Леонид саксон асфодель, часть III аксель, Кри и фея
|
Скачать 5.41 Mb.
|
| ГЛАВА ХIV. ОМОРФУЛА И ЕЁ ТОРТ Аксель не стал докладывать Аристотелю, что, кроме всех обещанных, наградил его ещё одним заклятием — ЗАПЛЮМАПИВИ. Конечно, тут был известный риск. Если верить «Лестнице заклинаний», теперь и самому Акселю потребовалось бы минимум полминуты, чтоб эту защиту снять и наложить на него какие-то новые чары. А то и просто отбиться от него... Ведь Реннеры не защищали себя и своих близких от обычной физической атаки, до которой никогда не унизился бы волшебный мир. Правда, Спиро Галаниса духи, наверно, убили без всякого волшебства — у Хранителей Страха рога бывают. Но Спиро не был волшебником, и победа над ним не являлась ни для кого вопросом авторитета и самолюбия. А с другой стороны, Аристотель тоже не волшебник... Поэтому Аксель, летя по ночному небу с Кексом в кармане, немного поразмышлял о том, не защитить ли Аристотеля и физически. Участь Ивласие Крэя могла заставить задуматься. Но... его же не в самом деле огрели прутом по голове! Это было вежливое предупреждение самому Акселю — вдруг он из слабонервных? А вот делать неуязвимым вора, который может выкинуть что угодно, да к тому же будет и отлучаться с глаз долой — риск немалый. Нет, лучше играть по старым правилам... «Негодяи любят честных людей, — успокаивал себя мальчик. — Так гласит пословица. Он мне поможет. Лучше уж поискать какой-то способ проникать в свою собственную комнату в магическом виде: всё-таки неудобство, да и враг может обнаглеть! Чужое заклятие не снимешь, но его, наверное, можно обойти... И спросить не у кого. Разве что Шворк? Поговорю с ним при случае». На этот раз он долетел быстрее — минут за десять. Приземлился в пустынной рощице на обочине шоссе, стал видимым и выпустил из коробочки Аристотеля. — Как вам у меня? — спросил Аксель. — Не хуже, чем в тюрьме? — Дешевле. И коврик неплохой... Это и есть та вилла? — Та самая. Идите через парадный вход, вас уже ждут. Дежурный устроит на ночь, а утром займёмся делом! Да, и ещё вот... — Аксель пошарил в кармане. — Памятка, где я записал для вас имена и названия, которые нужно помнить. И кто вы такой — тоже. Её никто не увидит, кроме вас, скопировать её невозможно, а через два дня она исчезнет. — Тебе бы, парень, в полиции работать, — осклабился Аристотель и начал читать при лунном свете. — Конделос, Конделос... Где-то я эту фамилию слышал... — Насчёт полиции — спасибо, подумаю. Вы видите, здесь, внизу — номер моего «хэнди»? — У меня «хэнди» нет, — пожал плечами вор. — Как? Я вам вернул все вещи! — А разве я сказал, что ты спёр мой «хэнди»? У меня вообще его нет. Опасная вещь, «засветиться» можно... — Держите! — Аксель поколдовал и протянул ему аппарат. — Связь только со мной, но зато бесплатно. — Надеюсь... Они вместе приблизились к дому, погружённому во мрак, и Аксель опять растворился в воздухе. — Спокойной ночи, господин Перистери! И помните: кроме меня, никто ни о каком волшебстве знать не должен. Тот осторожно пошёл вперёд. Но вдруг вернулся. — Слышь...Ты ещё тут? — Тут, — отозвался Аксель. — Спросить хочу, — сказал Аристотель, тяжко вздыхая и косолапо переминаясь с ноги на ногу. — Да не сгущайся опять, не надо. Две минуты! — Пожалуйста, — насторожился мальчик, не «сгущаясь». Чего ему? Опять торговаться вздумал? — Ты, значит, волшебник? — Аристотель яростно поскрёб ногтями щетину на подбородке. — А вы ещё сомневаетесь? — Что ты, что ты... Глаза у меня на месте. А ты вот мне скажи, если ты волшебник... — Да? — Тот свет — есть? — Есть, — кивнул Аксель. Хотя видеть его кивка вор не мог. — А ад и рай? — дрогнувшим голосом продолжал Аристотель. — Тоже есть? — Знаете, это очень сложный вопрос, — уклончиво пробормотал Аксель, имевший в своём активе лишь слова Танатоса: «Раскаяние жжёт сильней огня». — Я вам могу ответить одно, господин Перистери... Не делайте людям зла, и всё будет в порядке! — Да я тебя подробно не спрашиваю! — с досадой бросил тот. — Я, может быть, раньше срока сам ничего знать не хочу... Скажи только мне ещё: а деньги на том свете есть? — Нет! — не раздумывая, ответил Аксель. — Чем же там платят за услуги? — тихо спросил вор. У него дёрнулось веко, и Акселю стало его жаль. — Я думаю, что там нет услуг... в вашем понимании. Аристотель молча кивнул и, повернувшись, зашагал к вилле. А Аксель, бесшумно приземлившись на свой балкон, попробовал в невидимом состоянии войти в комнату. И потерпел неудачу. — Значит, и здесь поработали! — в воздух сказал он. — И много вам от этого толку? Поскольку никто ему не ответил, пришлось стать видимым, а уж затем входить. Всё было, как прежде. Лунный луч освещал подушку безмятежно спавшего Тави. Аксель проследовал в туалет, вернулся и лёг. Но спать пока не стал. Выждав полчасика, опять пошёл в туалет, закрыл как следует дверь и позвонил. — Как устроились? — сказал он тихонько в трубку. — Не хуже, чем у тебя в кармане, — хрипло пошутила та. — Не спится только... — Да уж! — с пониманием ответил Аксель. — Хотите, я усыплю вас? Проснётесь к завтраку утром. — Давай! У меня часы с будильником. — Наручные? — Они много чего могут... Аксель усыпил своего гостя и поспешил в холл, стараясь не сбиться на рысь. Он всё ещё волновался. Георгиос был на месте. — А, господин Аксель! — радостно улыбнулся он. — Надеюсь, в добром здоровье? Может, у вас проблемы со сном? Я могу снотворного... — Нет, нет, что вы! Если я сейчас начну со снотворного, что же будет к старости? — К двадцати пяти? — понимающе кивнул ипоплиархос. — Что ж вам угодно в столь поздний час? — Да я только узнать... Мне позвонили из одной фирмы и... — Всё правильно! — закивал Георгиос. — Я просто не хотел тревожить вас среди ночи. Да, господин Конделос высоко ценит ваши усилия найти нашего Никоса — и все мы тоже! — и он вчера поручил господину Крэя связаться с туристической фирмой, которая с завтрашнего утра предоставит вам персонального гида по Фамагусте на два оставшиеся дня. Господин Ангелопулос уже здесь. Он будет жить на вилле в том же крыле, что вы, и присоединится к вам после завтрака. — А... он не будет кушать с нами? — живо уточнил Аксель. — Нет, он будет есть с персоналом. Вы не против? — Ни капельки! Всё прекрасно. Спокойной ночи, господин Георгиос! — Вам, но не мне. Я не могу спать. — Тогда — ночи без происшествий! «Да и какие могут быть происшествия после того, как на ночлег пустили вора?» Эта мысль омрачала Акселю сон, хотя он, кажется, сделал всё возможное и невозможное, чтоб защитить виллу «Агапэ» от аппетитов господина Ангелопулоса. За завтраком он объявил всем о своём персональном гиде. Известие было встречено тревожным молчанием. — Что ещё за гид? — нахмурилась Кри. — Где ты его выкопал? И зачем? — Я же сказал, его нашёл Крэя. Стало быть, он не просто гид, а соглядатай. И, чтоб отвадить его от вас, я буду держать его при себе. Ну, а вы спокойно развлекайтесь... — Это очень мило с твоей стороны, — ледяным голосом ответила Дженни, — но что собираешься делать ТЫ? Тебя совсем не видно... Затеял новые поиски? — Только уже без нас? — добавила Кри. — Вас бы это огорчило? — кладя в рот кусок халвы, бросил Аксель. Не лучший ответ! — По-моему, мы договорились, — мягко сказал Октавио, который редко влезал в чужие перепалки, — что все мы держимся вместе, ищем вместе и доверяем друг другу. И больше всех, Акси, настаивал на этом ты сам! («Верно, Тав! — мысленно отозвался Аксель. — Вот когда надо, вы не помните о таких решениях. А когда самый момент забыть, рвётесь в бой...») — Верно, Тав! — поддержала Кри. — И... — И если я что-нибудь обнаружу нынче утром, — подхватил Аксель, — вы тут же будете знать! Все молча смотрели на него. — Поймите же... мы не сможем искать все вместе на глазах у этого типа! — А, предстоит обыск? — протянула Дженни. — Так бы и говорил. Где же это? — Обыск не обыск, но я и впрямь хочу лишний раз осмотреть виллу, — небрежно сказал Аксель. — А вы идите на пляж и не обижайтесь... — Но ты должен пойти с нами в кондитерскую! — чуть не плача, сказала Кри. — Хоть раз! «Какая же я свинья...» — Ну конечно, Кри, — мягко сказал Аксель. — Конечно, я пойду с вами в кондитерскую. И угощу тебя, чем захочешь! — Он наклонился и поцеловал её. — Тогда давайте в четыре! — решила девочка, сразу повеселев. — Жара уже не такая страшная... — Замётано! На том и порешили. Первым, кого Аксель увидел, выйдя в коридор, был господин Ангелопулос — свежий, гладко выбритый, элегантный, пахнущий мужским лосьоном, с щёгольским саквояжем в пухлой руке. Аксель еле узнал его! Гид стоял чуть в стороне от двери в кают-компанию, задумчиво созерцая видеокамеру, уставленную ему в лицо: она словно чуяла врага! — Калимэра! — сказал Аксель. Гид поклонился. Трое детей молча проследовали мимо него на второй этаж, также поклонившись и внимательно оглядев гостя. Господин Ангелопулос проводил их не менее внимательным взглядом. Всё это не понравилось Акселю. — Вы могли бы подождать меня в холле, — буркнул он. — Но нам же надо наверх? — мирно сказал Аристотель. — Откуда вы знаете? — Вряд ли хозяйский сын будет спать на коврике у входной двери... — А что это у вас за саквояж? — подозрительно сказал Аксель. — Вчера его не было! — Был, был. В чемодане. Ну, начнём? Аксель вздохнул и пошёл к дежурному. Им оказался Сакис. — Дайте, пожалуйста, ключ, от комнаты Никоса, — попросил мальчик. — Мне разрешено... — Знаю, — кивнул Сакис и достал из-под пульта ключ. — Но мне придётся послать с вами человека. Будете осматривать комнату? — И да, и нет, — уклончиво сказал Аксель. — Хочу посоветоваться с гидом насчёт некоторых записей в тетрадях Никоса... — Ничего не вносить и не выносить, — строго сказал Сакис. — Знаете, да? — Да, — вздохнул Аксель. — Мы же там будем не одни! — Простите, я обязан напомнить. Такая инструкция... «Кланялась тебе фрау Штуте», — раздражённо подумал мальчик, хотя всю жизнь чтил инструкции. Тем временем Сакис вызвал по селектору незнакомого нафтиса, и три допущенца чинно пошли наверх. Мягко щёлкнул ключ в замке, так же мягко открылась и закрылась дверь... Едва войдя, нафтис широким шагом устремился к ближайшему креслу, упал в него и окаменел с приоткрытым ртом, из которого двинулась на свет божий колонна храпяще-сипящих звуков. — Ты, я смотрю, всеобщий усыпитель, — хмыкнул Аристотель, ставя саквояж на ковёр. — Научи ремеслу, а? В долгу не останусь! — Может, он бы и сам уснул, — скромно ответил Аксель, обходя просьбу стороной. —С чего на... И осёкся, видя, как изменилось вдруг лицо собеседника. Вор застыл на месте, открыв рот не хуже «усопшего» в кресле. Его выпученные глаза уставились в одну точку. Аксель рывком повернул голову — проследить направление взгляда, но это оказалось излишним. Аристотель проворно, с лёгкостью белки — куда девалась вся его неуклюжесть? — подскочил к столу и уткнулся носом в картину с двумя спящими мальчиками. Казалось, толстяк сейчас вскочит в раму и уляжется с ними третьим... — Эй! — грубо окликнул Аксель. — Господин Перистери, что с вами? Мы здесь не затем, чтобы... — Это здесь давно? — хрипло сказал Кекс, явно его не слыша. — Давно? — Неделю назад была... — неохотно ответил мальчик. — А когда её повесил Никос, не знаю. Какое вам дело? — Она может нам помочь! — пробормотал вор. — Дай-ка я присмотрюсь поближе... — И он потянулся снять картину со стены. — Сперва скажите, зачем! — потребовал Аксель. — Сперва скажи, почему твой Никос писал стихи вместо того, чтоб оставить тебе записку, где он прячется! — рявкнул Аристотель, явно потеряв терпение. — Можешь объяснить? А? — Ну, он поэт... — угрюмо ответил Аксель. — А почему он поэт? — ласково спросил Аристотель. — М? — Потому, что ему так хочется! — Ну, а мне хочется понять, что он за тип. — Не тип, а человек! — Ладно. Что он за тип человека. Что ему нравится, и почему. Чего он терпеть не может — и тоже почему. Иначе мне трудно угадать, куда он засунул клочок бумаги в двухэтажной вилле. Понял теперь? — Но я же вижу, — упёрся Аксель. — У вас явно свой интерес к картине... — Ещё бы нет, волшебная твоя голова! — взревел вор. — Это Уотерхаус! У-О-ТЕР-ХА-УС!!! И, скорей всего, подлинный... «Сон и его сводный брат Смерть». В комнате школьника! Без сигнализации! Свихнуться можно! Эх, да где тебе понять... Аксель, которого, по сути дела, только что обозвали дурьей башкой, при слове «Смерть» забыл и свою обиду, и потерю времени на неведомого Уотерхауса. — Кто он? — быстро спросил мальчик. — Объясните! — Джон Уильям Уотерхаус, — самый дорогой художник из всех прерафаэлитов, — торжественно сказал Перистери. — Ты, поди, и слова-то этого никогда не слышал? — Нет, — терпеливо сказал Аксель. — Кто такие прерафаэлиты? — Ммм... — Аристотель нетерпеливо оглянулся, то ли в поисках искусствоведческого трактата, то ли ища что потяжелей. — Да. Ты прав. Где тебе знать о них? Ладно, в двух словах, и без дебрей... — Решив, он тут же взял себя в руки, и на лице его отразилось полное спокойствие и даже, кажется, хорошее настроение. — К тому же разные словесные выкрутасы сочиняют те самые людишки, назло которым они, прерафаэлиты, и появились! Вот лучше как... представь, что ты живёшь в Англии сто пятьдесят лет назад. Представил? — Да... — Королева Виктория. У всех куча денег — у всех, кто что-то может, конечно. А у других нищета... ну, как всегда. Люди ходят в цилиндрах и с тросточками — солидные, сытые... И дождь. С утра до вечера. Он шёл до твоего рождения, и будет лить на твою могилу, если у тебя хватит на неё средств. — А если не хватит? — дрогнувшим голосом сказал Аксель. — Где-нибудь закопают, не волнуйся. А теперь скажи — что ты будешь чувствовать там, пока ещё жив, если ты художник? Аксель с изумлением глядел, как вместо потного, небритого ворюги в тюремной камере, вместо ловкого, разбитного гида в холле перед ним возникает умный и тонкий искусствовед. Сколько же лиц у этого человека? Но есть среди них, выходит, и неплохие... — Мне будет плохо, — ответил Аксель. — Наверное, хуже некуда. — А ты не такая уж платяная щётка, какой кажешься, — весело заметил Аристотель. — Ладно, ладно, не прими мои слова лично — просто, знаешь ли, есть люди, которым вечно нужен порядок. Всё ты им разложи по полочкам, заверни в бумажку... — Вы отвлеклись от темы, — напомнил Аксель. — Вот-вот... О чём вся и речь. Прерафаэлиты тоже взяли — и отвлеклись от темы. Они не захотели жить под дождём и писать академические, парадные портреты надутых рож! У них в душе была Италия, братец — Италия Возрождения, та, до Рафаэля! Потому их так и называют — «прерафаэлитами»... И они макали в неё, в Италию, свои кисти, добывая яркие, прозрачные краски, заставляющие людей забыть о дожде. Древних богинь они писали со своих женщин, мифических и евангельских героев — со своих близких. А те потом оживали на их картинах, уходя в вечность, вызывая у нас чёртову зависть! — Аристотель закатил дикие глаза к потолку и подмигнул смутившемуся Акселю, в экстазе чмокнув губами. — Офелия! Джиневра! Медея! Прозерпина! Леди Шалотт! Апрельская любовь... Аксель невольно вздохнул. — Ну, и без мужчин, конечно, не обошлось. Король Кофетуа! Гипнос и Танатос! — Он ткнул толстым пальцем в картину над столом Никоса. — И когда до всех дошло, что они собой представляют — Данте Габриэль Россетти, Джон Милле, Эдвард Бёрн-Джонс, Уильям Хант, Уолтер Крейн, тот же Уотерхаус, когда их стали по-настоящему ценить, продавать, а главное, покупать — тогда и только тогда появился смысл их по-настоящему красть. — И тут настал ваш час! — съязвил Аксель. — Верно! Эта картинка, правда, прошла мимо меня... Помнится, её продавали в Нью-Йорке четыре года назад. Я не уверен в стартовой цене, но, надо думать, не меньше ста пятидесяти «баксов»... — Сто пятьдесят тысяч долларов? — ахнул Аксель, глядя на небольшое полотно в скромной раме. — Это ещё что! — махнул рукой вор. — Для Уотерхауса — ничего особенного... Ты никогда не слышал такое имя — лорд Эндрю Ллойд-Уэббер? Нет? — Нет. — А такие названия: «Иисус Христос Суперзвезда», «Призрак оперы»? — А, да, конечно! — Это всё его. Его вещи. Композитор стал одним из самых богатых людей Великобритании. И стал собирать картины... Так вот, гордостью его коллекции является самая дорогая картина викторианской эпохи — «Святая Цецилия» Уотерхауса. Её купили на аукционе Кристис... за сколько б ты думал? — Миллион! — предположил Аксель. И солидно добавил: — «Баксов»... — Шесть миллионов шестьсот тысяч фунтов стер-лин-гов, паренёк! — провозгласил Кекс, сияя, словно сам стучал молотком. Но тут же скривился, как от зубной боли: — Я находился в трёх метрах от неё, пожирая это чудо глазами — и не мог её взять! Не дай бог никому пережить такое... — Мученица, наверно? Лужа крови, голова на подносе? — в свою очередь, скривился и Аксель. — Знаете, не люблю... Аристотель расхохотался, но тут же осёкся, бросив тревожный взгляд на спящего матроса. — Святая Цецилия, — сказал он, утирая слёзы, — это покровительница церковной музыки. Она сидит, герр Аксель, и дремлет, уронив книгу на колени, а два ангела — тоже на коленях — играют ей на музыкальных инструментах. Или, верней, уже не играют, а раздумывают: стоит ли играть, коль она заснула? Ещё разбудим... В них борются ангельская их доброта — от души, от чистого сердца! — и привычка к абсолютному послушанию. Кто и когда мог бы представить себе такое — АНГЕЛЫ В ЗАТРУДНЕНИИ? Но оно ясно написано на их глубоко серьёзных, и оттого ещё более прекрасных лицах...Эта картина... — он безнадёжно махнул рукой. — Ей вообще нет цены, понимаешь — НЕТУ! — Понимаю, — вздохнул Аксель. — И лучше, чем вы думаете. У меня тоже есть свой ангел, я не раз видал его в затруднении, и нет никого добрей его, хотя у него совсем не ангельский характер. Да и нарисовать его таким я бы не додумался... Одного я только не понимаю, господин Перистери! Вот вы так говорите об искусстве — заслушаешься... Так почему бы вам не заняться им по-настоящему? Не красть картины, а честно их продавать? Завести свою галерею... Ведь у вас, наверно, нашлись бы деньги! — Если я правильно тебя понял, — уточнил вор, — ты предлагаешь Аристотелю Перистери стать арт-дилером? Нет уж, юноша, увольте... Кекс не унизится до крошек! — Ничего себе «крошек»! — Может, ты мне ещё налоги платить предложишь? Сидеть за конторкой, шуршать бумажками, спрашивать у какого-нибудь крючка, который Микеланджело от Малевича не отличит, что мне делать? Не плюй в кратер Везувия — когда-нибудь он ответит тем же... — Ну ладно, — сказал Аксель. — Значит, это картина Уотерхауса, и она стоит много-много денег. Как это приближает нас к Никосу? — Очень даже неплохо приближает! — заверил вор. — Я знал, что «Сон и его сводный брат Смерть» находится в частной коллекции, но не знал, где именно. И увидел в комнате мальчугана! Значит, так... Первое — у твоего Никоса отличный вкус. Второе — осторожности в этом доме никакой, стало быть, и мальчишка к ней не приучен. Ни сигнализации, ни охраны... — То есть как — «ни охраны»? А он, по-вашему, кто? — Мальчик кивнул на спящего нафтиса. — Дармоед! И третий вывод: нам будет трудней найти первый обрывок его стихов, чем второй, второй, чем третий, и так далее. — А это почему? — нахмурился Аксель. — Он вытекает из вывода номер два. И ещё из самой картины. Ты же любишь, когда всё под номерами? — Ближе к делу! — Вот если бы ТЫ прятал, — Аристотель наставил на него палец, — уж ты бы засунул свои драгоценные листочки чёрт-те куда, верно? И защитил чем-нибудь дорогую тебе вещь? «А ведь и правда, — подумал мальчик. — Я, положим, не боюсь, что кто-нибудь украдёт мои мюнхенские картины над столом. Но всё-таки сделал их невидимыми...» — Допустим, — кивнул он. — Но ты не любишь крови и смерти. Сам сказал! И ты не повесил бы себе на стену картину про Сон и Смерть, кто бы её ни написал. А вот Никосу нравится то, что мало кому по вкусу — в его-то, заметим, возрасте! Такой мечтатель не будет ломать себе голову над деталями... Если даже он и использует разные местечки, то скорее всего применит для них одну и ту же хитрость. — Вот, значит, как вы ищете спрятанное! — Аксель не мог скрыть удивления. — Да-а-а... — Учись, пока я жив! — усмехнулся Кекс. — Правда, мы не знаем важную вещь: сам ли он повесил сюда картину, или его отец. О котором я, конечно, наведу справки... — Ничего вы не наведёте! Не увлекайтесь, господин Перистери. А картину повесил Никос, я ручаюсь. — Откуда ты знаешь? — Знаю, и всё тут. — Ну, тогда это вряд ли подлинник, — вздохнул Аристотель. — Какой ни щедрый у мальца папаша... Ещё висела б она в парадной зале! Жаль, нельзя сделать экспертизу... — Он жадно покосился на Акселя. В других условиях Акселя бы не волновало, подлинник перед ним или простая копия. Последнее уже не имело отношения ко всему, что угадал и вынюхал Перистери. Но в голову мальчику пришла мысль, которая, пожалуй, заслуживала внимания. Ведь и впрямь не так просто — даже для Никоса Конделоса! — повесить над своим столом подлинного Уотерхауса. А вот если ему кто-то помог... чтоб помнил друга Танатоса... то вряд ли он украл картину из музея. Подземные духи, например, ничего никогда не возьмут у человека! Достаточно вспомнить, как осрамился не знавший таких тонкостей Фибах... И уж точно не станет этот кто-то нанимать живописца, чтоб получить копию для Никоса. — А вы не можете с ходу сказать, подлинник перед вами или нет? — Нет, не могу. И не только я, — вновь усмехнулся Кекс. — Стопроцентной гарантии при сегодняшней технике подделок тебе не даст никто. Запомни — НИКТО! И никогда не слушай тех, кто примется уверять тебя в обратном. Мой нюх говорит, что там, — он щёлкнул ногтем по раме, — не грошовая мазня! Но вот кабы дал ты мне хоть сутки и выпустил с этой штукой в город... застраховав её разными твоими заклятиями! — торопливо добавил он, — я мог бы тогда судить более уверенно. Он вытащил из своего саквояжа чёрные очки с трубками вместо обычных стёкол и ещё раз внимательно обследовал объект своих вожделений, вновь попросив разрешения снять его со стены. — Спасибо, не надо, — вежливо сказал Аксель. — Всё-таки я волшебник, господин Перистери. Я справлюсь в одну минуту и буду знать результат совершенно точно! И, прищурившись на картину, мысленно произнёс заклятие Опознания. (С его небольшими силами было бы лучше, конечно, работать вслух, но он не хотел научить чему-нибудь шустрого Перистери даже случайно). Вспыхнуло голубое сияние вокруг холста: заклятие сработало. — Ну? — выдохнул Перистери, шагнув к нему. — Это не настоящий Уотерхаус, — сказал Аксель. — И, глядя на уязвлённое лицо собеседника, добавил: — На вашем месте ошибся бы кто угодно! Это волшебная, молекулярно точная копия, то есть, почти оригинал. — Двух оригиналов не бывает! — резко ответил вор. — Колдун ты или нет, а уж тут... Ну ладно. — Он отошёл от стола. — И никакая экспертиза никогда?... — И никакая экспертиза никогда. — Слушай, — просительно улыбнулся Аристотель, облизывая губы, — я человек благодарный, за мной не пропадёт... Я тебе помогу! — Вы уже мне помогли. — Тем более, друг, тем более... А ты помоги мне. Можешь наколдовать ещё такую штуку? — Он кивнул на картину. — Хоть сто! — Сто не надо. Дай две! Можешь даже уменьшить мой гонорар, пускай они ничего тебе и не стоят... — Мне и ваш гонорар ничего не стоит, но я его не уменьшу, а картины вам не дам. Не хочу, чтобы вы их потом продали как оригиналы! — Кекс никогда не продал никому ни одной подделки, — холодно сказал Аристотель. — Это все знают. Я вообще уже много лет работаю исключительно на заказ. Мне говорят: «Зайди, пожалуйста, после закрытия в такой-то музей и возьми в зале номер пять такого-то Ренуара. Получишь столько-то!» И я иду и беру, а фальшивый он, настоящий ли — пускай клиент разбирается без меня... Но я знаком с людьми, не чуждыми и такого бизнеса! — махнул он рукой в сторону картины. — И я честно продал бы им твои копии как подделки... — Чтобы они потом надули какого-нибудь простака! — На всех не хватит настоящих Уотерхаусов, — пояснил Кекс. — А так ещё два человека будут счастливы. Для них это счастье, понимаешь? — Вот что, — сказал Аксель. — Вы один раз уже назвали меня «платяной щёткой»... — Это была серьёзная ошибка, — немедленно вставил Аристотель. — Прости! — ...а теперь предлагаете мне стать соучастником в ваших мошенничествах. Вы, может быть, хотите назад в тюрьму? — Да нет, не очень. — Тогда не делайте больше подобных предложений и поскорей начинайте обыск! — Аксель выразительно глянул на часы и сел в кресло против нафтиса. Хватит миндальничать с ворюгой! Тот мигом понял атмосферу, снял пиджак и, крякнув, взялся за дело. За десять минут он перевернул комнату вверх дном, обыскав её, надо признать, совсем иначе, чем Аксель — куда тщательней и гораздо аккуратней. Иной раз ему достаточно было погладить какую-то поверхность, чтоб тут же потерять к ней интерес, а порой он, напротив, тщательно простукивал все её изгибы и уголочки. Особенно досталось креслам, матрацу и ковру: Аристотель буквально станцевал на нём, прощупывая складки носками лаковых туфель. Наконец безмолвный балет закончился, вор попросил стремянку, слазил к балдахину, но тут же прыгнул вниз, как обезьяна, зря посетившая кем-то обобранную пальму. После чего, отдуваясь, заявил: — Здесь ничего нет! Я почти уверен... — Почти? — уцепился за соломинку Аксель. — А точно? — Точно... — Аристотель подумал. — Знаешь, давай заглянем сюда ещё разок. Завтра, в это же время. Я малость подумаю, попривыкну к обстановке, и тогда скажу точно. Но только в этот самый час! — Почему? — Мне как раз в такое время суток лучше думается. О’кей? — Ладно, — кивнул Аксель. — Завтрашний день ещё наш. А пока... — Он хотел закончить «осмотрим пару соседних комнат», но здравый смысл удержал его. Осмотрим? Как? Невидимками? Не начнутся ли вновь проблемы со входом-выходом? Враг может быть где-то здесь, настороже, и если в одиночку Аксель перебьётся, то с таким вот Аристотелем на плечах... Кроме того, неясное, но сильное чувство говорило ему, что Никос никогда не доверит свои тайны комнате, где он не хозяин. И вообще, у вора своё чутьё — вот пускай его и применит! Поэтому Аксель откровенно изложил ему свои мысли и спросил, какие у того есть идеи. — Раз коридоры и комнаты отпадают, давай осмотрим сад, — предложил тот. — И пляж! — дополнил Аксель. — И пляж... Мальчик убедился, что в комнате царит прежний порядок, вывел нафтиса из оцепенения и уничтожил забытую стремянку, можно сказать, у него под носом. Фу, обошлось... Вернули ключ Сакису, поблагодарили и отправились прямо к Акселю на балкон. А там, превратившись в две невидимых тени, взмыли в воздух и приземлились в саду. Увы, ни сад, ни пляж не оправдали надежд — хотя был обшарен каждый «грибок», выпотрошен киоск и перерыт павильон с плавательным инвентарём. После чего подошло время обеда. — Спасибо, — вздохнул Аксель, вернулся с Аристотелем на балкон и незаметно попробовал просочиться к себе невидимым. Не вышло... Тогда он расколдовал себя и вора, и распрощался с ним у порога. — Что я должен делать после обеда? — почтительно спросил тот, видимо, осознав свои заблуждения по поводу «платяной щётки». — Если у вас будут мысли, где ещё поискать, пожалуйста, сделайте это сами, — с подчёркнутой вежливостью ответил Аксель. — А если нет, до завтра у нас перерыв. — Тогда я, наверно, сходил бы в город... — Когда вы вернётесь, господин Перистери? — Часов в шесть. — Простите, мне нужно точное время. Вы знаете наш уговор. — Точно в шесть буду здесь! — по-военному отчеканил Аристотель. — Кстати, не хотите ли погулять по Фамагусте? Я неплохо знаю её и могу показать интересные уголки... — Нет, спасибо, — ответил Аксель. После обеда, где было съедено столько же сластей, сколько и всегда, а кофе по-хорватски, поданное Кри, начало отдавать чем-то... привычным, собрались в город. Впервые с момента приезда на остров Кипр в вылазке участвовали все. И Аксель видел, что все этому рады. Тави оживлённо болтал, Кри была милостива, как никогда, Дженни не отпускала фирменных замечаний, и всё озарялось солнцем! Для разнообразия решили ехать на автобусе, предоставив бедняге Шворку охотиться на крыс. До старого города добрались мгновенно и двинулись развёрнутым фронтом к цели. — Акси, — спохватилась Кри, когда проходили мимо жёлтого готического фасада мечети Лала-Мустафы-паши, — а здесь ты был? — Был. — А внутри? — Не захотел разуваться, знаешь... — С ума сойти! — Кри чуть не потеряла дар речи. — Это же красотища, какой и в Мюнхене нету! Подобное заявление в её устах означало столько, что Аксель не поверил ушам. — Двадцать минут твои! — твёрдо заявила она. — И не спорь! — А вы? — Мы тебя подождём. У входа... — И она отошла в сторонку, где Дженни о чём-то болтала с Тави. Аксель действительно был не в настроении при первом визите в Фамагусту детально осматривать любые красоты — даже знаменитый собор, превращённый позже в мечеть. Но сейчас он охотно вступил под её прохладные своды и слегка побродил туда-сюда, искренне не понимая восторгов Кри. Его европейскому глазу, избалованному картинами, скульптурами и витражами католических церквей, пустой интерьер мечети казался скучным, так что мальчика быстро потянуло назад, в яркий день. Однако едва он окинул взглядом площадь перед собором, как этот день померк в его глазах. Кри не было. И никого. Только солнце. Солнце и камень... Сопротивляясь зябкому холодку, пробежавшему по спине, Аксель пожал плечами и средним шагом обошёл площадь, заглядывая во все углы. Вертихвостка... Договорились же держаться вместе! Тем более, когда вместе в первый раз. Но Тави не вертихвост. Дженни тоже... Они удержали бы её. И вдруг волна дикого, ледяного, нерассуждающего страха залила его мозг. А если удар уже нанесён — здесь, сейчас, когда он расслабился и отвлёкся?! Чужой, незнакомой магией... И он уцелел лишь из-за проклятого любопытства, променяв своих близких на мечеть Лала-Мустафы-паши!!! Он глухо застонал, вертясь на месте волчком, стиснув виски руками. Опять, опять предал свою сестру, и брата, и Дженни... Похищение Кри ничему его не научило. Зачем рождаться на свет такому, как он! Аксель начисто забыл, что он волшебник, что можно позвать Кри мысленно, произнести заклятие Поиска. Ледяной пот заливал ему глаза... Он не увидит их больше. Никогда. Такой страх не лжёт! И он опрометью кинулся от собора куда глаза глядят. Подвернись он случайному авто, тут бы ему и крышка... Аксель бежал, вертя головой, не надеясь на незаслуженное чудо и заставляя себя делать хоть что-то, пока не откажут ноги... — Акси! Акси!! Он затормозил, ловя ртом воздух, ещё не веря. Перед ним было двухэтажное здание с жёлтой вывеской, на которой весёлыми красными буквами значилось: «PETEK PATISSERIE» А со второго этажа, с открытой веранды весело махала ему она. Его сестра. Его весёлая Кри. Самый добрый ангел на свете. — Чего же ты стоишь? Иди к нам! Аксель вытер пот, слегка помассировал колени. Уж очень они обмякли... И неторопливо двинулся в дом, копя холодную ярость. Прошёл мимо столиков перед входом, где на улице пировали посетители, миновал первый, застеклённый этаж, не удостоив взглядом сказочные витрины. А вот и лестница. Да и как, интересно, ей не быть? Лестница, ведущая к НИМ... ОНИ сидели у самых перил, наслаждаясь жизнью. На столе красовалось блюдо, похожее на скопище разноцветных улиток с белыми спиральными раковинами. — Ассорти! — липким ртом еле сказала Кри, глядя на Акселя сияющими глазами. — Ох, Акси, ты весь... Что ты... Аксель услышал кашель, как будто кто-то чем-то подавился, и за её плечом возникло лицо Октавио с округлившимися, растерянными глазами. «Он не знал, — понял мальчик. — Они ему не сказали, ну конечно...» И эта секунда решила для него всё. Он вдруг увидел сцену со стороны и понял, что если сейчас заорёт, затопает ногами, станет швыряться рахат-лукумом, что-то сломается между ними навсегда. — Я... Мне стало жарко на солнце... после мечети... — выдохнул Аксель, рухнув на стул. — У него солнечный удар! — испуганно сказал над ухом голос Октавио. Милый, хороший Тав... — Его надо в тень! И соку... — Нет-нет. Я уже в по... — Но рот ему заткнули стаканом, и он стал жадно пить что-то холодное и шипучее. В глазах прояснилось. Аксель ясно увидел всех троих. Ни у кого в глазах не было злорадства — лишь огорчение и испуг. И Дженни побагровела... надо же, совесть просыпается у змеи. — Кроме того, я испугался, — холодно сказал он. — Вы ушли, и я... — Да вовсе мы не хотели тебя пугать, — чуть надувшись, сказала Кри. — Но надо же было тебя хоть чуть-чуть помучить за то, что ты так редко бываешь с нами! Разве ты сам не догадался? Мы ещё вчера заказали столик и сладкое! Попробуй вот это, с завитушкой... — И никто бы не дал тебе пойти не в ту сторону, — добавила Дженни, отводя глаза. — Мы следили за тобой, и Кри была наготове с мысленной связью... — А! — сказал Аксель. Октавио глядел на него всё более мрачным взглядом. — Когда ты побежал нам навстречу, мы думали, что ты понял, — пробормотала Кри. — Глупо, конечно, вышло... Но ты не сердишься? — Нет. — Ну ничего, сейчас ты развеселишься! — бодро заверила она. — Угадай, кого мы тут встретили? — Кого? — вяло спросил Аксель, ставя стакан. Вот уж наплевать... — И не просто встретили, а... — начала Дженни. — Тсс! — зашипела Кри. — Испортите сюрприз... Вот он! Все повернулись к залу, откуда на веранду торжественно выступали двое дородных мужчин, катя тележку с громадным трёхэтажным тортом в рост человека. Верхний этаж снежным сугробом вздымался на сахарных колоннах, а на куполе виднелись фигурки: даму в белом платье с кружевной юбкой нежно обнимал за талию мужчина во фраке. Один из вошедших, официант-турок, поклонился и удалился, второй — в тёмном английском костюме, с алым галстуком-бабочкой и в малиновой феске — довольно отдуваясь, снял её и вытер шёлковым платком лысеющий лоб. — Кали орэкси! — он воздел ввысь серебряный нож, словно генерал, дающий сигнал атаки. Вся кондитерская глядела на него, а пристальней всех — Аксель. — Господин Пери... Ангелопулос! — тяжело дыша, начал он. — Что за... — Понимаю, — спокойно развёл руками Аристотель. — Да, да, свадебный торт, герр Аксель, а здесь, — он игриво выкатил чёрные глазки с сизым виноградным отливом, стрельнув ими по сторонам, — подобное лакомство ещё чуть-чуть преждевременно... Но таково желание дам! — Он был самый большой, Акси, — объяснила Кри. — Нам ещё вчера его хотелось, но он стоит знаешь сколько? — Догадываюсь, — процедил Аксель. — Только вы не поняли вопроса! Что вы здесь делаете, и почему угощаете нас этим крохотным, дешёвеньким тортиком? — В вопросе скрыт ответ! — провозгласил вор. — И, разумеется, немалая скромность того, кто спрашивает... Как бы ни был весом и дорог стоящий перед вами шедевр кондитерского искусства, благодарность господина Конделоса за ваши самоотверженные поиски его сына намного перевешивает его. Вот он и решил достойно проводить своих гостей с гостеприимнейшего из островов Средиземноморья! Все зааплодировали — даже чужие посетители. И лишь один из гостей не хлопал: тот, для кого, быть может, больше всех старался Аристотель. — Господин Ангелопулос встретил нас сегодня в саду, когда вы с ним уже расстались, — сказал Октавио, с любопытством поглядывая на этих двоих и явно что-то соображая. — и сказал, что он к нашим услугам тоже. Он спросил, какие у нас планы после обеда... — А вы, конечно, ответили, — закончил Аксель. — Ну да! — улыбнулась Кри. — И он ещё спросил, что бы нам здесь хотелось для прощания с Фамагустой: фирма мигом всё организует... — И организовала! — закончил Аристотель. — Сохранив наш маленький сюрприз в тайне от вас с общего согласия. Что ж, стол в боевой готовности, армия тоже — налетайте, друзья! Аксель открыл было рот, чтобы остановить эту комедию... но её же не остановишь без скандала! И на вилле узнают. Начнутся подозрения... Надо хоть заявить, что он это есть не будет, чёрт возьми! Однако чёрт-искуситель был уже рядом и шептал ему в ухо, пока остальные, радостно звякая посудой, окружали торт: — Не портьте мне работу, а своим друзьям удовольствие, герр Аксель! Если я гид, я не могу полдня слоняться без дела, привлекая внимание... Я должен быть активным. К вечеру вся вилла будет знать, как я выполняю свои обязанности. И потом, вы что, не любите сладкого? — Но этот торт куплен не на деньги Конделоса, а на ваши! — Тем стыдней ему и почётней мне, — хладнокровно ответил вор. — Аристотель Перистери умеет быть благодарным. Или вы думаете, у человека моей профессии не может быть честных денег? Я работал в тюрьме, не забывайте! — Окопали два дерева в саду? — Мы не в тюремной бухгалтерии! — Что за игру вы со мной ведёте? — прямо спросил Аксель. — Зачем? — Попробуйте допустить, что вор тоже человек, и всё станет ясно. Вы вытащили меня из тюрьмы, заплатите хорошо... Да я ещё насмотрелся всяких чудес! Жалко, деток нет, рассказать некому, — вздохнул Аристотель. «Неужели правда? — мелькнуло в мозгу у Акселя. — Нет. Конечно, нет. Ладно, ну его к чёрту, не отравленный же у него торт! Интересно, какой он на вкус?» — Акши! — позвала Кри. — Где ты там? Иди шюда — шверху прошто ижумительно! Под носом у ней выросли пышные седые усы, на которые весело поглядывали прочие посетители кондитерской. — Ты же этот торт будешь есть неделю, оморфула му* (* «моя красавица» — греч. — Л.С.) — ласково сказал Аксель, беря тарелку и нож, и атакуя там, где ему советовали. — Ну и пушть! — решила оморфула, встав на цыпочки и откусив полневесты. —Тут у них, наверное, есть кровати, — беззаботно сказала Дженни. — А давайте пригласим остальных посетителей! — вмешался Тави, тоже «усатый». — Нехорошо... Мы едим, а они смотрят. Предложение было встречено с энтузиазмом. Но хотя никто на веранде не отказался, посторонние гости скромно взяли по одной порции и тем ограничились. Урон для такого торта смехотворный! — Как тебе? — спросил Октавио брата, кивнув на слегка развороченную крепость. — У него вкус кекса! — вздохнул Аксель. — Но «кекса» с большой буквы... — Забавно, — кивнул Аристотель, нисколько не обидевшись. — Могу я считать это комплиментом? Как ни усердствовали пятеро бойцов, силы были слишком неравными. Брешь в торте по-прежнему могла бы пропустить ну разве отряд мышей... — У меня болят жубы, — сказала Кри. — Акши... — Она облизнула липкие губы. — Давай уменьшим его до небольшой коробочки. И вожьмём ш шобой! — Тихо ты! — шикнул Аксель. Но Аристотель уже услышал. — Ш шобой? Замечательно! — весело сказал он. — Тут наверняка есть подобные услуги. Предоставьте всё мне... Через полчаса торт будет на вилле! А завтра, прощаясь с Кипром, вы угостите персонал в благодарность за заботы. Он это заслужил! — Спасибо, господин Ангелопулос, вы опять не поняли, — вежливо ответил Аксель, чертыхаясь в душе. — Персонал заслужил от нас целый торт, а не остатки! Даже если их много... Только не вздумайте за него платить, этого фирма «Деметриос» точно не поймёт. Кри имела в виду просто небольшую коробочку... лично для неё... которую я попрошу вас раздобыть. Аристотель исчез, щёлкнув каблуками, а мальчик досадливо повернулся к Кри: — Он же теперь знает, что ты волшебница! — Как это? — заморгала та. — Ты ему... — Нет, конечно! — спохватился Аксель, краснея под внимательным взглядом Дженни. — Только больше не надо странных фраз... Будет тебе торт, и матросов угостим, но я сам обо всём позабочусь, договорились? Тем временем Аристотель пригнал официанта с более чем внушительной коробкой и яркими огромными бантами из разноцветных лент для неё. И вместе с турком загрузил туда остатки верхнего этажа, из которого торчало одинокое колено фрачного жениха. Коробку вручили Кри, которая, в свою очередь, тут же вручила её Таву, у которого её изящно изъял господин Ангелопулос, предложивший вызвать такси. — Я думаю, нам лучше пройтись вдоль берега, — предложил Аксель. — Тут недалеко, и у воды прохладно... Тави, я тебе помогу с коробкой! А господина Ангелопулоса мы отпускаем — его ждут дела, — веско добавил он. — До шести часов, господин гид! Тот поклонился, прижав руку к сердцу, и растаял в воздухе. Дети же скоро очутились у моря, глянули сквозь «колючку» на мёртвый пейзаж Вароши, а затем не спеша побрели вдоль черты прибоя. — Славный он, этот гид, правда? — заметил Октавио, тащивший теперь коробку вместе с Акселем. Но в его голосе слышался вопрос, а не утверждение, и адресован вопрос был только брату. — Он не расспрашивал обо мне? — мрачно бросил тот. — А как же, — кивнула Кри. — И обо всех! Ты опять забываешь, Акси, что мы тут тоже есть... Кстати уж, если гида дали всем, почему им командуешь ты один? — Кри, — сказал Октавио так спокойно, что даже Акселю стало не по себе, — Акси знает, кем и почему он командует. А вот ты это знаешь не всегда, о чём мы ещё поговорим. — И добавил, глядя в её растерянные глаза: — А я иногда вообще ничего не знаю, но, думаю, больше подобных вещей не произойдёт! Кри открыла рот, потом закрыла его... и как-то сжалась. Остальные не верили ушам, но никто не смел выказать своё отношение к происшедшему, явно знаменующему новый этап в отношениях. Молчание нарушил Аксель. — Давайте не будем забывать, — мягко начал он, словно бы ничего не произошло, — что этот господин Ангелопулос — полицейский шпион и очень хитрый тип. Он стоит дюжины Крэя и Цебишей, вместе взятых... О чём он спрашивал, Кри? — Ну... — рассеянно начала она, явно думая о своём, — где мы там в Мюнхене живём... Он его неплохо знает, кстати, все музеи и церкви... Лучше меня! Наверное, был экскурсоводом. Ещё — какие у нас отношения с Отто... Да ты не бойся, — торопливо добавила она, видя, как изменилось лицо мальчика, — мы ему ничего такого не рассказали! Не больше, чем Цебишу... — Зачем вообще надо было говорить про Отто? — безжизненно сказал Аксель, у которого в голове стучало: «Осёл... Осёл... Я осёл». — Милый Аксель, — сказала Дженни, — хватит валить все шишки на Кри. Тебе не кажется? Как мы могли не сказать полицейскому агенту, кто нас сюда привёз? Или он не полицейский агент? Во всяком случае... Но никто так и не узнал, что это за случай. Солнце померкло... Пепельно-серая пелена окутала всё — берег, море, скалы, словно бы в мире остались только две краски: чёрная и белая, тоскливо обнявшиеся друг с другом. Как будто каждому из детей кто-то вдруг надел на нос тёмные очки! — Что, опять? — тревожно спросила Кри, видя, как все завертелись. — Опять затмение? — Да! — шепнул Аксель. — Не говорите ничего лишнего — мы не одни... И когда посветлеет, тоже! Не успел он умолкнуть, как мир вокруг него вспыхнул опять. Золотистый песок, голубой прибой, синее небо... Как хорошо видеть всё это! Но Кри, похоже, была другого мнения. — И снова все увидели, а я нет! — вздохнула она. — Почему такое? — Ничего приятного ты не пропустила, — утешила её Дженни. — Просто твоя волшебная защита лучше нашей! Мне вот даже завидно... — Кстати, опять у моря, — сказал Октавио. — Может, ещё и место имеет значение, а? — Не знаю, — ответил Аксель. — Боюсь, что и не узнаю. Или узнаю, когда будет уже не важно... Вот и наш пляж! Подъём на лифте и прибытие на виллу «Агапэ» не были ознаменованы никакими новыми приключениями. Честно говоря, с лихвой хватало и старых! В комнате Аксель несколько успокоился и решил не устраивать трагедий из цепких попыток Аристотеля выведать его подноготную. Господи, ну чего ещё ждать от вора? Пусть себе рыщет... Лучше будет слушаться. Одно заклятие в конце его верной службы — и он забудет всё, что вынюхал, навсегда. Так же, как те, кому он это расскажет. Но накопившееся возбуждение, а также красоты Кипра, исподволь проникающие в душу, заставили Акселя нынче вечером потревожить муз, взявшись за перо. Тави спал. С берега налетал лёгкий ветерок, колебля штору. И сверкали над мысом незамутнённые дымом городов, вечно юные, старые, как мир, звёзды Средиземноморья... У зелёной черепахи на спине Мы живём и удивляемся во сне. Здесь у моря шепчут рощи до зари, И песок белей, чем волосы у Кри. Здесь у Дженни отнимается язык, А язык её к молчанью не привык! Сто садов и минаретов золотых У советников, шпионов и святых. Берта Штуте Таву кофе подаёт, И параграфами блещет небосвод. И до цели остаётся только шаг. Неужели птицы пели, иль в ушах Шум прибоя удаляется во сне, У зелёной черепахи на спине? |
Похожие:
 |
Леонид саксон асфодель, часть IV аксель, Кри и проект «Луна» Поставить точку. Заботливо оглядеть комнату — не носится ли в воздухе что-то важное, незаписанное. (Иногда оно есть). Спокойный и... |
|
Леонид саксон асфодель, часть IV аксель, Кри и проект «Луна» Поставить точку. Заботливо оглядеть комнату — не носится ли в воздухе что-то важное, незаписанное. (Иногда оно есть). Спокойный и... |
|
Прайм-еврознак Реан А. А. Часть I: глава 14; в частях IV, V, VIII: глава Реан А. А., Петанова Е. И. Часть V: глава Розум С. И. В частях II, IV-VIII:... |
|
Пособие Минск 2006 удк 159. 9(075. 8) В 64 Сборник психологических тестов. Часть III: Пособие / Сост. Е. Е. Миронова – Мн.: Женский институт энвила, 2006. – 120 с |
|
Владимир Лисичкин, Леонид Шелепин |
|
Узбеки Турции (часть III). «Басмачи» или участники национально-освободительного движения «курбаши». Слово «курбаши» (на самом деле – «корбаши») состоит из двух слов – «кор» («горящие угли», «жар») и «баши» («начальник»)... |
|
Положение о III всероссийской дистанционной олимпиаде «Летописец»... Всероссийский центр дистанционных олимпиад «Летописец» объявляет о старте III всероссийской дистанционной олимпиады «Летописец».... |
|
Положение о проведении III всероссийского конкурса методических разработок Настоящее положение определяет цели, задачи III всероссийского конкурса методических разработок «Моё лучшее занятие с использованием... |
 |
Образовательные программы начальной школы Учебный план для I-III классов дагестанских общеобразовательных учреждений разработан на основе федерального государственного стандарта... |
|
Учебник, часть 1, рабочая тетрадь, часть 1 (в дальнейшем не будут... России, флаг России (или его изображение), музыкальная запись гимна Российской Федерации и устройство для её проигрывания. У учащихся... |