Скачать 0.85 Mb.
|
7 мая Идем по улицам Берлина. Благодать: нет пальбы, не надо опасаться фаустпатронов, которые в дни боев свирепствовали — били с этажей, с чердаков зданий. Натыкаемся на завалы, на колючую проволоку. А вот посередине улицы в асфальт врыт танк, только башня с пушкой торчит наружу. Да, укреплялись фашисты основательно. Подходим к Бранденбургским воротам. Солидное сооружение. Впечатляет. И им досталось: верхушка пробита снарядом насквозь. Прошлись по Унтер ден Линден. Фотокор Гребнев увидел фотомагазин. Постучался. Немец открыл и пригласил «герр руссиш официр» войти. Володя объяснил, что он фотокорреспондент. Немец понял, ибо корреспондент и по-немецки так же. «Битте», сказал немец и указал на полки магазина, уставленные множеством фотокамер различных марок. Короче говоря, наш фотокор нежданно-негаданно обзавелся задаром двумя новенькими аппаратами. Немец сказал, что это его подарок для «руссиш корреспондент». Снова, как несколько дней назад, вышли на Александерплац. Здесь дымит наша походная кухня, а к ней со всех сторон площади идут люди с тарелками, термосами... [644] Это кто, неужели немцы? Точно. Они. Подходим и мы вплотную к кухне. Глазам своим не верим: наш повар наливает в немецкие посудины русские щи. Заметив нас, повар, краснощекий сержант с буденновскими усами, крикнул: «Кормлю берлинское население! Комдив приказал». Вот оно как! А ведь Геббельс, охочий до словоблудия, обращаясь по радио к берлинцам, стращал, запугивал, говорил, что русские, если войдут в город, всех передавят. Как всегда врал фашист-болтун. Русские не дают немцам умереть с голоду — делятся своим пайком. И спасают от беды. Фотокор Гребнев запечатлел одну из многих сцен: наш сержант-медик прямо на улице оказывает помощь раненому цивильному немцу. Переходил он улицу и неосторожно зацепил мину. Поблизости оказался санинструктор Кузьмин. Кинулся к раненому и спас его. Теперь милосердный Кузьмин, советский воин-медик, попадет на газетную страницу. И еще одна прелюбопытная история произошла в дивизии — 207-й стрелковой, куда прибыл генерал Кузнецов. Ему кто-то из начальства доложил, что в дивизии служит его племянник — рядовой Павел Кузнецов. Командарм отреагировал на это известие весьма спокойно. И попросил устроить ему встречу с родственником. В полку, куда направился командующий для свидания, узнали о племяннике не так давно и совершенно случайно. Как-то рядового Кузнецова старшина назначил в наряд на кухню. Солдат чем-то не понравился повару: то ли плохо почистил картофель, то ли в другом деле провинился. Повар отчитал его. — Чего кричишь на меня? — в сердцах произнес Кузнецов. — Ты полегче с племянником командующего. Сказал — и с ведром ушел к колонке за водой. Повар — следом. — Ты постой. Паша, какого командующего? — Какого, какого! Нашего командарма как фамилия? — Ну, Кузнецов, — ответил повар. [645] — А мою фамилию знаешь? — Ну... Кузнецов ты. — Теперь уразумел, кто кому дядя и кто кому племянник? Повар, ничего не ответив, тихим шагом пошел к дымившей кухне. Через час уже все в полку знали, что у них служит племянник командующего. И вот сам командарм узнал об этом. С невеселыми мыслями явился солдат на встречу. — Товарищ генерал, рядовой Кузнецов прибыл по вашему приказанию. — Здравствуйте, рядовой Кузнецов, — командующий протянул руку. — А звать-то как? — Рядовой Павел Кузнецов, — по-уставному доложил солдат. — Отца как зовут? — Сергеем. — Сергей, Сергей, — повторил командующий и, прищурив глаза, на какое-то время задумался. Генерал, ничего не сказав, вплотную подошел к солдату, положил на его плечо руку и пошел с ним вдоль улицы. Командир полка и другие офицеры осталась на месте. Кто-то сказал: — Пусть наедине поговорят дядя с племянником. Они шли рядом, плечом к плечу. Шли не спеша. Командарм силился что-то вспомнить, а солдат ждал, что вот-вот командующий отчитает его за выдумку да еще и накажет. У командующего не было брата Сергея. Но ему не хотелось об этом говорить солдату. Зачем огорчать человека. — Отец тоже на фронте? — спросил командарм. Солдат уловил добродушный тон генерала и, естественно, обрадовался. — Был на фронте. Сейчас в Ташкенте, в госпитале... Отец мне говорил, что у него было пять братьев. Двое [646] военные. Ну, я и подумал, а может, вы и есть один из них. Извините... Командующий остановился, посмотрел солдату в глаза, а затем взглянул на медаль «За отвагу», висевшую на груди рядового Павла Кузнецова, и сказал: — Молодец, племянник! Вижу: бережешь честь фамилии Кузнецовых. Эти слова слышали уже все: и командир полка, и другие офицеры. А он, рядовой Павел Кузнецов, по-уставному повернувшись кругом, четко печатал шаг в направлении своей роты. Он шел и думал: теперь-то я признанный племянник, ну а насчет чести фамилии, то будьте спокойны, товарищ командующий... Фронтовая судьба вскорости снова свела Кузнецовых — генерала и солдата. Случилось так, что рядовой Павел Кузнецов, выполняя боевую задачу, на самом берегу Шпрее, в районе улицы Луизенштрассе, заметил автомобиль «мерседес-бенц». Машина стояла у подъезда большого дома. За рулем никого не было. Солдат, спрятавшись за углом дома, стал наблюдать. Не прошло и десяти минут, как из подъезда дома вышел человек в штатском с большим чемоданом и направился к автомобилю. — Хальт! — крикнул Кузнецов. Человек, метнув взор в сторону солдата, быстро вскочил в машину. Кузнецов пустил очередь из автомата по скатам автомобиля и подбежал к машине. Немец поднял руки вверх. Задержанного Кузнецов доставил в роту, а оттуда ему велели сопровождать немца в штаб полка. Пленный оказался важной птицей — ответственным сотрудником ведомства пропаганды, одним из сподвижников Геббельса. О пленном и о чемодане с документами доложили командарму. Когда командарм поинтересовался, где и как был взят немец, ему сообщили о рядовом Кузнецове. — Не племянник ли из 207-й? — улыбнулся командующий. [647] И они снова встретились. На этот раз генерал лично прикрепил к гимнастерке рядового Павла Кузнецова рядом с медалью «За отвагу» орден Славы III-й степени. Солдат радостно произнес: — Служу Советскому Союзу! 8 мая Засуетился Берлин. На улицах, перекрестках стало во много раз больше регулировщиков, патрулей. Не везде можно пройти и проехать. Что-то предстоит. Наверно, наше большое начальство нагрянуло в Берлин. Может, сам Иосиф Виссарионович сюда пожаловал. Прояснил обстановку друг нашей редакции инструктор политотдела армии по печати майор Василий Киряев. Он частенько нас навещал. Он же тоже журналист, и давнишний. В тридцатые годы начинал свою газетную карьеру на Урале, в районной газете Камышлова. А до политотдела трудился в нашем «Фронтовике». И Киряев, между прочим, по секрету сообщил, что в Берлин прибыл заместитель наркома иностранных дел Вышинский. Ожидается прибытие больших чинов от союзников — Англии, США, Франции. Должно состояться подписание важного документа. Вот оно что! — Всем быть в боевой готовности! — распорядился наш редактор. К вечеру, когда восточная часть Берлина под названием Карлсхорст была закрыта для проезда, все прояснилось: состоится подписание представителями немецкого командования акта о безоговорочной капитуляции. Вот так мы оказались рядышком с важнейшим историческим событием. Точно, редакция нашей газеты сегодня находится ближе всех редакций мира к Карлсхорсту. Мы, армейские корреспонденты, первыми узнали, что историческое заседание под председательством Георгия Константиновича Жукова началось в 24.00. Журналисты из многих стран увидели, кроме председательствующего, представителей союзных войск: английского маршала [648] авиации Теддера, командующего стратегическими воздушными силами США генерала Спаатса, главнокомандующего французской армией генерала Делатра де Тассиньи. Кроме них, за длинными столами заняли места наши генералы — все, чьи войска участвовали в штурме Берлина и в полном разгроме фашистских вооруженных сил. Это блестящая плеяда наших военачальников. Событие это состоялось в здании бывшей столовой немецкого военно-инженерного училища, в просторном зале. Среди журналистов был и мой фронтовой товарищ — писатель Борис Горбатов. Мы с ним близко сошлись во время боев за Донбасс, вместе с войсками входили в Макеевку, Сталино (ныне Донецк). По-братски обнялись, обрадовались, что живы остались и что встретились в Берлине. Горбатов как корреспондент «Правды» был допущен в зал, где должно было состояться подписание акта о капитуляции фашистской Германии. Он пообещал рассказать обо всем, что там произойдет. 9 мая 0 часов 50 минут. Все закончено. Акт о капитуляции войск врага подписан. Тост маршала Жукова был предельно кратким: за победу антигитлеровской коалиции над фашистской Германией! Маршал был неузнаваем. Смеялся, шутил и пел, а после фуршета пустился в пляс. Долго и лихо исполнял «русскую», аж пол прогибался. Закончив, вытер платком вспотевшие лоб и шею, бил в ладони, подбадривая тех высоких военных, которые по его примеру тоже пошли в пляс. Задор и азарт не покидали маршала до самого рассвета. Победа одарила его превосходным настроением. Выйдя на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, Георгий Константинович услышал мощный гул и треск: стрекотали автоматы, ухали орудия... Снова бой? Нет-нет, Победе салютует военная братва. Маршал тоже вынул из кобуры пистолет и разрядил его в воздух... [649] Под утро мы встретились вновь с Борисом Горбатовым. Он подробнейше рассказал обо всем том, что происходило при подписании акта о капитуляции. Заседание открыл маршал Жуков. После краткого вступления он попросил пригласить в зал представителей немецкого главного командования. Все устремили свои взоры на дверь. Первым вошел в зал генерал-фельдмаршал Кейтель, самый близкий военный сподвижник Гитлера, начальник штаба верховного главнокомандования вермахта, активнейший участник разработки и осуществления агрессивных планов фашистской Германии. Явился он в парадной форме, видимо, хотел выглядеть подобающе и произвести благоприятное впечатление. Он чинно поднял руку вверх, в которой держал свой фельдмаршальский жезл. Этим жестом он приветствовал представителей Верховного Главнокомандования советских и союзных войск. Однако, сказал Борис Горбатов, на лице фельдмаршала он заметил мелкую дрожь, конечно, тот нервничал. — Следом за Кейтелем вошел, — Горбатов взглянул в блокнот, — генерал-полковник Штумпф. На лице читалась злоба, ненависть. Последним переступил порог адмирал флота Фридебург. Ежился, будто холодом его обдало. Почти у самого входа они сели за столик, приготовленный для них. Когда маршал Жуков и представители союзных войск удостоверились, что немцы изучили акт о безоговорочной капитуляции и готовы его подписать, их пригласили встать и подойти к столу союзного командования. Кейтель быстро встал. В этот момент у него упал монокль и повис на шнурке. Он очень покраснел, на глазах у всех скис. Побитый вид был и у остальных немцев. Кейтель сел на край стула и подписал все пять экземпляров акта. Штумпф и Фридебург тоже поставили свои подписи. Это было в 0 часов 43 минуты. Жуков предложил немцам покинуть зал. — Мы обнимались, поздравляли друг друга... Свершилось то, к чему шли через все невзгоды от Москвы и [650] Ленинграда, от Курска и Ржева.... А ты, дорогой мой Юрий, от Сталинграда.... Помнишь, я в Сталино написал репортаж, назвав его «Здравствуй, столица шахтерского края!». Теперь же мы с тобой можем написать: «Здравствуй, Победа! Здравствуй, мирная Родина!». На этих словах Бориса Леонтьевича мы расстались. Правда, уходя, он произнес: «До встречи в Москве». Начиналось солнечное утро. Кто-то из наших газетчиков со вздохом вымолвил: «Соснуть бы часок...» Какой там сон! — и мы, пятеро репортеров из «Фронтовика», двинули к рейхстагу встречать первый День Победы. Перво-наперво овладели трофейной зенитной пушкой, коих на Королевской площади было несколько. Мы «захватили» ту, у которой возвышалась горка ящиков со снарядами. Я занял позицию наводчика, ибо знал толк в стрельбе из орудия, срочную службу ведь прошел в танковых войсках, много раз доводилось стрелять из пушки. Майор Николай Иванов вызвался быть заряжающим. Капитану Герману Григорьеву и майору Поликарпу Брызгалову выпала роль подносчиков снарядов. Ну а Владимир Гребнев нацелил на нас «лейку». И мы дали трехкратный залп в берлинское небо. Отсалютовали нашей Победе! Праздник катился по берлинским улицам. Музыка, танцы, песни всколыхнули немецкую столицу. Солдаты Победы от всей души шли в пляс у Бранденбургских ворот и на Зиг аллее, на Александерплац и в парке Тиргартен. Наши песни — «Катюшу», «Полюшко-поле», «Три танкиста», «Широка страна моя родная», про Стеньку Разина услышали все окна и балконы, на которых удивленно маячили горожане-немцы. Увидел вблизи рейхстага бойца без ноги, притопывающего костылями. — Кто такой? — Из медсанбата «хозяйства» Негоды, — ответил. — Разрешение получил поучаствовать в празднике. Такое торжество грех пропустить... В полдень пошли митинги в батальонах, полках. [651] Поздний вечер. В редакции тишина. Идет работа над очередным, победным номером газеты. Кстати, имя у нее новое — «Победитель», «Фронтовик» ушел в историю. Корреспонденты пишут репортажи с митингов, интервью с героями-победителями, готовят информации об увиденном за день на улицах и площадях Берлина. Фотокор, закрывшись в темной комнатке, что-то проявляет, печатает. Художник капитан Илья Кричевский листает свой альбом рисунков. Кстати, он человек несуетливый и спокойный, в дни берлинских боев и после них всюду поспевал. Сделал великолепные портреты героев штурма рейхстага — полковника Зинченко, капитанов Неустроева и К. Самсонова, знаменосцев Егорова и Кантария, командира роты Сьянова. Рейхстаг он изобразил со всех сторон. Все написанное, нарисованное художником, отпечатанное фотокором легло на стол редактору. А он и ответственный секретарь долго-долго колдовали, что из многочисленных материалов пустить на страницы завтрашнего номера газеты. К полуночи страницы газеты были сверстаны. Центральным материалом был наш коллективный репортаж с победного митинга 756-го стрелкового полка 150-й дивизии. Полностью изложены речи полковника Зинченко, капитана Неустроева, сержанта Егорова и младшего сержанта Кантария. В номер пошли снимки с митингов и улиц Берлина. Нашлось место и рисункам нашего художника. Первая страница открывалась аншлагом: «Здравствуй, Победа!». Пятак-спаситель Пулеметчика Андрея Кулиша в роте все звали Банкиром. Никто к нему не обращался ни по имени, ни по фамилии. [652] — Эй, Банкир, дай-ка закурить! — Банкир, тебя командир взвода требует. А он и не обижался. Привык. На новое имя всегда отзывался. Мгновенно. Прикипело к нему это имя вот как. Бои шли в Польше. Рота остановилась на ночевку на окраине города. Еще не успели солдаты расположиться на ночлег, как в избу, где находился первый взвод, кто-то привел пленного фрица. Командир велел ему выложить из карманов документы. Немец исполнил приказ. На стол легли разные бумаги, письма, какие-то вырезки из газет. Командир, просматривая скарб пленного, вдруг в одном из конвертов заметил несколько монет. Лейтенант высыпал их на стол. — Награбил, бандюга, — зло сказал командир первого отделения Яков Брызгалов. — А деньги-то старинные, — произнес лейтенант. — Видите, на каждой монете личность царя имеется. В этот момент у стола появился пулеметчик Андрей. — Он, наверное, нумизмат, — разглядывая серебро, сказал Андрей. Немец понял и радостно залепетал: — Яволь, яволь, нумизмат. — Как, как? — переспросил Брызгалов. — Ну-миз-мат, — певуче повторил Кулиш. — А это что еще за чучело! — снова допытывал Брызгалов. — Фашист он и есть фашист, как бы себя ни величал, — послышалось из дальнего угла комнаты. Когда пленного увели, Андрей Кулиш сказал: — Я ведь тоже нумизмат. — Ну? — удивился Брызгалов. — Точно. — Значит, ты в одной компании с этим фрицем, — снова подал голос дальний угол. — Брось шуточки, — огрызнулся Кулиш. — Нумизмат — это человек, собирающий монеты, ну, деньги. [653] — Деньги собирают и копят только банкиры, — сказал Брызгалов. — Это правда, — подтвердил дальний угол. И пошел спор. Одни доказывали, что всех банкиров, а нумизматы и есть таковые, надо просто раскулачивать, и нечего, мол, заниматься накоплением в домашних условиях денежного капитала; другие же утверждали, что нумизматика, как и всякое коллекционирование, штука полезная. А Кулиш, нумизмат со стажем, с упоением рассказывал, как он в довоенное время создал богатейшую коллекцию из старинных монет разных государств. И начинал свою речь «денежными» словечками: доллары да шиллинги, рупии да левы, кроны да марки. Кулиш рассказывал до тех пор, пока отделенный не скомандовал: — Банкир, хватит. Отходи ко сну... А утром с подъема имя «Банкир» приросло к Кулишу. Может, следовало его все-таки не банкиром, а нумизматом прозвать, но так получилось: отделенный сказал — остальные подхватили. С того дня вся рота прониклась каким-то особым уважением к своему нумизмату. Если кто-либо находил монету, обязательно нес ее к Кулишу: посмотри, мол, может, годится в коллекцию. В «доме Гиммлера» случилось такое, что Банкир чуть душу не отдал, но спасла его монета. Он ее всю войну при себе носил. Говорил, память о доме. И верно, что память: когда уходил на фронт, его старшая дочь, двенадцатилетняя Аннушка, поцеловав в щеку, положила ему в руку большой медный пятак — на память. Кулиш спрятал монету в нагрудном кармане гимнастерки и так с пятаком дошел до Берлина. Изредка он вынимал его, и тогда перед глазами возникали родной дом, его голубоглазая Аннушка. А в «доме Гиммлера», когда пулеметчик Кулиш поднялся на второй этаж, что-то тяжелое ударило его в грудь и, кажется, насквозь пробило сердце. От удара упал на пол. Пришел в себя, когда услышал голос Брызгалова: [654] — Что с тобой, Банкир? — Сердце пробито, — еле прошептал пулеметчик. — А ну-ка посмотрим, — сказал Брызгалов и стал расстегивать гимнастерку. Брызгалов осмотрел грудь Андрея — ни царапины. Снял с него гимнастерку и рубаху — тоже никаких ран. — Вставай, Банкир! Целехонек ты. Хватит притворяться... А тот все шептал: — Посмотри сердце... Огнем обожгло его... Брызгалов поднял с пола гимнастерку, заметив пробитый карман, опустил в него руку. В кармане нащупал что-то металлическое. Вытащил. И вот чудо: в медном пятаке торчала пуля. — Погляди-ка, Банкир, вот твоя смерть где застряла, — в монете. Кулиш дрожащими руками взял пятак и, вставая, прошептал: — Спасибо, Аннушка! |
Вот-вот исполнится 60 лет нашей Победе. Сколько же нынче ее творцам? Считайте Да, вы точно подсчитали: нам за 80. Мы благодарны судьбе за то, что она милосердно подарила нам жизнь и дала возможность встретить... |
Василий Ленский Лекции каунасский технологический университет. Литва... Вот зашли мы случайно в эту аудиторию. Написанное на доске я попросил не стирать. Специально. Неважно, художник ли вы или вы музыкант,... |
||
Исследовательская работа «Волшебные кристаллы» В мире очень много интересного и необычного. Вот, например, кристаллы. Они встречаются в нашей жизни везде, притягивая своей необычностью... |
Горьковка Горьковское ш. 510-8744, 507-8219, 502-4637, 518-3105,... Автосервис налево будет, а перед Вами будут ворота и территория автобазы, так вот в самом дальнем углу этой базы есть ангар, вот... |
||
Задания 1 этапа Считается, что каждый сантиметр плодородной почвы создается в течение 100 лет. Сколько лет нужно работать природе, чтобы создать... |
Литература по теории киноискусства, даже количественно, чрезвычайно... Зак изд-ва №217. Тираж 3000 Зак тип. №2736. Форм бум. 82^IW^ 12 1/2 печ лист по 36736 зн в л |
||
Памятка для подростка по правовому статусу Дорогой друг, ты, наверное, знаешь, что когда тебе исполнится 18 лет, жизнь станет сложна от гражданских, трудовых, административных,... |
Санкт-Петербург Четыре исследования, собранные и предлагаемые мною в этой книге, — о сущем как сущем, о вот-бы-тии и так-бытии, о данности реальности... |
||
В эти дни, когда Россия снова оказалась в глубоком кризисе, я часто... Амоса: Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю на землю голод, не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов... |
Здесь везде Пушкин. Ступени лестницы поднимают меня на второй этаж... Стул в углу, совсем без украшений, словно здесь жили монахи. Небольшая темная кровать, как раз для подростка тринадцати-пятнадцати... |
Поиск на сайте Главная страница Литература Доклады Рефераты Курсовая работа Лекции |