Становление личности




Скачать 8.84 Mb.
Название Становление личности
страница 4/65
Дата публикации 10.05.2014
Размер 8.84 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Психология > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   65
Часть моего времени уходила на произнесение речей, полупопулярные статьи о морали и анализ слухов, проводимый для ежедневной колонки в газете «Boston Traveler», озаглавленной «Клиника слухов», в которой мы старались обезвреживать слухи военного времени. Мы классифицировали их на три типа: «пугала», «видения курильщика опиума» и «вбиватели клиньев». Третий тип, базирующийся на предрас­судках и групповом антагонизме, был наиболее серьезным. Для значительной части этой работы я использовал исследования моего студента Роберта X. Кнаппа. Вскоре мы с Лео Постменом объединили усилия, прочтя вместе курс по расовым отноше­ниям для бостонских полицейских и опубликовав книгу «Психология слухов» (The Psychology of Rumor, 1947).

С приближением конца войны многие психологи стали интересоваться услови­ями, требующимися для заключения устойчивого и эффективного мирного договора. Я составил подписанное 2038 психологами заявление под названием «Человеческая природа и мир» и опубликовал его в «Psychological Bulletin» (1945). Ретроспективно наша формула мира может выглядеть в чем-то донкихотской, но она выступает как дань социальным идеалам нашей профессии.

Интенсивная общественная активность большинства американских социальных психологов — не только в военное время, но и на протяжении этих беспокойных де­сятилетий, — заслуживает комментариев. В 1936 году возникло Общество психологи­ческого изучения социальных вопросов (Society for the Psychological Study of Social Issues — SPSSI). Среди первых руководителей были Гарднер Мэрфи, Гудвин Уотсон, Джордж Хартмен, Курт Левин, Эдвард Толмен и Теодор Ньюком. Я был президен­том Общества в 1944 году. Работа в группе оказалась мне близка, так как в глубине души я политический либерал и социальный реформатор.

С моих прежних времен в Дартмуте у меня сложились тесные интеллектуальные и личные отношения с моим студентом Хэдли Кэнтрилом. Мы оба хотели сформиро­вать социальную психологию, которая была бы точной и приложимой к важным про­блемам. Мы между собой называли ее «L-P» — Lebenspsychologie*. Одним из продуктов нашего сотрудничества явилась книга о психологии радио (1935). Хэдли Кэнтрил ру­ководил «Проектом напряжений» в ЮНЕСКО в Париже и пригласил меня туда на незабываемую конференцию в 1948 году, по результатам которой он издал книгу «Напряжения, которые вызывают войны» (Tensions That Cause Wars, 1960). Для нее я написал главу «Роль ожидания».

Когда война подходила к концу, большинство моих коллег и студентов оказа­лось в Вашингтоне или в вооруженных силах. Для нас, оставшихся дома, стало не­обходимым спланировать огромный послевоенный наплыв ветеранов в наши уни­верситеты. В частности, в Гарварде мы столкнулись с довольно безотлагательной ситуацией. Хотя я оставался руководителем факультета психологии, оказалось, что необходимы некоторые далеко идущие перемены. По интересам наши собственные сотрудники четко делились на «биотропов» (Боринг, Стивене, Лешли и Биб-Сен-тер), с одной стороны, и «социотропов» (терминология Боринга) — с другой (Мюр-рей, Уайт, Олпорт). Соответственное разделение интересов было и на факультете антропологии, где Клакхон, представляющий культурную антропологию, демонст-
' Жизненная психология (нем.) .
рировал много общего с социологами и «социотропами». Много раз группа, состо­ящая из Парсонса, Мюррея, Клакхона, Моурера и меня, собиралась для разработ­ки основ создания нового факультета. Изменить любую базовую организацию в уни­верситете (особенно внутри старого института) — такая же тяжелая задача, как и передвинуть кладбище. Однако планы были разработаны, и в январе 1946 года фа­культет искусств и наук проголосовал за создание нового факультета.

Прежде чем завершить этот период, я хочу сказать о своем личном везении. В течение трех последних лет руководства мною факультетом психологии моим секре­тарем была миссис Элеонора Д. Спраг. Она продолжала работать со мной и на новом факультете, где моей административной задачей было руководство комиссией по присвоению высших степеней. Она оставалась моей правой рукой до своего выхода на пенсию в 1964 году. Благодаря ее компетентной помощи я охватывал больше вопро­сов, чем было бы возможно в ином случае.
1946—1966

18.00 было священным часом перерыва для собраний преподавателей. На со­брании в январе 1946 года Совет преподавателей утвердил создание нового факуль­тета, но к 17.50 еще не окрестил его. Было предложено название «Факультет чело­веческих отношений», но его не приняли, потому что в Йеле уже был институт с таким названием. Слишком удушающими были бы названия типа факультета соци­ологии, социальной психологии, клинической психологии или социальной антро­пологии, хотя именно таковым он и являлся. Около 17.59 кто-то предложил «соци­альные отношения», и вследствие позднего времени название было принято без обсуждений. Новая организация, включающая осколки факультетов антропологии и психологии, явилась радикальным шагом для Гарварда и изумила ту часть академи­ческого мира, которая наблюдала за изменениями образовательной политики Гар­варда. Но война закончилась, и ветераны стекались обратно, полные интереса к базовым социальным наукам, которые, по их ощущениям, должны были способ­ствовать решению проблем беспокойного мира.

Благодаря энтузиазму и сотрудничеству Пола Бана новый факультет быстро увеличил свой штат за счет возвращающихся в Гарвард людей (Джорджа Хоманса, Джерома Брунера, Брюстера Смита, Дональда Макгренахена и других) и ярких но­вых сотрудников, включая Сэмюэля Стоуфера, Фредерика Мостеллера и Ричарда Соломона. С июля 1946 года было предложено первое расписание занятий. Я сам (вместе с Джорджем Хомансом) преподавал в течение нескольких лет вводный курс. Примерно за год он сделался самым большим курсом по выбору в колледже, на который записалось около 900 учащихся Гарварда и Рэдклиффа. Фактически вскоре после его создания на факультете был самый большой прием: 400 студентов и по­чти 200 кандидатов на докторскую степень. Ученые степени (выше бакалавра) пред­лагались не по социальным отношениям, а по каждой из четырех составляющих дис­циплин. Перед факультетом всегда стояла проблема необходимости уравновешивать потребности специализации с мерой желательной междисциплинарной подготовки. Наша политика следовала курсом, колеблющимся между специализацией и интег-рационизмом, еще не найдя удовлетворительного их соотношения.

Думаю, этот дерзкий академический эксперимент не смог бы получиться, если бы не тот факт, что во время военной службы большинство наших сотрудни­ков утратили свою строгую академическую идентичность. Можно быть хорошим ученым в социальной дисциплине независимо от того, получил ли человек базовую подготовку по психологии, социологии, антропологии, статистике или некоторым другим дисциплинам. Таким образом, война подготовила наше мышление к той интеграции, что была осуществлена. Интеллектуальное лидерство в формировании «общего языка» в нашей области исходило от Талкотта Парсонса, объединившегося на время с Эдвардом Шилзом и Эдвардом Толменом. Были ли их усилия преждев­ременны, или в традициях Гарварда присутствовали индивидуализм и разногласия, но учредить общий базовый язык для факультета не получилось. Однако коллеги ухитрялись работать по двое, трое или в небольших группах над проблемами, пред­ставлявшими общий интерес для них, и преобладала атмосфера конвергенции. Зна­чительная заслуга в той унификации, что была достигнута, принадлежит Парсонсу. С самого начала и в течение десяти лет он был нашим полным энтузиазма предсе­дателем и лидером всего предприятия.

В качестве одного из отцов-основателей факультета я стремился к успеху экс­перимента. Моей особой обязанностью было председательствование в комиссии по высшим ученым степеням (с умелой помощью миссис Спраг) и, при любых обсто­ятельствах, поддержка других членов администрации. (Талкотт Парсонс, Роберт Уайт и Дэвид Мак-Клелланд по очереди были руководителями факультета, а Сэмюэль Стоуффер и Фрид Бейлз — директорами лаборатории. )

Моя собственная преподавательская деятельность продолжалась в том же объе­ме, что всегда. Я, наконец, передал большой начальный курс в умелые руки Боба Уайта и отказался от преподавания формального курса по социальной психологии, отдав его своим более молодым коллегам Джерри Брунеру, Роджеру Брауну, Гард­неру Линдсею, а позднее Гербу Келману, Эллиоту Аронсону, Стэнли Милгрэму, Кеннету Джерджену и далее непрерывной процессии молодых талантов. Я вел курс среднего уровня по теориям личности и два семинара для аспирантов: один — для аспирантов второго года, соискателей степени в области клинической и социальной психологии, а другой — продолжение семинара по морали, который теперь полно­стью посвящался проблемам группового конфликта и предубеждений.

Именно в связи с этим последним курсом я руководил написанием несколь­ких соответствующих докторских диссертаций и начал серию собственных публика­ций, кульминацией которых стала работа «Природа предрассудка» (The Nature of Prejudice, 1954). По-моему, важность этой книги, все еще циркулирующей в деше­вых изданиях, отражена в ее оглавлении. Как и в случае психологии личности, я несколько лет думал об этой теме, решая, какие вопросы являются по-настоящему центральными для новой, еще плохо определенной психологической территории, и в каком порядке должны располагаться темы в любом многогранном тексте.

Хотя много способных студентов сотрудничало в этой работе, один из них вы­рос до уровня первооткрывателя. На меня большое впечатление произвели исследо­вательские способности и умение объяснять Томаса Ф. Петтигрю из Вирджинии. Я пригласил его сопровождать меня в Южную Африку в качестве специального сти­пендиата Института социальных исследований университета Наталя, где он провел шесть плодотворных месяцев в 1956 году. Конечно, было захватывающе интересно сравнивать этнические трения в Южной Африке и Соединенных Штатах и тем са­мым в определенной мере исследовать кросс-культурную валидность моей недавно опубликованной книги. Я сделал вывод, что все личностные силы, ведущие к пред­убеждениям, существовали в обеих странах, но мои собственные психологические пристрастия, возможно, привели к недооценке сил истории и традиционной соци­альной структуры, более ярко заметных в Южной Африке.

Мы с Петтигрю провели несколько кросс-культурных исследований восприя­тия в Южной Африке. Одно из них, «Культурные влияния на восприятие движе­ния» (Cultural Influences on the Perception of Movement, 1957), как нам кажется, показало, что социальные факторы в восприятии видны тогда, когда стимульной ситуации присуща неоднозначность.

Проведя затем год в Северной Каролине, Петтигрю вернулся в Гарвард и по­степенно взял на себя значительную часть моих преподавательских и администра­тивных обязанностей, добавив их к собственной напряженной программе работы в области расовых отношений. Под его руководством продолжается долговременный семинар, вносящий вклад в изучение морали.

Вернувшись к теории личности (всегда занимающей центральное место в моих интересах), я оказался обремененным заявками на отдельные лекции или их циклы по упомянутой теме в различных университетах. Кроме того, нужно было готовить главы для учебников и доклады для участия в симпозиумах. Фактически, оказалось, что многие мои сочинения за последние двадцать пять лет были продиктованы та­кими обязательствами. Каждое обязательство я старался использовать как повод ска­зать что-нибудь релевантное теории личности. Так, Восточной психологической ас­социации я предложил «Эго в современной психологии» (The Ego in Contemporary Psychology, 1943). Иногда на этот доклад ссылаются как на возвращение понятия «Я» в академическую психологию — думаю, это некоторое преувеличение. А Мерриков-ские лекции в Уэслейан, Огайо и Лоуэлловские лекции в Бостоне побудили меня подготовить книгу «Индивид и его религия» (The Individual and His Religion, 1950). Выступления на Лекциях Терри в Йеле привело к работе «Становление: основные положения для психологии личности» (Becoming: Basic Considerations for a Psychology of Personality, 1955). Многие другие выступления по разным поводам были собраны вместе в книге «Личность и социальные контакты» (Personality and Social Encounter, 1960). В этой последней книге оказалось уместным в приложении привести полный перечень моих работ, дополненный в следующем издании (1964).

По-моему, в этих сочинениях, включая работы по предубеждениям, суще­ствует отчетливое единство. Личность, как я ее вижу, состоит прежде всего из об­щих установок, ценностей и чувств — см., например, «Психическое здоровье: об­щая установка» (Mental Health: A Generic Attitude, 1964). Следовательно, комплекс предрассудков, религиозное чувство, феноменологическое эго и философия жизни человека — важные субтерритории для исследования в контексте индивидуальной жизни.

Уделяя много внимания этим общим формированиям, встречающимся во многих, если не во всех, жизнях, я помещаю выше по своей шкале научных ценно­стей поиск паттерна, связывающего чувства, ценности и черты внутри каждой уни­кальной жизни. Я выбрал эту тему для выступления на конференции профсоюза психологов Германии в Гамбурге в 1961 году. Лекция называлась «Общее и своеоб­разное в психологической практике» (Das Allgemeine und das Eigenartige in der Psychologischen Praxis, 1961). Это приглашение выступить я принял отчасти для оп­равдания сентиментального путешествия. Я был счастлив отплатить за то многое, что дала мне немецкая структурная концепция, и особенно — вернуться на сцену моих научных занятий со Штерном почти сорокалетней давности. Но я также чув­ствовал, что немецкие психологи должны в чем-то лучше, чем большинство моих американских коллег, понять мои призывы к использованию морфогенических (иде­ографических) методов, приспособленных к структуре индивидуальной жизни. Эта линия рассуждений, конечно, связана с моим постоянным вопросом: «Как писать историю жизни?».

Много лет я использовал в преподавании замечательную серию из 300 лич­ных писем одной женщины. Первое из них она написала в 58-летнем возрасте, пос­леднее — через 12 лет, незадолго до своей смерти. Письма связаны с запутанными взаимоотношениями матери и сына и написаны в яростно драматичном личност­ном стиле. Это, конечно, уникальная жизнь, взывающая к психологическому ана­лизу и интерпретации. Имея значительный опыт использования этих писем в пре­подавании, я решил представить их в качестве вызова другим и набросать доступные способы психологического анализа в приложении к этому отдельному случаю; так я создал книгу «Письма от Дженни» (Letters from Jenny, 1965).

Среди случайных дел, отнимавших много времени и сил, я должен упомянуть работу над главой «Исторические предпосылки современной социальной психологии» (The Historical Background of Modern Social Psychology) для «Учебника социальной психологии» Линдсея (Lindzey G. Handbook of Social Psychology, 1954). В течение не­скольких лет я читал лекции по этой теме и потому обрадовался возможности дать сжатое изложение моего видения корней современной социальной психологии. Хотя уже назрел пересмотр «Учебника», я мало что нашел нужным менять в этой главе, но, возможно, кто-нибудь напишет более полную и подробную историю вопроса.

Я знал, конечно, что необходим пересмотр «Личности» 1937 года издания. Ее нужно было осовременить; требовалось переструктурировать раздел о функциональ­ной автономии и включить новые течения в области познавательных процессов, исследований ролей и экзистенциальной теории. Это обновленное и пересмотренное изложение представлено в работе «Структура и развитие личности» (Pattern and Growth in Personality, 1961). Став старше (и чувствуя себя лично более уверенно), я теперь мог обойтись без своей прежней напыщенной лексики.

Тем временем факультет социальных отношений разрастался. При штате около 100 преподавателей необходимы были изменения. Настало время передать управление более молодым коллегам. Факультет существовал восемнадцать лет в семи отдельных зданиях и в значительной степени был отрезан от «биотропного» факультета психо­логии. Когда Фонд Гарвардского колледжа объявил в качестве одной из своих целей строительство большого и вместительного Центра наук о поведении, оказалось, что может быть достигнуто по крайней мере географическое единство этих различных структур. Мы переехали в новый пятнадцатиэтажный Холл Уильяма Джеймса в янва­ре 1965 года, как раз когда я перешел с полной ставки на половинную. По догово­ренности с президентом Пьюзи я согласился в течение нескольких лет преподавать во время осенних семестров, а весенние оставил свободными для написания работ и путешествий. Оказалось, что мне грустно расставаться с Эмерсон-Холлом, в кото­ром я жил в качестве студента и преподавателя пятьдесят долгих лет (за вычетом семи лет моей работы за рубежом и периода в Дартмуте).

Нужно было написать заключительную главу в моих формальных отношениях с Гарвардом. В марте 1966 года Корпорация присвоила мне первое звание почетного профессора социальной этики им. Ричарда Кларка Кэбота. Объявляя о введении это­го нового профессорского места, президент Пьюзи воспользовался случаем «...при­ветствовать возвращение социальной этики в сообщество, которое многим обязано преданности и примеру Ричарда Кларка Кэбота, а до него — Фрэнсису Гринвуду Пибоди». Пьюзи добавил, что «в период широко распространенной неразберихи в моральных вопросах в наши дни существует и интерес к человеческим и этическим ценностям, особенно к характеру и моральной сензитивности». Так как д-р Кэбот был моим первым «боссом» в Гарварде и оказал большое влияние на мою карьеру в общем и целом, назначение оказалось для меня должным завершением и интеллек­туального цикла, и цикла чувств.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   65

Похожие:

Становление личности icon Урок №15. Тема. А. С. Пушкин. Детские годы поэта. Стихотворение «Няне»
А. С. Пушкина, оказавшими влияние на становление личности поэта; воссоздать атмосферу эпохи начала XIX века
Становление личности icon Становление личности
Данное издание выпущено в рамках программы Центрально-Европейского Университета «Translation Project» \ при поддержке Центра по развитию...
Становление личности icon Рабочая программа учебного курса «Литература»
Целью преподавания литературы на старшей ступени является становление духовного мира человека, создание условий для формирования...
Становление личности icon Анкета «Влияние родителей на нравственное становление личности подростка»
Влияние родителей в период взросления можно считать основным. Родители воздействуют на усвоение детьми общественных норм и ценностей,...
Становление личности icon Книга канадского автора-учебник общей психологии с основами физиологии...
Для специалистов и студентов психологов, биологов, медиков, педагогов и всех читателей, интересующихся вопросами психологии
Становление личности icon Программа поэтапного развития Н. Каранайской основной общеобразовательной...
Становление творческой личности ученика, раскрытие индивидуальных возможностей через игру
Становление личности icon О преподавании русского языка и литературы в 2013/2014 учебном году
Основная цель филологического образования, в том числе обучения русскому языку и преподавания литературы,– формирование компетентного...
Становление личности icon Календарно-тематическое планирование по литературе для 10 класса...
Целью преподавания литературы на старшей ступени является становление духовного мира человека, создание условий для формирования...
Становление личности icon Пояснительная записка Целью преподавания литературы на старшей ступени...
Развитие у учащихся способности эстетического восприятия и оценки художественной литературы и воплощённых в ней явлений жизни
Становление личности icon Пояснительная записка Целью преподавания литературы на старшей ступени...
Развитие у учащихся способности эстетического восприятия и оценки художественной литературы и воплощённых в ней явлений жизни
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции