Ангелина, в соответствии со своим именем, должна быть ангельски хороша. Что же будут делать Цейтлины, если это окажется не так? Цейтлины были очень богаты. Большие деньги лежали у них в заграничных банках5. «Концертную бригаду» вез антрепренер А.П. Левитов (почему-то все биографы Толстого называют его Левидовым), известный кинодеятель, организатор в 1917 г. в Самарканде грандиозной кинопостановки «Царь Иудейский»6. Толстой уезжал с женой – Н. В. Крандиевской, десятилетним Федором (Фефой), их общим сыном – полуторагодовалым Никитой и няней детей Ю. И. Уйбо. Они ехали вместе с М. О. и М. С. Цетлиными и их семьей. У Цетлиных анархисты уже успели реквизировать особняк в центре Москвы, а большевики, расправившись с анархистами, его так и не вернули. Вместе они отправились из Москвы на Курск и через Белгород прибыли в Харьков 5 августа 1918 г. по новому стилю. (Кстати, сам Толстой в этот «южный» период неукоснительно придерживался старого летоисчисления, что причиняло некоторое бытовое неудобство.) Вот как описывает специфику курского маршрута другой путешественник тех же дней: «\На Брянском и Курском направлении рельсы были разобраны на большом протяжении, в 30 или даже 40 верст; пассажиры переправлялись через границу на подводах, и по слухам при этом происходил прямой грабеж. Вы рисковали не только тем, что советские пограничные служащие отнимут деньги свыше 1. 000 рублей, золотые вещи, белье и проч., но и тем, что вы будете еще раз ограблены простыми грабителями, не состоящими даже в числе чиновников социалистического правительства7. Был и другой путь на юг – через Оршу, так, среди прочих, поехали Бунин и Вера Инбер. Он был предпочтительнее: хотя в Орше было две пограничных заставы – немецкая и украинская, – там не было подобного «беспредела». Газета «Южный край» сразу же, 6 августа, сообщила о прибытии Толстого в Харьков. В дороге путешественники провели самое большее четверо суток (сутки стояли в Курске). Это значит, что они выехали около 1 августа н. ст., т. е. почти через четыре недели после убийства Мирбаха (6 июля) – именно тогда было принято окончательное решение об отъезде. Какое-то время заняло раздобывание необходимых пропусков и билетов. В Петербурге это происходило так: В июле еще считалось достаточным для выезда получить так называемый красный билет от чрезвычайной комиссии по разгрузке С. Петербурга. Официально этот документ назывался удостоверением на право обратного въезда в С. Петербург, и был снабжен штемпелем центральной коллегии по эвакуации и разгрузке Петербурга. Однако этого документа было недостаточно для въезда на Украину. Прежде всего надо было запастись врачебным свидетельством на немецком языке для предъявления в Орше немецким пограничным властям. <�…> Затем надо было получить от Украинского генерального консульства разрешение на въезд на Украину8. Сообщая о приезде Толстого, газета «Южный край» живописала душераздирающие подробности, не отраженные в более поздних мемуарных свидетельствах: Вчера приехал из Москвы известный писатель-драматург граф Алексей Николаевич Толстой, который даст свой вечер интимного чтения из неизданных еще произведений и сказок. Переезд из Москвы не обошелся без недоразумений с «властями» на границе. По пустячному поводу А. Н. и его импресарио едва не были увезены «для объяснений» в поле. Одновременно с А. Н. Толстым приехала в Харьков популярная исполнительница цыганских романсов собственного репертуара Аня Степовая9, в скором времени состоится вечер цыганской песни и романса. Защищая на границе А.Н. Толстого от «вспылившего начальства» во время переезда через демаркационную линию, г жа Степовая сделалась сама жертвой любителей чужой собственности. Все ее концертные туалеты, составляющие по теперешним ценам сумму не менее 25 тысяч, стали достоянием одного из «власть имущих» по ту сторону границы 10. Эта в высшей степени правдоподобная история, однако, не упоминается у Волькенштейна, который пишет: Мы провели ночь в Курске, в какой-то клопиной гостинице. На другой день вереница извозчиков, цокая по булыжной мостовой, направилась от гостиницы к вокзалу. Городские власти встречали и провожали нас с почетом. Сам комиссар города Курска, белобрысый кудлатый парень, гарцевал на белой лошади то справа, то слева от нас, то отставая, то опережая. На вокзале нас ждал короткий товарный состав, к которому был прицеплен для нас пассажирский вагон. Это был зеленый вагон третьего класса, обшарпанный, с выбитыми окнами. Некоторые из них были заколочены досками крест-накрест. К нам были приставлены два красноармейца с винтовками, которые должны были нас охранять. Поезд долго стоял в Курске. Начинало смеркаться. Наконец, поезд дернулся и двинулся. Через несколько минут он остановился. Потом он то шел вперед, то пятился назад, то опять шел вперед. Начиналась мучительная ночь. Вагон освещался одной сальной свечкой. Красноармейцы дремали, скрестив руки на дулах винтовок. Детей кое-как уложили спать, нераздетыми, конечно. Пили чай из термоса, Юлия Ивановна нарезала хлеб. Поезд шел, останавливаясь через каждые несколько минут. Наконец, он совсем остановился. Начинало светать. Гасли звезды. Постепенно все мы вылезли из загона. Поезд стоял в поле. Вдали виднелись меловые горы. Это была граница Советской России. Дальше начиналась территория, оккупированная немцами. Сейчас кажется странным, что можно было совершать «литературное турне», вовсе не считаясь с границами. Кого-то послали в ближайшую деревню за лошадьми. Вскоре появилось несколько подвод. Мы погрузили наши вещи, взобрались на них и медленно поехали по пыльной дороге, подымаясь на холмы и спускаясь в низины. Ходили слухи, что здесь пошаливают бандиты. Но мы благополучно проехали километров десять, и наконец, при въезде в какую-то деревню, нам преградил путь немецкий офицер. Он проверил наши документы, и мы поехали дальше. Так мы добрались до Белгорода. А оттуда в переполненном поезде (все стояли, прижавшись друг к другу, как в трамвае) до Харькова 11. Н. В. Крандиевская отсылает к тексту «Похождений Невзорова, или Ибикуса», где, по ее словам, переход границы запечатлен фотографически. У Толстого похожий комиссар в ситцевой рубашке распояской – «человек необыкновенной твердости» с совершенно белыми глазами – устраивает путешественникам многочасовой допрос с угрозами, который, однако, кончается благополучно12. Уже 8 августа 1918 г. «Южный край» вновь сообщает: Из Москвы приехал в Харьков писатель граф А.Н. Толстой. Среди массы мелких наблюдений, брошенных в беседе писателем из богатого багажа впечатлений и наблюдений, особенно врезалась в память одна его фраза: – В Харькове меня резко поразило различие между выражениями лиц наших, московских и ваших, харьковских. У вас – спокойные лица, неторопливая походка, медленные взгляды; у нас, в Москве – похудевшие лица, напряженные взоры, настороженный шаг. В Москве человеческие лики почти не одухотворены, и их одухотворяет дыхание смерти. Москва к смерти привыкла и смерти не боится. Несколькими днями раньше гр. А.Н. Толстого у нас в редакции был другой московский беллетрист, И.С. Шмелев; путь из Москвы в Харьков он совершил в более худших условиях и приехал к нам совершенно измученным. И со свойственной ему экспансивностью и нервностью он быстро говорил: – Это два разные мира – Москва и Харьков, Совдепия и Украина. Там жить невозможно, пока не кончится большевизм, я в Москву ни ногой, но как только он кончится, я сейчас же обратно в Москву, ибо тогда надо быть там, а не у вас. Будет что-то новое, сильное, красивое, интересное... А более спокойный и уравновешенный гр. Алексей Толстой медленно говорил: – Я верю в Россию. И верю в революцию. Россия через несколько десятилетий будет самой передовой в мире страной. Революция очистила воздух, как гроза. Большевики в конечном счете дали страшно сильный сдвиг для русской жизни. Теперь пойдут люди только двух типов, как у нас в Москве: или слабые, обреченные на умирание, или сильные, которые, если выживут, так возьмут жизнь за горло мертвою хваткой. Будет новая, сильная, красивая жизнь. Я верю в то, что Россия подымется. Был в редакции за эти дни и еще один москвич – представитель “Росспродбюро” большевик г. Бройде13. Вот чем он обмолвился нашему сотруднику: – Если бы дали нам продержаться в Москве еще месяц-другой, мы бы успели кончить наше грандиозное дело. Мы бы дали миру изумительную и совершенную советскую республику... Но нам не дадут отсрочки, а мы это понимаем. Мы должны будем уйти, и наше место займут другие, начнется новая жизнь... Ах, если б нам дали еще два месяца! Быть может, это простая случайность, что три москвича, каждый по-своему, говорят одно и то же: – Не сегодня-завтра наступит перелом и начнется новая жизнь. <...> Н. Аркадин 14 Любопытно, что Толстой 1918 г. оказывается гораздо ближе к Толстому-сменовеховцу, чем можно было бы подумать. В его «ницшеанских» репликах об очистительной и терапевтической роли большевиков, «сдвинувших» Россию на путь к «новой, сильной, красивой» жизни, угадываются лихорадочные апологетические тирады из «Хождения по мукам». Даже если сделать поправку на достаточно лояльную к большевикам позицию интервьюера, Толстой показан как носитель умеренной и оптимистической позиции. В том же номере «Южного края» опубликовано следующее объявление: Сад коммерческого клуба. Дир. А.Р. Аксарина. <�…> Завтра только один вечер интимного чтения неизданных произведений и сказок известного писателя графа Алексея Николаевича Толстого. 10 и 11 августа только две гастроли известного артиста Московск. театров Якова Южного15. Рассказы и сценки в исполнении автора. Выше в той же афише говорится о большом концерте хора Кучина. В результате шрифтовых выделений всё объявление в первый момент или издали читается: «Большой концерт хора Толстого-Южного». Действительно, Толстой дал вечер «интимного чтения» своих новых вещей 9 августа. И. Т-ий (или И. Турский, псевдоним И.П. Дриженко) писал о нем 11 августа 1918 г. в «Южном крае» (№ 97): Вечер «интимного чтения» писателя гр. Ал.Н. Толстого подарил несколько минут поистине художественного наслаждения. Достаточно ли, однако, были подготовлены к восприятию этих минут все слушатели? Ал. Толстой – художник редкостно капризный. Его «вольное обращение» с фабулой, его какое-то «неуважительное» пренебрежение к сюжету способно часто раздражать, сердить читателя, в лучше случае оставлять его в недоумении. Нужно «воистину возлюбить» Ал. Толстого для того, чтобы восхищаться свободно и непринужденно всяким новым художественным достижением его, до парадоксальности свободного, до зависти неожиданного, таланта. Хваля в целом Толстого, в основном за язык, критик выразил опасение, что широкий слушатель был не готов слушать его программу, рассчитанную скорее на литераторов и критиков. Видимо, Толстой серьезно заинтриговал И. Турского: в ближайших номерах газеты критик посвятил его творчеству несколько статей и рецензий, сочтя нужным пересмотреть общепринятую оценку его творчества, в частности, полемизируя с известной статьей К. Чуковского16. Так, 8 августа, в заметке «Бунин и Толстой», Турский писал, что оба этих больших художника раскрылись не сразу, и критика была к ним жестока. О Толстом тут сказано: «Не смешно ли, в самом деле, что автора выразительного рассказа, настойчиво требующего от людей «милосердия!», воскресившего в своей драматургии старую русскую тему о любви спасающей и освящающей, характеризовали раньше таким образом: «Никакой мотивировки духовных и душевных движений у Ал. Толстого, конечно, нет. Человека, как божество, он не ощущает совсем, но зато как он вдохновенен и мудр, когда изображает человека-животное. Современнейший из современных писателей».17 За этой квазицитатой из порицаемого Чуковского следует новая трактовка: ...В беззаботном, волшебно-свободном письме «баловня литературы» Ал. Толстого тоже проступают какие-то просвечивающие водяные знаки, которые напоминают нам о темной глуби индивидуального сознания, о неизбывной трагедии взаимного непонимания, явленной нам в водевиле и анекдоте18. Одиннадцатого августа, описывая чтение Толстого, Турский особенно хвалил «Наваждение»: ...вещь эта определенно значительная. Не боящийся – с какой-то ребяческой дерзостью, сложности сюжетов, Ал. Толстой решился на неожиданный и рискованный эксперимент: рассказать словами очевидца, монашка, потом поставленного «в драгуны» XVIII века, эпизод о Кочубее, Мазепе и Марии-Матрене. Испытание это писатель преодолел с блеском, оценить который, быть может, нельзя сейчас же, «на месте», во время чтения. Покоряющая простота рассказа, неотразимый психологизм, пронизывающий подземным током всю эту художественно-законченную вещь. Поразительно, как это писатель, которого, казалось бы, характеризует состояние «вольной беспечности», писатель моцартовского склада, сумел напитать свое ленивое и небрежное перо ароматом наивно-жестокого века19. А через неделю, все эти славословия венчает огромная рецензия все того же Турского на полюбившегося автора – точнее, на «Комедии о любви», собраные в десятом томе сочинений Толстого, который в 1918 г. вышел в московском Книгоиздательстве писателей. В статье, названной «Драматургия А.Н. Толстого», говорится: Как хотите, – это все же неожиданно. Когда гр. Ал.Н. Толстой начинал, молодо и дерзостно, свою карьеру стихами, его сердитая критика обозначала уровень вздымающейся волны порнографии и бесстыдства. Когда от стихов и «сказок» писатель перешел к рассказам, а потом романам, имя Ал. Толстого, расширившее мало помалу круг своих читателей и удлинявшее постепенно вереницу своих критиков, стало современной иллюстрацией «чистого», «свободного» художества. Легкость отношения его к труднейшим проблемам жизни, его ленивое, какое-то неуважительное отношение к действительности, граничившее почти с бессюжетностью – сердили и возмущали, не давали права предположить в писателе драгоценного зерна художественной философии. Талантливый – волшебно и светло талантливый, без боязни подходящий ко всякой теме – баловень литературы, но не классик, не писатель, владеющий душами, не художник, заставляющий думать и задумываться... И после всех этих, всеми усвоенных и затверженных, предпосылок, завоевав такую репутацию, Ал. Толстой выпускает вдруг такую книгу, как «Комедии о любви» (10-ый том сочинений)! Беспечнейший и вполне, казалось бы, безответственнейший художник, ломающий сложнейшие сюжеты, как хлыстики, вдруг рождает книгу, которая заставляет вспомнить – о ком? Об Островском, о Тургеневе, в худшем случае о Чехове! (Так! – Е. Т.) Да, именно такой отстой получается после прочтения его 10-го тома. Этого впечатления не получалось, правда, когда мы смотрели его пьесы порознь. <...> А вот в чтении как-то углубились линии комедийных сюжетов, почуялось за ними что-то значительное и, как всякое значительное, бесконечно простое... «Комедии о любви» – это не внешнее только объединяющее заглавие, не обложка, механически связывающая отдельные пьесы. Это исчерпывающая внутренняя характеристика всей вообще, пока еще и не слишком обширной драматургии Ал. Толстого. Да, вот так воспроизводя жизнь, как комедию, одну тему находит в ней писатель достойной его бесконечно-бережного отношения: любовь истинную, из молчания вырастающую, всеспасающую и всеразрешающую, по-русски же без конца трогательную. Если оставить в стороне «Касатку» и «Нечистую силу», хорошо известные нашему читателю и зрителю, то «Кукушкины слезы» дают такую эмоцию трогательности, которая заставляет вспомнить – ну, по меньшей мере, о «Гранатовом браслете». Муж, любящий свою жену до того, что стыдится себя перед нею, ...тема, право же, не совсем комедийная! Будто бы, проделав все зигзаги упаднического развития, Толстой пришел к старому, исконному, заветному: к молитвенному ощущению русского писателя, к любви, обескрыленной и обездушенной последними творческими поколениями. <...> Всплывает вопрос: не чаемое ли это возвращение к старинным, святым истокам русского художества?..20 Итак, в рамках театральных рецензий «Южного края» – несмотря на якобы чрезмерную артистичность его выступления – произошел перевод Толстого в другую категорию. Это очень близко подходит к идеям Юрия Соболева, уже наметившего основные контуры нового образа Алексея Толстого как современного классика. Потребовалось «снятие» театрального воплощения пьес, их превращение в «пьесы для чтения», чтобы драмы Толстого, раньше воспринимавшиеся как провинциальные фарсы, в 1918 г. вдруг прочлись бы как новая классика; чтобы, казалось бы, образцовый новейший писатель «без царя в голове» воспринят был как автор прежде всего нравственный, возрождающий старую человечность, жалость, любовь. Нам кажется, что это время изменило приоритеты, что за переоценкой Турского стоит революция, породившая в среднем – широком, интеллигентском сознании – «социальный заказ» на искусство общечеловеческое, надклассовое, над-«направленское», по-новому воскрешающее целительную роль слова. Не до конца ясно, что именно произошло, но такое впечатление, что в России 1918 г. на Толстом по разным причинам было сфокусировано несметное множество читательских взоров, чающих нового классика, который поведал бы со всей старинной добротностью и трогательностью повесть чудовищных новых лет, не лезущую ни в какие старые понятия, – повесть, противостоящую тому, что революция делала с людьми. Турский как бы подсказал ему, каким его хотят видеть его читатели. Толстой не мог не воспринять медиумически этого мощного коллективного импульса. Немедленно по приезде в Одессу он начинает роман о революции. О нём – ниже. Пятидневный харьковский «привал» дал Толстому не только возможность немного заработать. «Южный край» устроил ему неслыханное паблисити: эта волна похвал, поднятая авторитетной газетой, на наш взгляд, способствовала резкому повышению престижа и вообще удельного веса Толстого. Мы не знаем, почему он направился на юг через Харьков, была ли то затея Левитова, и было ли его появление в «Южном крае» запланировано (что вполне вероятно – и в таком случае Королевич мог подготовить «Южный край»; вспомним, что он работал с Разиным, лучшим другом Толстого, у Южного вместе со Степовой: это была одна компания). Но в любом случае это была удачная идея: поехать не через Оршу на Киев21, уже переполненный литературными гастролерами и другими беженцами, а направиться через, очевидно, менее избалованный Харьков, который взбурлил от восторга по поводу московского гостя и долго еще после его отъезда пенился панегириками. Именно восторженные рецензии «Южного края», продолжали «укрупнение» фигуры Толстого, Вскоре, в 1920–1922 гг., его будут воспринимать как важнейшую фигуру в русской литературе — «неоклассика», возрождающего «старые» трогательные нравственные ценности по-новому ярким, гибким и сложным языком. 1 Крандиевская-Толстая Н.В. Я вспоминаю. Л., 1977. С. 137–138. 2 Тэффи (Бучинская) Надежда Александровна, 1872–1952 – поэт, прозаик драматург. Любимейшая в России и наиболее читаемая юмористическая писательница. Работала в журналах «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», в газете «Русское слово» (в Одессе «Наше слово», затем «Южное слово»). Эмигрировала в 1920 г. Жила в Стокгольме, потом в Париже. Вспоминала об Одессе и Толстых, оставила мемуарную заметку о Толстом. 3 Тэффи. Москва последних дней // 1918. Киевская мысль. 13 окт. (30 сент.) С. 2. 4 См.: А.Н. Толстой. Переписка: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 273. 5 Крандиевский. Ф.Ф. Указ. соч. С. 153–154. 6 Об этом сообщал «Кино-журнал» № 5–6, 1917 г.; см.: Петровский М. Мастер и город: Киевские контексты Булгакова. Киев, 2001. С. 119. 7 Проф. Е.А. Брандт. Листья пожелтелые. Передуманное и пережитое. Белград, 1930. С. 98. 8 Там же. С. 94–95. 9 «Хорошо знакомая москвичам исполнительница песенок Анна Степовая, еще год тому назад подвизавшаяся в кафе-шантанах за 200 рублей в месяц и получавшая в московских миниатюрах по 5 рублей за выход, приглашена теперь в Киев в местное кабаре “Гротеск” на оклад 4 1/2 тысячи в месяц», – писала «Рампа и жизнь» летом 1918 г. Степовая работала в Никольском театре в Москве с лета 1917 г., выступая с романсами собственного репертуара: «Вечера цыганских романсов нового жанра “песни улицы”: Анна Степовая» (Рампа и жизнь. 1918. № 23. Июнь.). Мы рискнем предположить, что песенка «Пойдете вы направо и налево, а потом / Темным коридором обойдете вы весь дом, / Направо будет дверца, а за дверцею чердак / И то, что вы искали, не найдете вы никак» из «Хмурого утра» – принадлежит именно репертуару Степовой, а не относится к неведомым цыганам из Новой Деревни в Петербурге (как сообщается в романе). У Степовой был новый тембр, ср. о ней: «Трагическая шансонетка, посвященная улице, конечно, эксперимент, но эксперимент любопытный». Вечерняя жизнь, (М.) 19 апреля 1918 г. Анна Александровна Степовая жила в Феодосии, пела песенку «Ботиночки», в нее был влюблен одесский главнокомандующий ген. Шнейдер – узнаем мы из «Дневника дома поэта» Макса Волошина. В 1919 г. она пела цыганские и русские песни в Константинополе – вспоминает Шульгин. В Париже она работает в «Pele-Mele», театре-ресторане Юрия Морфесси. У нее вспыхивает роман с Кусиковым, он посвящает ей стихи. 10 Южный край. (Харьков.). 1918. № 92. 6 авг. С. 3, рубрика «Театр». 11 Крандиевский Ф.Ф. Указ. соч. С. 154. 12 Толстой А.Н. ПСС: В 15 т. Т. 4. М., 1948. С. 274–275. В беллетризованной биографии Толстого В. Петелин описывает встречу с губернским комиссаром гораздо более подробно, с опорой на неуказанные источники. Сюжет с похищением на границе дамского гардероба попал в революционную прозу Н.А. Тэффи «Ностальгия. Рассказы. Воспоминания» (Л., 1989). 13 С. Бройде был председателем московского торгово-продовольственного комитета. Он написал в московскую газету «Родина» письмо 6 (3) апреля 1918 г. (№ 8, С. 4), протестуя против статьи Вл. Белгородского «В недрах продовольственного комитета», которая, по его мнению, не вполне соответствовала данным ревизии. В статье же говорилось о том, что комитет не подготовил за год никаких отчетов о том, куда идут деньги, сколько продуктов, какие есть склады и т. п. Никаких сведений о том, что делается на складах. А там продукты просто гибнут. Ревизионная комиссия просто в тупике. Для ревизии нужно составить книги и заняться учетом складов и лавок. А правильной бухгалтерии нет. 14 Н. Аркадин – плодовитый южнорусский журналист, корреспондент одесских и харьковских газет (очевидно, это псевдоним, но мы не нашли его расшифровки). Примечательно, что редакции «Южного края» суждено было неожиданное будущее после прихода красных. Ср.: «Большевики в Харьковщине. Главный штаб большевиков переместился в редакцию газеты «Южный край», где была подвергнута реквизиции бумага почти на 1 млн. р.» (Одесские новости. 5 февp. 1919. C. 2). 15 Южный Яков (Южный-Рейтер Яков Давидович) (1883–1938) – актер, эстрадный рассказчик, в 1916 г. художественный руководитель Никольского театра миниатюр, открывший в 1917 г. «Театр Я. Южного» в Москве, нечто среднее между эстрадным театром и театром миниатюр. Он находился на Большой Дмитровке в доме Бахрушина (помещение театра «Максим»). В театре Южного режиссировал и играл Н.М. Радин, друг Толстого. В 1918 г. театр Южного устроил у себя большой вечер московских писателей, в котором участвовал Толстой. Летом 1918 г. он собрал труппу и выступал в Одессе в частности, с пародийным номером «Антрприза в Шавлях»: русская классика в исполнении еврейского театра – сам он играл еврейского Фамусова). Вернулся в Москву в сентябре 1918 г. Стал главным режиссером театра Корша, работал в Малом театре до 1921 г. О благородно-вдумчивой игре Южного в «европейском жанре» писала «Мельпомена». «… Ужасно похож на "одессита", хотя в жилах его течет кровь керченских сельдей. Лет 12 тому назад приехал в Одессу маленьким актером, робким и скромным. "Старый театрал" его замет ил и как-то в рецензии благословил. И Южный стал актером. Но судьба сулила ему другое поприще. Широкое, как море, и богатое, как спекуляция. Еврейский анекдот. <�…> Когда-то Южный и Хенкин оспаривали друг у друга пальму первенства. Каждый считал себя – – Королем еврейского анекдота. Причем Хенкин был король неограниченный, а Южный – конституционным, сдерживаемый все же и тоном и выражениями! Теперь Южный – «москвич». Директор театра. <�…> Иногда дарит Одессу своими гастролями… Любит играть для души – грустное, для публики "Дон-Померанцо" или "Горе от ума в Шавлях"… Всегда весел, талантлив, лысоват и бодр» (Мельпомена. 1918. № 23. С. 10). С 1921 г. в Берлине, где ему принадлежал театр «Синяя птица», после 1934 в Вене, затем в Праге. В конферансе подражал Балиеву, вел диалог с залом. 16 «Об Алексее Н.Толстом». // чуковский к. Лица и маски (СПб.1914). 17 Турский И. Бунин и Толстой // Южный край. 1918. 8 авг., № 94. С. 2. 18 Там же. 19 Южный край. 1918. № 97. 11 авг. С. 5. 20 Турский И. Драматург А.Н. Толстого // Южный край. 1918. 16 авг. № 101. С 2. 21 Первоначальный план, по воспоминаниям Крандиевской, предусматривал визит в Киев после Харькова; но Толстой поехал прямо к семье, уже ожидавшей его в Одессе. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Ухтомский А. А. Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939 Ii. Ступени духовного опыта. Из дневников, записных книжек и писем разных лет |
|
Статья, набранная на компьютере, содержит 16 страниц, на каждой странице... Статья, набранная на компьютере, содержит 16 страниц, на каждой странице 32 строки, в каждой строке 30 символов. Определите информационный... |
|
Александр Ивин Логика. Учебное пособие Издание 2-е В рассказе Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича» есть эпизод, имеющий прямое отношение к логике |
 |
Л. Н. Толстой жизнь и творчество Л. Н. Толстого Толстого: "она научила меня духовному наслаждению любви". Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными:... |
|
«Толстой и Ясная Поляна» Районный конкурс исследовательских работ учащихся, посвященный 180-летию со дня рождения Л. Н. Толстого и 80-летию школы-памятника... |
|
4-10 июля 2012 г Необходимо выбрать по 2 приоритета внутри каждой пары. Более подробную информацию о каждом курсе силлабус (описание содержания каждой... |
|
Льва толстого в польше Рассмотрение в этом контексте творчества Льва Николаевича Толстого, гениального писателя, который с предельной остротой и проницательностью... |
|
Риа новости, «Интерфакс» ижурналом «Огонёк» Толстая родилась 3 мая 1951 года в Ленинграде. Внучка по одной линии – писателя А. Н. Толстого и поэтессы Н. В. Крандиевской, по... |
|
Ход игры. Гейм -1 «Дальше-Дальше» Вопросы для первой команды Игра проводится между двумя командами. В каждой команде по 5-6 человек. В каждой команде выбирается капитан. Команды выбирают название,... |
|
Диплом Перейти Желающие на кирпичный завод есть? Пожалуйста, огласите весь (Эпизод из «Приключений Шурика») |