Леонид саксон асфодель, часть IV аксель, Кри и проект «Луна»
|
Скачать 4.47 Mb.
|
| ГЛАВА VIII. ТЯГОТЫ КОМИССАРА ХОФА Отто Хоф бродил по своему кабинету в здании криминальной полиции и, переходя из одной ночной тени в другую (комната была освещена только монитором его компьютера) с привычной печалью думал о личной жизни. Точнее, о полном и безнадёжном её отсутствии. Разумеется, такому, как он, не стоило заводить семью. И вовсе не из-за каких-то опасностей полицейской службы. Но когда ты чересчур хорошо умеешь видеть недостатки людей, да и вообще то, что им хотелось бы скрыть — едва ли тебя ожидает семейный мир. Перейдя определённую и чаще всего довольно раннюю грань (которая никогда о себе не предупреждает), человек обрекает себя на почти безысходное одиночество, которое прервёт только чудо или же смерть. А, как известно, ни того, ни другого не бывает. Правда, за неимением чуда есть волшебство. Четверо детей, которые негаданно вошли в его жизнь и даже остались в ней, с достоинством принимали его заботы. Но Хоф знал: по-настоящему он нужен лишь Акселю, если тому понадобится совет. «Ничего, они скоро вырастут», — вяло сказал он себе, пытаясь что-нибудь разглядеть в ночном окне. И его ледяное благоразумие тут же сообщило: «А тогда им подавно станет не до тебя». Комиссар вздохнул. Вернулся к монитору и снова начал разглядывать не слишком щедрые данные: «САННАДЗАРО БОНЕЛЛИ (псевдоним) Имя, фамилия Шмуэль Кац Место и год рождения Дортмунд, 1948 Образование Средняя школа, Савиньяно-суль-Рубиконе; философский факультет университета «Ла Сапиенца», Рим, 1966; школа «Эколь интернасьональ де мим», Париж, 1969 Профессиональная Цирк «Фиалка», Париж, 1971—1992; «Цирк Юлиуса», деятельность Базель, 1992 — по настоящее время Награды и почётные Командор Ордена Искусств и литературы (Франция); член звания Академии изящных искусств (Флоренция); Гран-при «Золотой Гуинплен» Ассоциации клоунов Бенилюкса, четырёхкратно (1982, 1993, 1999, 2004)» Итак, это всё, что счёл нужным сообщить о себе немецкой полиции неудавшийся философ и, видимо, довольно успешный клоун, чьё детство, кажется, протекало на берегах легендарного Рубикона. Цезарь атаковал Рим оттуда же, но куда успешней. Хорошо, но почему в Дортмунде не могут найти никаких следов новорождённого Шмуэля Каца? Итальянские эмигранты не сочли нужным уведомить немецкие власти о рождении ребёнка? И, главное, ответ всё равно ничего бы не прояснил. Стало быть, не стоит больше отвлекать людей пустыми запросами. Он ещё раз перечитал в свете монитора полученную по почте анонимку — как раз перед звонком Акселя насчёт Коронации: «Господина комиссара полиции Отто Хофа извещают о подготовке похищения в первый же день мюнхенских гастролей «Цирка Юлиуса». Жертвой станет артист цирка, итальянский подданный Саннадзаро Бонелли. Чрезвычайно опасный злоумышленник сразу же после представления пригласит синьора Бонелли выпить, а затем попытается заманить к себе для якобы деловых переговоров. Повторяю: преступник очень хитёр. Дайте ему начать. Я забочусь не только о Ваших интересах, господин комиссар, но и об интересах четырёх Ваших юных друзей». Заключительной фразы в записке уже не было: исчезла на глазах Хофа после того, как он в первый раз прочитал послание. Вроде подписи Фантомаса на банковском чеке... Но господин комиссар запомнил фразу дословно, не пытаясь найти на бумаге следы обесцвеченного тонера. Кто-то тактично намекает на волшебство, и столь же тактично даёт возможность показать документ начальству. По сравнению с кипрской историей — просто верх деликатности! В результате нужно: а) раскручивать абсолютно гиблое дело, когда преступник уходит из-под носа. Ведь если он волшебник, то он уйдёт, если же нет, какое до него дело волшебникам? И б) ответить на почти главное. Для чего переводит бумагу отправитель, не могущий не понимать пункта «а»? Пункт в) уже относится к главному, к сверхзадачам: какого дьявола понадобился кому-то цирковой клоун? Так что Хоф, хотя и не удержался задать Акселю вопрос по поводу мима, был заранее уверен в ответе. Если Акси знает о чём-то необычном, его не надо расспрашивать — он первый тебя найдёт. Комиссар не особенно рассылал запросы, ограничившись «малой скоростью»: подумаешь, анонимка... Досье Саннадзаро Бонелли даст для понимания происходящего ровно столько, сколько годовой табель успеваемости Конделоса-младшего — для разгадки его исчезновения. Но он, как положено, доложил начальству и послал одного из своих помощников в «Цирк Юлиуса» — раздать нескольким артистам (кто под руку попадётся, включая Бонелли) небольшую анкету. Всучивать им большую — плохо заполнят, гражданам Евросоюза она вообще не нужна. Не нужна и самому комиссару Хофу. И никому на свете. «По крайней мере, я побываю в цирке, — утешал себя Хоф. — Сколько лет я в нём не был? Тридцать? Сорок? Как выглядят львы и тигры, вообще забыл... Впрочем, нет худа без добра: ведь и они меня забыли. Где-то сейчас птерокурица Элоиза? Она бы повязала свой лучший бант по такому случаю, а главное — не боялась служебных неприятностей, будучи умнее меня: заранее во всём была виновата». Но он действительно получил удовольствие от премьеры, тем более, что сидел в первом ряду. Всё нравилось комиссару в «Цирке Юлиуса»: радостная иллюминация, невесомые акробаты, искрящиеся под куполом шапито, жирный, ухоженный бегемот-гастроэнтеролог в белом халате, к которому пришли на приём макаки. Даже Чёрный Бэби, негр банту, читавший мысли у явно подставных лиц, не вызывал желания вспомнить несерьёзность происходящего. А когда начали распиливать зрителей, укладывая их в ящик для казни, комиссар с трудом подавил легкомысленное желание предложить себя в качестве жертвы. Увы, об этом не могло быть и речи: справа и слева от Хофа сидели его помощники, весьма серьёзные люди, и потому они не преминули бы завтра растрепать историю о впадающем в детство шефе по всем децернатам. (А что бы они сказали, если б ещё поделиться с ними соображениями об исходе сегодняшнего дела!) И к ящику, содрогаясь, отправился какой-то малыш с льняными кудрями и сладким ужасом в голубых глазах. Интересно, где похититель? Хоф не сомневался в истинности полученной анонимки и с любопытством скользил глазами по амфитеатру. Может, вон тот — с перспективной плешью и тяжёлым взглядом тёмных зрачков? Нет...рядом с ним — девчушка, у неё те же глаза, только без озабоченности и злобы. И где она подцепила такого папеньку? А может, их сосед во втором ряду, румяный и полный, весело хохочущий швед (норвежец?)? Не угадать... Но вот получил честно заслуженную, щедрую дань аплодисментов и удалился шпагоизвергатель Дитрих, выплюнув на прощание парочку кинжалов (один из них вонзился в барьер почти рядом с Хофом и был тут же убран униформистом). Шпрехшталмейстер торжественно объявил о выступлении Чуда Мировой Мимики, маэстро Саннадзаро Бонелли, с безумным успехом вот уже сорок лет покоряющего сердца на всех континентах. Номер называется «Похититель... Луны»!!! И посвящён памяти великого учителя всех мимов планеты — самого Марселя... Марсо!!! Грохот аплодисментов. «Почему всё это так пошло?» — думал Хоф. Он слышал о Марселе Марсо, выступлений его, честно говоря, никогда не видел и не мог сказать, потерял тем самым что-нибудь или нажил. Но неужели обязательно нужен штамп, чтобы заставить людей смотреть и слушать, тем паче, ежели зрители уже здесь и никуда от Чуда Мировой Мимики не денутся? Хотя... слушать им не нужно. Он же будет молчать, Бонелли. И хорошо. Клоун, который говорит, развеселить Хофа мог бы вряд ли. Тем временем погасили свет, и цирк погрузился во мрак. Лишь одинокий луч прожектора высвечивал серебряное пятно посреди манежа. К пятну не спеша шла длинная тёмная фигура со стройной балетной талией и не слишком широкими плечами. Когда она вступила в круг света, прозвучал новый взрыв аплодисментов, но быстро стих. Старик (впрочем, лишь Хоф знал, что номер исполняет старик, а по набелённому лицу без традиционного носа-шишки трудно было угадать возраст) не накрасил губ, от чего его рот казался тёмной, кривой щелью. Ни цилиндра, ни кепки — голый и белый череп с орлиным носом, безумными ярко-голубыми глазами довольно красивого разреза и без ресниц. На чёрном, глухом трико выделяются мёртвенно-белые, узловатые кисти рук и такие же «снежные» и костлявые ступни с растопыренными, хищными пальцами. Благодаря своему первому ряду комиссар различил какие-то особые туфли, оформленные под «босые ноги». На лице Похитителя Луны застыла хитроватая озабоченность. Он запустил огромную пятерню в глубокий кошель у пояса, извлёк оттуда горящую маленькую звёздочку — «бриллиант» — и, зажав её в пальцах, поднёс к округлившимся глазам. Налюбовавшись ею (богач теперь умирал от алчности и напоминал белую рыбу, выброшенную на чёрный песок), нацепил её себе на трико и полез за следующей. Звёзд оказалось много, каждая светилась по-своему, и каждую он разглядывал с посвящённым лишь ей одной, особенным выражением. Тут смешалось всё — религиозный восторг; сосредоточенность тираннозавра, ожидающего, чтоб жертва шевельнулась, так как иначе он её видеть не способен; чистая радость от встречи с чудом; и панический страх, когда Похититель обронил один бриллиант на манеж, но почти сразу нашёл... Публика замерла, любуясь этим лицом и невольно копируя его выражения. Хоф опять бросил взгляд на своих соседей — не снимут ли маску под шумок? Давешний темноглазый тип казался ещё страшней, а дочь его с приоткрытым ртом глядела на «драгоценности». Гримаса жадности делала её настолько похожей на отца, что в полумраке чудилось одно существо с двумя головами. Наконец Похититель закрыл кошель и счастливо опустил веки, обхватив себя руками за плечи — ещё бы, разве грудь его не сверкала сказочными сокровищами? Он кружился на месте, со спины казалось, его обнимает кто-то другой... И тут высоко, под куполом цирка, зажглось нечто, положившее конец его счастью. Луна! У неё был такой же орлиный нос и безгубый рот, такие же выпученные глаза, как у застывшего под ней человечка. Но лик прекрасной Селены озаряла мирная, беззаботная улыбка, далёкая от земных страстей. Безмятежная, плавная музыка невидимого оркестра... Чёрный паук с белыми кончиками лап в забытьи поднимает голову, его лицо — точная копия улыбающегося лунного диска. Зрители взрываются смехом и рукоплещут, и Хоф, от души, со всеми. Действовать! Ибо цель ясна, кумир найден! Пустой кошель с презрением отброшен в сторону, а его хозяин с безумной скоростью, под общее «ах!» мчится по проходу между рядами, и луч прожектора еле успевает его ловить. Вот он уже наверху, над головами, вцепился с обезьяньей ловкостью в случайный канат и одним прыжком завис под куполом шапито. Но так как с каната он достать до Луны не может, после ряда судорожных попыток остаётся одно... Работая четырьмя конечностями, вор тихо ползёт по воздуху, если же не совсем по воздуху, а, скажем, по лестнице, то последняя сливается с чёрным фоном, иллюзия почти полная. Какие взгляды кидает он на сияющий в небе диск! Ненависть, жадность, любовь, восторг и пару раз снова страх — если глянет вниз. Да, пару раз он чуть не свалился под дружное ойканье детей и кое-кого из женщин. Вот уже цель — на расстоянии вытянутой руки... Длинная обезьянья лапа тянется к волшебной награде. У Луны тем временем на лице — замешательство, отвращение, паника. Она рывком отодвинулась подальше. Ещё, ещё раз! Тогда, с немым, но душераздирающим воплем, который потряс весь цирк, человек взвивается ввысь — настиг, накрыл, обхватил! И, обожжённый, тряся руками-ногами, камнем падает вниз под общий ужас. Теперь видно: Похититель пристёгнут к канату, а, кажется, всем плевать! Пускай даже не разбился, главное — умер! Так натурально завис над самым манежем, вверх животом, безжизненное сплетение рук и ног. Голова свесилась, щелястый рот выше глаз, и то же самое происходит на Луне, если кто заметил: её диск — точная копия безумного, страшного лица. — Мамочка, он живой? — тревожно звенит какой-то девчачий голосок. Шиканье. Смешки. Тишина... Отцепился. Шлёпнулся. Встал. Медленно, словно призрак. Луна погасла, он в темноте отчаяния. Но он и не глядит больше вверх: бредёт, куда несут полусогнутые, и — спотыкается о кошель. Вспомнил! Поднёс ладони ко лбу, судорожно хватается за грудь: целы ли бриллианты? Задумчиво подносит один к глазам... Швырнуть его на манеж или вернуть на место? Гневный жест замирает. Похититель вновь очарован. Нежно прикрепляет звезду на грудь, обхватывает себя всё более длинными лапищами, ужимаясь сам, и замирает чёрным цветком в пятне света. Памятник самому себе... Музыка. Свет. Буря аплодисментов. — Здорово, правда, шеф? — забывшись, спрашивает помощник, яростно хлопая в ладоши, покуда Саннадзаро Бонелли с достоинством кланяется туда-сюда. — Ну, старика-ан... Мне бы вот никогда... — Не прибедняйся, ты тоже на своём месте, — успокоил Хоф, оглядывая взбудораженные ряды. «Да, это артист. Неужели мы ничего не сможем сделать?» Тут у него в ухе ожил микронаушник и сообщил: — Шеф, возле его гримуборной мужчина с цветами... — Понял, идём, — шепнул Хоф в небольшой кулон телесного цвета у себя на шее. Действительно, настоящий Похититель наконец заступил на вахту. Невысокий крепыш, рыжеволос, веснушки и бакенбарды, на носу — круглые и солидные очки. Этакий «мопсик», ему бы для полного ансамбля трубочку в зубы, и пиши с него портрет репортёра. Одарив синьора Бонелли сияющей улыбкой, он протянул ему букет роз и что-то вполголоса сказал. Тот, кивнув, указал ему на гримёрную. У Хофа не было полномочий на техническое прослушивание помещения: не мог же он заявить начальству, что другого результата у нынешнего дела не будет. Но, памятуя о «четырёх юных друзьях», он сам нарушил инструкцию, на свой страх и риск установив в гримёрной «жучка». И теперь, услав одних помощников к главному, других — к служебному входу, комиссар остался перед гримуборной, слушая без помех отчётливые голоса в ухе. Разговор шёл по-итальянски. — О, вы знаете мой родной язык... — Я восемь лет жил в Италии, и под старость обязательно вернусь туда снова. Божественная страна! Но давайте перейдём к делу. Вот мои документы, я представляю лондонский цирк Чарли Уайта — наверное, вы слыхали? — Конечно! Только у меня контракт с «Юлиусом», и я боюсь... — Маэстро, у нас вы за один сезон заработаете столько, что всякая неустойка покажется вам смешной. Мы умеем ценить таких, как вы! Почему бы нам не продолжить разговор в более подходящем месте? Поужинаем в любом ресторане на ваш выбор, а затем я вас на полчасика отвезу к себе — тут недалеко... Услышите конкретные цифры. — Ну, выслушать я всегда могу, да и подкрепиться, действительно, не мешает... «Имени пока не назвал, — думал Хоф, следуя за рослым стариком в шляпе и низеньким молодчиком к служебному выходу, и «перебросив» туда по рации всех. — Впрочем, наверное, и оно — враньё...» Выехали на трёх машинах: полиция впереди и сзади, в центре — новенький «фиат» негодяя. Синьор Бонелли не заставил везти себя далеко и удовольствовался обычным кафе неподалёку, может, чтоб не будить в вербовщике ложные надежды. Последнее делало ему честь и экономило бюджетные средства людям Хофа. Ужин, однако же, был хороший и продолжался сорок минут. На улице тем временем смерклось, взошла настоящая Луна на пару к настоящему Похитителю. Содержание застольной беседы легко улавливалось с помощью самой нехитрой техники и не заслуживало никакого внимания, но один раз мим назвал собеседника по имени: «Так значит, синьор МакДафф...» Последний с неудовольствием огляделся, а Хоф отодвинул непочатую кружку пива и стиснул зубы. «МакДафф. Но, судя по словам Акси, это действительно Луна! Без всякого цирка... Коллега доктора Штресснера, который работает на духов. На его фото в моём досье нету ни бакенбардов, ни очков, и я уже не помню деталей. Вот, значит, как! Сперва украли тебя, теперь крадёшь ты...» Комиссар отхлебнул из кружки, не чувствуя никакого вкуса, и тяжело вздохнул. Он абсолютно не знал, что делать дальше, и его помощник Дитер Шнайдер удивлённо косился на него, чувствуя волны уныния, исходящие от шефа. Самым разумным было бы поберечь людей от греха и отпустить по домам, а затем увязаться за бизнес-парочкой одному. Но оставалось лишь покориться ситуации. Хоф на своём «мерседесе» следовал за «фиатом» на почтительном расстоянии, другая его машина кружила неподалёку. Во всяком случае, свеженьких снимков сукина сына теперь достаточно, и если он когда-нибудь бросит колдовать и попадётся... И в цирке хорошо побыл. МакДафф отвёз свою жертву в Пазинг, в маленький двухэтажный отельчик с палисадничком. Эх, знать бы раньше, можно бы хоть услышать! Дверь номера на втором этаже закрылась, в зашторенном окне вспыхнул свет, и люди Хофа шмыгнули в дом. Портье был как шёлковый: да-да, разумеется, сейчас он разыщет владельца по телефонам, чтобы тот лично подтвердил согласие на вторжение в номер. Сразу дозвониться не удалось, но Шнайдер остался внизу и стимулировал поиски. Дверь оказалась новой, звуков не пропускала. Комиссар отправил двоих под окно номера, приказав тут же докладывать по рации обо всех изменениях освещения. И принялся ждать. Через три четверти часа он счёл разумный совет анонимки, пожалуй, выполненным, вызвал портье и шагнул к двери. Тут ему сообщили: в номере — слабая вспышка голубого света! Наверное, телевизор. — Наверное, — сказал Хоф. И обменялся взглядом с «бричером» Хайнцем Лаганке, который славился тем, что мог выбить любую обычную дверь одним пинком. Во взгляде Хайнца было то же самое сожаление. Но оба знали порядок. Необходима «опасность промедления», которую жёстко требует немецкая конституция при нарушении неприкосновенности жилища. А значит, без промедления не обойтись. — Стучи! — неохотно велел Хоф. «Бричер» встал сбоку от двери, чтобы не схлопотать автоматную очередь в живот, и коротко постучал на глазах портье. — Откройте, полиция! — внушительно рявкнул он. Ни звука из-за поганой двери. Хайнц повторил процесс, затем присел, готовясь выбросить ногу в мощном ботинке, но комиссар жестом остановил его и, внимательно оглядев дверь, нажал на неё кончиком пальца. Дверь распахнулась. Хоф ринулся вперёд. Первое, что он успел увидеть, влетая в номер — открывающееся окно, а за ним — ночное звёздное небо, круглая настоящая Луна, и на её фоне — тёмные силуэты двух странных, гигантских бабочек, одна из которых, цепко держа другую, взмывала ввысь. Секунда... и лунный диск очистился вновь, заливая комнату серебряным, безмятежным светом. Ворвавшийся за начальником Дитер Шнайдер мог бы поклясться, что слышал неясное бормотанье своего шефа: — Но для чего? Для чего? Чтобы подразнить? |
Похожие:
 |
Леонид саксон асфодель, часть IV аксель, Кри и проект «Луна» Поставить точку. Заботливо оглядеть комнату — не носится ли в воздухе что-то важное, незаписанное. (Иногда оно есть). Спокойный и... |
|
Леонид саксон асфодель, часть III аксель, Кри и фея Вам разве бывает холодно? — Этот голос был странным, не мужским и не женским. А может, он был просто чем-нибудь приглушён? |
|
Интервью с адвокатом Ларисой Октябристовной Павловой Часть вторая «Гарри Поттер» Международный проект «половое воспитание российских школьников» и национальная безопасность |
|
Владимир Лисичкин, Леонид Шелепин |
|
Прайм-еврознак Реан А. А. Часть I: глава 14; в частях IV, V, VIII: глава Реан А. А., Петанова Е. И. Часть V: глава Розум С. И. В частях II, IV-VIII:... |
|
Курсовой проект по курсу “Схемотехника эвм” Автор: студент группы 220281 Данилин А. Н Курсовой проект предназначен для приобретения навыков по схемотехническому проектированию несложных цифровых устройств |
|
Книга будет выпущена на высоком издательском и полиграфическом уровне,... В целях реализации Благотворительной Программы (далее – Программа) «Проект «Издательский» Фонд принял решение о подготовке к изданию... |
|
Проект районной творческой группы учителей русского языка и литературы «Академия творчества» Проект направлен на создание условий для оптимальной социальной и творческой самореализации личности, интеллектуального и мыслительного... |
 |
Учебник, часть 1, рабочая тетрадь, часть 1 (в дальнейшем не будут... России, флаг России (или его изображение), музыкальная запись гимна Российской Федерации и устройство для её проигрывания. У учащихся... |
|
Задачами курсового проекта являются Курсовой проект предназначен для приобретения навыков по схемотехническому проектированию несложных цифровых устройств. Проект базируется... |