экспериментального метода отраженной субъектности.
Идея предлагаемого метода заключается в следующем. Экспериментатор оценивает или измеряет психологические особенности какого-нибудь индивида, выступающего в роли испытуемого, по тем или иным известным или новым методикам (проективным, психосемантическим, “деятельностным“ и т. д.) и выявляет устойчивые характеристики этого индивида в соответствующих измерениях. Они принимаются за точку отсчета. Теперь предлагается включить другого индивида (мы его называем “исследуемым“) во взаимодействие с первым. Сдвиг в проявлении индивидуальности испытуемого выступает в качестве исходной характеристики личности исследуемого. Предполагается, что мерой его личностности служит фиксируемая экспериментатором степень изменения поведения и сознания других людей, которое значимо для этих других, для их собственного самоопределения. Таким образом, мы подступаем к явлениям отраженности, запечатленности исследуемого в системе индуциируемых им изменений жизненных проявлений испытуемых, что и обрисовывает личностный модус индивидуальности исследуемого как источника нового смысла для испытуемого. Подобный подход к изучению личности может быть, следовательно, обозначен как принцип отраженной субъектности.
Среди форм и способов “предъявления“ исследуемого испытуемым можно выделить следующее: 1. Реальное взаимодействие исследуемого и испытуемого в пределах
171
экспериментальной ситуации; 2. Фактическое присутствие исследуемого в ситуации осуществления испытуемыми той или иной деятельности при соблюдении условия невмешательства; 3. “Материализованные репрезентации“ исследуемого испытуемому: предъявление фотографий, голоса, записанного на магнитофон, предметов, символизирующих присутствие исследуемого; 4. Включение исследуемого или его символических замещений в структуру экспериментального материала, например, включение их в саму “картинку“ проективного теста; 5. Квазиприсутствие — гипнотическая актуализация образа исследуемого, “мысленное“ присутствие и т. п.; 6. Субсенсорное предъявление стимулов, связанных с исследуемым (его имени, фотографий и др.); 7. Воспроизведение ситуаций, в которых имело место взаимодействие испытуемого и исследуемого без внешней актуализации образа последнего; 8. Экспериментальные условия, аналогичные только что описанным, при гипнотическом внушении испытуемому “забывания“ исследуемого; 9. Включение испытуемых в такие ситуации, которые были бы сходны с предшествующими ситуациями взаимодействия испытуемого и исследуемого без внешней актуализации образа исследуемого (условие “нулевой“ репрезентации).
Первый из названных способов “предъявлений“ позволяет реализовать исследования прямого или косвенного, намеренного или ненамеренного влияния, улавливая соответствующие эффекты запечатленности исследуемого в проявлениях активности испытуемых. Формы репрезентации исследуемого, начиная со второй по шестую, нацеливают на выявления характеристик его отраженной субъектности, выступающей на уровне идеального значимого другого. Остальные формы репрезентации представляют интерес в плане оценки претворенной субъектности.
Основные методические трудности, обусловленные отстутсвием какой-либо традиции соответствующего экспериментального исследования, возникают в основном при изучении отраженной субъектности во втором из выделенных её вариантов, переходном между первым и третьим. В этом аспекте деятельность испытуемых актуально опосредствуется идеальными репрезентациями исследуемого. Поэтому главный акцент при описании того, как практически “работает“ метод отраженной субъектности, мы здесь сделаем на основе освещения данных о том, как
172
“вмешивается“ идеальный значимый другой (исследуемый) в выполнение экспериментальных заданий испытуемыми.
Отметим в порядке иллюстрации несколько исследований, проводимых на основе предложенного автором метода. Так в работах Ю. В. Янотовской и, независимо от неё, И. Г. Дубова изучалась мера идеальной представленности (персонализации) творческих учителей в учениках: в исследовании ученики включаются в словесный ассоциативный эксперимент, затем по частотному словарю выявляется уровень оригинальности ассоциаций. Показано, что в присутствии учителей, которые по экспертным оценкам описываются как творческие личности, оригинальность ассоциаций учеников возрастает.
В исследовании А. В. Воробьева школьникам предъявлялась игровая задача, которую требовалось решить самостоятельно, не отступая от правил. В одной из экспериментальных серий перед испытуемыми-шестиклассниками находился портет их учителя. Выяснилось, что предъявление портретов некоторых учителей не вызывало изменений в добросовестности учащихся, предъявление портретов других учителей стимулировало более добросовестную работу. Примечательно, что портреты некоторых учителей оказывали неблагоприятное воздействие, вызывая падение правдивости учащихся, нарушение правил “исподтишка“. В работах того же исследователя выяснено, что предъявление одного только голоса учителя (при полной стертости, невнятности содержания речи) вызывало изменение в интерпретации учениками сюжетных ситуаций проблемного типа; одни учителя повышали “доброжелательность“ интерпретаций во взаимоотношениях между героями специально отснятого фильма, другие способствовали негативным интерпретациям взаимоотношений между героями. Та же техника репрезентации позволила выявить факты стимуляции познавательной активности учащихся при решении ими интеллектуальных задач учебного типа. (Было бы интересно выявить возможную динамику “зоны ближайшего развития“ детей — расширение или сужение её границ — в условиях контакта ребенка с разными взрослыми).
С использованием предложенной А. Л. Крупениным техники “псевдовоздействий“ значимых других удается выявить факт изменения уровня “непрагматического риска“ при условии подобного мнимого “воздействия“ на субъекта-перципиента.
173
Участникам эксперимента сообщали, что будет проверяться гипотеза о существовании “биополей“. “Субъетом-индуктором“ становился исследуемый, “субъектом-перципиентом“ — испытуемый. Исследуемый должен был “воздействовать“ на испытуемого, сидящего за прибором — “рискометром“1, находясь рядом (за спиной испытуемого) или издалека (из другой комнаты). Обоим было известно, что вследствии “воздействия“ должна быть “повышена точность“ работы испытуемого, состоящая в экстраполяции движения сигнала-объекта в “тоннеле“. Как первый, так и второй участники опыта не знали, что в эксперименте выявляется уровень стремления человека к риску, а также зависимость именно этой тенденции (а не самой по себе точности остановки сигнала-объекта в тоннеле) от факта идеального взаимодействия между испытуемым и “ассистентом“ (т. е. в данном случае исследуемым). В специальной экспериментальной серии бло показано, что одного только внушающего влияния экспериментатора, повышающего уверенность испытуемого в точности его собственных действий, оказывается недостаточно для стимуляции тенденции к риску. В этой серии испытуемому вручали металлический стержень, соединенный проводом с корпусом прибора, на котором проводилось исследование, и сообщали, что по этому проводу будет “передаваться“ определенное воздействие от особого устройства — “суггестометра“, якобы повышающего точность выполнения задачи. Большинство испытуемых при этом оценивали свою работу как более точную, чем в предыдущих сериях (без суггестирующего воздействия), однако уровень стремления к риску оставался прежним. Кроме того, на значительной экспериментальной выборке (более 900 испытуемых) А. Л. Крупениным было показано, что колебания уровня стремления к риску у испытуемых необъяснимо естественными флуктуациями проявлений активности в экспериментальной ситуации, располагающей к риску (коэффициент корреляции между повторными сериями с интервалами: 2 недели, 3 месяца, полгода — не менее 0,82). В случаях, если эксперимент “проводился с незнакомыми прежде участниками, наблюдалось
174
приблизительно равное отклоннение в сторону повышения или понижения уровня стремления к риску. Причем у трети испытуемых риск сохранял свое исходное значение. Однако в тех случаях, когда участники эксперимента были знакомы между собой, в условиях “воздействия“ выявлялась значимая тенденция к повышению показателей прагматически немотивированного риска по сравнению с данными индивидуальной серии. Соответствующие сдвиги независимы от социометрического и референтометрического статуса исследуемых и испытуемых в группах, из которых формировались экспериментальные диады. Таким образом, основным фактором сдвига к риску является наличие ранее сложившегося межиндивидуального контакта между испытуемыми и исследуемыми, который можно интерпретировать как достигнутую опытом общения запечатленность исследуемого в системе “смысловых установок“ испытуемого.
Для описания следующей группы фактов, полученных в том же исследовании, не имеющих пока вполне убедительного истолкования, мы используем заимствованный1 из математической логики термин — “отношение эквивалентности“. Последнее, как известно, удовлетворяет трем формальным условиям: “симметричности“ (ARB=BRA), “транзитивности“ (ARB & BRC=ARC) и “рефлективности“ (ARA). В нашем случае это означает, что если индивид A в определенном направлении изменяет стремление к риску у индивида B, то последний (B) вызывает аналогичное изменение у первого (A) (условие “симметричности“); если индивид A индуцирует повышение или снижение уровня стремления к риску у индивида C, а B — соответственно у C, то с высокой вероятностью обнаруживается ссответствующее влияние A на C (условие “транзитивности“). Именно эти факты наблюдались в исследовании. Для проверки условия “рефлексивности“ мы провели дополнительную серию, которая, возможно, могла бы вызвать возмущение у рьяных приверженцев представлений о магической силе “биополей“.
175
Экспериментатор делал вид, что он “записывает“ собственные “биополя“ испытуемого, которые далее “транслирует“ тому же испытуемому (в действительности, конечно, никакой записи чего-либо и обратного предъявления не было). В результате оказалось, что участники исследования, не вызывающие изменения уровня стремления к риску у других лиц, в серии “самовоздействия“ не изменяли собственного уровня риска; вместе с тем участники эксперимента, варьирующие уровень риска у других, вызывали аналогичные изменения у самих себя. Следовательно, подтверждалось и свойство “рефлексивности“ производимых влияний, и в целом перед нами открывалось отношение эквивалентности, разбивающее множество испытуемых на два противостоящих друг другу подмножества: подверженных и вместе с тем подвергающих влиянию и — “независимых“, находящихся вне отношения влияния. Приведенные данные нуждаются, конечно, в дополнительном исследовании и объяснении.
Трудно интерпретируемые факты получены нами также при исследовании динамики ряда феноменов восприятия, обусловленным идеальным присутствием значимого другого. Б. М. Величковский обратил наше внимание (в личной беседе) на возможную взаимосвязь персонализации и перцепции. Одна из таких иллюзий — вариант фигуры Г. Каниззы с иллюзорным контуром, несколько модифицированной нами, — послужила для нас предметом анализа.
В поле зрения испытуемого — четыре фигуры черного цвета, представляющие собой круги с вырезанными в них секторами. Иллюзия состоит в том, что условный квадрат, “наведенный“ этими секторами, в глазах наблюдателя превращается в реальный белый квадрат, т. е. становится “видимым“ (см. рис. 1, а).
Действительно ли “присутствие“ значимого другого лица может отразиться на характере переживания этой иллюзии? Приведем некоторые данные, полученные в дипломной работе, выполненной под нашим руководством Е. И. Кузьминой.
Прежде всего необходимо было измерить силу иллюзии. Для этой цели мы предъявляли испытуемым слайды, где расстояние между черными кружками менялось от меньшего к большему; в некоторый момент иллюзия белого контура, весьма
176
ощутимая при небольшом расстоянии между кружками, пропадала, тем самым мы устанавливали порог исчезновения иллюзии.
Далее, поскольку эксперимент проводился с детьми дошкольного возраста, необходимо было адаптировать для детей инструкцию и несколько модифицировать предъявляемый тест. Остроумное решение этой задачи предложила Е. И. Кузьмина. Кружки с вырезанными секторами были “превращены“ в головы рыб с пририсованными “хвостиками“ (см. рис. 1, б).
|
