Оглавление




Скачать 5.17 Mb.
Название Оглавление
страница 1/33
Дата публикации 18.06.2014
Размер 5.17 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Психология > Документы
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   33
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ЗООПСИХОЛОГИЯ


ОГЛАВЛЕНИЕ

  1. Предисловие

  2. А. Н. Леонтьев. Проблема возникновения ощущения

  3. А. Н. Леонтьев. Проблемы развития психики

  4. Я. А. Тих. Законы взаимодействия вида и индивида(21)

  5. Я. А. Тих. Развитие чувствительности

  6. Ю. Г. Трошихина. Эволюционные уровни мнемической функции(34)

  7. 3. И. Зорина, И. И. Полетаева. Зоопсихология.

Элементарное мышление животных(39)

  1. А. Я. Леонтьев. Возникновение сознания человека(53)

  2. Я. А. Тих. К вопросу об эволюции потребностей

  3. К. Э. Фабри. Основы зоопсихологии(61)

  4. В. А. Вагнер. Психология размножения и эволюция(70)

  5. К. Лоренц. Агрессия(90)

  6. Д. Мак-Фарленд. Язык и психические представления(141)

  7. 3. И. Зорина. Индивидуально-приспособительная деятельность животных

  8. К. Прайор. Не рычите на собаку! О дрессировке животных и людей(156-181)



ПРЕДИСЛОВИЕ

Хрестоматия является учебным пособием по курсу «Зоо­психология и сравнительная психология» для студентов фа­культетов и отделений психологии университетов.

Работы, включенные в нее, подобраны в соответствии с программой дисциплины «Зоопсихология и сравнительная психология для бакалавров по направлению — «Пси­хология» и дипломированных специалистов по специально­сти «Психология» и специальности — «Клиническая психология».

Подбор материала осуществлялся с учетом особенностей предмета и задач данной научной дисциплины.

Зоопсихология изучает психику в процессе филогенеза от простейших форм отражения до интеллекта, а также развитие ее в онтогенезе животного.

Огромный вклад в разработку данной проблемы внесли А. Н. Леонтьев и К. Э. Фабри. Их работы, включенные в дан­ную хрестоматию, дадут студентам возможность проследить, как осуществился в эволюции переход от допсихических форм отражения к психическим, какие этапы в своем развитии про­шла психика, от простейших до высших форм, и каким обра­зом были созданы необходимые предпосылки для зарождения психики человека.

Работа зоопсихологов 3. И. Зориной и И. И. Полетаевой дает прекрасную возможность значительно расширить суще­ствующее представление о психике животных, в частности об их индивидуально приспособительной деятельности и особен­ностях мышления.

Более значительную часть в хрестоматии занимают рабо­ты по сравнительной психологии. Это, прежде всего работа В. А. Вагнера, основоположника сравнительной психологии в России, его последователей — Н. А. Тих и Ю. Г. Трошихиной, которые развивали его идеи и создали ленинградскую шко­лу сравнительной психологии на факультете психологии Ленин­градского университета. Из работ зоопсихологов К. Лоренца, Д. Мак-Фарленда, К. Прайор отобраны те материалы, в которых авторы стремились синтезировать данные зоопсихологии и психологии человека с целью выявления в его поведении об­щих с животными факторов.

Главная задача сравнительной психологии как специально­го научного направления — решение проблемы биологическо­го и социального в психике человека, конкретных форм их вза­имодействия, взаимовлияния.

Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнение, что в структуру психики человека входят различные функции, свойства, обра­зование которых отличаются по своему происхождению, раз­витию и осуществлению. Одни из них даны нам природой в готовом виде и осуществляются вне зависимости от воспита­ния и обучения, в них наиболее жестко проявляется генетичес­кая связь психики человека и животного.

Но вместе с тем и качественные различия между человеком и животным особенно актуальны в плане психики. Обществен­но-трудовая деятельность и членораздельная речь обуслови­ли формирование у человека таких психических образований, в основе которых лежит сознание, наличие которых определя­ет глубину этих различий.

Еще в начале ушедшего века В. А. Вагнер в своих работах сделал попытку всесторонне проанализировать взаимоотно­шение природных и социальных факторов в жизни человека. Отмечая наличие общих элементов в психике человека и жи­вотных, он подчеркивал важность выявления и учета качест­венных различий между человеком и животным.

Спустя более полувека другой выдающийся ученый К. Ло­ренц в процессе создания западноевропейской этологической школы и обобщения ее достижений (за что был удостоен Нобе­левской премии в 1973 году) пришел к выводу, что структура взаимодействий природных и социально обусловленных спо­собов поведения человека является сложнейшей системой из всех известных человечеству (К. Лоренц. Агрессия. 1994).

Не случайно знаменитая работа К. Лоренца занимает в хре­стоматии одно из центральных мест. В настоящее время она яв­ляется самым выдающимся явлением в сравнительной психо­логии. Несмотря на то, что объектами его изучения были жи­вотные, стоящие не на самых высоких ступенях эволюционной лестницы, К. Лоренцу удалось и на таком уровне сравнения выявить общие закономерности. Он пытался их обнаружить не в конкретных поведенческих проявлениях, а в мотивации, отмечая во многих человеческих поступках природную об­условленность.

Большое место в хрестоматии отведено работам, посвящен­ным закономерностям формирования животными индивиду­ального опыта путем научения. Монография Зориной 3. А. и Полетаевой И. И. дает тщательный анализ этого процесса у животных, в ней приводится подробнейшая классификация индивидуально-приспособительной деятельности.

Работа Прайор К. представляет собой развитие теории оперантного обучения Скиннера. Она доказывает возможность и необходимость применения его положений в процессе обуче­ния и переобучения детей и взрослых, пропагандирует более широкое использование в психологических тренингах приемов бихевиоризма.

Отдельный раздел хрестоматии посвящен проблеме филонтогенеза психических функций. Этот термин ввела Н.А. Тих, он отражает наличие общих закономерностей в развитии пси­хических функций в процессе филогенеза и онтогенеза как част­ный случай действия законов взаимодействия вида и индивида.

В хрестоматии также представлены работы по широкому перечню психических функций — от сенсорных до мышления: прежде всего самой Н. А. Тих, а также ее дочери и последова­теля Ю. Г. Трошихиной; фрагменты из недавней монографии 3. И. Зориной и И. И. Полетаевой.

Г. В. Калягина,

кандидат психологических наук, доцент ка­федры психологии развития и дифферен­циальной психологии Санкт-Петербург­ского Государственного университета

А. Н. Леонтьев
ПРОБЛЕМА ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОЩУЩЕНИЯ1
I. Проблема

1
Проблема возникновения, т. е. собственно генезиса, психи­ки и проблема ее развития теснейшим образом связаны меж­ду собой. Поэтому то, как теоретически решается вопрос о воз­никновении психики, непосредственно характеризует общий подход к процессу психического развития.

Как известно, существует целый ряд попыток принципиаль­ного решения проблемы возникновения психики. Прежде всего, это то решение вопроса, которое одним словом можно было бы обозначить как решение в духе «антропопсихизма» и кото­рое связано в истории философской мысли с именем Декарта. Сущность этого решения заключается в том, что возникновение психики связывается с появлением человека: психика существу­ет только у человека. Тем самым вся предыстория человеческой психики оказывается вычеркнутой вовсе. Нельзя думать, что эта точка зрения в настоящее время уже не встречается, что она не нашла своего отражения в конкретных науках. Некоторые исследователи до сих пор стоят, как известно, именно на этой точке зрения, т. е. считают, что психика в собственном смысле является свойством, присущим только человеку.

Другое, противоположное этому, решение дается учением о «панпсихизме», т. е. о всеобщей одухотворенности природы. Такие взгляды проповедовались некоторыми французскими материалистами, например Робине. Из числа известных в пси­хологии имен можно назвать Фехнера, который тоже стоял на этой точке зрения.

Между обоими этими крайними взглядами, с одной сторо­ны, допускающими существование психики только у человека, с другой — признающими психику свойством всякой вообще материи, существуют и взгляды промежуточные. Они поль­зуются наибольшим распространением. В первую очередь это тот взгляд, который можно было бы обозначить термином «био­психизм». Сущность «биопсихизма» заключается в том, что психика признается свойством не всякой вообще материи, но свойством только живой материи. Таковы взгляды Гоббса и многих естествоиспытателей (К. Бернара, Геккеля и др.). В чис­ле представителей психологии, державшихся этого взгляда, мож­но назвать В. Вундта.

Существует и еще один, четвертый, способ решения данной проблемы: психика признается свойственной не всякой вооб­ще материи и не всякой живой материи, но только таким орга­низмам, которые имеют нервную систему. Эту точку зрения можно было бы обозначить как концепцию «нейропсихизма». Она выдвигалась Дарвином, Спенсером и нашла широкое распространение, как в современной физиологии, так и среди пси­хологов, прежде всего психологов - спенсерианцев.

Можем ли мы остановиться на одной из этих четырех по­зиций как на точке зрения, в общем, правильно ориентирую­щей нас в проблеме возникновения психики?

Последовательно материалистической науке чуждо как то утверждение, что психика является привилегией только чело­века, так и признание всеобщей одушевленности материи. Наш взгляд состоит в том, что психика — это такое свойство материи, которое возникает лишь на высших ступенях ее развития — на ступени органической, живой материи. Значит ли это, однако, что всякая живая материя обладает хотя бы простейшей психи­кой, что переход от неживой к живой материи является вместе с тем и переходом к материи одушевленной, чувствующей?

Мы полагаем, что и такое допущение противоречит совре­менным научным знаниям о простейшей живой материи. Пси­хика может быть лишь продуктом дальнейшего развития жи­вой материи, дальнейшего развития самой жизни.

Таким образом, необходимо отказаться также и от того утвер­ждения, что психика возникает вместе с возникновением жи­вой материи и что она присуща всему органическому миру.

Остается последний из перечисленных взглядов, согласно которому возникновение психики связано с появлением у животных нервной системы. Однако и этот взгляд не может быть принят, с нашей точки зрения, безоговорочно. Его неудовлет­ворительность заключается в произвольности допущения пря­мой связи между появлением психики и появлением нервной системы, в неучете того, что орган и функция хотя и являются неразрывно взаимосвязанными, но вместе с тем связь их не является неподвижной, однозначной, раз и навсегда зафиксирован­ной, так что аналогичные функции могут осуществляться раз­личными органами.

Например, та функция, которая впоследствии начинает вы­полняться нервной тканью, первоначально реализуется про­цессами, протекающими в протоплазме без участия нервов. У губок (stylotella), полностью лишенных собственно нервных элементов, установлено, однако, наличие настоящих сфинкте­ров, действие которых регулируется, следовательно, не нерв­ными аппаратами (М. Паркер). Мы не можем, поэтому при­нять без дальнейшего конкретного рассмотрения, как это де­лают многие современные физиологи, также и тот взгляд, со­гласно которому возникновение психики ставится в прямую и вполне однозначную связь с возникновением нервной сис­темы, хотя на последующих этапах развития эта связь не вы­зывает, конечно, никакого сомнения.

<�…> Как теоретические, так и чисто фактические основа­ния заставляют нас рассматривать жизнь, прежде всего как процесс взаимодействия организма и окружающей его среды. Только на основе развития этого процесса внешнего взаи­модействия происходит также развитие внутренних отноше­ний и состояний организма; поэтому внутренняя чувствитель­ность, которая по своему биологическому значению связана с функциональной «коадаптацией органов, может быть лишь вторичной, зависимой от проталлаксических» (А. Н. Северцов) изменений. Наоборот, первичной нужно считать экстра­чувствительность, функционально связанную с взаимодействи­ем организма и его внешней среды.

Итак, мы будем считать элементарной формой психики ощу­щение, отражающее внешнюю объективную действительность, и будем рассматривать вопрос о возникновении психики в этой кон­кретной его форме как вопрос о возникновении «способности ощущения», или, что то же самое, собственно чувствительности.

Что же может служить критерием чувствительности, т. е. как можно вообще судить о наличии ощущения, хотя бы в са­мой простой его форме? Обычно практическим критерием чув­ствительности является критерий субъективный. Когда нас ин­тересует вопрос о том, испытывает ли какое-нибудь ощущение данный человек, то, не вдаваясь в сложные рассуждения о ме­тоде, мы можем поступить чрезвычайно просто: спросить его об этом и получить совершенно ясный ответ. Мы можем, да­лее, проверить правильность данного ответа, поставив этот вопрос в тех же условиях перед достаточно большим числом других людей. Если каждый из спрошенных или подавляю­щее большинство из них будет также отмечать у себя нали­чие ощущения, то тогда, разумеется, не остается никакого со­мнения в том, что это явление при данных условиях действи­тельно всегда возникает. Дело, однако, совершенно меняет­ся, когда перед нами стоит вопрос об ощущении у животных. Мы лишены возможности обратиться к самонаблюдению жи­вотного, мы ничего не можем узнать о субъективном мире не только простейшего организма, но даже и высокоразвитого животного. Субъективный критерий здесь, следовательно, со­вершенно неприменим.

Поэтому когда мы ставим проблему критерия чувствитель­ности (способности ощущения) как элементарнейшей формы психики, то мы необходимо должны поставить задачу отыска­ния не субъективного, но строго объективного критерия.

Что же может служить объективным критерием чувстви­тельности, что может указать нам на наличие или отсутствие способности ощущения у данного животного по отношению к тому или иному воздействию?

Здесь мы снова должны, прежде всего, остановиться на том состоянии, в котором находится этот вопрос. Р. Иеркс указы­вает на наличие двух основных типов объективных критериев чувствительности, которыми располагает или якобы распола­гает современная зоопсихология. Прежде всего, это те крите­рии, которые называются критериями функциональными. Это критерии, т. е. признаки психики, лежащие в самом поведении животных.

Можно считать — и в этом заключается первое предполо­жение, которое здесь возможно сделать, — что всякая подвиж­ность вообще составляет тот признак, по наличию или отсут­ствию которого можно судить о наличии или отсутствии ощуще­ния. Когда собака прибегает на свист, то совершенно естественно предположить, что она слышит его, т. е. что она чувствительна к соответствующим звукам.

Итак, когда этот вопрос ставится по отношению к такому животному, как, например, собака, то на первый взгляд дело представляется достаточно ясным; стоит, однако, перенести этот вопрос на животных, стоящих на более низкой ступени раз­вития, и поставить его в общей форме, как тотчас же обнаружи­вается, что подвижность еще не говорит о наличии у животного ощущения. Всякому животному присуща подвижность; если мы примем подвижность вообще за признак чувствительности, то мы должны будем признать, что всюду, где мы встречаемся с явлениями жизни, а, следовательно, и с подвижностью, суще­ствует также и ощущение как психологическое явление. Но это положение находится в прямом противоречии с тем бесспор­ным для нас тезисом, что психика, даже в своей простейшей фор­ме, является свойством не всякой органической материи, но при­суща лишь высшим ее формам. Мы можем, однако, подойти к самой подвижности дифференцированно и поставить вопрос так: может быть, признаком чувствительности является не всякая подвижность, а только некоторые формы ее? Такого рода огра­ничение также не решает вопроса, поскольку известно, что даже очень ясно ощущаемые воздействия могут быть вовсе не связа­ны с выраженным внешним движением.

Подвижность не может, следовательно, служить критери­ем чувствительности.

Возможно, далее, рассматривать в качестве признака чув­ствительности не форму движения, а их функцию. Таковы, на­пример, попытки некоторых представителей биологического направления в психологии, считавших признаком ощущения способность организма к защитным движениям или связь дви­жений организма с предшествующими его состояниями, с его опытом. Несостоятельность первого из этих предположений заключается в том, что движения, имеющие защитный харак­тер, не могут быть противопоставлены другим движениям, представляющим собой выражение простейшей реактивнос­ти. Отвечать так или иначе не только на положительные для живого тела воздействия, но, разумеется, также и на воздей­ствия отрицательные есть свойство всей живой материи. Ко­гда, например, амеба втягивает свои псевдоподии в ответ на распространение кислоты в окружающей ее воде, то это дви­жение, несомненно, является защитным; но разве оно сколько-нибудь больше свидетельствует о способности амебы к ощуще­нию, чем противоположное движение выпускания псевдоподий при схватывании пищевого вещества или активные движения «преследования» добычи, так ясно описанные у простейших Дженнигсом?

Итак, мы не в состоянии выделить какие-то специальные функции, которые могли бы дифференцировать движения, свя­занные с ощущением, и движения, с ощущением не связанные.

Равным образом не является специфическим признаком ощу­щения и факт зависимости реакций организма от его общего состояния и от предшествующих воздействий. Некоторые ис­следователи (Бон и др.) предполагают, что если движение свя­зано с опытом животного, т.е. если в своих движениях живот­ное обнаруживает зачаточную память, то тогда эти движения связаны с чувствительностью. Но и эта гипотеза наталкивает­ся на совершенно непреодолимую трудность: способность из­меняться и изменять свою реакцию под влиянием предшеству­ющих воздействий также может быть установлена решитель­но всюду, где могут быть установлены явления жизни вообще, ибо всякое живое и жизнеспособное тело обладает тем свойством, которое мы называем мнемической функцией, в том широком смысле, в котором это понятие употребляется Герингом или Семеном.

Говорят не только о мнемической функции применитель­но к живой материи в собственном смысле слова, но и приме­нительно к такого рода неживым структурам, которые лишь сходны в физико-химическом отношении с живым белком, но не тождественны с ним, т. е. применительно к неживым колло­идам. Конечно, мнемическая функция живой материи пред­ставляет собой качественно иное свойство, чем «мнема» кол­лоидов, но это тем более дает нам основание утверждать, что в условиях жизни всюду обнаруживается и то свойство, которое выражается в зависимости реакций живого организма от преж­них воздействий, испытанных данным органическим телом. Значит, и этот последний момент не может служить критери­ем чувствительности.

Причина, которая делает невозможным судить об ощуще­нии по двигательным функциям животных, заключается в том, что мы лишены объективных оснований для различения, с одной стороны, раздражимости, которая обычно определяет­ся как общее свойство всех живых тел приходить в состояние деятельности под влиянием внешних воздействий, с другой стороны — чувствительности, т. е. свойства, которое хотя и представляет собой известную форму раздражимости, но яв­ляется формой качественно своеобразной. Действительно, вся­кий раз, когда мы пробуем судить об ощущении по движе­нию, мы встречаемся именно с невозможностью установить, имеем ли мы в данном случае дело с чувствительностью или с выражением простой раздражимости, которая присуща вся­кой живой материи.

Совершенно такое же затруднение возникает и в том случае, когда мы оставляем функциональные, как их называет Иеркс, критерии и переходим к критериям структурным, т. е. пытаем­ся судить о наличии ощущений не на основании функции, а на основании анатомической организации животного. Морфоло­гический критерий оказывается еще менее надежным. Причи­на этого заключается в том, что, как мы уже говорили, органы и функции составляют единство, но они, однако, связаны друг с другом отнюдь не неподвижно и не однозначно. Сходные функ­ции могут осуществляться на разных ступенях биологического развития с помощью различных по своему устройству органов или аппаратов, и наоборот. Так, например, у высших животных всякое специфическое для них движение осуществляется, как известно, с помощью нервно-мускульной системы. Можем ли мы, однако, утверждать на этом основании, что движение суще­ствует только там, где существует нервно-мускульная система, и что, наоборот, там, где ее нет, нет и движения? Этого утверж­дать, конечно, нельзя, так как движения могут осуществляться и без наличия нервно-мускульного аппарата. Таковы, например, движения растений; это турторные движения, которые совер­шаются путем быстро повышающегося давления жидкости, прижимающей оболочку плазмы к клеточной оболочке и на­прягающей эту последнюю. Такие движения могут быть очень интенсивны, так как давление в клетках растений иногда дос­тигает величины в несколько атмосфер (Г. Молиш). Иногда они могут быть и очень быстрыми. Известно, например, что листья мухоловки (Dionaea muscipula) при прикосновении к ним насе­комого моментально захлопываются. Но подобно тому, как от­сутствие нервно-мускульного аппарата не может служить при­знаком невозможности движения, так и отсутствие дифферен­цированных чувствительных аппаратов не может еще служить признаком невозможности зачаточного ощущения, хотя ощу­щения у высших животных всегда связаны с определенными органами чувств.

Известно, например, что у мимозы эффект от поранения од­ного из лепестков конечной пары ее большого перистого листа передается по сосудистым пучкам вдоль центрального черен­ка, так что по листу пробегает как бы волна раздражения, вы­зывающего складывание одной пары за другой всех остальных лепестков. Является ли имеющийся здесь аппарат преобразо­вания механического раздражения, в результате которого на­ступает последующее складывание соседних лепестков, орга­ном передачи ощущений? Понятно, что мы не можем ответить на этот вопрос, так как для этого необходимо знать, чем отли­чаются аппараты собственно чувствительности от других ап­паратов — преобразователей внешних воздействий. А для это­го, в свою очередь, нужно умело различать между собой про­цессы раздражимости и процессы чувствительности.

Впрочем, когда мы переходим к структурным критериям, т. е. к анализу анатомического субстрата функций, то на пер­вый взгляд может показаться, что здесь открывается возмож­ность воспользоваться данными сравнительно-анатомичес­кого изучения и исходить не только из внешнего сравнения органов, но и из исследования их реальной генетической пре­емственности. Может быть, именно изучение преемственности в развитии органов поможет сблизить органы, функция которых нам хорошо известна у высших животных, с органами, совсем не похожими на них, но связанными с ними генетически, и таким образом прийти к установлению общности их функций? Если бы открылась такая возможность, то для решения проблемы генезиса чувствительности следовало бы просто двигаться по этому пути: кропотливо изучать, как данный орган развива­ется и превращается в орган, имеющий другую структуру, но выполняющий аналогичную функцию. Но и на этом пути мы наталкиваемся на неодолимую трудность. Она заключается в том, что развитие органов подчинено принципу несовпадения происхождения органа, с одной стороны, и его функции — с другой.

Современная сравнительная анатомия выделяет два очень важных понятия — понятие гомологии и понятие аналогии. «В аналогии и гомологии, — говорит Догель, — мы имеем пе­ред собой две равноценные, хотя и разнородные, категории явлений. Гомологии выражают собой способность организ­мов исходя из одного и того же материала (идентичные орга­ны) в процессе эволюции под влиянием естественного отбо­ра применяться к различным условиям и достигать различного эффекта: из плавников рыб вырабатываются органы плавания, хождения, летания, копуляции и т. д. В аналогиях сказывает­ся способность организмов исходя из различного основного материала приходить к одному и тому же результату и созда­вать образования, сходные как по функции, так и по строе­нию, хотя и не имеющие между собой в филогенетическом от­ношении ничего общего, например глаза позвоночных, голо­воногих и насекомых».

Таким образом, путь прямого сравнительно-морфологичес­кого исследования также закрыт для разрешения проблемы воз­никновения ощущения благодаря тому, что органы, общие по своему происхождению, могут быть, однако, связаны с различ­ными функциями. Может существовать гомология, но может не существовать аналогии между ними, причем это несовпаде­ние, естественно, будет тем резче, чем больший отрезок разви­тия мы берем и чем ниже мы спускаемся по ступеням эволюции. Поэтому если на высших ступенях биологической эволюции мы еще можем по органам достаточно уверенно ориентировать­ся в функциях, то, чем дальше мы отходим от высших животных, тем такая ориентировка становится менее надежной. Это и со­ставляет основное затруднение в задаче различения органов чувствительности и органов раздражимости.

Итак, мы снова пришли к проблеме чувствительности и раз­дражимости. Однако теперь эта проблема встала перед нами в иной форме — в форме проблемы различения органов ощуще­ний и органов, которые раздражимы, но которые, тем не менее, не являются органами ощущения.

Невозможность объективно различать между собой процес­сы чувствительности и раздражимости привела физиологию последнего столетия вообще к игнорированию проблемы этого различения. Поэтому часто оба эти термина — чувствительность и раздражимость — употребляются как синонимы. Правда, фи­зиология на заре своего развития различала эти понятия: поня­тие чувствительности (sensibilitas), с одной стороны, и понятие раздражимости (irribilitas) — с другой (А. фон Галлер).

В наши дни вопрос о необходимости различения чувстви­тельности и раздражимости снова стал значимым для физио­логии. Это понятно: современные физиологи все ближе и бли­же подходят к изучению таких физиологических процессов, которые непосредственно связаны с одним из высших свойств материи — с психикой. Не случайно, поэтому у Л. А. Орбели мы снова встречаемся с мыслью о необходимости различать эти два понятия — понятие чувствительности и раздражимос­ти. «Я буду стараться пользоваться понятием «чувствитель­ность»... только в тех случаях, когда мы можем с уверенностью сказать, что раздражение данного рецептора и соответствую­щих ему высших образований сопровождается возникновени­ем определенного субъективного ощущения... Во всех других случаях, где нет уверенности или не может быть уверенности в том, что данное раздражение сопровождается каким-либо субъ­ективным ощущением, мы будем говорить о явлениях раздра­жительности и возбудимости.

<...> Что же в таком случае представляет собой процесс вза­имодействия, в котором раскрывает себя то высшее свойство материи, которое мы называем психикой? Это определенная форма жизненных процессов. Если бы не существовало перехо­да животных к более сложным формам жизни, то не существова­ло бы и психики, ибо психика есть именно продукт усложнения жизни. И наоборот, если бы психика не возникала на опреде­ленной ступени развития материи, то невозможны были бы и те сложные жизненные процессы, необходимым условием ко­торых является способность психического отражения субъек­том окружающей его предметной действительности.

Итак, основной вывод, который мы можем сделать, заклю­чается в том, что для решения вопроса о возникновении пси­хики мы должны начинать с анализа тех условий жизни и того процесса взаимодействия, который ее порождает. Но такими условиями могут быть только условия жизни, а таким процес­сом — только сам материальный жизненный процесс.

Психика возникает на определенной ступени развития, жиз­ни не случайно, а необходимо, т. е. закономерно. В чем же заклю­чается необходимость ее возникновения? Ясно, что если психи­ка не есть только чисто субъективное явление, не только «эпи­феномен» объективных процессов, но представляет собой свой­ство, имеющее реальное значение в жизни, то необходимость ее возникновения определяется развитием самой жизни, более сложные условия, которой требуют от организмов способности отражения объективной действительности в форме простей­ших ощущений. Психика не просто «прибавляется» к жизнен­ным функциям организмов, но, возникая в ходе их развития, дает начало качественно новой высшей форме жизни — жизни, связанной с психикой, со способностью отражения действи­тельности.

Значит, для того чтобы раскрыть процесс перехода от жи­вой, но еще не обладающей психикой материи к материи жи­вой и вместе с тем обладающей психикой, требуется исходить не из самих по себе внутренних субъективных состояний в их отделенности от жизнедеятельности субъекта и не из поведе­ния, рассматриваемого в отрыве от психики или лишь как то, «через что изучаются» психические состояния и процессы, но нужно исходить из действительного единства психики и деятельности субъекта и исследовать их внутренние взаимосвязи и взаимопревращения.
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   33

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Оглавление icon Филип Тосио Судо дзэн-секс оглавление филип Тосио Судо 1 дзэн-секс 1 оглавление 1
В жизни существует множество путей к достижению истинной мудрости. Дзэн — один из них. Секс — другой. Это точка, в которой эти два...
Оглавление icon Оглавление

Оглавление icon Оглавление

Оглавление icon Оглавление

Оглавление icon Оглавление

Оглавление icon Монография по апитерапии оглавление

Оглавление icon Оглавление
Техническая документация на прототип интернет-системы дистанционной подготовки экспертов
Оглавление icon Оглавление
Б52 Управление денежными потоками. — Спб.: Питер, 2004.—240 с: ил. Isbn 5-314-00091-1
Оглавление icon Оглавление
Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (xviii-начало XIX века)
Оглавление icon Изложение политики в области качества
Приложение 16-A: Оглавление Руководства по качеству в соответствии с исо 15189: 2003 (информационный материал)
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции