Монография Архангельск Поморский университет
|
Скачать 5.4 Mb.
|
|
Министерство образования и науки Российской Федерации Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Поморский государственный университет имени М.В. Ломоносова» Н.М. ТЕРЕБИХИН МЕТАФИЗИКА СЕВЕРА Монография Архангельск Поморский университет 2004 УДК 13 ББК 86.210.00 Т35 Рецензенты: член-корреспондент РАО, доктор исторических наук, профессор ПГУ имени М.В. Ломоносова В.Н. Булатов; кандидат философских наук, доцент ПГУ имени М.В. Ломоносова А.Н. Соловьева Ответственный редактор: доктор филологических наук, профессор ПГУ имени М.В. Ломоносова О.И. Воробьева Теребихин Н.М. Т 35 Метафизика Севера: Монография. — Архангельск: Поморский универси- тет, 2004. — 272 с. ISBN 5-88086-393-Х Монография Н.М. Теребихина подводит итоги многолетним исследованиям автора в области археологии, этнологии, философии культуры и сакральной географии народов Европейского Севера. Это своего рода избранные труды, получившие широкую известность как в России, так и во многих зарубежных странах. Помимо уже известных фундаментальных работ Н.М. Теребихина в книгу включены новые, ранее не публиковавшиеся философско-культурологические тексты, которые не просто дополняют прежние, но позволяют выстроить целостную концепцию философии культуры Севера, определенную автором как «метафизика Севера». Адресована широкому кругу читателей, очарованных Севером и его сокровенной непостижимой тайной. УДК 13 ББК 86.210.00 ISBN 5-88086-393-Х © Теребихин Н.М., 2004 © Поморский университет, 2004 От автора Предлагаемая вниманию читателей книга может рассматриваться как в известной мере итог моих многолетних исследований, посвященных изучению сакральной географии народов Севера России, выявлению и истолкованию тех религиозных и культурных архетипов и символов, которые сокрыты в теософских и исторических глубинах северно-русской души. В книгу включены очень важные для меня труды, получившие признание в широких кругах российской и международной научной общественности. Промыс-лительным образом работа над этой книгой совпала с двумя юбилеями: 10-летием первого издания «Сакральной географии Русского Севера» (1993) и со 110-летием со дня рождения Бориса Викторовича Шергина (1893) — истинного молитвенника и подвижника Севера, творца и хранителя его вековечной сказки и тайны. Северный текст Бориса Шергина, сотканный и сплетенный его жизнетворче-ством, — есть самое полное и прозрачное выражение и воплощение самосознания северно-русской культуры, ее основоположных мифологем, смыслов и ценностей. Борис Шергин — последний истинный поэт, художник и певец морской славы Севера, который в своем жизненном художестве запечатлел религиозную, национальную и культурную аксиологию Русского Севера, особую северно-русскую идею, определяющую место Поморья в пространстве русского мира, во всем священном космосе русской жизни. Северный текст Б. Шергина — поэта-мифотворца и философа Севера — это, прежде всего, «североморский» текст, в поэтике которого ключевое место занимает мифологический образ Белого моря — Гандвика, «Колдовского залива», пред которым, как пред иконой пресветлой преображенной земли Севера, предстоял радостный, умиленный и просветленный гений певца поморской славы. В интуитивных прозрениях Б. Шергина о святости Белого моря содержатся откровения о морских основаниях теософии России, о ее «водолейском» призвании, воплощенном в «вод-нокаменном» символизме гиперборейского Лукоморья, в архитектурно-градостроительной идее Санкт-Петербурга, островных монастырей Русского Севера, всего образа России как острова (материка, континента) средь вод моря житейского. Центральная тема, объединяющая все тексты, вошедшие в сборник, — метафизика Севера, развернутая в его сакральной географии, в тех священных путеводных картах, которые ведут очарованного странника-паломника в инобытийные пространства его некогда покинутой северной прародины. Путь на Север — это восхождение к центру мира, к той вершине Мировой Горы, окруженной водами моря-океана, с которой открываются не только сияющие светоносные дали Обетованной земли Царства Небесного, но и зияющие пропасти и бездны Кромешной Тьмы. 3 Амбивалентность Севера, метагеография которого сопричастна областям жизни и смерти, раскрывается в его женской, материнской ипостаси, в особом феномене северной женской сакральное™, занимавшем ключевое место в религиозно-мифологической картине мира народов Арктики. Соположение северности и женскости основано на их общей прародительской символике порождающего и погребающего чрева, в котором воедино сплетены начала и концы мира и человека, а потому Север не только «свят и демоничен» (А.Г. Дугин), но и эсхатологичен и телеологичен. Здесь, на Севере, в самом центре мира вопрошаются и разрешаются все последние и предельные вопросы земного бытия, и человек предстает перед порогом реальности небесного инобытия. Вхождение в это сильное и кристально чистое вопросно-ответное циркумполярное пространство требует от «паломников в страну Севера» отрицания всей суетной пестроты и ложной сложности области «моря житейского». «Северный морской путь» — это путь очищения, отсечения, аскезы и предельного опрощения. Потому столь чисты, прозрачны, просты и соразмерны плану Божественного Домостроительства тексты культуры, созданные творцами северной цивилизации — народами циркумполярного миротворного круга. Для автора, прирожденного северянина и помора, метафизика Севера — это не предмет отвлеченного академического дискурса, но живое чувство и переживание личной причастности к тем неведомым, незримым и непостижимым планам сверхфизической, сверхприродной реальности, которая составляет загадку и тайну Севера, его притягательный и призывный «вызов» и «зов». Автор расценивает свой труд как посильный вклад в тот философско-культуро-логический, метафизический и историософский контекст, который был обозначен Петербургскими чтениями по теории, истории и философии культуры «Метафизика Петербурга». Гиперборейскому миросозерцанию автора также весьма созвучны идеи А.Г. Дугина в области метафизики и сакральной географии России. Когда книга готовилась к печати, пришло печальное известие о безвременной кончине доктора исторических наук, профессора Глеба Сергеевича Лебедева — выдающегося исследователя раннесредневековых древностей Северной Европы, одного из руководителей Староладожской археологической экспедиции, блестящего специалиста в области истории и методологии археологической науки, философа и метафизика Петербурга. ГС. Лебедев внес значительный вклад в изучение и сохранение историко-культурного наследия северной российской столицы — того Мета-петербурга, который изначально был воплощен в сакральной топографии и градостроительном облике Старой Ладоги, ставшей пространством духовного возрастания ученого и местом его упокоения. Светлой памяти друга и учителя, раскрывшего передо мной метафизические горизонты археологии как Науки Начала, и посвящается эта книга. МЕТАФИЗИКА, ГЕОСОФИЯ И ИСТОРИОСОФИЯ РУССКОГО СЕВЕРА ГЕОГРАФИЯ «ИНОГО» МИРА Этноцентрическая модель мира В традиционной картине мира география «характеризуется не чисто географическими координатами, — она насыщена эмоциональным и религиозным смыслом, и географическое пространство вместе с тем представляет собой и религиозно-мифологическое пространство»1. Сакральная география Русского Севера воплощалась в геометрическом образе вписанных друг в друга мировых кругов, расходящихся из одного центра. Она нашла отражение в космогонических представлениях северных крестьян: «Земля, окруженная небом, держится на семи больших и шести маленьких китах, которые век должны носить ее на себе и когда пошевелят хвостом или хребтом, производят землетрясение. На восточной стороне земли находится теплая сторона, в которой ближе к нам живут православные христиане, за ними арабы, за теми маленькие (карлики) и одноногие люди, а на западной — живет все нехристь — немцы, англичане, французы»2. Религиозно-мифологическая география мира имеет, несомненно, книжные истоки, восходящие к «Голубиной книге» с ее семью китами, на которых «земля основана». Вместе с тем она опирается и на весьма архаичные пласты мифопоэтического сознания, породившего этноцентрическую модель мира, которая одновременно являлась и конфессиональной картой мира. В центр ее помещают себя создатели космологической схемы — православные крестьяне Русского Севера. На периферии обитаемого мира живут инородцы и язычники — нехристи, не имеющие истинной веры. Еще дальше, на самом краю ойкумены, обитают существа, наделенные признаками нечеловеческой природы (карлики, одноногие, одноглазые, песьеголовые и т. п.). Этноцентрическая модель мира, основанная на оппозиции сакрального, русского, православного центра и профани-ческой, хтонической периферии, отразилась и на восприятии земель Севера, населенных «инородцами», как иного, потустороннего мира, в котором, говоря языком русских странников, «все напротив». Поэтому вся этническая периферия Русского Севера наделялась характеристиками антимира, в котором обитают народы, обладающие мощным колдовским потенциалом. К числу колдовских народов, по представлениям русских крестьян Севера, относились самоеды-ненцы, которые напускали на «Русь» порчу-икоту: «Мы думаем, что здешние крестьяне (Пинежского и Мезенского уездов. — Н.Т.) заразились 5 икотой от своих соседей самоедов. Известно, что самоедские жрецы и жрицы (та-дибеи) во время так называемого битья кудес (самбадава) приходят в совершенное исступление: при этом они кричат, беснуются, колют себя и наносят себе страшные раны. В таком состоянии они, по мнению самоедов, находятся в сообщении со сверхъестественными силами. Мнение наше о происхождении икоты от самоедов имеет опору еще в том, что крестьяне Мезенского уезда приписывают ее именно чародейству самоедов. Такой взгляд на самоедов кажется очень древен. Еще норма-ны смотрели на Печорскую страну как на землю колдунов и ужасов. Новгородцы также считали их за чародеев: наружность самоедов, одежда их и в особенности религиозные обряды их естественно были причиной такого понятия о них. В описании Герберштейна древних волшебников Севера нельзя не узнать самоедов»3. П.С. Ефименко выделяет три признака, на основании которых в этническом самосознании русских сформировался мифологический образ ненцев как колдовского народа: необычный антропологический облик; странная («звероподобная») одежда; шаманская религия. Особо значимую роль в порождении подобного образа играл конфессиональный мотив, связанный с ритуальной деятельностью шамана — духовного вождя и харизматического лидера ненцев. Этот же мотив лежал в основе восприятия земли народа коми как страны колдунов: «Вера в ворожбу, в злые и добрые чары развита в зырянах сильнее, нежели в русском крестьянстве. В каждом околотке есть непременно свой колдун. "Колдунов много в зырянах!" — говорят везде в Вологодской губернии. Для многих зырянский край представляется какой-то темной страной чародеев и кудесниц»4. Сакрально отмеченная роль колдуна в традиционном обществе зырян обусловила восприятие всего народа коми как наделенного колдовскими чарами, способного наводить порчу на своих русских соседей. Мифологический образ страны колдунов распространялся и на земли другого финно-угорского народа Севера — карел. Поморы считали, что все болезни и напасти насылаются на них по ветру карельскими колдунами: «Беднота народ, а плут, потому от них все колдовство идет: всякую они тяготу с Карелы своей на наше Поморье пущают. Вот зачем они плохой народ и зачем над ним трясутся все эти напасти. Спроси не меня! Действительно, поверье о напуске скорбей с Карелы во всем Поморье общеизвестно и имеет даже давнишнее историческое значение. Давно уже, и по русским летописям, чудское племя, к которому бесспорно принадлежат и карелы, славилось волхвами, колдунами и чародеями... Даже и в настоящее время карелы наивно, простосердечно, с полным убеждением и верою в истину передачи, завещают перед смертью ведомые им наговоры, заговоры и чарованья доверенным лицам, большею частью, конечно, родным своим. С другой стороны, существованию в настоящее время подобного странного поверья много способствует вера и самих поморов, которые все свои болезни морские приписывают исключительно порче не столько злого духа, сколько злобе какого-нибудь лихого человека из Карелы. С ветру (говоря выражением поморов) приключается им и колотье во всем теле, особенно в суставах, известное у них под именем стрелья и стрел»5. Поморы считали, что только карельские колдуны, которые наводят порчу, способны ее и изгнать. Поэтому карела-колдуна приглашали к больному, чтобы он прочитал лечебный заговор «на ветры и на четыре стороны». Карельские колдуны охраняли поезжан во время поморской свадьбы, провожали в последний путь человека, 6 г «скоропостижно умершего или иногда и просто погибшего на промысле»6. Участие представителя иного этноса в поморских ритуалах жизненного цикла обусловлено мифологическими представлениями об особой сакральной силе чужой веры, ее непосредственной сопряженности с иным миром. Именно этим объясняется приглашение карела-колдуна на свадьбу, сюжет которой предполагает посещение «того света», и на погребение человека, умершего неестественной смертью. «Заложный» покойник представлял большую опасность для социума, нейтрализовать которую был способен очень сильный «инородный» колдун. Однако колдовские способности карел, коми, ненцев значительно уступали могуществу чародеев Лапландии, которая в этническом сознании европейских народов превратилась в сказочно-мифологическую страну, где обитают волшебники, великаны и тролли. Сакральный авторитет лапландских шаманов-нойд был столь высок, что к ним на обучение направляли своих детей норвежцы, финны, шведы. Подобной же славой саамские шаманы пользовались и на Руси. Широко известна история с приглашением шаманов Лапландии ко двору Ивана Грозного. Мотив участия лапландских колдунов в решении судеб русского престола вновь оживает в Смутное время, когда распространяется версия о бессмертии самозванца Гришки Отрепьева, научившегося колдовству у «лапонцев». Восприятие Лапландии как страны колдунов сохраняется на Русском Севере и в более позднее время. Поморы верили, что лопари обладают колдовскими способностями «оборачивать зрение», то есть изменять пространственную систему координат, выворачивать мир наизнанку. Н.Н. Харузин писал о том, что лопарские колдуны-нойды внушают суеверный страх всем своим соседям, в том числе и русским7. Поэтому для поморов Мурман представлялся чужой, языческой страной, где даже капуста вырастает «не православная»8. Не случайно, что жители г. Колы, вынужденные покинуть город после его бомбардировки английской эскадрой в 1854 году, больше всего сожалели о главной православной святыне Колы — восемнадцатиглавом Успенском соборе: «Вот его жаль, да еще пепелища жаль, а то, что город? Городу этому только званье было»9. В этих словах ярко выражены те единственные и основоположные ценности русской жизни, которые позволяли русскому человеку укорениться на совершенно чуждой ему земле, воссоздать на колдовском, инородческом Мурмане маленький уголок Святой Руси, воплощенный в образах храма, отеческих гробов и пепелища. Именно их вспоминали и оплакивали коляне, которых судьба заставила покинуть свой «город», оказавшийся вовсе и не городом, а призраком, возведенным на колдовском пространстве Лапландии. В этноцентрической модели мира поморов инородческие земли ненцев, саамов, коми, карел наделялись амбивалентным смыслом. С одной стороны, они обладали колдовскими свойствами и внушали суеверный страх и ужас перед тем злом и мороком, которые от них исходили на Русь. С другой стороны, поморы испытывали мистический трепет и уважение к чужой вере и стремились использовать ее колдовскую мощь в своих целях, пытались заручиться поддержкой чужих богов. Подобное двойственное отношение к инородческому и иноверческому антимиру раскрывается в поморском предании «Чудские боги», в котором рассказывается о том, как один помор «по той вере, что морскому ходу будет спех», принес на судно изображение «чудских болванов». Однако идолы не только не поспешествовали «морскому ходу», но, напротив, держали судно на месте до тех пор, пока их не сожгли10. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Уравнения и алгоритмы К 89 Кузьмин, Д. В. Моделирование динамики мехатронных систем. Уравнения и алгоритмы: монография / Д. В. Кузьмин. – Архангельск:... |
|
Диссертация канд исторических наук : 07. 00. 02. Архангельск, 2002.... Упадышев Николай Васильевич. История исправительно-трудовых лагерей в Архангельской области, 1937 1953 гг. Диссертация канд исторических... |
|
Монография «С родиной в сердце. Боль и страдания черкесского народа... Монография Д. А. Чурей – первый опыт комплексного историко-этнографического и этномузыковедческого исследования музыкального фольклора... |
|
Н. А. Вершинина структура педагогики: методология исследования монография Структура педагогики: Методология исследования. Монография. – Спб.: Ооо изд-во «Лема», 2008. – 313с |
|
Лекция психосексуальное развитие. Возрастная динамика взаимоотношения полов 15 Основы семейной психопедагогики (курс лекций) / В. И. Короткий. — Архангельск: М'арт, 2003. — 178 с |
|
Содержание Предисловие 5 Часть I россия в конце ХVII — начале XVIII века Переворот 1689 года. Конец триумвирата 24 Эпоха взросления Петра. Поездка в Архангельск 26 |
|
С. Н. Гавров модернизация россии: постимперский транзит монография москва мгудт Гавров С. Н. Модернизация России: постимперский транзит: Монография / Предисловие Л. С. Перепелкина. – М.: Ниц мгудт, 2010. – 297... |
|
Теория образования взрослых: становление, проблемы, задачи Монография Юнацкевич Р. И. Теория образования взрослых: становление, проблемы, задачи. Монография. Спб.: Иов пани, 2009 – 90 с |
|
Концепция и опыт разработки стратегии инновационного развития нижегородского... Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского – национальный исследовательский университет |
|
Монография по апитерапии оглавление |