Книга может быть интересна и доступна в понимании любому вдумчивому читателю
|
Скачать 7.42 Mb.
|
2. ТРУДНОСТИ ОСМЫСЛЕНИЯ 2.1. ПУТЬ ТЕРЗАНИЙ Следы Бытия Поиски путей познания Бытия у наиболее известных представителей философии ХХ века ни к чему не привели. Полноценное понимание сущего не может удовлетвориться поверхностными описаниями его истоков в сфере абстрактного духа, феноменологии, теории экзистенции и языка. Ведь сущность, обнаруживающая тайны Бытия, ищет его истоки там, где «есть некоторое начало и причина» (Аристотель: 14. 220). Действительно, в поисках сущности, открывающей глубочайшие бытийные тайны, «совершенно необходимо приобрести знание о первых причинах» (14. 70). Или, по крайней мере, стараться максимально приближаться к ним. Среди значимых свойств Бытия наиболее часто упоминается его вечность: «бытие не возникло, не подвержено гибели» (Парменид: 202. 10); «всё истинно сущее существует… или в вечности, или причастно вечности» (Прокл: 12. Фр. 88). Из этих первых определений Бытия, хотя и гипотетических, возникает немаловажный критерий: нечто может претендовать на соответствие Бытию, если в нём просматривается причастность вечности. Философия заменяет эту причастность понятием онтологической всеобщности. Отсюда рождается существенное следствие: если кем-то какое-то нечто (феноменальное сознание, экзистенция, язык) тяготеет к признакам бытия, это нечто должно, прежде всего, выдержать проверку на соответствие его предполагаемой вечности (онтологической всеобщности). Если же причастность к вечности у данного нечто не обнаруживается, то в своих притязаниях на открытие нового свойства Бытия нужно быть скромнее. Будучи предполагаемо вечным, Бытие характеризуется величайшим многообразием. Эта очевидная данность для какого-то сознания, познающего Бытие, нередко забывается. И тогда, провозглашая в своём сочинении цель направленного познавания Бытия, такой автор отщипывает от атмосферы Бытия долю его миражного свойства. Хотя тот, кто более серьёзно стремится понять многообразные свойства Бытия, пытается, прежде всего, выделить из его многообразия основные сферы предполагаемых свойств Бытия, а затем поэтапно исследует его частности. Например, когда Вольф занялся изучением целостного Бытия, он зафиксировал, прежде всего, само своё намерение, назвав его «онтологией». В этом общем нечто Вольф обозначил сферу материальной вселенной – «космологию». В материальной вселенной он выделил сферу, обусловленную бытием Всевышнего – «теологию». Наконец, особой сферой изучения для Вольфа явился человек. Но он, как исследователь, предпочёл иметь дело, прежде всего, с человеческой душой (202. 134). В данных, весьма масштабных сферах изучения Бытия представление Вольфа обрело, хотя и предварительные, но вполне осязаемые контуры. Отсюда ещё один вывод: если кто-от берётся исследовать Бытие, читатели вправе ожидать выделения наиболее существенных сфер из великого многообразия Бытия. Ныне сферы Бытия как таковые, а также их тесная связь между собой, философией фактически забыты. Вместо этого имеющимися способами исследованием Бытия занимается Наука. К ней мы и обратим свои надежды с целью обнаружения сфер Бытия и проникновения в его свойства. 2.1.-1. Раздвоившаяся математика 2.1.-1.1. Два пути Среди отраслей науки особо значима математика. Ей ныне отводится роль строгого экзаменатора достоверности опытных данных, а также стратегического партнёра в ходе любого научного прогноза. Потому очень хочется верить в максимальные возможности математики при расшифровке ею тайн Бытия. Действительно, математика с давних времён уточняла представления о разнице времён года, чередовании месяцев, недель, дней, часов. Знания эти требовались широкому кругу дел, а особенно – земледелию и мореплаванию (Платон: 210. 527d). Ведь, интуитивные расчёты людей часто приводят к непоследовательным и близоруким решениям. Потому, входя в сложные процессы, нелепо и опасно пренебрегать числами (Бернстайн: 356). Физика микромира, астрономия, космонавтика ощущают необходимость в математических расчётах как животрепещущую норму своих поисков. Философия, действуя в союзе с наукой, осознаёт беспочвенность исследования Беспредельного самого по себе. Она вынуждена, как и наука, обнаруживать те или иные предметные множества, чтобы они, в конце концов, соответствовали свойствам предполагаемого Беспредельного. Лишь через их совокупное определение можно создавать представление о великом Едином (Платон: 210. 18b). Понятно, что развитие математики постепенно отдаляло её от мира вещей, поскольку её всё больше интересовали «длины, площади, объёмы и целые числа» (Евклид: 133. 120). И столь же понятно, что данное отдаление позволяло математике точней обнаруживать разновидности, устанавливать пропорции, соотносить их между собою, приводя к согласию и соразмерности (Платон: 210. 25с). И ныне, «чтобы запомнить стандартным способом картину на экране компьютера, нужно более одного мегабайта информации. Но если выделить подобные элементы с помощью методов фрактальной геометрии, достаточно одного килобайта» (Капица: 120. 58). А тогда гигантский объем информации, поступающий от сейсмических станций, спутников, метеостанций можно «эффективно хранить, перерабатывать, передавать и анализировать» (120. 58-59). Вследствие потребности максимального абстрагирования от мира вещей, математика всё настойчивей минимизировала свои объекты. Люди, обычно, имеют дело с событиями, а математике важна точка – как то, что не имеет частей. Или линия – как направленное движение точек (Евклид: 133. 120). И в этом внимании к минимальным величинам, которые при их преобразовании становятся самыми сложными масштабами, математика по праву превосходит все иные дисциплины. Например, в 1800 г. итальянский астроном открыл маленькую планету Цереру. Но важно не просто увидеть объект Вселенной, а суметь точно предопределить его возможные перемещения. И Гаусс в результате многочисленных вычислений «нашёл очень точное решение, дающее возможность предсказывать местонахождение Цереры в любой момент» (32. 157). Союз математики с астрономией и физикой позволил ей просвечивать лучом своих вычислений свойства самых разных объектов физического мира. Этот луч точно охарактеризовал свойства плотности и сжатия жидкостей в гидростатике (Ньютон: 200. 377). Он без труда описал характеристики сопротивления брошенных тел (200. 422). Ему, что очень важно, поддались великие силы притяжения, ныне пока властвующие во Вселенной. Так, луч вычислений отлично справился с характеристиками движения планет под действием сил притяжения со стороны средних, крупных и огромных звёзд (200. 280). Союз математики с астрономией и физикой позволил ей максимально расширить и уточнить свой инструментарий, в котором появились «производная как скорость, интеграл как работа силы, поток векторного поля как поток жидкости и т.п.» (А.Суханов: 175. 260). Этот развившийся инструментарий усовершенствовался настолько, что во многих случаях был способен предвосхищать теоретический анализ самой физической структуры мира (Перминов: 175. 122). Вот тут-то и обозначились два пути, по которым начала развиваться единая ранее математика. А именно, если стратегический союз математики с астрономией и физикой продолжает столь же успешно развиваться, то параллельно с ним разрослась колоссальная теоретическая надстройка, конструктивно-опытное основание которой уже существенно затемняется или стирается вовсе (Рассел: 224. 43). Этот народившийся путь математики становится ныне заметной проблемой при изучении важнейших свойств Бытия, а потому нуждается в более внимательном к нему отношении. 2.1.-1.2. Виртуальное вознесение Итак, в математике оформилось два пути: адаптивный к опыту и виртуально-проективный. Второй путь для самих математиков начал постепенно восприниматься как единственный. Обусловлено это, с одной стороны, собственным усложнением математики, а с другой – худым пониманием философии Канта и слепым следованием Гегелевой онтологии духа. Математикам помогли также кое-какие философы. У одного из них, упрощённо восприявшего философию Канта, математической деятельности предлагается вначале определить ракурс анализа «со стороны объекта или субъекта, со стороны мира или деятельности познающего «я» (Кассирер: 125. 89). Далее философский комментатор математической теории без особых раздумий принимает позицию познающего «Я», и тогда, скажем, актуально бесконечное становится «исключительно психологическим синтезом самого акта счисления» (125. 90). Хотя, если следовать Канту, любая реальность в математической деятельности должна рассматриваться, в конце концов, именно с двух точек зрения: виртуально-проективной и адаптивной к опыту, причём, в их синтезе, а не отдельно. Наш комментатор отдал предпочтение сугубо виртуально-проективной позиции. Учитывая логику собственно математического творчества, его увлечение в какой-то степени понятно и оправдано. В его рассуждениях отчасти верно принимается в расчёт чистая виртуальность математически-поискового действия: «интегрирование уравнения обозначает лишь синтез этих безадресных характеристик, направленных в одно связное образование» (Кассирер: 103). Однако в математике, при полном доминировании виртуально-проективной деятельности, возникает колоссальная теоретическая надстройка (Рассел: 224. 43). Наш философский комментатор также обращает внимание на это обстоятельство. Он фиксирует структуру произошедшей трансформации. В данной структуре всё бесконечное многообразие натуральных чисел становится «исходным пунктом для новой конструктивной постройки». Выше её возрастает перечень уровней, гораздо более сложных по своему составу. Эту иерархию уровней комментатор считает структурно вполне естественным способом интеграции или синтеза всего нижележащего содержания. Соответственно, «новые числовые образования - отрицательные, иррациональные и трансфинитные числа - присоединяются к числовой структуре» из процесса постоянного совершенствования математического творчества (125. 92-93). Правда, в описаниях роста математической пирамиды есть важнейший нюанс. Наш комментатор трактует его так, будто верхняя часть пирамиды исчислений присоединяется к числовой структуре не извне, но полностью вырастает изнутри. В основе описанного роста находится исключительно априорная способность математического творчества, совершенно порвавшего с процессом реального познавания Бытия. Т.е. наш комментатор, оттолкнувшись от нижних, опытно адаптированных уровней исчислений, очень быстро забывает о них: «мы начинаем видеть в числах выражения чистых отношений, которыми регулируются взаимоотношения в конструктивно созданном ряду» (Кассирер: 79). И тогда ему уже приятно воспринимать всю математику в виде совершенно чистого творчества. Такому способу своего в восприятия он придаёт именно конститутивный вид, собираясь с вершины данной чистоты регулировать «взаимоотношения в конструктивно созданном ряду». В этом действии просматривается желание привить математическому творчеству один из принципов «Критики чистого разума» Канта – принцип априоризма. Однако Кант создал не отдельный принцип, а философско-трансцендентальный метод, позволяющий создавать систему философского познания Бытия. Внутри возникающей системы зона чистого сознания предназначена для преимущественно целостного взгляда на мир и на науку, дабы помогать её теоретическому и практическому развитию. В мотивах нашего комментатора просматривается иное – стремление утвердить в математике только принцип априоризма. Такое стремление не просто спорно, но ложно, поскольку вместо огромной системы познания остаётся лишь крайне узкая область интуитивно-абстрактных усмотрений. Понятно, что в данной узкой области интуиции «метафизические проблемы об актуально бесконечном отступают совершенно на задний план» (Кассирер: 89). Действительно, актуально бесконечное в момент отвлечённого творчества может остаться на некоторое время в стороне. Но совершенно отступить на задний план оно не может никогда. Вопрос об актуально бесконечном совсем не праздный. Он заставляет науку всей её энергией искать возможные пределы Бытия: за границами галактик, Вселенной и далее. У комментатора утвердилось только превознесение виртуальности. Можно и нужно согласиться с тем, что математическое творчество имеет дело «с отношениями между гипотетическими образами». Но очень поспешно причислять выводы такого творческого процесса к «дедуктивной достоверности математических положений» (Кассирер: 24). Достоверность их была и долгое время способна оставаться только гипотетической, а впоследствии может быть вовсе опровергнута. В философском комментарии утвердилось иное: «Методическое преимущество всех этих приёмов заключается именно в том, что исчисление здесь достигает полной свободы и самостоятельности» (Кассирер: 130), Но вряд ли следует в превознесении свободы математического творчества полностью забывать о служении математики развивающейся науке. Свобода ради свободы – большое искушение, однако бытие человечества в практически неизвестной Вселенной одной свободой самоопределиться не сможет никак. Отдельным группам математиков и математически мыслящих философов приглянулась именно свобода ради свободы. Теперь уже для кого-то из них «вне человеческого разума математика не существует» (Брауэр: 133. 271). Кто-то берёт на себя право настаивать на как бы непосредственной связи законов математики со структурой чисто интеллектуальных категорий. Тут же возникает ссылка на Гегеля, который считал категории «формами бытия вещей» (Перминов: 175. 69). Порой, в таких обоснованиях рождаются казусы. Чистую математику, возжелавшую существовать без всякой привязки к практике, относимую при этом к безукоризненной логике, берутся применять к очень практичным дисциплинам: биологии, социологии, истории, экономике (Бондаренко: 32). Т.е., жажда абсолютной свободы время от времени уступает место жажде верховного вторжения в сложнейшие конкретно-познавательные процессы. Но если у приверженцев абсолютной чистоты математики остаётся оглядка на очень конкретное познание, возникает потребность уточнить суть этих противоречивых стремлений. 2.1.-1.3. Врождённость идей В превознесении чистой математики один из её аргументов – представление о врождённых идеях. Генетической основой математики считается, в этом случае, аподиктическая очевидность, представляющая собою доказательность и убедительность математических идей самих по себе, безотносительно к дополнительным обоснованиям (Перминов: 203. 27). Наблюдатели давно обратили внимание на то, что одерживать победы математике «позволяла какая-то скрытая и даже таинственная сила» (133. 200). Иногда начинало казаться, будто сама природа как бы подстраивается «под придуманную человеком математику» (Клайн: 132. 150). Потому кое-какие математики сочли фундаментальным условием постижения виртуальных событий в ней – интуитивность, даже сверхъестественность. Такова, например, интуитивность при восприятии числовой последовательности. Скажем, сущность двойки, или начала чередования, связывается обычно с ходом времени. Но вернее, считают радетели чистоты, абстрагироваться от частных удвоений, утроений и т.д., именуя их пустой формой. Главное, мол, положиться на исходно интуитивное возникновение идей математики (Брауэр: 133. 272). И тогда интуитивно ясными могут предстать также сложение, умножение и математическая индукция. Любым критикам доопытной сущности математики тотчас указывают «на факт устойчивости математических теорий и их повседневной приложимости» к реальному миру (Перминов: 175. 122). Если бы, нас убеждают, принципы математических объектов определялись произвольно, в связи с субъективными фантазиями их авторов, тогда высочайшая убедительность математических расчётов была бы совершенно непонятной и не понятой. Особенно поражает, мол, в данной аргументации «непостижимая эффективность математики в физике». Эту непостижимость устойчиво связывают с «глубинной корреляцией математических и физических структур, которая не объясняется в рамках логической необходимости» (там же). Способы обоснования доопытной, сверхъестественной природы математической интуиции часто приводят к теории Лейбница о предустановленной гармонии, и потому нам любопытно узнать его собственное мнение по данному вопросу. На первый взгляд, Лейбниц всегда был и оставался «сторонником учения о врождённой идее Бога и других врождённых идей», которые никак нельзя получить из опыта. Порой, он сам признавался, «что все мысли и действия нашей души вытекают из её собственной сущности и не могут ей быть сообщены чувствами» (157. 76). Правда, подобные суждения у Лейбница редки, а более часто его интересует природа необходимых истин в чистой математике, дабы они покоились «на принципах, доказательство которых не зависит от примеров» (Лейбниц: 157. 76). Т.е. Лейбниц занимается отысканием собственно творческого пути в математической деятельности, и в этом основной пафос его поисков. А идея врождённости идей оказывается у него некоторым уточнением природы математического творчества. В математическом творчестве, как он считает, «актуальное знание не врождено, но врождено потенциальное знание» (Лейбниц: 157. 88). Потенциальность врождённых идей – его стратегическая позиция, если приглядеться ко всей совокупности рассуждений Лейбница на этот счёт. Например, он очень внимательно относится к рассказу о мальчике 2-3-х лет, который без всякого понимания складывал и умножал в уме большие цифры. То же самое наблюдали миллионы зрителей 1-го канала телевидения РФ на передаче «Минута славы» в 2009 г. Тогда мальчик 3-4-х лет совершенно без усилий, как бы даже помимо интеллектуального раздумья, складывал, вычитал, умножал, делил трёхзначные цифры. Данному феномену иногда предлагают объяснения, аналогичные тем, что приводил Лейбниц: «сознание, с которым рождается дитя, есть лишь часть вечно присутствующего, всеобщего, божественного сознания, которое поселяется в новой душе» (Фехнер: 9. 41). Опыты сложных творческих действий, проявляющихся в раннем возрасте, известны и в музыке, и в поэзии. Потому идея задатков во многих юных душах, обладающих сверхъестественной природой, вполне заслуживает уважения. Но если сверхъестественные прозрения достаточно распространены в детстве, почему им хоть в какой-от форме ни обозначиться в зрелом творчестве? Именно на некотором проявлении врождённых идей в зрелом творчестве и делает акцент Лейбниц: «врождённое ещё не значит сразу ясно и отчётливо познанное; чтобы осознать его, нужно часто много внимания и методичности (157. 98). Т.е. частичное прозрение нередко возможно. Оно и происходит в минуты вдохновения во многих видах творчества. Вполне уместно допустить, вслед за Лейбницем, что в такие мгновения нашей душе даруются верные знаки из сверхъестественной реальности. Однако очень важно понимать: прозрения эти фрагментарны, рождаются иногда в сновидении, само их последующее осознание требует многократных проверок их достоверности. В этой связи можно уточнить представление о чистоте математике. Она обусловлена двумя факторами: возникновением неожиданных, сверхъестественных идей в сознании, с одной стороны, и внеопытным обдумыванием принципов математики – с другой. Сверхъестественное возникновение идеи в сознании не изначально и не окончательно. Многие раздумья психологов о природе творческого прозрения приводят к выводу: прозрение очень часто обусловлено сильнейшим предваряющим напряжением сознания. Т.е. чистая, сверхъестественная идея даётся как бы в заслугу за предваряющие труды. Процесс её осмысления и апробации всеми формами, включая опытные, также зависит от трудов. Следовательно, пестуемая математиками-интуитивистами чистота сверхъестественного откровения может пониматься лишь очень узко – как мгновенный акт прозрения. – Это с одной стороны. Что до мысли о внеопытном обдумывании принципов математики, то и этот процесс, будучи существенным, всё же, очень относителен. Даже великая чистота мышления, следуя выводам «Критики чистого разума», связана лишь с периодом осмысления самого соотношения сфер и областей познания. Этому периоду чистоты предшествует колоссальной сложности работа разума по фактическому, а не виртуальному синтезу содержания каждой области познания, а после – их сфер. Такой же сложности работа разума продолжается после зоны чистого осмысления самого соотношения сфер и областей познающей деятельности. Следовательно, и в случае внеопытного познавания идей, зона чистого разума бывает именно промежуточной. Она возникает в процессе последовательного, через значимые этапы времени осуществляющегося познавания Бытия, столь же ненадолго. – Это с другой стороны. Таким образом, подлинно следуя Лейбницу, учитывая также главные выводы философии Канта, о факте врождённости идей, а также о чистоте мышления, в том числе и математического, можно говорить в очень узких пределах. Не случайно, представителям совершенно чистой математики, «интуиционистам, по их же собственным меркам, не удалось продвинуться в осуществлении своей программы перестройки классической математики» (Клайн: 133. 278). 2.1.-1.4. |
Похожие:
 |
Адизесом, автором бестселлера «Идеальный руководитель». Книга будет... Соответственно, должны быть индивидуальными и методы управления людьми — то, что хорошо воспринимается одним сотрудником, может... |
|
Книга Г. Р. Балтановой «Мусульманка» Балтановой «Мусульманка». Тем не менее, книга Балтановой не только интересна, но и полезна, даже необходима современному российскому... |
|
Макс Вебер «объективность» «исследования в области социальных наук» так, как мы его понимаем; несмотря на то что речь пойдет о вещах «само собой разумеющихся»,... |
|
Книга предназначена для массажистов, медицинских сестер, иглорефлексотерапевтов.... Книга предназначена для массажистов, медицинских сестер, иглорефлексотерапевтов. Книга будет интересна так же для широкого круга... |
|
Книга К. Прибрама «Языки мозга» Предлагаемая советскому читателю книга принадлежит перу одного из наиболее творческих представителей американской нейропсихологии... |
|
Книга предназначена для мастеров и бригадиров промышленных предприятий.... |
|
Книга написана легко и доступно. Она будет интересна всем подросткам от 12 до 16 лет Книга предназначена для тебя человека, вступающего на тропу юности. Это небольшой подарок тебе от того, кто эту тропу уже прошел |
 |
Книга издана ограниченным тиражом. Заказать книгу можно по адресу Книга предназначена в первую очередь для представителей класса законотворчества, сотрудников правоохранительных органов, следователей,... |
|
Р. Хаэр Лишённые совести. Пугающий мир психопатов Книга обильно иллюстрирована примерами из клинической практики и повседневной жизни. Книга Лишенные совести будет интересна как профессиональным... |
|
Юрий Мухин Власть на костях или самые наглые аферы XX века «такого не может быть, потому что такого не может быть никогда!». Обыватель уверен, что если бы такие аферы действительно были осуществлены,... |