Руководитель творческого семинара




Скачать 0.82 Mb.
Название Руководитель творческого семинара
страница 1/6
Дата публикации 06.06.2014
Размер 0.82 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Психология > Документы
  1   2   3   4   5   6
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ ИМ. А.М.ГОРЬКОГО

Проект диплома

Студентки 6 курса

заочного отделения
Стручковой Анны Эдуардовны

Руководитель творческого семинара
проф. С.П. Толкачёв


Москва

2008 г.

Содержание
1. Автобиография……………………………………………………3

2. Каллиграфия………………………………………………………5

3. Венера……………………………………………………………12

4. Айдар……………………………………………………………..26

5. Снегурочка……………………………………………………….37

6. Наваждение………………………………………………………49

7. Письмо……………………………………………………………62

8. Полярный летчик………………………………………………..67

Автобиография
Еще учась в последнем классе, с удивлением обнаружила в справочнике институт, в котором мечтала учиться. Трудно выразить свой восторг от открытия, что такой институт действительно существует. Сразу же запомнился адрес: «Тверской бульвар, 25». Но несмотря на это, решила, что поступлю в него тогда, когда будет необходимый жизненный опыт, чтобы «было о чем писать».

В 1995 году поступила на факультет психологии в Государственный университет гуманитарных наук. Психология привлекла в первую очередь этимологическим происхождением слова – «наука о душе». На втором курсе стало ясно, что «души» в психологии нет, а есть материализм и психофизиология с ее запутанными нейронными отношениями и препарированием улиток. Были расставлены все точки над «i»: из нас должны были получиться психологи-исследователи, что меня очень расстроило, поскольку я хотела работать с живыми людьми, а не с вероятностным распределением.

Поэтому в один из теплых сентябрьских дней 1996 г. в смятении я приехала на Тверской бульвар. Робко постучалась в дверь, над которой висела табличка «приемная комиссия». За обитой дерматином дверью сидели две на вид очень занятые дамы, одна спиной ко мне, другая в пол-оборота, и что-то писали, склонившись над столами. Я поздоровалась и спросила насчет поступления. Одна из них жестом указала на стопку методичек для абитуриентов. Взяв методичку, я набралась храбрости спросить:

- Когда у вас бывает день открытых дверей?

Дамы синхронно обернулись и окинули меня насмешливым взглядом:

- А что, сейчас мы, по-вашему, закрыты?

Они переглянулись, и одна из них вынесла вердикт:

- Выучить писать невозможно. Вон сколько, - кивнула куда-то в сторону, - все учим и учим…

- Талант либо есть, либо нет. Учись – не учись, - строго добавила другая.

Не найдя, что ответить, я сказала «спасибо» и вышла.

Этот вроде бы несерьезный разговор сильно поколебал уверенность в собственных силах. Я отложила поступление и продолжила учиться психологии.

Даже спустя несколько лет, когда я уже училась в Лите, мне не раз вспоминался этот разговор. Можно ли научиться писать? Вплоть до недавнего времени мне казалось, что для того, чтобы писать, надо раскрыть в себе некий источник, чтобы текст потек как бы сам собой. Я все ждала, когда это случится, думая, что не имею права писать, если у меня нет такой способности. Но ничего не происходило. Возникали интересные идеи, но приходилось их постоянно откладывать. Поскольку сразу ничего не получалось, мне казалось, что я просто «убиваю» их.

День проходил за днем, год за годом, а идеи так и оставались идеями. Когда их объем достиг критической массы, к счастью мне стало ясно, что ждать нечего. Прошел страх причинить им вред. Ведь идеи, если задуматься, живут только в воплощении. Бессмысленно хранить их, надеясь, что когда-нибудь придет вдохновение и, наконец, сможешь их осуществить. У меня изменилось восприятие литературного творчества. Теперь я воспринимаю идею как цель, над достижением которой нужно работать, как над любой другой целью. А значит, вопрос таланта снимается.

И, наверное, это самое главное, чему научил меня Литературный институт. Понимание, что можно написать то, что хочешь, если приложить много усилий. И когда-нибудь, я надеюсь, мне это удастся.


Каллиграфия

Под сводом арки одиноко, точно отчаявшись, выл ветер. Когда сквозь нее кто-нибудь проходил, он завывал все сильнее, забираясь выше и выше, пока, наконец, дойдя до самого верха, не обрывался стремительно вниз. Высокая девушка, прошла сквозь арку, спрятав лицо в воротник. Она не слышала ветра, не замечала ни домов, ни машин. Ее маршрут был выверен изо дня в день и настолько знаком, что подчас казалось, что даже люди ей встречаются одинаковые.

Когда Галя выходит на работу, в домах еще очень мало светящихся окон, горят фонари и, темно-синим озером вверху стынет небо. Под ногами стеклянными лампочками лопается лед. Идти ей совсем недолго: наискосок по детской площадке, мимо неподвижной карусели и за угол хрущевки. Песочница засыпана снегом, в ней замерзли чьи-то следы. Было время, давно забытое Галей, когда ее мир умещался в рамках этой деревянной песочницы, в которой лежали несколько формочек и совок. А сейчас ветер сдувает белую пыль с качелей, и на стертых сиденьях отчетливо проступает древесный лик. За площадкой Галя огибает хрущевку, скругляя угол, прямиком через сад, хоть и без дороги, но там все ходят. В ветвях акации висит черная тряпка. Когда Галя подходит ближе, становится видно, что это галка. Она сидит, не двигаясь, точно примороженная к ветке на своих длинных ногах-спицах. Сразу и не разглядишь в тесном изломе ветвей. Дохнул ветер, переломились спицы, вскинулись крылья и, в несколько взмахов она уже высоко над домами. Галя проводила ее взглядом, и через минуту вошла в здание с лимонно-желтыми неживыми окнами.

У белого здания поликлиники, расписанного параллелями серых швов, точно гигантская тетрадь, с раннего утра собиралась очередь. Занимать приходили с шести утра. Галя с трудом выносила эти утренние смены, когда казалось, что очередь никогда не прекратится. Талонов на всех не хватало и приходилось постоянно вывешивать списки врачей, к которым уже не было записи. Жалобам и раздражению не было конца, до тех пор, пока не прекращалась запись.

- Вот и Галка прилетела! – полноватая Катька, с куцым хвостиком обесцвеченных волос, уже сидела на приеме. Улыбнулась Гале пухлыми губами, - Видала там, в коридоре? Картина Репина «Не ждали»!

Катька всегда произносила эту фразу, когда была в хорошем настроении, несмотря на то, что очередь в регистратуру каждый раз была одинаково длинной. Подняв свое внушительное тело, она пошла вывешивать первые списки, к кому уже нельзя было записаться. Галя втайне завидовала ее уверенности, потому что не могла спокойно смотреть на уставшие и разуверившиеся лица в очереди.

- Маммография, ЭКГ, - доносится из коридора, там уже обступили бумажку, шепчут, перечитывают, – Даже пятнадцати минут не прошло, а уж закончились… Кто-то уходит, остальные терпеливо ждут.

Галя села за стол и принялась заполнять бланки. Она работала в регистратуре уже третий год, и день за днем выписывала направления, записывая больных в толстую амбарную тетрадь. День повторялся за днем и, лица больных для нее слились в одно неразличимое целое. Она склонялась над бумагами и весь день только и слышала: «Дайте талон на УЗИ, к окулисту, …»

Работа ее была простой, она шуршала ручкой, перечеркивая бланк торопливыми росчерками. Неразборчивые буквы так и неслись по полупрозрачным желтым бланкам.

- Мне надо к эндокринологу и к кардиологу, - напротив Гали медленно села пожилая женщина с палочкой.

- К кардиологу запись закончилась, к эндокринологу сейчас выпишу, - Галя стала быстро водить ручкой по листку.

- Дочк, послушай, деду моему очень надо попасть… - губы женщины торопливо складывались в гармошку, а сама она сморщенной рукой протягивала Гале что-то, завернутое в газетку.

Галя отвела рукой сверток, покачала головой и продолжала молча писать. Медленно выписывала направление, буквально выцарапывая каждую букву в тоненьком папиросном листочке:

- Нет у нас сегодня записи…

- Што? Не слышу.

- Послушайте, нет у нас записи к кардиологу. Талоны закончились. Приходите завтра пораньше, может быть удастся.

- Дочк, я тебе буду благодарна. Будь добра, запиши его, он у меня сердечник… И еще тише сказала: - За грудь держится все… Боюсь я…

Ее почерк, как зубцы пилы прорезают желтоватый бланк насквозь. На следующих трех слоях бумаги выдавлен след ее ручки. Галя отрывает талон и подает его женщине с палкой. Та берет, подносит к глазам прыгающей рукой.

- Это что? Не пойму к кому талон? – женщина показала сидящему рядом у другой регистраторши пожилому мужчине, тот посмотрел и пробормотал: - Не разобрать ничего… пишут как курица лапой.

Галя молча смотрела перед собой. Тихо, с жестью в голосе сказала:

- Это к эндокринологу.

Женщина взяла у мужчины талон обратно и спросила:

- Что? А де ж кардиолог?

Перед ней каждый день проходило около сотни людей, и у каждого был свой особенный, ни на что не похожий случай, требующий особого подхода. Все нуждались в помощи…

- У тебя самой сердце-то есть? Я сюда едва дошла…

Галя подняла голову и неожиданно громко и грубо сказала, почти крикнула:

- Что я вам рожать должна направление? Сказано: на декабрь талонов нет.

Катька в тот момент разговаривала с медсестрой из хирургии, и как по команде развернулась. Она не помнила, чтобы ровная и спокойная Галя когда-нибудь повышала голос.

Женщина молча поднялась и медленно стала подниматься, но несколько раз ее рука соскальзывала с костыля.

Старик, что сидел рядом, кивнул в сторону Гали:

- Сразу видно, что не на своем месте.

- Нет мест, бабуся, слышали? –– подоспела Катька, помогая женщине встать, - если что, скорую сразу вызывайте, не тяните… Катька фамильярно, но осторожно развернула женщину к выходу, дверь закрыла и обернулась.

- Галчонок, ты чего, а? – Катька выгнула шею и смотрела на нее так, словно впервые видела. Галя не отвечая, смотрела в окно и никого не видела. Катька почему-то довольно крутанулась на месте, и руки в карманы опустила.

– Работа собачья. Тебе в отпуск надо. У тебя еще осталось что-нибудь?

- Нет. Я уже все отгуляла до июня.

- Ну, что-нибудь придумать можно… Больничный или за свой счет… А сейчас давай-ка, отдышись на свежем воздухе. Сигаретку дать или свои есть?

- Есть, - Галя накинула поверх белого халата пальто, и немного ссутулившись, вышла из двери. Когда она проходила мимо очереди, ей показалось, что все осуждающе смотрят ей вслед. Две женщины в больших, похожих на нимбы беретах, до того разговаривавшие, молча смотрели на нее. В их глазах не было укора, они смотрели на нее с надеждой, как на всякого, кто выходил из-за заветной двери. Она чувствовала, как очередь передает ее из глаз в глаза, множество сменяющихся взглядов были для нее ударами; отчаявшихся и недовольных, усталых и любопытных.

Наконец она спустилась по лестнице черного входа и толкнула дверь. И тут же она попала в другой мир, где не было суеты, где не было бесконечной вереницы судеб, которые превратились для нее в одно сплошное черное пятно, в кляксу на листе бумаги.

Уже давно наступил день, потеплело, и небо было затянуто сплошным белым покрывалом облаков, в которое упирались черные тополя. Из их кряжистых, неказистых стволов как лучи отходили в стороны ветви, и на этих ветвях расселись галки. Под ногами по асфальту разбежалась паутина трещин, в которых теперь блестела оттаявшая вода. Галя дошла до угла поликлиники, звук ее каблуков казался чужим, как будто не принадлежал ей. Здесь стояли мусорные контейнеры на неуклюжих, развернувшихся в разные стороны колесиках. Она достала из пачки сигарету и закурила, поддерживая одну руку другой.

Галя спугнула двух галок с черными, как бусинки глазами, которые отнимали друг у друга корку белого хлеба. Возле помойки валялись связки старых книги и журналов - «Наука и жизнь», «Иностранная литература». Подойдя ближе, Галя увидела стопку тетрадей в бурых выцветших обложках.

Одна тонкая тетрадка лежала совсем рядом к ней, и ее страницы листал ветер. Галя осторожно носком туфли перелистнула тетрадь, чтобы посмотреть обложку. На тонких параллельных линиях было аккуратно написано: для сочинений по русскому языку ученицы третьего «А». Галя наклонилась и стала переворачивать листок за листком. Пожелтевшие страницы были заполнены ровным почерком, и Гале вдруг вспомнилось, что и ее тетради были полны красивыми наклонами букв.

Галя писала как никто в классе. Она словно не писала, а рисовала. Неуловимо меняя нажим ручки от наклона к основанию, она создавала чудесный ритм строк, складывавшийся точно стихотворение, из любого текста, даже из разрозненных фраз диктанта. Нежная припухлость абрисов букв придавала им очарование наивности. Их линии были одновременно гибкими и воздушными, так что каждая страница была устлана ими, как орнаментом. Галя хорошо училась, и не раз бывало, что на контрольных по русскому позади нее садился отличник Сашка Кузнецов и по-гусиному вытягивал шею, всматриваясь в синие леса ее строк.

Вот сочинение на тему: «Кем я хочу быть». И мы писали такое, подумала Галя. А кем она мечтала быть тогда? Врачом, который помогает людям. Тонкие струйки дыма, которые она выпускала, мгновенно рассеивались в белом небе.

С тех пор прошло много лет, и теперь она не знает, может ли она помочь хотя бы себе? Галя закурила еще сигарету, и вдруг закашлялась.

А ведь тот старик был прав, тысячу раз прав, сказав, что она не на своем месте. Ведь она действительно не на своем. Три года надежд, борьбы, разочарований… Когда она в очередной раз провалилась на экзамене в первый мед, сказала себе стоп, сколько можно. Живут же люди и без высшего образования. Глаза вдруг наполнились слезами, Галя закрыла лицо рукой.

Она же пыталась.. но ей все не везло. Неужели сдалась? Та самая Галка, тетради которой когда-то были подписаны гордо: Галина Бицкая. И верхняя планка «б» уходила ввысь, точно для взлета....

Какой у нее был почерк! Ее буквы верили в счастье. А сейчас? Что стало теперь? В регистратуре она слишком много пишет. Каждый день полон каракулями слов, потерявших смысл для нее. Но она продолжает писать по привычке, не замечая, не думая, что может быть иначе. Дни складываются с днями, много раз написанное накладываются друг на друга и превращаются в одно темное пятно. Словно она поставила кляксу в тетради своей жизни.

Налетел ветер, и с тополей неожиданно сорвались галки. Как в детстве Галю окутал их аукающий крик. Перекатываясь между домами, он словно был своим собственным эхом. Они сделали круг над поликлиникой и улетели.

Галя вернулась в поликлинику, уверенно прошла мимо очереди в регистратуру. Села за стол, открыла ящик, достала чистый лист бумаги и вывела своим аккуратным, давно забытым почерком: «Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Галина Бицкая».

Венера

Из кармана Володьки выпал листочек. Он как раз нагнулся, чтобы зашнуровать развязавшийся шнурок, и тут он выпал. Так ничего особенного, обрывок тетрадного листа. И никто бы не заметил, если бы рядом не стоял вечно подтрунивавший Юра.

– Постой, что это у тебя? – со смехом спросил он. – Какие-то цифры…

– Да так, пустяки, - тихо, почти себе под нос, сказал Володька, продолжая завязывать шнурок, но его уши мгновенно стали пунцовыми.

- Пустяки говоришь? – хохотнул тот, - А дай-ка посмотреть! Юра сделал вид, что собирается поднять листочек, но Володька бросил шнурок, быстро схватил листок и зажал в руке.

- Да оставь ты его в покое, - миролюбиво протянул Колька из своего угла.

Надо было торопиться. Володька побежал к выходу.

- Ты куда? - не унимался Юра.

Володька махнул рукой, не оборачиваясь, быстро сбежал по крученой лестнице, которая спускалась в цех, на ходу засовывая бумажку в карман.

– Ты смотри, молодежь не разговаривает. К невесте, что ль побежал?

На часах было без пяти час. Начался обед у его смены, а Володьке еще нужно было успеть на переговорный пункт, потому что мама ждала его звонка. Каждую неделю он звонил ей, чтобы она не волновалась. Пункт находился в другой стороне от общаги и Володьке приходилось рисковать, чтобы успеть вовремя обернуться.

Володька торопился, почти бегом он пробежал мимо раздевалок, откуда резко пахнуло полуденным потом, повернул направо, где в полутемном коридоре ему предстояло пройти мимо душевых. Володька замедлил шаг, его ноги в сандалиях скользили по кафельным квадратам. Здесь была непрекращающаяся сырость, стоял тяжелый влажный воздух. Сначала шла мужская душевая, дверь в нее была открыта, и оттуда было слышно, как с равной частотой бьют об пол сильные струи воды. Володьке мгновенно представилось, как из душевых раструбов, хлещет вода, а потолок скрывается в клубах пара.

Его охватывало странное возбуждение при взгляде на дверь женской душевой. Эта дверь обычно была закрытой. Тем не менее, всегда проходя мимо, Володька смотрел сквозь зеленовато-голубые стеклянные кирпичи, из которых была сделана стена раздевалки. Его всегда волновала такая непосредственная близость обнаженных женских тел. Сквозь нее иногда можно было видеть лишь неясные силуэты, белесоватые размытые тела, распадающиеся на отдельные квадраты. Они напоминали картины кубистов, которых Володька не понимал. Он мечтал, чтобы дверь, за которой сквозь звук льющейся воды слышались такие зовущие тонкие голоса, когда-нибудь открылась. Но этого все не происходило. С уже знакомой тоской он посмотрел на эту дверь в незнакомый и манящий мир.

И неожиданно именно в этот момент, чуть скрипнув, темная дверь приоткрылась и из нее, о чудо! появилась девушка. У Володьки захватило дух – она была обернута лишь в полотенце. Она выскочила и тут же закрыла за собой дверь, прислонившись спиной к двери. В руках у нее была охапка полотенец. Ее мокрые волосы ниспадали на плечи, сворачиваясь блестящими тонкими змейками. Полотенце прикрывало лишь начало ее ног. Она прижалась спиной к двери, держа в руках охапку полотенец. Володька оторопел, и даже остановился. Увидев Володьку, девушка смутилась, но, увидев, как оно уставился на нее, показала ему язык. Сразу же за этим из душевой раздались крики: «Настька! Совсем сдурела?!» И дверь резко подалась наружу. Девушка хохотнула, но устояла, упираясь изо всех сил. Володька как завороженный, даже уходя, не мог оторвать глаз от этой Насти, которая, хохоча и упираясь обеими ногами, выдерживала атаку изнутри. При этом полотенце на ней начало сползать. И даже показалось розовое полукружье соска. Пытаясь натянуть полотенце повыше, она чуть сбавила нажим, и дверь стала поддаваться. Силы были неравны, Настька стала смеяться. Дверь открылась, и тут же под общий смех несколько пар рук втянули ее обратно. Дверь захлопнулась, и в коридоре снова стало тихо. Володька еще несколько раз оглядывался, ему все мерещилось, что дверь откроется снова. Но она оставалась запертой.

Володька прошел проходную и вышел на улицу. Над асфальтом плыл июльский воздух, похожий на расплавленное стекло. Он как всегда по пятницам, вышел в обед, чтобы отправить телеграмму. Мама волнуется за него, как бы чего не случилось и каждую пятницу он шлет ей телеграмму. Всегда с одним и тем же коротким текстом: «Все хорошо. Целую. Володя». Ее телеграммы тоже коротки: «Береги себя. Целую. Мама». Все также, наверное, по утрам стоит в очереди в единственный в деревне магазин. И рассказывает соседкам, какой у нее замечательный сын. По вечерам усаживается с роман-газетой в старенькое кресло, а за окнами собирается темнота и ждет, когда она в очередной раз уронит голову в дремотный сон. Володьке хочется чем-нибудь ее порадовать. Когда ему дали первую зарплату, он сразу же решил откладывать ей на подарок. Черно-белый телевизор с большим экраном. Толик обещал по знакомству устроить «Изумруд». Скоро, месяцев через пять-шесть, он сойдет на маленькой железнодорожной станции с большущей коробкой, такой, от которой соседки ахнут, а мама только руками всплеснет.

Володька попал в этот городок по распределению. Сразу после техникума у него был выбор: поехать с ребятами на БАМ или остаться в области, чтобы изредка наведываться к маме в деревню. Конечно, он выбрал маму. Как он может бросить ее одну, хотя она и не настаивала. А этот городок еще недавно был поселком. Многоэтажек совсем немного, и они столпились в центре, а по краям разбежались частные домики. Неширокие улицы лениво переходят кошки, проезжают изредка машины с надписями «хлеб», «молоко», оставляя за собой широкий пыльный след. Володьке нравились его незамысловатые улицы с многоэтажными домами, где у подъездов тянулись вверх подсолнухи, и цвела мелкими звездочками картошка, сидели бабушки во всем светлом, точно выцветшие под горячим солнцем. Нравилось ходить на речку после смены, а потом идти домой, оставляя возле дороги отпечатки босых ног. Зарплата у него была хорошая, и он был бы абсолютно счастлив, если бы не одно «но». Не было у него ничего с девчонками. Он стеснительный, боится к девчонке на танцах подойти.

Володька не любил смотреться в зеркало. В его комнате в общаге не было больших зеркал, и он чувствовал себя гораздо лучше. Он считал себя безобразным, и особенно его раздражали его собственные уши. Когда он смотрел на себя в зеркало, он удивлялся, насколько чужими кажутся ему его собственные уши. Казалось, что они жили своей жизнью, совершенно не связанной с ним. Сколько себя помнит, он мечтал, чтобы они были поменьше и не топорщились. Володька был уверен, что его неуверенность кроется именно в них, больших, точно лопухи.

Уши у него действительно были примечательными. В детстве мама не раз завязывала их платком на ночь, чтобы они не так топорщились. Но, несмотря на все ее старания, природу обмануть не удавалось, и уши продолжали все так же бодро торчать в разные стороны. Володька иногда с ужасом разглядывал их в свое маленькое зеркальце для бритья, ощущая их совершенно чужими по отношению к себе. Они светились на просвет, и в них были видны веточки красных сосудов.

Из-за своей внешности, он не любил лишний раз обращать на себя внимание. Подчас ему неудобно было здороваться, он чувствовал себя неловко, когда взгляды всех обращались к нему. Он покрывался красными пятнами, как будто только вышел из бани.

Его волновало все, каким-либо образом связанное с миром женского. Он жадно смотрел на девушек, но не решался сделать первый шаг. Они были для него выходцами с другой планеты. Каждая казалась недосягаемой мечтой. Этот мир был так близок и так далек одновременно, что Володька испытывал невероятные муки, разглядывая разные пошлые картинки в туалете. Среди надписей откровенно похабных он нашел недавно сделанную надпись, это был телефон некоей Кати, набор нескольких косо сбежавших цифр, написанных синей шариковой ручкой. Несколько дней он ходил и удивлялся, зачем девушке Кате помещать свой телефон прямо на двери в мужской туалет. И однажды ему пришла мысль позвонить по этому телефону и поговорить с ней. Тогда Володька, вырвав листок из тетради, списал ее телефон и постарался затереть надпись рукой, чтобы никто другой не мог разглядеть их. Цифры размазались, но их еще можно было прочитать, тогда он достал из кармана ключи и сцарапал их вместе с краской. Почувствовав некоторое спокойствие, он еще несколько дней собирался с духом, чтобы позвонить этой девушке, но все откладывал и откладывал, пока наконец не решился. Почта и переговорный пункт находились в одном месте и Володька, быстро отправив телеграмму, пошел к телефонам. Сел в кабинку, достал из кармана смятый листочек и набрал заветные пять цифр. Сначала в трубке долго шли гудки, каждый из которых как будто вытягивал остатки Володькиной уверенности. Затем сигнал прервался, и он вместо ожидаемого нежного голоса услышал хриплый бас:

- Даа!

- Здравствуйте, - голос сразу же пропал, и Володьке пришлось откашляться, - Катю можно?

- А кто это говорит? – с подозрением произнес тот же голос, тяжело ворочающийся в трубке.

Володька покрылся потом, не зная, что сказать, он сказал первое, что пришло в голову:

- Знакомый.

И тут же в трубке вслед за этим забился женский визг:

- Да что ж это такое?! Милицию что-ли вызывать? Трезвонят и трезвонят…

- Откуда у тебя ее телефон? – угрожающе спросил бас.

Володька медленно оторвал трубку от уха, высокий голос еще продолжал что-то выкрикивать, но он уже нажал на отбой.

Из переговорной он вышел с мелкими каплями пота на лбу, чувствуя себя полным идиотом. Через несколько шагов ему стало легче, он вспомнил, что сегодня пятница и через несколько часов он будет совершенно свободен. И может делать что угодно. А сейчас пора на обед.

В столовку он зашел как раз вовремя. В длинной очереди с подносами стояли его приятели и одновременно коллеги, Юра и Колян. Вокруг стоял веселый пятничный гул. Пахло борщом и компотом одновременно. Громче, чем обычно рассказывались анекдоты, гремели посудой и звенели ложками. Сегодня был день зарплаты – и у всех было приподнятое настроение, особенно если учесть, что до выходных оставалось каких-то три часа. За стойкой как всегда возвышалась повариха Люда, прозванная Венерой. Она всегда словно плыла надо всеми, совершенно выделяясь из общей атмосферы. Она была не просто поварихой – она была главной достопримечательностью их столовки. Здесь ничто кроме нее не имело столь аккуратного и обольстительного вида. Лоснящаяся клеенка на столе, гнутые вилки, растопырившие зубцы в разные стороны, чашки с отбитыми ручками. Но ее взгляд из-под густых накладных ресниц всегда был царственным. Все в очереди стремились привлечь ее внимание. Даже начальство завода как-то робело перед ней и при разговоре тщательно выбирало выражения. Но тщетно, несмотря ни на что, ее взгляд продолжал блуждать в пространстве, всегда поверх всех.

К ним подошел Генка, шебутной малый из второй бригады, и, подергав всех за руку, спросил:

- Ну что мужики, вечерком на танцы?

Юра сказал:

- Мы-то стары для этого дела, ты молодежь спрашивай, - и кивнул на Володьку. Тот заморгал, обычно он не ходил на дискотеку, но вдруг захотелось, и, чувствуя себя неуютно, он спросил:

- А вы что же, мужики?

Юра подумал-подумал, глянул на Коляна и сказал:

- Ну, таки и мы можем за компанию. Ведь могём?

Колян замотал головой:

- Так завтра машину чинить, вставать рано.

- А мы что ж до петухов с тобой будем?

Володька, несмотря на разговор, продолжал посматривать на Венеру, которая общалась с очередью.

Когда он впервые ее увидел, ее глаза поразили его больше всего. Своей какой-то нечеловеческой, неземной отрешенностью. Бархатно-карие зрачки покоились в окружении больших голубоватых белков. Даже когда с ней шутили, они оставались в глубине своей грустными и холодными.

Благодаря таинственности, что ее окружала, о ней ходило множество разных слухов, будоражащих Володьку. Он чуть не вздрагивал, когда на мгновение ловил ее взгляд. Он никогда не видел, чтобы она смеялась. Только улыбалась изредка уголком губ. Такой же прохладной, как она сама улыбкой.

Венера была высока ростом и очень пышна. В ее фигуре не было ни одного острого угла, вся она как монолит, складывалась из многих и многих округлых линий. Одни округлости плавно переходили в другие. Овал лица, гордый подбородок и темно-вишневые губы. Несмотря на это на ней всегда были обтягивающие платья. Даже белый халат, в котором она выходила подавать обед, тесно обнимал ее со всех сторон, перекатываясь при движении волной складок. Глаза были подведены черным, со стрелками, бесконечно уходящими вдаль, делая ее похожей на египтянку. И закрывая волосы, на ней высился белоснежный, накрахмаленный колпак. Словно сосуд, до краев наполненный величавостью она не входила, а выплывала на подиум к своим котлетам, супам и окрошкам. Она всегда была главной на раздаче, повелительницей столовой.

Когда Володька зашел, он почувствовал волну жара, здесь было еще жарче, чем на улице. Но в присутствии Венеры как будто становилось прохладнее. Она переставляла тарелки своими крепкими полными руками. Когда она подала ему тарелку с налитым борщом, он разглядел тонкий золотой браслет, подчеркивающий их мраморную белизну. На Володьку она производила совершенно волшебное действие. Он краснел и путался в словах, общаясь с ней.

Володька с благоговением принял от нее тарелку, как будто все, к чему она прикасалась, приобретало часть ее могущественного величия.

- Спасибо! – сказал Володька, и она, взглянув на него своими большими немигающими глазами, ответила:

- На здоровье!

Ее глаза преследовали его ночами, отчего-то пронизывающие, страшные.

После работы, Володька вышел во двор, где стоял аппарат с газированной водой, опустил в прорезь влажную от пота монетку и аппарат ожил. Шипя и подрагивая от напряжения он изверг из своих недр струю желтой жидкости, которая быстро заполнила граненый стакан. Володька взял стакан и сделал несколько глотков, но тут же поперхнулся и закашлялся. Лимонад был теплым и пузырьки скребли горло как наждак.

- Ну, как отрава? – поинтересовался стоявший неподалеку Генка, ловко очищая апельсин перочинным ножиком.

- Что? – не понял Володька, завороженно глядя, как из рук Генки оранжевой струйкой сочится кожура.

- Не надоело травиться еще? Пошли, отдохнем по-взрослому, - кожура плюхнулась на землю, Генка ловко разрезал апельсин и, стряхнув капающий сок, протянул Володьке половинку.

Они зашли в небольшое кафе при гастрономе, там возле кафельной стены стояло несколько столиков на высоких ножках. Взяв себе по кружке пива, они встали за одним из них. А когда стали пить, Генка достал из внутреннего кармана поллитру водки и, прикрываясь пиджаком, потянулся, чтобы налить Володьке.

- Нет, нет, не удобно… - слабо запротестовал Володька, закрывая кружку ладонью.

- Не удобно спать на потолке – одеяло сваливается, - подмигнул Генка, -Пятница, вечер – гуляем. - Генка уверенно отодвинул Володькину руку и тонкое прозрачное лезвие разрезало шапку пены, - Не все ж время паинькой быть.

Вокруг уже стал собираться народ. После рабочей недели всех тянуло развеяться, поднять настроение. После того, как они выпили, Генка спросил

- Ну что, как дела? Скопил? – спросил Гена.

- Почти. Месяц остался, - ответил Володька и коснулся рукой заднего кармана, где лежала получка. Он подумал, что, как только придет домой, сразу же положит ее в заветное местечко, о котором знал только он.

- Молодец! Настоящий мужик.

Они еще посидели какое-то время. Генка рассказывал о своей жизни, все время повторяя как присказку: «хочешь жить - крутись». Потом глянул на часы:

- Эээ… Мы ж так на дискотеку опаздаем. Не пойдет.

В пятницу клуб открывали, включали потрепанный магнитофон с дребезжащими колонками, и дискотека начиналась. Юра с Коляном уже потягивали жигулевское на скамейке в стороне от открытых дверей. Колян был несколько мрачен из-за того, что поругался с женой, которая не хотела его пускать.

Генка отпустил Володьку и тот, неловко поплясав у сцены, отошел в сторону. Ему было как-то муторно. Генка болтал с ребятами, таинственно вращая глазами по сторонам. И тут пробежал удивленный шепот.

- Венера пришла!

Она появилась на входе, покачивая дородными бедрами. На ней было обтягивающее модное лиловое платье до колен, с расширяюшимся кверху вырезом, в который выплескивалась грудь. При каждом ее шаге оно переливалось мокрым блеском. На замысловатой прическе, напоминавшей времена людовиков, с шиньоном высоко взбитых волос, был накинут полупрозрачный газовый платок, затянутый под подбородком. Длинная каштановая прядь аккуратно обводила лоб и выпуклость щеки, скрываясь за ухом с маленькой золотой сережкой.

Улыбаясь чуть снисходительно, как королева, она прошлась по залу. Начался медленный танец, но никто не рискнул пригласить ее, только Генка решительно направился к ней. Он был чуть ниже ее ростом, но, несмотря на это, ловко закружил ее в танце. Взгляды всех были обращены к этой необычной паре. Выделывая разные па, он успевал одновременно наговаривать ей что-то на ухо, на что она сдержанно улыбалась.

У Володьки пересохло в горле, он не отрываясь, следил за ними, чувствуя одновременно невозможность приблизиться к ней и сильнейшее желание оказаться на Генкином месте. Глядя на Венеру, ее колыхающееся великолепное тело, он с тоской думал, что она и есть средоточие всего женского. Если б она только ответила ему взаимностью!

Танец закончился, и Генка подошел к нему.

- Хочешь пригласить Люду? Я вижу, ты совсем сомлел.

- Что ты? Я не знаю, захочет ли Вен… то есть Люда, - Володька с трудом подбирал слова, чувствуя, что он пьян.

- Брось, что за упаднические настроения? Слабо попробовать?

Вновь начался медленный танец. Володька пересек зал, два раза споткнувшись, но все же удержавшись на ногах. Однако, когда он оказался перед ней, силы оставили его. Он открыл рот, и сказал:

- Разрешите…

И осекся, глядя на нее так вблизи, словно потерявший управление самолет. Люда смотрела на него со своей высоты и Володька, который хотя и был одного с ней роста, почувствовал себя недорослем, не достающим ей и до плеча.

И вдруг она молча, ни слова не говоря, положила правую руку ему на плечо, и подала ему левую, которую он, с небольшим запозданием подхватил, сплетясь с ее пальцами. Они стали танцевать, и Володька полуобняв ее за плечо, покачивался с ней как на волнах, ощущая ее сильный волнующий аромат. Все в ней было в ней таким поразительным, таким необыкновенным, что он совершенно забылся. Как вдруг неожиданно, прямо посреди танца его нагнала мысль, от которой по спине побежали мурашки: никогда еще он не танцевал в своей жизни и совершенно не понимает, как это ему удается. Но Венере удавалось так незаметно вести его, что ему казалось, что он прекрасно танцует, не замечая, что они топчутся на одном месте.

Немного погодя, он решил сделать ей комплимент. Выбрав среди всех слов, которые подходили к этому моменту, показавшееся ему самым удачным, он прошептал:

- Вы бо… божественно танцуете.

Ее ответная улыбка показала ему, что она знает это. Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Как на карусели он видел пролетающие мимо застывшие от удивления лица Юрки и Коляна. За каждый миг их танца которого Володька, не сомневаясь, отдал бы года. Музыка остановилась и она сказала:

- Я устала. Уже поздно, я пойду домой.

- Люда, можно мне вас проводить? – млея от нежданного счастья, спросил он.

- Почему бы и нет?

Когда они вышли из клуба, он, окончательно осмелев, приобнял ее за талию. Генка увидев их выходящими, присвистнул. Вот дает! Володька чувствовал невероятную гордость за то, что именно ему досталась такая красавица, настоящая женщина.

Немного шатаясь, он всеми силами удерживал себя в вертикальном положении. Отойдя немного от клуба, Люда вдруг прошептала:

- Пойдем к тебе.

Все в нем в один момент всколыхнулось, не может быть, чтобы это происходило с ним наяву. Он согласно мотнул головой, стараясь сохранять равновесие. И повел ее к себе, Обняв одной рукой за округлую талию, а другой, придерживая за кончики пухлых пальцев в блестящих кольцах. Ее талия была необычайной, с настолько плавным переходом вверх к груди, и вниз к полукружьям бедер, что, взгляд поневоле задерживался на этом долгом переходе, попадая в сети ее форм. Так они прошествовали по всему поселку, от площади до общаги, где они поднялись по лестнице с отбитыми ступеньками и успешно миновав вахту, подошли к его двери. В комнате обычно жило два человека, но Володьке повезло – его сосед уехал в отпуск на месяц.

Комната поражала взгляд своей почти больничной пустотой. В ней почти ничего не было. Через окно, на котором не было занавесок, по стенам раскачивались и ползли длинные тени от ветвистой липы, что стояла напротив. По обе стороны от окна одиноко темнели пустые железные кровати с высокими спинками с круглыми набалдашниками. Володька, не решаясь пригласить ее войти, остановился на пороге, но Люда вошла спокойно, как будто была здесь не в первый раз:

- Ну, принимай гостей.

Володька нащупал выключатель и в глаза ударил яркий свет лампочки, висящей на перегнутой проволоке. На его кровати поверх матраса лежала постель с ушастой подушкой, воткнутой в головах, а на кровати соседа на ржавой металлической сетке лежал свернутый колбасой полосатый матрас. Обе кровати провисали, когда на них кто-нибудь ложился. Стола и стульев не было – на полу лежал лишь раскрытый чемодан, с набросанными сверху рубашками и штанами.

- Не обжился ты еще… - тоскливо проговорила Люда и впервые прямо взглянула ему в осоловевшие глаза. Володька попытался привлечь ее к себе, но она оттолкнула, не грубо, а мягко, почти бережно, и жестом показала ему на кровать. В ее движениях сквозила усталость. Володька сел, а она обошла кровать и щелкнула выключателем. Стала шуршать чем-то неведомым в темноте позади него. Взвизгнула расстегиваемая молния, Люда обхватила себя руками и в один прием совлекла с себя платье, вывернув точно чулок наизнанку. Оставшись в одной комбинации, оголившей ее круглые покатые плечи, Люда аккуратно повесила платье на спинку кровати и точно также аккуратно, не торопясь, отстегнула застежки туфель на полных ногах, поставив их рядом, подошла к нему с волнующимся под шелком телом.

Володька же в это время сидел на краю железной кровати, выпрямившись как пионер и не смея шелохнуться. Только жарко пылали его уши, невидимые в темноте.

Затем она легко и уверенно села ему на колени, точно иначе и быть не могло, сразу же задавив его неохватным дородством, и обняв его за шею, притянула к себе, так что голова его с оттопыренными ушами оказалась у нее почти подмышкой. Издав хриплый стон, кровать осела под этой массивной ношей и Володька, почти раздавленный могучим телом Венеры, замер в истоме. Она возвысилась над ним недоступной горной грядой, и он почувствовал, как кровь с шумом отхлынула от сердца. Он и не помнил, что было дальше. Его руки с беспомощно растопыренными пальцами скользили по ее гладкой сорочке. Приснилось ли ему или это было на самом деле – ее мраморные ноги с голубыми прожилками и нежными коленями. И как он без устали целовал разведенные в стороны груди с темными ореолами сосков и треугольник темных волос, спрятавшийся под неоглядной белизной. И как отчаянно скрипели пружины этой видавшей виды кровати. Ничего этого он в точности не помнил, когда проснулся утром. Сладко потянувшись, он обрадовался тому, что сегодня суббота и впереди еще два свободных дня. В окно отчаянно билась липа, осыпая подоконник медвяными соцветиями с нежно-лимонными лепестками. Люды не было, дверь была приоткрыта и хлопала от ветра. Он встал и босыми ногами прошлепал по полу к окну. По небу бежали редкие белые облака с причудливо четкими очертаниями.

Голова болела, мучительно хотелось пить. Посмотрел на часы – половина одиннадцатого. Рука инстинктивно нащупала под подоконником тайник – выщербленную щелку. Провел там пальцами. Там был только холодный шершавый кирпич и больше ничего. Он опустился на корточки и заглянул туда. Там было абсолютно пусто. Тогда он залез в карман, там тоже было пусто.

- Венера! - застучало у него в висках – Не может быть!

Кое-как оделся, приходя в себя. Побежал к Генке. Тот, видимо недавно заснувший, был невменяем, но сказал, что никакой Люды он не видал, и где она живет, не знает.

- Зачем она тебе?

- Я не уверен, но мне кажется, что она взяла мои деньги.

- Твою заначку? Что за новости? – недовольно перекосил лицо Гена. – Не ссы, пацан!

Он уже собирался захлопнуть дверь перед Володькиным носом, как за спиной его послышался знакомый спокойный голос.

- Что там? – в прихожей показалась Люда, с растрепанными волосами, застегивающая халатик.

- Ничего, Люд, ничего! Поклонник твой, кто ж еще?

- Ааа, - протянула Люда разочарованно. – Малыш, чего тебе?

Уши Володьки густо покраснели. Он быстро развернулся и ушел.

Пошел к Коляну. Еще издалека он увидел, как двое – Юра и Колян что-то разглядывали, склонившись над открытым капотом запорожца, точно два стоматолога над пациентом,

- А Володька! Ну что, как вечер? Имел продолжение? - спросил Юра, беря под козырек.

Володька сразу стал как полевой мак.

- Было у вас что иль нет? – подмигивал Юра.

- Оставь ты парня в покое, - сказал Колян, постукивая разводным ключом.

- Да, - совсем стушевался Володька, - Или нет…. Не помню.

Колян с Юрой не стесняясь, в один голос громко захохотали.

Когда они отсмеялись, Володька рассказал свою невеселую историю. На что Юра сказал:

- Во дает Венера!

А Колян, всегда молчаливый, смачно выругался:

- Руки ей поотрубать за такое дело… и плюнул.

- Ага. Щоб была как в музее. И не дергалась! – хохотнул Юра.
  1   2   3   4   5   6

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Руководитель творческого семинара icon Исследование сапробности реки Кутум методом биоиндикации
Соколова Галина Алексеевна, педагог дополнительного образования мбоу дод ддт»Успех», руководитель творческого объединения Полевой...
Руководитель творческого семинара icon Материалы газеты "Соратник" №82 (2002 г.)
Накануне семинара трезвенников в Севастополе целый месяц шли дожди. Как и на Еланчике, трезвенники привезли с собой хорошую погоду....
Руководитель творческого семинара icon Статья представляет собой описание творческого проекта, реализация...
Марковская Светлана Владимировна; воспитатель 1 квалификационной категории; член Союза Российских писателей; воспитатель старшей...
Руководитель творческого семинара icon Щебланова Е. И. Вербальный тест творческого мышления «Необычное использование»....
Первом выпуске серии (Краткий тест творческого мышления. Фигурная форма: Пособие для школьных психологов. М.: Интор, 1995) была представлена...
Руководитель творческого семинара icon Методические рекомендации для руководителей школ по проектированию...
Система деятельности руководителя образовательного учреждения по раскрытию творческого потенциала педагогических работников
Руководитель творческого семинара icon Публичный отчет муниципального казённого дошкольного образовательного...
Руководитель Рудых В. П.– первая квалификационная категория, высшее педагогическое образование
Руководитель творческого семинара icon Научно-образовательный материал
Н3-78 7 «Организация и проведение выездного семинара «Первые шаги в науке: исследовательская работа молодого учёного»
Руководитель творческого семинара icon Направления работы научно-практического семинара
«Актуальные проблемы междисциплинарного подхода к этапной комплексной реабилитации детей с церебральным параличом»
Руководитель творческого семинара icon Протокол №3 заседания методического совета мкоу «Трусовская средняя общеобразовательная школа»
Подготовка и проведение методического семинара «Организация внеурочной деятельности в условиях перехода на фгос»
Руководитель творческого семинара icon Образовательная программа творческого и научно-технического развития...
Федеральная научно – образовательная программа творческого и научно-технического развития детей и молодёжи
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции