Путь к разлуке




Скачать 1.07 Mb.
Название Путь к разлуке
страница 1/7
Дата публикации 16.05.2014
Размер 1.07 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Психология > Документы
  1   2   3   4   5   6   7
Марина РАННА

ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ:

ПУТЬ К РАЗЛУКЕ


Последняя прелесть, Последняя тяжесть —

Ребенок, за плащ ухватившийся. — В муке

Рожденный! - Когда-нибудь людям расскажешь,

Что не было равной —

В искусстве Разлуки!
М. Цветаева


ПРЕДИСЛОВИЕ
Каждый день твоего ухода был днем и моего ухода. Мать и дочь — наша связь была неразрывна — изначально и в течение всей жизни... А потому весь наш общий путь до той самой Реки, которую мне не позволили перейти, я искала ответ на вопрос «КАК надо прощаться?» и мучилась от непоправимости своих возможных ошибок. В раздумьях о них и родилась эта книга. От ее чтения можно уклониться — нельзя уклониться от будущего: каждому из нас придется провожать близких и каждому — умирать.

Теперь я знаю, смерть — такое же грандиозное явление, такая же полноценная часть бытия, как и рождение. Она обогащает опытом, меняющим жизнь. Она учит понимать, любить и надеяться.

Эта книга — своеобразный учебник достойного и разумного поведения перед лицом Разлуки.

ВВЕДЕНИЕ
Избегание размышлений о смерти опасно для жизни — как жизни отдельного человека, так и общества в целом. Древние это понимали. Метеп1о тог! — «помни о смерти»... Их жизнь была наполнена будоражащим ароматом неповторимости, постоянное ощущение присутствия смерти придавало земным делам глубокую осмысленность и рождало истинный гуманизм. Уважительное отношение к смерти и умершим всегда было присуще лишь тем обществам, в культурных основах которых жило уважение к человеку в любом проявлении его жизни — молодости, старости, болезни, умирании. Оно же было и залогом их многовекового выживания. Древний Египет, Тибет и... мы — легкомысленные, беззащитные, замирающие от ужаса при мысли о смерти, открывающие старые истины собственными страданиями... Я хочу поделиться с вами своими открытиями, чтобы, став «прочитанной книгой», они обогатили вас знанием, а значит, и силой.

Я благодарна за прекрасные часы общения Андрею Владимировичу Гнездилову и всем, кто поделился со мной своими мыслями и переживаниями.

Глава 1. ЖИТЬ ДО КОНЦА
Уход за умирающим сам по себе является глубоким

созерцанием и размышлением о нашей собственной смерти.

Это способ встать к ней лицом и работать с ней.

Научиться действительно помогать умирающим — значит

начать становиться бесстрашным и ответственным

за собственное умирание и найти в себе такие начала

безграничного сострадания, о которых мы

могли бы никогда не подозревать.
Согьял Ринпоче

«Тибетская книга жизни и практики умирания»


§ 1. НАЙТИ СМЫСЛ
Правда же, я — сильная? Я даже не заплакала... — Ты ищешь одобрения своей душевной стойкости.

Правда. Ты у меня самая сильная, — я глажу по голове тебя — мою маму, моего мужественного 64-летнего ребенка, узнавшего о страшном диагнозе.

Только что я, холодея сердцем, прочитала тебе медицинское заключение. Ровным голосом, почти спокойно. Спонтанно подсознательно решив экономить силы: если изменить ничего нельзя, зачем тратить их на стенания? А еще я боюсь добавить тебе кусочек моего горя. Спасибо, Господи, что это право досталось мне, а не чужому человеку. А потом, уже ночью, я реву белугой, умоляя кого-то всесильного ошибиться и повременить с решением твоей судьбы: «Бедная моя девочка». Мать и дочь — теперь мы поменялись местами.

...Пришедшая по вызову врач-онколог была немногословна. На мои откровенные вопросы она не ответила, а в ее сочувственно-уклончивом молчании я уловила даже не милосердие, а простую человеческую усталость, уже неспособную взять на себя еще один груз. Господи, помоги ей выжить с такой работой! Пусть уж лучше так, чем бодрые и лживые уверения. Отчего-то некоторые врачи полагают, что таким образом они оберегают безнадежно больного от стресса, словно наигранным оптимизмом можно обмануть те происходящие в его организме изменения, которых он просто не может не почувствовать, а, почувствовав, осознать скрываемое. Они отводят умирающему роль слабого, несведущего и не отвечающего за свою жизнь объекта медицинских манипуляций, превращая остаток его дней в сущий фарс.

Я не могу этого позволить, а ты вообще стараешься никого не пускать в свою жизнь — по причине внутренней деликатности тебе неудобно занимать врачей своей «проблемой». Мы все должны переЖИТЬ сами, до конца, как переживали миллиарды людей до нас. Начиная с этого момента, когда я, заглянув в твои страдающие и гордящиеся глаза, погладила тебя по голове и сказала: «Правда, ты у меня самая сильная!».

А, может быть, я жестока? Почему мне в голову не пришло сокрыть правду или, наконец, слукавить, тем самым дав тебе еще несколько дней или недель относительного душевного покоя? Об этом я раздумывала уже позже, после твоего ухода, воспроизводя в памяти каждое слово и каждый жест того дня. Я поняла: ложь исказила бы нашу жизнь, наполнив последние месяцы мучительной фальшью. Она стала бы знаком моего неуважения к твоему проницательному сердцу, предательством твоего доверия.

Но нет, не только это запретило мне лгать — мои собственные переживания 23-летней давности были еще очень ярки. Тогда мне, 20-летней, пришлось пройти обследование у онколога, который отсрочил постановку окончательного диагноза на месяц. За этот месяц я прожила целую жизнь. Никогда больше я не чувствовала с такой остротой, как прекрасен мир, как невероятно многоцветна серая дождливая зима, как весомы простые добрые слова. Даже один день жизни казался мне несметным богатством. И я благодарна тому угрюмому врачу, без всяких «слюней и соплей» сказавшему мне: «Девочка, Бог терпел и нам велел — потерпи месяц». Он ничего не обещал. Все обошлось пятилетним стоянием на учете в онкологическом диспансере. Но за месяц моего «терпения» я поняла, что может чувствовать человек обреченный. Теперь я знаю: ему необходимо время, чтобы преодолеть страх смерти, пройдя все этапы психологической подготовки к ней. Ведь смерть, как и рождение, — это не «досадное недоразумение», не момент, не факт, а процесс. Почему же, признавая «законность» мук естественного рождения, мы с упорством слепцов отрицаем неизбежность страданий предсмертного преображения?

Вероятно, ответ на этот вопрос зависит от нашего мировоззрения, философских пристрастий и религиозных взглядов — от того, как внутри себя мы решаем проблему судьбы человеческого «я» после физической смерти. Если там, за чертой, ничего нет, то и страдания уходящего бессмысленны, а, значит, следует оставлять его в неведении как можно дольше. Но если есть — то душа должна успеть подготовиться к великому переходу, и тогда страдания обретают смысл.

Я убеждена, что сокрытие от безнадежно больного правды — это превращение его в актера поневоле, циничное по своей сути, это оставление его без помощи, наедине со страхами, горькими мыслями и страданиями, ведь о своей безнадежности он догадается все равно. Наконец, это лишение его души времени и возможности адаптироваться к новым условиям жизни. Таков мой взгляд и мой опыт. Но бывает и по-другому. Для сторонников «лжи во спасение» (во спасение ли?) нет весомее аргументов, чем случаи самоубийства больных, узнавших о страшном диагнозе.

Где же истина в ответе на вопрос: надо ли сообщать больному о его смертельной болезни, кто и как должен это делать? В ее поисках помогает врач-психиатр, доктор медицинских наук, профессор НИПНИ им. В. М. Бехтерева и кафедры психиатрии МАЛО, почетный доктор Эссекского университета в Англии, основатель и первый врач первого в России хосписа Андрей Владимирович Гнездилов — необыкновенный человек, автор прекрасных сказок, героями которых становятся его уходящие пациенты:
А. В. Гнездилов: «Все очень индивидуально. Главное — понять, хочет ли этого сам больной. Надо предоставить ему право занять активную позицию, а самому — место слушателя.

Для того чтобы проверить, действительно ли человек хочет знать правду или подвержен иллюзии, можно прибегнуть к методу контрвопросов. Например, он говорит: «Скажите честно: что у меня?» — «А что вы думаете?» — «Ну, я думаю, у меня то-то и то-то». И по этому ответу вы уже понимаете, насколько человек готов к восприятию истины. «А что вы думаете о своей болезни?» — «Буду лечиться, вылечусь, конечно!» — «Конечно, лечение необходимо, к нему стоит отнестись очень серьезно...» И так далее.

Если человек высказывается в оптимистическом духе, его не надо разубеждать. Можно согласиться с его точкой зрения, не подтверждая ее. Например: «Возможно, ваше мнение имеет под собой основания. Кто, как не вы, лучше всего может оценить ваши силы?» В этом случае вы не прибегаете к обману, но лишь соглашаетесь, что его точка зрения возможна. В дальнейшем доверие к вам не пошатнется.

Таким образом, надо вести диалог, дробить информацию, приближаясь к правде постепенно, ведь высказанная откровенно и безапелляционно, она может нанести психике больного огромную травму. Никакого давления! Человек должен сам созреть до ее восприятия, а то, что это произойдет, — не вызывает сомнений: ведь при общении он считывает и невербальную информацию — он все поймет по вашей усиленной заботе, вашим взглядам, вопросам или молчанию. Но лгать вы не должны! Больной ощущает ложь скорее, чем кто-либо другой. А она, в свою очередь, вряд ли способствует большей любви, близости и взаимопониманию. Обнаруженный, пусть даже и в последнюю минуту жизни, обман изолирует больного, а уходить с чувством одиночества в окружении родных тяжелее, чем остаться один на один со смертью.

На прямой вопрос: «У меня рак?» — можно ответить по-разному. Можно сказать «да» или кивнуть, а можно мягко, ободряюще положить руку на плечо и промолчать, а затем рассказать, как вели-

ки силы организма, и вспомнить случаи самоизлечения — их немало. В последнем случае вы физическим контактом словно разделяете стресс больного, давая понять, что не оставите его без помощи. В любом случае, сообщая человеку о безнадежности его болезни, не стоит отнимать у него надежду, ведь «мы только предполагаем, а Бог располагает». Как это сделать в каждом конкретном случае, подскажут ваши любовь, сочувствие и нежелание его потерять.

Второй аспект этого вопроса связан с мировоззрением больного: люди, считающие, что со смертью тела жизнь души не прекращается, легче принимают трагические известия и правду о собственной болезни, они более мужественно ведут себя перед лицом смерти. Атеистам — сложнее. Эти моменты также надо учитывать».
Ты задумчива и неразговорчива: — Никогда не думала, что это случится со мной. Твои отец, дядя и сестра умерли от рака. А ты, смирясь со своим ранним паркинсонизмом, просто не ждала еще одного «подвоха» — казалось, это было бы слишком жестоко. Но это «слишком» случилось. Почему?.' Разве мало было в твоей жизни страданий? Война, ранняя смерть матери, голодное послевоенное детство, замужество, мои болезни, работа, безденежье, работа, смерть близких, твои болезни, маленькие семейные радости, небольшие путешествия и опять работа, работа, работа... а потом внезапно подкравшаяся болезнь — паркинсонизм, инвалидность и вынужденная изоляция: уже пять лет ты не выходишь из дома. «Вот и жизнь прошла...» Весь твой мир — это мой отец, с которым ты прожила 40 лет, и я.

Нет, ты не отрицаешь болезнь, ты просто изумлена и не можешь свыкнуться с мыслью, что это произошло с тобой.

Теперь ты все больше молчишь, твой взгляд «не здесь». А я? Я плачу по ночам. Днем же держусь «железной леди», контролируя каждое слово — разве мое горе имеет значение по сравнению с твоими переживаниями?

Переживая неизбежность ухода, безнадежно больной человек проходит через пять стадий психологических изменений и работы защитных механизмов: отрицания и изоляции; возмущения; переговоров; депрессии; принятия смерти и смирения. Впервые они были выделены и исследованы американским психопатологом и танатологом Элизабет Кюб-лер-Росс. Эти стадии во многом условны — их наличие и формы проявления зависят от многих факторов: возраста и характера человека, длительности его болезни, семейных обстоятельств, взаимоотношений с родными и т. п. У одних больных они прослеживаются с особой яркостью, у других — изменен порядок их следования, у третьих — некоторые стадии и вовсе отсутствуют. Однако знание этих стадий в любом случае полезно для «провожающих» — они должны понимать, почему человек реагирует именно так, а не иначе, и задает вопросы, которые раньше казались «иу несущественными. Оно же убережет и от неуместных, травмирующих реакций и глупых штампов в поведении («Ничего, прорвешься!», «Не унывай!» и пр.). Наконец, это знание поможет справиться с собственным горем, ведь родные переживают почти те же психологические реакции на стресс приближающейся смерти любимого человека, что и сам больной.

Первая стадия — стадия «отрицания и изоляции». Сообщение о заболевании, как правило, вызывает бурю эмоций. «Этого не может быть! Как это могло случиться со мной?» — такова защитная реакция, смягчающая удар истины. Человек на этой стадии удивляется случившемуся, не хочет верить, что его конец близок, сомневается в правильности поставленного диагноза, грезит о врачебной ошибке, мечется по целителям, постоянно переходя от надежды к отчаянию и наоборот. Внутри себя он изолирует эмоции, связанные со смертью, от других переживаний и проблем. Такое поведение дает психике небольшую передышку. Но сознание рано или поздно неизбежно вступает в конфликт с бессознательным, на уровне которого каждый из нас считает себя бессмертным. Всепоглощающий страх смерти занимает все существо человека, он порождает колоссальное напряжение душевных сил, иногда способное творить чудеса.
А. В. Гнездилов: «Мне известен очень показательный случай. Врач случайно «сорвал» родинку, развилась меланома. Что с ним, пациент понял без лишних объяснений и, естественно, очень сильно испугался. Однако он больше месяца метался по стране в поисках других специалистов, которые смогли бы ему подтвердить или опровергнуть правильность диагноза. В результате он все же вернулся в Петербург — к тому первому онкологу, определившему трагическую болезнь, с просьбой прооперировать его. Подготовка к операции несколько затянулась — то показатели крови не устраивали врача, то вступали в действие некие объективные причины. Все это время больной находился в дичайшем и нескрываемом стрессе. Наконец, когда повязка была снята, все увидели, что травмированная родинка обрела свой прежний здоровый вид. Это был случай самоизлечения — колоссальный стресс мобилизовал защитные силы организма».
Родные больного испытывают не меньший стресс. Одни вступают в «партнерские» отношения с больным, стремясь помочь ему адекватно ситуации, другие буквально жертвуют собой, третьи гиперопекают, четвертые отвергают. Их реакции, как правило, зависят от семейного климата и вскрывают суть сложившихся в семье отношений, безусловно, претерпева-

ющих изменения в процессе болезни человека, иногда до неузнаваемости одухотворяя и обновляя прежние, не слишком теплые чувства.
А. В. Гнездилов: «Участие и забота об уходящем, пока он жив, впоследствии оказывается очень важным психологическим фактором, снимающим с близкого родственника чувство вины, рано или поздно возникающее почти у всех родных.

Никакие траты на памятники не успокоят так душу, не очистят и не укрепят ее, как участие в процессе смерти близкого человека».
Знаешь, а умирать как страшно, — совсем по-детски, шепотом признаешься ты, когда я меняю тебе повязку на груди.

Концентрация моего внутреннего напряжения такова, что я чувствую себя целиком покрытой железным панцирем — всякое другое покрытие неспособно выдержать бушующего внутри шторма. Ты — неумолимое зеркало, отражающее мою реальность, мой ужас перед надвигающейся неизвестностью. Я не знаю, что тебе ответить, беру тебя за руку и брякаю сущую глупость:

Слушай, а давай туда сначала Баську отправим. Тюк ее по голове молоточком...

Ты смотришь внимательно, а потом вдруг смеешься:

Не-е, Баську жалко.

Баська рыжим болванчиком сидит в изножье кровати и смотрит на тебя немигающими зелеными глазами. А мы смеемся, представляя, как это мы ее — молоточком...

И я внезапно осознаю, что всей этой невероятной стихией под названием «горе» можно управлять. Хотя бы немного. Надо только найти нужные слова. Невидимая рука слегка разжимает холодные пальцы, сковывавшие мою душу.

Семья и друзья часто опасаются обсуждать с больным его тревоги и страхи, объясняя это боязнью доставить человеку еще большие страдания. На самом деле это не так. Исследования, проведенные психологами Великобритании среди смертельно больных пациентов, показали, что люди, которым в силу разных причин не с кем поговорить, чаще страдают тяжелыми депрессиями. Только откровенный разговор на тему смерти, открытое выражение страхов, эмоций и размышлений, относящихся к умиранию, может снять напряжение, царящее в семье. Честное и прямое общение помогает больному справиться с собственным ужасом, оно лежит в основе его предсмертного преображения, помогает почувствовать, что он не один, что он понят и любим. Оно же дает возможность людям, ухаживающим за больным, снять со своей души груз невольной «вины» недомолвок и непонимания. Не важно, как снимать это напряжение: тихим прикосновением, молчаливым присутствием или шуткой — все решают личные отношения, традиции, сиюминутное настроение и интуиция. Главное, надо помнить, что у умирающего должна быть возможность безбоязненно поверять вам свои самые тайные опасения. Ему необходимо ощущать, что он продолжает жить, хотя и несколько в другом качестве, а значит, он вправе жить полнокровно: сопереживать, заботиться и... смеяться.
А. В. Гнездилов: «Однажды к нам поступила женщина, чуть за сорок. В ходе лечения ей пришлось установить катетер в мочевой пузырь. Находясь в больнице, она носила дренажный мешок, слоз-ио дамскую сумочку, и говорила, что следовало бы сделать его дизайн более современным, так как он не подходит к стилю ее одежды. Возможно, такой юмор покажется несколько странным, но именно он помогал ей справиться с трудной для нее ситуацией, показывая силу ее духа».

Вот несколько простых советов.

• Постарайтесь ие отдаляться от больного, сохраняйте с ним те же отношения, что были у вас в то время, когда он был здоров.

• Не оставляйте больного надолго одного.

• Приходя или подходя, не стойте над ним — посидите рядом. » Поддерживайте физический контакт: держите за руку — это дает человеку ощущение безопасности и сопереживания.

• Расспрашивайте, видит ли он сны, и какие. Рассказывайте свои.

• Пишите ему письма — в ваше краткое отсутствие они станут опорой его душе.

• Оставьте милую безделушку, напоминающую ему о ваших глубинных отношениях.

• Читайте его любимые стихи.

• Приносите любимые цветы и запахи.

• Рассказывайте о том, что известно науке о жизни после смерти.

• Не останавливайте, если человек плачет.

• По возможности и по его желанию не изолируйте от него детей.

• Не лишайте общения с домашними животными — эмоциональное г"1 тепло, которое они безмолвно отдают, бывает несопоставимо ни с какими утешениями.

• Не думайте о безнадежно больном свысока — он ближе к смерти и знает нечто нам неведомое. Он мудрее!

В общении с умирающим не должно быть никаких навязчивых поучений и требований смотреть на мир «позитивно»: никакого насилия! Предлагая уходящему свои модели поведения в надежде обратить его в свою «веру», мы только усугубляем его душевные муки. Ему нужны не поучения, а безусловная любовь, помогающая найти в себе силы и уверенность. В первую очередь, он нуждается в «попутчике», не боящемся проводить его, как ребенка, в страшную неизвестность.
А. В. Гнездилов: «Вам отведена роль Данте, больной же будет вашим Вергилием в том аду, который он сейчас переживает. Следуйте за ним, вслушивайтесь в него».
Конечно, выразить понимание и любовь бывает очень сложно, ведь с этим человеком может быть связана история страданий, обиды или неразрешенные конфликты. Но теперь все это становится неважным: если вы его действительно любите, оставьте собственные амбиции — сейчас вы в позиции сильного. Поставьте себя на место вашего близкого и спросите себя, что бы вы хотели услышать и почувствовать. Безусловно, для этого нужно желание и силы. Да, больной в какой-то мере мешает вам вести полноценную жизнь, уход за ним накладывает массу ограничений, вы устали, тоже страдаете и, возможно, не очень-то здоровы сами, но разве можете вы, любящий, сбросить с плеч эту ношу, разве потом вы сможете простить себе минуты раздражения или пренебрежения?

Ты лежишь и смотришь на родные стены, обводя глазами вышитые твоими руками милые домашние безделушки, все эти салфеточки и скатерти, и вдруг тихо спрашиваешь сама себя:

Зачем все это мне было нужно?

Я понимаю, ты ищешь смысл. Он должен существовать за пределами этих когда-то желанных, а теперь уже ненужных вещей, и он должен быть найден, иначе — все напрасно. Но я не знаю ответа и поэтому хитрю:

- Ну, тебе же всегда нравилось вышивать.

Я говорю в прошедшем времени. Это прошедшее время из моих уст — сигнал понимания того, что с тобой происходит — я не пытаюсь остановить тебя.

Ты теперь часто молчишь, и я не знаю, о чем ты думаешь, что скрываешь. Мне невыносимо видеть твои глаза. Поэтому я щебечу пташкой, рассказывая новости, несу всякую чушь из жизни друзей и знакомых — пытаюсь заполнить пустоту на месте пока не найденного тобой ответа.

Страх смерти и потеря смысла жизни — два огромных эмоциональных стресса первой стадии.

Вопрос о поисках смысла жизни умирающим — самый трудный. Человек теряет весь материальный мир, а вместе с ним и все отождествляемые с ним смыслы. Сокровища, собранные на земле, будут неизбежно оставлены. И тогда возникает необходимость ответить себе на вопросы: «Зачем я так тяжко трудился и зачем мне теперь все эти деньги?», «Для чего мне все эти вещи?», «Я так долго добивался этой должности — зачем?», «Почему я участвовал в этих "гонках" честолюбий?». Внешнее становится неинтересным и неважным. Мысли обращаются внутрь. Душа ищет в себе последние истинные «сокровища» — то библейское «царствие небесное», которое «внутри нас» — а нем ее последняя надежда и опора. Ученые признают, что умирание — это неизбежная стадия внутреннего роста: посмертная судьба души будет зависеть от того, как ома справилась с невыносимо сложной задачей. Пытаясь отрицать это, человек делает завершающий этап своей жизни бессмысленным и очень тяжелым.

Медсестра О. Д. Черткова, ухаживавшая за умирающим Максимом Горв-ким, оставила воспоминание: «Однажды ночью Горький проснулся и говорит: "А знаешь, я сейчас спорил с господом богом. Ух, как спорил. Хочешь, расскажу?" Но мне было неловко». Мы же можем только догадываться, что оспаривал атеист Горький перед смертью.

Никто из окружающих не может предложить уходящему готового ответа о смысле его жизни. Эти поиски — слишком интимный процесс: лишь ои сам может найти или так и не раскрыть свою истину. Единственный дар непреходящей ценности, который никогда не станет лишним в тяжелые для человека дни, — это слова искренней любви его близких: «Мы любим тебя и будем любить несмотря ни на что. Мы счастливы, что ты любишь нас».

В завершение первой стадии больной приходит к пониманию, что его уход неизбежен. И эта неизбежность иногда порождает негодование: «Почему должен умереть именно я, ведь другие, даже люди много старше меня, продолжают жить?!». Так начинается вторая стадия — стадия возмущения, следующий этап адаптации к ситуации неизлечимого заболевания, когда страх из пассивного, внутреннего, преобразовывается в активный протест. Переживание этого состояния более свойственно людям молодым, еще недавно полным сил и планов. Долго и тяжело болеющий человек находится в более «выгодном» положении: его длительная болезнь, прогрессируя, постепенно примиряет его С мыслью о безвозвратной потере здоровья, а течение долгого времени он привыкает довольствоваться малым.

В этот период медицинскому персоналу и родственникам, как правило, трудно общаться с больным — он требователен, капризен и даже агрессивен. Он изводит своими претензиями и поучениями, вспоминает старые обиды и стимулирует скандалы. А причина проста: он видит, что жизнь окружающих продолжается без него, и хочет привлечь их внимание, демонстрируя своим поведением, что еще жив.

Безусловно, характер человека откладывает свой отпечаток на все эти переживания — человек умирает так же, как он жил, и тем же, кем он является. Поэтому, если повышенная требовательность к окружающим и стремление быть в центре внимания не были свойственны человеку в жизни, маловероятно, что осознание неминуемого ухода сделает его «невыносимым» больным. Человек же авторитарного склада вряд ли сможет безропотно сносить свое беспомощное положение. Его гневливость будет невольно отталкивать страдающих и усталых родных, еще больше усугубляя его одиночество.

Что же делать им, любящим, страдающим и усталым? В любом случае, не следует слишком личностно воспринимать претензии и агрессию боль-

ного, ведь «корень зла» кроется вовсе не в них, а в его состоянии, весь внутренний ужас которого они вряд ли могут представить. Понимающая снисходительность и легкая отстраненность — единственные помощники на этой стадии. Человеку необходимо дать возможность «выплеснуться», иначе агрессия может привести к саморазрушительным реакциям. Где-то с ним можно согласиться, например, если претензии и жалобы обоснованны, где-то, напротив, мягко возразить, если своими разговорами о порче или сглазе он усугубляет и без того неровные отношения с кем-либо из близких. Иногда полезно переключить его на физические действия, например, предложить написать «гневное» письмо родным или изложить жалобы в письменной форме.

Мы продолжаем жить и говорить о пустяках, но в глубинах наших душ тикают часы. Поэтому в самый неподходящий момент нашего, казалось бы, легковесного разговора о моей новой кофточке ты вдруг

спрашиваешь:

Доченька, а сколько мне еще осталось?

Кто ж знает. Никто...

Знаешь, я подумала, найди они это у меня раньше, операцию бы стали делать, может, меня б давно не стало... — размышляешь ты вслух. — А так еще сколько пожила. Да?

Врач сказала, что твоя болезнь гнездилась внутри уже лет 15 и вот отчего-то активизировалась. А ты и в этом умудрилась найти «позитив». Разве тут возразишь? Разве нужны сейчас мои разумные доводы и сетования на упущенное для лечения время? Ничего уже изменить нельзя, кроме твоего отношения к смерти. И поэтому я... рада найденному тобой во/воду. И кто знает, может, это действительно так?

Никогда не думала, что проживу так долго. Долго — это 64 года.

Мама прожила 42, папа — 65, Галя — 46, Генка — 40, Таня — 18... —ты вспоминаешь ушедших родных. —Я-то что —уже старая...

Ты не протестуешь, ты уговариваешь себя принять смерть.

Третья возможная стадия — стадия переговоров, на которой человек, уже принимающий неизбежность смерти, задумывается о завершении земных дел и «торгуется» с Богом, судьбой или болезнью, давая обещания выполнить что-либо, если те захотят отсрочить уход.

И верующие, и неверующие вымаливают время для того, чтобы «подрастить дочь», «достроить внукам дом», «успеть женить сына», «подлечить отца» и т. п. Потрясающе, что это иногда действительно замедляет и даже останавливает течение болезни — такова сила человеческой заботы о любимых.
А. В. Гнеэдилов: «В моей практике был такой случай: женщина, назовем ее Ольга, попала к нам с онкологическим заболеванием, развившимся на фоне травмы. Муж ее был пьяница и дебошир. Она лечилась, мужественно перенося все испытания. Однако все ее мысли были о двенадцати летней дочери, которую она просто не могла оставить одну с таким отцом, она была одержима желанием подрастить дочь до такого возраста, когда та сможет самостоятельно определять свою судьбу. И она поставила себе срок — четыре года. Она должна была жить эти четыре года! И Олега выполнила данное себе слово, а ведь врачи не давали ей и полугода! Через четыре года она себя "отпустила". Но еще более потрясающими оказались результаты вскрытия: ракового заболевания уже не было! Какова была ее воля, и каково было напряжение духовных сил, преодолевших болезнь! Можно сказать, женщина умерла сознательно, посчитав, что задача ее выполнена».
Однако результаты переговоров могут быть и непредсказуемы, ведь больной человек ситуационно связывает себя с родными и течением их судеб. Так, моя сотрудница, женщина 54-х лет, заболевшая раком, держалась мужественно и выполняла все предписания врачей, которые отмечали положительный прогресс. Ее дочь в это время была беременна. Женщина «договорилась» с Богом, что, выздоровев, будет помогать ей растить внука. Но случилась трагедия: дочь родила мертвого ребенка. И женщина, глубоко потрясенная, утвердилась в мысли: «Бог, спасая меня, отнял жизнь у моего внука!». Она отказалась продолжать лечиться и умерла. Никто не смог убедить ее, как она выразилась, «принять такую жертву».

В такой ситуации близким невероятно трудно найти правильную линию поведения и те самые нужные слова, способные отвести человека от пропасти, — они мало значат, ведь человек договаривался с самим Богом, и если условия этого договора были нарушены не им, он не обязан теперь их соблюдать. К тому же больной не всегда хочет поделиться с родными тайными мотивами своих решений. В этом случае задача близких — вывести его на откровенность, а иногда и прибегнуть к помощи психолога или психиатра, преодолев собственные стереотипы недоверия и стеснительности.

Ты ничего не просишь у Бога. У тебя есть все: уютный дом, заботливый любящий муж, с которым ты душа в душу прожила 40 лет, дочь а зять — вполне успешные люди. Ты долго болеешь, у стала, и собственные потребности не имеют для тебя большого значения.

Хотелось бы мне посмотреть, как вы будете жить дальше...

Спасибо тебе, ты представить себе не можешь, насколько облегчаешь мое горе своим рассудительным спокойствием. Я знаю, оно да-ется тебе непросто, но ты любишь нас и не хочешь огорчать. А еще ты стольких любимых людей похоронило в своей жизни — их опыт умирания теперь стал твоим богатством и оружием.

Четвертая стадия — стадия депрессии, когда человек полностью осознает неизбежность смерти. На вопросы о его состоянии больной отвечает краткими «нормально» или «ничего». Он с невыразимой остротой понимает, что теряет все, материальный мир уже не представляет для него интереса. Слова... Их цену он уже знает лучше нас. Подлинные человеческие чувства — единственное, что с ним остается, поэтому больше всего он нуждается даже не в словах ободрения, а в теплых прикосновениях, взглядах, дыхании любимых людей. Это время внутреннего диалога, печали, прощания с миром и оплакивания себя. «Не мешайте человеку плакать. Если можете, поплачьте вместе с ним», — советует А. В. Гнездилов.

Ты плачешь, слезы тонкими струйками утекают за уши, а у тебя нет сил их вытереть. Ты часто теперь плачешь. Я все понимаю, и какими глупыми кажутся мне киношные выражения типа: «Крепись! Будь мужественной». Зачем тебе крепиться и быть мужественной?! Зачем нам прятать свои чувства?! Они — наше единственное богатство в безнадежности предстоящей Разлуки.

Отчего ты плачешь? — Я играю в непонимание, потому что хочу, чтобы ты сама сказала.

Жалко... — различаю сквозь всхлипы.

Себя?

Нет, папку — как он теперь без меня? Вы его не бросайте!

Не волнуйся. Как мы можем бросить нашего папку? И ничего-ничего не бойся — мы все тебя любим: и папка, и я, и Сережка (мой муж), и Баська.

А Таня не звонила?

Нет. — Ну, почему я патологически не могу тъбе лгать? А надо! Сейчас, наверное, надо было сказать, что твоя любимая племянница звонила, когда ты спала!

Смирение и спокойное принятие ухода, когда человек уже не цепляется за связи с внешним миром, когда он может сознательно желать «возвращения домой», воссоединения с уже покойными любимыми и пр. — последняя и наиболее желанная для умирающего стадия преображения.

Я вспоминаю моего тяжело болевшего тестя, который за два дня до ухода сказал жене, посетившей его в больнице: «Валя, я хочу домой». Она поняла его по-своему: «Завтра, Сашенька, поедем домой». — «Нет, не туда, а ДОМОЙ». Словно душа, пройдя все страдания предсмертного преображения, вспомнила, где ее истинный дом.

Как считают специалисты, человеку необходимо получить психологическое «разрешение» на смерть от себя и от близких. Время собственного ухода человек, как правило, определяет безошибочно и, будучи в сознании, может сообщить об этом врачам или родным. Этого не надо пугаться, ведь теперь он знает нечто неизвестное живым и здоровым, и это знание дает ему силы спокойно встречать тревожные взгляды родных. Коснувшись некоей тайны в своей душе, словно заглянув за предел нашего мира, он стал мудрее и подчас своей спокойной силой уже сам способен утешить близких.

В получении этого «разрешения» для себя огромную роль играет понятие чистой совести. Непрощенные обиды, неоплаченные долги, осознанные грехи — все это мешает спокойному уходу. Народные поговорки, концентрат опыта — яркое тому подтверждение: «Рад бы в рай, да грехи не пускают», «Спокойная совесть дает умиротворенную смерть». Поэтому многие больные внутренне стремятся обрести чувство исполненного долга: ждут приезда родных издалека, чтобы сказать последние слова, просят прощения у близких или прощают сами, оставляют письменные и устные завещания и т. п. Это время, когда слово «прощайте» обретает свой истинный смысл. Сложнее бывает получить «разрешение» ог близких, которым трудно «отпустить» больного, даже если они уже смирились с неизбежностью потери. Своим плачем у постели: «Не уходи, не уходи!» — они только затягивают муки человека. Психологи-танатологи в этом случае советуют просто помолчать, а если же скрыть горя невозможно — ненадолго оставить умирающего одного.

Я страшно боюсь, что ты можешь умереть в мое отсутствие. Поэтому все время тороплюсь и бегу, постоянно «вслушиваясь» сердцем, не зовешь ли меня. Задыхаясь, возвращаюсь из магазина.

Отчего ты плачешь?

От радости, что ты вернулась. Посиди со мной.

У тебя что-нибудь болит?

Ничего не болит.

И ручки не болят? И ножки не болят? И здесь не болит? И здесь?

Ты отрицательно качаешь головой. Спрашиваю:

Хочешь, анекдот расскажу про чукчу косоглазого — твой любимый?

Давай.

Прибегает к врачу чукчино жена: чукча на охоте окосел — лечить надо...

Ты смеешься совсем, как раньше, — беззаботно. Последний раз. Этот вечер светлым лучиком перечеркивает беспросветность горя.

  1   2   3   4   5   6   7

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Путь к разлуке icon Сборник Издательство "путь к себе"
Знаменитые йогини. Женщины в буддизме. Сборник. М.: Тоо "Путь к себе", 1996. — 256 стр
Путь к разлуке icon Тема урока «Путь героев к счастью»
Цели урока: проследить путь героев по поиску Людмилы; выявить авторское отношение к ним; обучать навыкам работы с текстом
Путь к разлуке icon Онтогенетическое правило полового диморфизма
Но это не единственный путь, — они могут быть открыты и теоретически. В настоящей статье обсуждается такой путь и делается попытка,...
Путь к разлуке icon Философия жизни исповедимый путь к богочеловечности
Философия жизни новая работа философа, поэта, биоэнерготерапевта Анатолия Васильевича Мартынова, известного широкому кругу людей...
Путь к разлуке icon Казачий спас
Она привела меня на Путь Спаса, и шаг за шагом, посредством духовных практик, молитв и медитаций, посвящала меня в тайную традицию,...
Путь к разлуке icon Алексей Александрович Маслов Путь воина. Секреты боевых искусств Японии
«А. А. Маслов. Путь воина. Секреты боевых искусств Японии»: Феникс; Ростов-на-Дону; 2004
Путь к разлуке icon Куртис Фейс Путь Черепах. Из дилетантов в легендарные трейдеры
«Куртис Фейс. Путь Черепах: Из дилетантов в легендарные трейдеры»: Манн, Иванов и Фербер; Москва; 2008
Путь к разлуке icon SSihir yapmanın ve kâhinlikte bulunmanın hükmü Предостережение праведников …
Поистине, никто не введет в заблуждение того, кого Аллах наставит на прямой путь, и никто не наставит на прямой путь того, кого собьет...
Путь к разлуке icon «витийства грозный дар…» А. С. Пушкин и русская ораторская культура его времени Русский путь
«Витийства грозный дар». А. С. Пушкин и русская ораторская культура его времени. — М.: Русский путь, 1999. — 416 с, ил
Путь к разлуке icon Математика
Индивидуальная работа с учащимися при подготовке к школьной математической олимпиаде, нпк «Путь к успеху»
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции