Н. Г. Чернышевский Что философия как миросозерцание внутренне связана с поэзией факт по большей части очевидный, во всяком случае признаваемый как теми, кто занят философскими изысканиями, так и теми, кто считает себя
|
Скачать 320.68 Kb.
|
Журнал «Знание. Понимание. Умение», №1-2, 2006И. Н. СИЗЕМСКАЯРусская «философия – поэзия» как форма историософского миросозерцания. Поэзия сердца имеет такие же права, как и поэзия мысли. Н. Г. Чернышевский Что философия как миросозерцание внутренне связана с поэзией - факт по большей части очевидный, во всяком случае признаваемый как теми, кто занят философскими изысканиями, так и теми, кто считает себя причастным к стихосложению, ведь, та и другая предполагают творческое прозрение высших закономерностей. - В одном случае средствами логического анализа, с целью построения определенной системы знаний о мире и месте человека в нем, позволяющих понять и объяснить основы мироздания, в другом случае - средствами образного, предметного мышления , подчиняющегося не логике, а вдохновению, которое никогда не удаляется от конкретной полноты реальности, не подменяет ее упрощенными отвлеченными схемами. Относительно такого мышления вряд ли уместно говорить о цели, если не считать таковой стремление человека к художественному творчеству. Но последнее "исповедует" не знание и истину (цель познавательной деятельности), а вдохновение и прекрасное (что есть не цель, а данность), здесь умозрение в понятиях (мир как логос) вытесняется художественной интуицией (мир как красота). А для этого необходим особый подъем души над обыкновенным ее состоянием, позволяющий "задержаться" на более простых и вместе с тем более глубоких моментах ее созвучая с истинным смыслом мировых и жизненных явлений. Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам, Чужое вмиг почувствовать своим; Шепнуть о том, пред чем язык немеет, Усилить бой бестрепетных сердец, - Вот чем певец лишь избранный владеет, Вот в чем его и признак и венец. (А.А. Фет.) И тем не менее, повторяем, философия и поэзия близко граничат друг с другом, последняя не только "согласима с мыслью" (Киреевский), но, как писал С.Л. Франк, связана с ней глубоко и интимно - именно эта связь и образует их неразрывное первичное единство. "Поэтому между художником и мыслителем существует органическое духовное сродство, в силу которого все подлинные и великие представители каждой из этих форм творчества не только как личности, в большей или меньшей степени, сочетают в себе оба духовных начала, но и имеют в себе именно их внутреннее единство, ибо оба рода творчества истекают в конечном итоге из одного источника, разветвлениями которого они являются" (1). Наверное, поэтому философское образование, по оценке одного из литературных критиков, является наилучшим эстетическим цензом. Близость философии и поэзии может принимать форму взаимодополняемости, если философ и поэт "соединяются" в одном лице, что в истории русской духовной культуры и не такая, уж, редкость (М.В. Ломоносов, Д.И. Веневитинов, А.С. Хомяков, Вл. Соловьев). - В таком случае на поэтическом творчестве лежит явная печать философских воззрений его субъекта, примером тому может быть поэзия Вл. Соловьева, которая зачастую именно дополняет (не иллюстрирует!) его софиологию, поэтому смысл отдельных стихотворений порой ускользает от читателя, если он не знаком с последней. В другом случае близость философии и поэзии принимает форму интенции, когда философская рефлексия является в одинаковой мере ("наравне") с образностью мышления глубинным источником вдохновения, она пронизывает поэтическое творчество и присутствует в нем как его некоторый обязательный, содержательнообразующий элемент (Е.А.Баратынский, Ф.И. Тютчев, А.А. Голенищев-Кутузов, А.К. Толстой, А.А. Фет - о Фете современники говорили как о "философе-поэте" и "поэте-философе", а о его поэзии -как о "золотом мосте между философией и поэзией (2). И в том и в другом случае близость философии и поэзии "не подлежит никакому сомнению и оттого философские построения ... многое определяют в художественном творчестве, а с другой стороны, художественные интуиции почти всегда бывают полны философского содержания" (3). В поэтическом творчестве "поэтов мысли", конечно, нет отвлеченных абстрактных систем, и тем более философской дидактики, - никакая поэзия не может, не перестав быть ею, служить средством для выражения отвлеченных мыслительных схем, хотя поэтический талант порой лишь облекает в стихи то, что рождается работой мысли, - он как бы "примиряет" ум с художественным творчеством, оправдывает его попытки (и претензии) на выражение истины. У таких поэтов художественные образы несут другой смысл и имеют другое значение, чем это бывает обычно, им ... в каждом шорохе растенья И в каждом трепете листа Иное слышится значенье, Видна иная красота! (А.К. Толстой.) У них художественный образ, не лишенный поэтической яркости и лирической музыкальности (т.е. самодовлеющего значения), выступает как определенный символ отвлеченной мысли, двигающейся к постижению глубин мироздания. Поэтому самое незначительное впечатление сейчас же переходит в размышление, дает им свое умственное отвлеченное отражение и в нем как бы растворяется, порождая своеобразное эмоциональное состояние ума - "импрессионизм мысли" (Вл.Соловьев). У таких поэтов творчество, схватывая разнообразные впечатления, моментально придает им всеобщий характер, обобщает их в форме рефлексии, но рефлектирует, так сказать, внутри себя. Творчество таких поэтов характеризует гармония между чувством и мыслью, вдохновением и осознанием; их муза - муза поэзии и муза мысли одновременно, ей не чужда ни эстетичность, ни правдивость, поэтому ей доступно ощущение "запредельного", "невыразимого", она приближает к тем сторонам бытия, за которыми скрыта его "живая тайна", заставляя сердце биться "на пороге как бы двойного бытия". Этим поэтам всегда есть что сказать - о себе, о природе, о вселенной, и порой они могут сказать больше, чем философ, лишенный поэтического дара, потому что обладают способностью войти в мир, где дух покидает "ненужное тело", "где слово немеет, где царствуют звуки, где слышишь не песню, а душу певца." В их творчестве соединяется два ряда значений-образов - мира земного, эмпирически-реального, и мира духовного, мистически-идеального, поэтому они могут "видеть тьму и слышать молчание", при этом "земной план" у них выступает не только (и даже не столько) подобием идеальной основы явлений, сколько открывающим путь к постижению последней. Поэт умеет в частных явлениях увидеть знаки общей сущности, он умеет читать эти знаки и понимать их смысл, выразить их на "крыльях поэтического вдохновения"; он в праве сказать о себе: Я загораюсь и горю, Я порываюсь и парю В томленьях крайнего усилья, И верю сердцем, что растут И тот час в небо унесут Меня раскинутые крылья. (А.А. Фет) Полет фантазии у таких поэтов не преступает меры правдоподобия каким-то удивительным образом. "Поэт-философ", охватывая своим творчеством одновременно два мира, становится своеобразным посредником между ними. (Ему удается воздать "кесарево кесареви, а Божие - Богу".) Вот почему он есть не только "жрец прекрасного" (Пушкин), но и жрец "мировой тайны" (Ильин). Последнее особенно важно, потому что, "если нет тайны и ее бессознательно-созерцательного вынашивания, - то нет и художника, нет и искусства, а есть лишь их праздная и соблазнительная видимость. Ибо искусство родится из таинственных недр мирового бытия" (4). Из этих же недр, добавим мы, рождается и философия. Живя на грани "двойного бытия", поэт внемлет и в грохоте морской пучины, и в шепоте весеннего леса, и в "светлости осенних вечеров", и в "криках сельских пастухов", - и на всем он видит печать иного мира, в котором есть своя любовь, своя душа и свой язык. Перед тайной этого мира он и себя сознает лишь его "грезой", что вселяет в него чувство единения с ним: Как будто волею всезрящей На этот миг ты посвящен Глядеть в лицо природы спящей И понимать всемирный сон. Для поэта его творчество становится самооткровением окружающей его реальности, возвышающимся над противоположностью между человеком и миром (познающим субъектом и познаваемым объектом, если говорить в терминах философии), а в основе этого самооткровения лежит художественное вдохновение, суть которого связана с творческим созерцанием. Последнее сопутствует и любому философствованию, всякому философскому умозрению: ведь, "созерцающий, не задерживаясь взором на поверхности явлений (хотя видит и эту поверхность), не просто наблюдает "обстоятельства" (быт!), а и скрытые за ними существенные "обстояния" (бытие!)" (5). Но если для философии творческое созерцание есть обязательное условие, то искусство (поэзия) может в каких-то своих проявлениях, что называется, обойтись без него. Правда, в таком случае его результаты, как замечает Ильин, будут жить лишь в двух измерениях: все увидят только "осязаемое тело и выглядывающий из него чувственный, земной образ" - не более, потому что созданному образу нечего будет сказать. "Поэту-мыслителю", повторяем, всегда есть что сказать – и это "что", как и для философа, касается его понимания сущности бытия (природного, человеческого, космического), жизни и смерти, добра и зла, любви и ненависти, назначения человека в мире, тайны времени. Эти вопросы волнуют философа с той только разницей, что, если мучительно и долго добирается до их сути по ступеням умозаключений и нередко вынужден почувствовать: "Как беден наш язык!-хочу и не могу", то поэт способен лишь "шепнуть о том, пред чем язык немеет", чтобы приблизиться к лежащей за ними тайне. Он "дочувствывает" до истины, потому что ему доступны все краски мира, потому что для него нет мелкого и ничтожного, потому что он может "опуститься" до пустяка - и все это, став предметом вдохновения, начинает играть и сверкать в лучах его таланта, раскрывая вдруг свой, совсем "не пустяковый" смысл. Его "крылатый слова звук", хватает на лету и "темный бред души, и трав неясный запах", поэтому переживание и явление живут "соединенно", слитно, согласно. (Хотя случается, что "в общем хоре душа не то поет, что море и ропщет мыслящий тростник".) Окрашивая мир страстностью своего вдохновения, поэт достигает его более всестороннего постижения: возможности разума усиливаются способностями чувств охватить мир во всем его разнообразии. Страсть, озаренная разумом, приобретает силу духовной очевидности, в свою очередь разум, насыщенный страстью, - силу глубокомыслия. Так возникает особая форма миросозерцания - "философия-поэзия", в которой, сила мышления приумножается силой воображения, и - наоборот. Это, с одной стороны, наполняет философское знание о мире и человеке богатством не охватываемых умом "жизненных окраин" мировоззрения, а с другой стороны, придает поэтическим образам глубокий смысл, подводя к границам "запредельного", что превращает "поэта мысли" в прозорливогопророка, которым он становится не потому, что предсказывает будущее (хотя возможно и это), а потому, что через его творчество "прорекает" свою сущность сам мир (космос, природа, человеческое "Я"), потому что он в силу этого становится "зхом" мирового бытия и все проговоренное им воспринимается как мудрое откровение. Его творчество становится "рупором", через который вселенские стихии начинают говорить Понятным сердцу языком, Твердят о непонятной муке, И ноют, и взрывают в нем Порой неистовые звуки. (Ф.И. Тютчев) Позия делает для человека мир эмоционально окрашенным, а знание о нем - переживаемым и потому своим, т.е. доступным и принимаемым (или отвергаемым). В этом смысле ее можно назвать, как предлагает исследователь фетовской поэзии Б.Н. Никольский, прикладной философией: она приобщает человека через понятные ему образы к глубокому постижению бытия, к философскому его осмыслению. Речь идет не о двух каких-то различных знаниях о мире ("философском" и "поэтическом"), ~ речь идет о знании, являющемся результатом и осмысления и переживания ("дочувствования") одновременно; речь идет о том, что представление о мире в понятиях (философия) и в "ощутительных образах" (поэзия) есть по своей сути различные проявления одного и того же, и потому дополняют друг друга. "Если вселенная имеет смысл, ~ писал Вл. Соловьев, - то двух, противоречащих друг другу истин - поэтической и научной не может быть" (6). Поэзии свойственно метафизическое восприятие природы, которая включает человека в свой круговорот, наполняет его жизнь символами-образами, придающими значительность его повседневной жизни и ощущение причастности к великим тайнам вселенной; Когда волнуется желтеющая нива И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива Под тенью сладостной зеленого листка; ........................ ................ Тогда смиряются души моей тревоги, Тогда расходятся морщины на челе, И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу Бога. (М.К). Лермонтов) Природа в изображении поэта (как и философа) есть "не слепок, не бездушный лик", а проявление некоторой духовной сущности мира; поэт уверен - "и под личиной вещества бесстрастной везде огонь божественный горит". При этом собственная внутренняя жизнь ощущается поэтом как входящая в природное бытие, как реализующаяся в полную меру настолько, насколько его душа способна понимать этот язык. Другими словами, хотя природа в поэзии живет своей жизнью, но эта последняя сродни жизни человека, ибо у нее с ним один корень - всемирное бытие, отблеском, тенью которого он и она являются. Анализируя с этих позиций поэзию Ф.И. Тютчева, Франк замечал: "скорее здесь можно было бы усмотреть "не одушевление космоса, а, так сказать, космизацию души, перенесение на личную жизнь категорий космического порядка" (7). Таким образом, поэтические образы природы выражают не просто настроения поэта, а причастность его к природному бытию, а сам поэт лишь выявляет духовную связь между собой и им. Конечно, именно это делает и философ, но поэту вселенная открывает свои тайны охотнее, чем мудрецу, потому что; Природа не для всех очей Покров свой тайный подымает: Мы все равно читаем в ней, Но кто, читая, понимает? – Поставив так вопрос, поэт Веневитинов отвечает: "Лишь тот, кто с юношеских лет был пламенным жрецом искусства". Стихия природы, как и человеческие страсти, не постижима одной мыслью, - требуется художественное вдохновение, что и делает поэт. Но как поэт-философ он убежден в объективности поэтического воззрения на природу, в действительной, а не в воображаемой ее одушевленности и красоте. Это избавляет его от раздвоения мысли и чувства, согласует ум и вдохновение. Отдельные проявления духовной жизни человека, занимающие поэта-философа, есть для него символы великого космического целого; весеннее небо и осенние тучи, гроза и тихая ясность, день и ночь, яркий полдень и предрассветное утро, шум леса и рокот моря, жизнь и смерть - все это становится предметом художественного описания не в своих частных, случайных выражениях, а как проявление единого макрокосма, вмещающего тайны и вселенной, и земной жизни, и человеческой души. При этом предметом художественного описания становятся не только величие и красота природного мира, но и то, что его вдохновение вдруг увидит под его "златотканным покровом" - темный корень мирового бытия, его хаотическую иррациональность, отрицательную беспредельность, бездну, если говорить философским языком. Поэтому он иногда вынужден сказать себе; "О, бурь заснувших не буди; под ними хаос шевелится..." . - 06 этом вся поэзия Ф.И. Тютчева, об этом поэзия М.Ю. Лермонтова с ее борьбой небесных и земных устремлений человеческой души, об этом "поэзия ночи" А.А. Фета, поэзия жизни и смерти А.А. Голенишева-Кутузова, поэзия Я.П. Полонского с ее противорпоставлением прекрасного, в котором жила муза поэта, темной глубине жизни, где сплетаются корни болотных трав "подобно тысяче живых зеленых змей". В таком толковании связи природного мира и человека поэзия, повторяем, наиболее близко подходит к философии, - собственно это и есть философия, сказанна языком поэзии, философская метафизика, выраженная через поэтические образы, воплощающие тот высший смысл бытия, который философ обосновывает в понятиях, убежденный в истинности своих логических построений. Здесь уместно привести высказывание Вл. Соловьева о сути искусства вообще и поэзии вчастности; "Дело поэзии, как и искусства вообще, - не в том, чтобы "украшать действительность приятными вымыслами живого воображения", как говорится в старинных эстетиках, а в том, чтобы воплощать в |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
1 Сострадание активный помощник Но как быть с теми, кто не видит, не слышит, не чувствует, когда больно и плохо другому? (З)Постороннему, какими они считают всех,... |
|
Хит подростковой литературы! Уникальный проект! Топовые Мало тех, кто знает, что мир снов абсолютно реален. Еще меньше тех, кто чувствует в нем себя как дома, умеет ходить по снам и спасает... |
 |
Миротворчество нравственная миссия воина Особенно остро она воспринимается теми, кто выбирает путь воина. Как воспитывать будущего военного человека? Какие жизненные цели... |
|
В разные эпохи развития человечества праздновался определенный праздник... Отсюда становится ясно, что эти события не произвольны, но кто вполне проник в смысл и дух истории человечества, тот знает, как должны... |
|
Соколова Рейки Система Усуи Рейки Риохо От истока к истоку По-разному. В большинстве случаев, как говорят люди, из желания «помочь себе и близким»: кто-то что-то слышал о Рэйки от знакомых,... |
|
«В гостях у сказки» Проекта сформулированы в «зуновской» парадигме, не ориентированы на обеспечение развития, на обеспечение условий, необходимых для... |
|
Литература: Вебер М. Социология религии. М., 1991 Даже если человек не имеет религиозной веры, он верит в то, что Бога нет, поскольку знать это как эмпирический факт нельзя. В любом... |
|
Генрих Корнелий Агриппа Оккультная Философия. Книга 1 Архетипа — Производителя всех вещей, который есть первопричина, от которого зависят и происходят вещи. Мы можем пользоваться не только... |
|
Николай Стариков Кто добил Россию? Мифы и правда о Гражданской войне Кто вынудил в феврале семнадцатого отречься от власти Николая ii? Как получилось, что всего за восемь месяцев, Керенский и Временное... |
|
Конкурс чтецов и риторов на тему «Родная природа в стихотворениях русских поэтов» Таков и труд читателя. Литературное произведение, как и камень, нуждается в обработке. Без читателя оно молчит, оставаясь пачкой... |