Рецепция римского права: вопросы теории и истории
|
Скачать 2.13 Mb.
|
| 1. Но, впоследствии, влияние римского права прослеживается в Англии благодаря его международному авторитету. В частности, оно отразилось на судебной реформе Генриха II. Он создал королевский суд, к которому тяжущиеся могли аппелировать (за особую плату) вместо местного суда. Генрих организовал институт странствующих судей; такие судьи применяли розыск и допрос согласно римскому праву. То есть местная система права была традиционной, германской (судебный поединок, ордалии), а королевский суд основывался на римском праве. Но важно также и добавление, сделанное королем: в тяжбах каждая из споривших сторон могла добиваться вызова в суд свидетелей происшедшего, обычно их было 12 человек. Под присягой свидетели показывали, что им известно, и на основе их показаний судья решает спор. Отсюда возник суд присяжных. Это добавление к системе римского права сделано под влиянием древних германских обычаев. Германское добавление к системе римского права сделало английскую юстицию отличающейся от континентальной2. Неприятие чуждых по духу правовых установлений, правил, принципов приводит либо к активным выступлениям против такой рецепции, либо к пассивному их неисполнению, игнорированию, «правовому нигилизму»… Так, при присоединении в 1802г. к Российской Империи Грузии, Россией было введено правило, что все грузинские правовые документы, такие как иски, жалобы и др., должны были быть составлены исключительно на русском языке, а не на грузинском. Соответственно каждый проситель должен произнести свою судебную речь или исковое заявление, огласить прочие судебные документы наизусть на русском языке безошибочно, под опасением потерять право иска1. Конечно же, такое нововведение натолкнулось на ожесточенное сопротивление грузинского народа, и такая антинародная правовая практика была прекращена. Интересна сторона вопроса о рецепции права стран-метрополий в правовые системы колоний. Но для ее разрешения необходимо коснуться самого характера такой колониальной политики, осуществляемой западными странами в XIX-XXвв. Ее основу составил расизм, сопровождаемый массовым уничтожением туземного населения. Так, известно, что в Квинсленде (северная Австралия) в конце XIXв. невинной забавой считалось загнать целую семью "ниггеров"- мужа, жену и детей - в воду крокодилам. Во время своего пребывания в Северном Квинсленде в 1880-1884гг., норвежский путешественник, натуралист и этнограф Лумхольц Карл Софус (1851- 1922) фиксировал такие высказывания от колонистов: «Черных можно только стрелять - по - другому с ними обращаться нельзя». Один из колонистов заметил, что это «жесткий… но … необходимый принцип». Сам он расстреливал всех мужчин, которых встречал на своих пастбищах, «потому что они суть скотоубийцы, женщин - потому что они порождают скотоубийц, и детей - потому что они [еще] будут скотоубийцами. Они не хотят работать и потому не годятся ни на что, кроме как получить пулю”,- жаловались колонисты известному путешественнику2. Данная политика поддерживалась и правовой идеологией колонизаторов. Политика территориальных захватов и насильственного распространения власти империалистических держав на слабые народы мира изображались юридической наукой Запада как продолжение якобы «цивилизованными нациями» «великих» традиций «эллинистического» Востока и Древнего Рима, выражавшихся в концепциях imperium и ius (власть и право). “Великими” традициями идеологи называют продолжение захватнических войн античных государств. При этом как колониальная политика Рима оправдывалась правом народов (ius gentium), так и притязания Англии на захват чужих территорий обосновывалось колониальным правом (colonial law) в соответствии с правовыми воззрениями английской буржуазии.1 Крайности колониальной политики закончились, в основном, в 20-30гг. XXв. Рост национально-освободительного движения в этот период поставил колониальную администрацию перед необходимостью применения новых методов управления с использованием норм исторически сложившегося обычного права, отражающего местные традиции.2 Однако даже, несмотря на это, Алжир, в Ордонансе от 4 июля 1973г., зафиксировал положение, что старое законодательство, навязанное Алжиру, несло на себе «нестираемую печать духа колонизаторов» и поэтому представляло собой «препятствие на пути к быстрому переходу в направлении строительства социалистического общества».3 Конечно, не секрет, что в праве бывших колониальных государств находятся составляющие элементы правовых систем метрополий. Именно на их основе было создано писанное национальное право этих государств. Это объясняется тем, что, как правило, до колониального прошлого здесь существовало только обычное право и колонизаторство ввело контур современной цивилизации с обязательными ее атрибутами (напр. право). Поэтому можно признать правильным мнение Нгуен Тхи Мгок Лам, что на протяжении своего колониального правления французы постепенно «прививали» Вьетнаму частноправовое регулирование европейского типа4. Кроме того, колонизаторами практически никогда и не ставилась задача «оцивилизовывания дикарей». Поэтому после краха колониальной системы в мире ее «осколками» в большинстве случаев не стала Западная правовая культура. Наоборот, наблюдалось ее действительное отторжение, при внедрении в свои правовые системы теории римского права. Так, выдвигается идея самобытности африканского права, которая должна служить средством, противодействующим механической рецепции правовых институтов буржуазных стран и содействующих быстрейшему преодолению колониального наследования в области права.1 Но такая самобытность будет проявляться не сразу. Отмечается, что завоевание политической независимости стран Африки не сопровождалось полным отказом от права колониального периода, значительное число старых нормативных актов продолжало существовать2. Исключение из общего правила составляет Российская империя, проводившая довольно мягкую политику к своим «туземцам». Но даже такая мягкая политика вызывает жесткую критику у современных исследователей ближнего зарубежья. Так, казахский исследователь Кенжалиев критикует Россию за попытку изменения казахских правовых обычаев. По его мнению, нормы обычного права представляли собой своеобразным самозаряжающийся защитный слой и механизм веками сложившийся и устоявшихся общественных отношений в крае (т.е. в Казахстане), в силу чего «надо было избегать лобовой атаки против этого механизма. Настороженный защитный настрой этого традиционно-нормативного механизма надо было снять осторожным, тактичным и уважительным отношением при осуществлении мер, касающихся интересов и нужд коренного населения»3. Но как следствие этого, казахское государство в принципе отказалось от обычного права кочевого народа и активно использует достижения российской доктрины цивилистики. В рамках рассмотрения вопроса о рецепции права любопытным представляется изучение рецепции социалистической доктрины права для своих социалистических республик, а после Второй мировой войны - для стран социалистического лагеря. Вообще, что касается славянских народов, то исследователями признается их определенная общность, что и предопределило успешность рецепции. Так, в законодательстве Украины было много общего с законодательством РСФСР, что вполне естественно. В литературе доказан факт рецепции на Украине норм социалистического российского права1. Отмечается, что ликвидация буржуазных по характеру договорных отношений в Белоруссии проводилось аналогичными с РСФСР способами 2. В результате коренных перемен, произошедших в результате поражения фашистской Германии и возникновения стран социалистического лагеря, произошла рецепция советской системы права. В Болгарии рецепция доктрины советского социалистического права началось после 9 сентября 1944г. Болгарскими цивилистами отмечалось, что с победой народной власти изменился характер прежнего права, его применения, в том числе и гражданского права. Новое социалистическое гражданское право создается, развивается и укрепляется, широко используя достижения советской гражданско-правовой науки, так как СССР первое в мире социалистическое государство, имеющее самый большой опыт социалистического строительства. При осуществлении социалистической революции новые социалистические государства воспользовались советским гражданским законодательством, социалистической теорией и продолжают пользоваться ими и дальше 3. Этот факт был отражен в развитии цивилистической болгарской мысли, которая вслед за советской стала автоматически отрицать деление права на частное и публичное. Не обошлось и без перегибов. Так, болгарские коллеги по цивилистике даже пришли к выводу о полнейшем отсутствии в социалистических системах частного права: “Гражданское право Народной Республики Болгарии не было и не может быть частным правом. Оно возникло на основе строящегося социалистического общества и выражает волю рабочего класса и всех трудящихся, оно создается и применяется государством, которое по своей сущности является диктатурой пролетариата. Оно служит в его руках оружием преобразования народного хозяйства на социалистических началах, внедрения, оформления и укрепления социалистических производственных отношений, использования объективных экономических законов социализма, орудием генеральной линии БКП, научно обоснованной политики партии. Основным его институтом является не частная собственность, а право государственной социалистической собственности как высшей формы социалистической собственности. По своей основе, источникам, функциям гражданское право Народной Республики Болгарии не может, следовательно, быть определено как частное право”.1 Чехословацкие ученые также признавали сильнейшее влияние советской доктрины права на отечественное право: «Наши юристы в сотрудничестве с трудящимися изучали советское право, правовую литературу, чтобы выработать такие законы, которые соответствовали бы нашим условиям и служили серьезным оружием против всех врагов народной демократии, для построения нового общества»2. Необходимо признать, что не существовало ярко выраженного диктата в рецепции советского права. Так, советскими исследователями уже в 1958г. отмечалось существенное различие советского права от права социалистических стран в области многообразия правовых институтов. Были найдены и соответствующие «причины»: «Эти отличия обуславливаются особенностями их экономического строя, их исторического и национального развития, той стадией социалистического развития, в которой находятся эти страны. Так, гражданское право стран народной демократии знает виды вещных прав, неизвестные законодательству СССР: вещное право пользования чужой вещью (узуфрукт), ипотеку (залог недвижимости), различного рода вещные обременения. Наличие указанных вещно-правовых институтов объясняется существованием в странах народной демократии, кроме Монгольской народной республики, частной собственности на землю» 1. Но такая гипотеза не объясняет самого сохранения частной собственности на землю - отменой которой так гордилось советское государство. В действительности, по видимому, страны народной демократии не спешили отказываться от работавших правовых институтов, как это произошло в России в 1917г., они пошли по пути симбиоза марксистско-ленинской философии и своеобразия своих систем частного права. Поэтому представители стран народной демократии в принципе не желали замечать частную собственность как тот фактор, который сближает их частное право с буржуазным: «Континентальная правовая система, так же как и англосаксонская, представляет собой образец того типа права, который основан на частной собственности на средства производства и соответствует социальной сфере. Социалистические правовые системы являются образцами типа права, основанного на общественной собственности на средства производства и на соответствующем общественном строе». 2 При этом подчеркивалась в принципе невозможность рецепции в социалистической системе права буржуазных институтов, так как «основная зависимость права от экономического базиса приводит к пониманию того, почему невозможна рецепция социалистического права буржуазным государством и наоборот. Рецепция предполагает, прежде всего, что реципируемое государство принадлежит к тому же типу, к какому относится реципируемое право».3 Советские исследователи констатировали, что многие страны социалистического лагеря использовали буржуазное право, например ГДР, Румыния. Однако «при применении норм прежнего права используется старая правовая форма, но она приобретает новое классовое содержание»1. Сама идея рецепции чего - либо в правовую систему рождается в силу идеологических установок и действует она, конечно, не на «пустой» почве. Так, даже высадившиеся на американский континент воинственно настроенные конкистадоры обнаружили в обычаях и традициях коренного населения, в их политической организации определенные и ясные нормы, регламентирующие его общественную и хозяйственную жизнь. Значимость этих норм, стабильность начал, на которых они основывались, заставили испанскую корону воспроизвести многие из критериев индейской организации труда и отношений собственности на землю в своей административной практике в колониях Нового Света2, что обусловило успешность рецепции испанского права. Таким образом, представляется возможным выделить следующие основные модели рецепции. «Добровольная» (кризисная) модель представляет собой заимствование правовой системой-реципиентом от правовой системы-донора правовых институтов в силу идеологической направленности реципиента в целях улучшения действия правовой системы. Она возможна при наличии системного кризиса в общественно - правовой жизни. Этот вид рецепции возможен только добровольно. Иными словами, если существует кризисные общественные явления, то возникает и «спасительная» идея рецепции. Если же в истории права выявляется факт добровольной рецепции, то ее предпосылки можно найти только в государственно-правовом кризисе. Как правильно отмечает А. Каменский, понятие «кризис» и «радикальные реформы» взаимообусловлены. Не только кризис вызывает радикальные реформы, но и они возможны лишь в результате кризиса, ибо только тогда в обществе нет достаточно сильных консервативных сил, способных противостоять всеобъемлющим преобразованиям1. Так, исследователи отмечают, что большинство древнейших реформ (Телепинуса в Хеттском царстве, Эхнатона в Египте, Иосии в Иудее и многие другие) являются следствием кризисов, носящих социально-политический характер либо социально-экономических и политических кризисов. Проводимые центральной властью преобразования являются методом разрешения конфликта или выхода из кризиса.2 «Добровольная» модель может быть как успешной, частично успешной, так и не успешной. Так, успехом увенчался кодекс Наполеона, вобравший в себя римские правовые ценности. Частично-успешной можно признать Гражданский кодекс РСФСР 1994-1997гг., который вобрал в себя недостающие звенья теории римского права, ввел новые инструменты частного права и обновил терминологию. Однако для полной успешности рецепции необходим рост экономических преобразований, чего в России не наблюдается. «Недобровольные» варианты рецепции возможны в рамках оккупационной и колониальной моделей. «Оккупационная» модель возможна при оккупационных действиях страны - победителя. Она может носить либо кратковременный, либо долговременный характер. Оккупационная модель характеризуется отношением оккупантов к оккупируемому местному населению как к равному по культуре народу. Типичный пример – кодекс Наполеона, который прижился в Польше вплоть до XXв. Следующая модель – «колониальная». Характеризуется отношением колонизаторов к местному населению как к «отсталому», «примитивному» народу. Определялась насаждением права метрополии. Однако даже при таком жестком характере, колонизаторы всегда учитывали в той или иной мере положения местного права. Так, высадившиеся на американский континент воинственно настроенные конкистадоры обнаружили в обычаях и традициях коренного населения, в их политической организации определенные и ясные нормы, регламентирующие его общественную и хозяйственную жизнь Значимость этих норм, стабильность начал, на которых они основывались, заставили испанскую корону воспроизвести многие из критериев индейской организации труда и отношений собственности на землю в своей административной практике в колониях Нового Света.1 В силу идеологической подоплеки рецепции в ней находят либо будущую панацею от всех бед, либо источник современных проблем общества, либо «оскорбительные» для общественности намеки. Общество опасается потерять свое внутреннее содержание в связи с рецепцией иностранного права. Так, средневековая Япония произвела рецепцию из Китая в разнообразных формах идеологии и культуры, включая иероглифическую письменность, однако это не привело к «китаизированию» мышления, культуры и обычаев японцев2, чего так опасалось японское общество. Думается какие-то элементы, конечно же, укореняться в обществе, но в целом, в связи с «перевариваемостью», данные суждения являются надуманными. Но политические оценки возможности и результатов рецепции будут всегда преобладать над научными. Возьмем в качестве примера ситуацию в российской науке XIXв. Исследователи предприняли попытку доказать, что источниками как Русской Правды, так и договоров Руси с Византией Хв., являлись нормы древнееврейского законодательства. М.Г. Моргулис, например, считал, что ст.13 договора Руси с Византией 911г. одинаково регулировала общественные отношения в двух странах, причем у руссов, судя по Русской Правде, порядок наследования основан преимущественно на началах моисеево-талмудического законодательства.1 Его поддержал и Г.М. Барац также считал в XIXв., что понятия и постановления об опеке могли сложиться у руссов в древнейшее время под влиянием иудео-хазар и евреев, подобно тому, как через посредство последних многие правоположения, касательно завещания и опеки перешли к мусульманам2. Данная попытка не лишена разумности, так как влияние Хазарского каганата до настоящего времени не изучено в достаточной мере. Другие современные исследователи выводят российское право из права ведического, права Ману3. Но в науке сложилась отрицательное отношение к возможности такой рецепции, так как существует подозрение, что «названные положения имели целью доказать отсталость восточных славян, «исконную неспособность» русского народа в государственно-правовом и культурном отношениях и не оригинальность Русской Правды»4, то есть видя в этом прежде всего идеологическую подоплеку. Иными словами, до настоящего времени существует объективная опасность полной идеологизации научного исследования проблем рецепции, что приводило и будет приводить к негативным результатам. В литературе накопились многочисленные предостережения от поспешных выводов относительно успешности какой-либо рецепции иностранного права в обычное древнерусское право, что тоже связано с идеологическим настроем того или иного ученого: «Заметит ли исследователь какое-нибудь сходство между нашим обычаем и еврейским, и он смело говорит, что обычай этот заимствован у евреев; греческим или римским - от греков или римлян; с персидским, индийским - от персов, индусов. Нет исторической возможности, очевидной нелепости, через которую храбро не перепрыгивали, только чтобы вывести наш древний обычай за тридевять земель, из тридевятого царства, все равно какого: была бы тень сходства, слабейшая аналогия».1 Вообще, поиск правовой системы-«донора» в конечном итоге превращается в идеологический инструмент, который будоражит всю науку, а не только юриспруденцию. Это связано, прежде всего, с идеологическим компонентом рецепции. Типичный пример - спор о рецепции культуры варягов в древнерусскую культуру. Впервые на научном уровне российская историческая наука столкнулась с идеологическими проблемами рецепции при возникновении «нормандской» теории. Ее основателями выступили двое немецких историков - Иоганн Готфрид Байер и Герард Фридрих Миллер, приглашенные Петром I для исследований в 1724г. в Санкт-Петербург. В частности, ими было выдвинуто предположение, что как государственность, так и свое имя Россия были получены именно от скандинавов. Русский исследователь М.В. Ломоносов усмотрел в этой теории посягательство на самостоятельность российского государства, в связи с чем и стало возможным его известное резкое высказывание: «Каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях допущенная в них скотина»2. В знаменитом «репорте» М.В. Ломоносова от 16 сентября 1749г. по поводу труда Г.Ф. Миллера «О происхождении имени и народа Российского» содержалось резкое высказывание, что «если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то он Россию сделал бы столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен»3. Некоторые исследователи предполагают появление «норманской теории» идеологическими причинами, основанными на рецепции библейского сюжета. Г.М. Барац считал, что история о «призвании варягов» заимствована из истории израильского народа и изложена библейскими оборотами и фразами. Многие черты еврейской истории новгородский книжник, знакомый по Библии и книге «Древности Иудейские», перенес в сказание о древних судьбах родной земли и «смастерил» повесть1. «Норманскую» теорию широко использовала русская политическая элита с целью упрочения своей власти. «Королевское достоинство является иноземным» - таков был преобладающий мотив русской политической риторики и символики с самого зарождения Русского государства. Киевские князья (в IX-XIIвв.), а затем и московские князья (начиная с XVв.) ввели в обыкновение искать за рубежом такие образцы верховной власти, которые возвысили бы их над подданными и уравняли с другими монархами.2 В настоящее время «нормандская теория» также окружена традиционным ореолом идеологичности. Об этом факте свидетельствует позиция авторов современного учебника «История государства и права» под редакцией Ю.П. Титова. В ней определена и такая задача науки: «Перед наукой история государства и права России стоит также задача - разоблачение фальсификаторов истории государства и права нашей страны. Одной из основных задач науки истории государства и права России является критика реакционной, антинаучной историографии, начиная с разоблачения норманской лжетеории происхождения древнерусского государства и кончая показом несостоятельности «концепции» ряда советологов, часто клевещущих на наше современное государство и право».3 Современные исследования меняют вектор изучения «норманской теории». Так, Ю.Д. Акашев «на основании изучения русских летописей, данных ономастики, геральдики, антропологии, сравнительного языкознания» подтвердил точку зрения о славянской принадлежности «варягов-руси», фигурирующих в русских летописях. «Варяги-русь» - это славяно-россы, жившие вдоль южного побережья Балтийского моря, а имена Рюрика, Синеуса и Трувора имеют славяно-русскую этимологию.1 Вообще, спор относительно рецепции норманских ценностей Русью привнес в науку не только раздор, но и свои положительные плоды. И.Н. Данилевский в этой связи отмечает, что, несмотря на «вненаучность» традиционной постановки «варяжской проблемы», нельзя не отметить, что споры «норманистов» и «антинорманистов» оказались довольно плодотворными. Они заставили оппонентов для доказательства своей правоты привлечь максимальное количество аргументов: лингвистических, текстологических, источниковедческих, археологических и пр. В результате современная наука располагает огромным фактическим материалом2. Польский исследователь Х. Ловмянский отмечал, что идеализация исторической роли германских народов в эпоху Просвещения, с одной стороны, и взгляд на славян как на народ, лишенный политических способностей,- с другой, а также присущее феодальному обществу убеждение, что государства образуются при завоеваниях, составляли теоретические посылки норманской теории генезиса Древнерусского государства.3 В рецепции российские исследователи видели не только благо, но и «корень зла», она обвинялась даже в «порче» славянского народа. Это видно из попытки «оправдания» русского народа в разных правовых проявлениях: «Варяжская дружина принесла нам рабство со всеми его юридическими последствиями»4, «кровная месть – закон, по преимуществу, скандинавский».5 Поэтому, при рассмотрении содержания рецепции римского права нельзя ни в коем случае забывать о четко прослеживающейся даже в современных научных работах идеологической подоплеке. Данная проблема заключается в том, что «выведение» своей правовой системы от Древнего Рима свидетельствует, прежде всего, об исторической преемственности, о правовой цивилизованности. Причем это делается различными, далеко не научными путями. Российские ученые основывают общераспространенный тезис об «отсталости» российского правового менталитета на теориях западных ученых, считающих, что Россия «будучи современным государством по хронологии, по внешней стороне цивилизации, по усвоению технических знаний Европы, по своей армии и бюрократии, она остается средневековой по духу и нравам своего народа. Ни Возрождение, ни реформация, ни революция не коснулись ни городского, ни сельского населения. Все, что случилось в Европе со времен Колумба и Лютера, Вашингтона и Мирабо, для России как бы не существовало…»1. Несмотря на хорошо развитую теорию частного права, основанием которой является и римское право, российская юридическая литература демонстрирует показательное пренебрежение ко всему отечественному и поддерживает мнение западных исследователей о «примитивизме» российской правовой системы. Отмечается «низкая степень развития правовой активности граждан России», «низкий уровень правовой культуры»,2 «правовой нигилизм русского народа»3, при этом подчеркивается, что при формировании в России правового государства «важным является формирование истинности права. Право должно основываться на принципах морали и как явление цивилизации быть призвано носителем высших начал, основополагающих ценностей общества».4 Думается, что делается это, прежде всего, с целью подготовки «почвы» к реципированию модели римского права и его активного внедрения в общество. Один из известных зарубежных исследователей Ричард Пайпс в своем масштабном труде, посвященном проблемам права собственности, отмечает, что «с того времени как я серьезно заинтересовался Россией, я начал сознавать, что одно из главных отличий ее истории от истории других европейских стран связано со слабым развитием собственности. … В случае с Россией как должное следует принимать не собственность а ее отсутствие. Одной из главных тем западной политической теории на протяжении последних 2500 лет был спор по поводу достоинств и недостатков частной собственности, в России же эта тема едва затрагивается ввиду единодушного по существу мнения, что речь идет о безусловном зле».1 Неправда ли, что автор, как представитель Запада, противопоставляет себя Востоку, причем так же как цивилизованный человек оценивает племена, находящиеся в непроходимых джунглях. Также высказывается суждение, что в отличие от стран Запада, в России накопление крупных богатств достигалось не борьбой за права индивидов, а путем смирения, подчинения воле правительства.2 При этом игнорируется действительный ход исторического развития как российской, так и западной цивилизации. Западные философы выводят свою цивилизацию от Римской империи, отсталость же России видят в неполном заимствовании Россией всего наследия Рима. Так, Самюэль Хантингтон отмечает: «Запад как цивилизация третьего поколения многое унаследовал от предыдущих цивилизаций. Запад унаследовал от античной цивилизации многое, включая греческую философию и рационализм, римское право, латынь и христианство. Исламская и православная цивилизации также получили наследство от античной цивилизации, но в значительно меньшей мере, чем Запад»3, а «Россия вовсе не подверглась или слабо подверглась влиянию основных исторических феноменов, присущих западной цивилизации, среди которых: римское католичество, феодализм, Ренессанс, Реформация, экспансия и колонизация заморских владений, Просвещение и возникновение национального государства. Семь из восьми перечисленных ранее отличительных характеристик западной цивилизации - католическая религия, латинские корни языков, отделение церкви от государства, принцип господства права, социальный плюрализм, традиции представительных органов власти, индивидуализм - практически полностью отсутствуют в историческом опыте России»1. Исключение из этой тенденции представляет труд Вальтера Шубарта, который считал, что все европейские народы, выросшие и воспитавшиеся в древнеримском духе, склонны ставить правовой принцип выше идеи любви. Римское правовое мышление великолепным образом помогает жить по Ветхому Завету, но оно затрудняет следование Завету Новому. Западная надменность - римское наследие. С ним европеец непосредственно примыкает к латинской культуре бахвальства - к этой цивилизации театральности и позерства. Если европеец отличается надменностью, то русский - очарованием своей естественности, не свойственной для Запада.2 Идеологический аспект выступает на передний план при переводах различной историко-правовой литературы. В предисловии института Европы РАН к исследованию Э. Аннерса «История европейского права» 1994г., положительной чертой переведенного труда отмечается факт отнесения автором России в состав Европы: «Логика труда профессора Э. Аннерса исходит из того, что Россия – составная часть Европы. Россия наследница византийской культуры, имеющей свои корни в культурах Афин, Рима и Иерусалима. Россия создательница своей собственной самостоятельной культуры, оказавшей и оказывающей большое влияние на культуру Запада... По своему потенциалу российская экономика способна к экономическому росту, в результате которого Россия уже в обозримом будущем выдвинется на самые передовые позиции в Большой Европе и создаст весьма емкие и разнообразные рынки для товаров и капиталов западноевропейских стран».1 Некоторые исследователи видят в этом следствие «копирования» Российским государством устройства Византии, в связи с чем видят современные проблемы российской государственности прямым следствием рецепции. Так, Г.Ю. Любарский выдвигает следующее предположение: «Русь строила себя по образцу Византии, а Византия была многонациональным государством без естественных границ и в окружении агрессивных соседей. Византии было свойственно на протяжении всей ее истории централизованное мощное государство, подчинившее себе все остальные сферы общественного развития. … Переразвитие государственной власти сопровождалось своими следствиями: Византия характеризовалась пересечением функций различных административных органов, всеобщим взяточничеством, казнокрадством, покупкой титулов и должностей. Имущественная и социальная неустойчивость порождали произвол властей и эгоизм, индифферентность населения. Возникает особое сочетание индивидуализма населения без свободы личности. Этот культурный шаблон и заимствовала Россия».2 Вячеслав Полосин в работе «Миф. Религия. Государство» следующим образом видит восприятие Русью христинско-правового наследия Византии: «По образу Византии русские стали пресмыкаться перед всякой властью, якобы данной от Бога, а вместо суверенного права на изгнание любых нечестивых и профнепригодных воевод стали все терпеть и ждать «доброго царя-батюшку». Свободолюбивые Святославы, Игори, Всеволоды, Дружины, Лады, Людмилы и Ярославны стали «ваньками» и «маньками» у чужеземных «помазанников свыше», не имевших часто и капли русской крови. Даже считающееся почему-то русским имя «Иван» в оригинале на иврите пишется «Иегоханан», звучит «Йоханан» (в греческом произношении: «Йоханис», славянское «Иоанн») и переводится на русский язык как «подарок Иеговы»».3 Данное объяснение современных российских проблем является надуманным и ненаучным. Думается, что в этой связи необходимо прислушаться к мнению Ю.В. Любимова. В одной из своих статей он предлагает учитывать тот факт, что нередко используемый «конструкт», представляющий общественное сознание или систему социальных институтов как некую сумму из заимствований (Византия, Золотая Орда и т.п.) не может быть принят потому, что, хотя естественно функционирующая система всегда открыта для инноваций, введение какого-либо нового элемента представляет собой более сложный процесс, нежели обычное добавление. Даже если допустить, что некая система каким-то «чудесным» образом была перенесена на другую «почву», то вряд ли кто-нибудь будет утверждать, что такая «операция» может дать «соответствующие» «плоды». Разве что заметить при этом, что почва плохая.1 Влияние Византийского государства на Древнюю Русь, конечно, бесспорно. Оно проявлялось буквально во всем. Так, исследователи отмечают, что в древнерусском государстве новые политические теории опирались на византийские образцы, но при этом теряли универсальный характер и принимали национальную окраску. Достаточно сказать, что и теория Третьего Рима в значительной мере восходит к византийским источникам, которые в свою очередь обосновали непреходящее значение Второго Рима-Византийской Империи. То же можно сказать и о концепции «государства правды» во главе с самодержавным царем. И она сформировалась главным образом под влиянием византийских идей.2 Идеализация римского права и стремление в идеологических целях «привязать» себя к римскому праву, и, следовательно, войти в состав «цивилизованных» стран иногда приводит к курьезным ситуациям. Так, нельзя не признать спекуляциями попытки рассматривать в качестве рецепции римского права включение в современные гражданские кодексы отдельных институтов древнеримского права. Рассматривая римское право как «лишь одну из правовых систем, известных в истории мировой цивилизации», Г. Бужинскас считает, что в настоящее время рецепция римского права в литовском законодательстве не отличается ни интенсивностью, ни внутренней логикой. Это объясняется тем, что в работу оказывается не вовлечен весь научный юридический потенциал нашего края.1 Совершенно не понятно, к чему призывает этот литовский ученый. Может быть, к восстановлению легисакционного процесса в Литве? Думается, что рецепция законов XII таблиц в современное литовское законодательство вряд ли обрадует литовскую общественность… Данная тенденция характерна не только в отношении частного права. Например, в отношении уголовно-процессуального законодательства отмечается, что, несмотря на то, что уголовно-процессуальный кодекс 2001г. и представляет собой результат собственного правового развития, но нельзя забывать, что он и наследник судебной реформы 1864г., которая в Российской империи была проведена не без французского влияния.2 И последнее. Необходимо рассмотреть связь рецепции и правовой ментальности народа. Именно она влияет на «усвоение» или на принципиальное «неусвоение» реципируемого права. Вообще, игнорирование правовой ментальности того или иного народа может принести отрицательный результат любой правовой реформе, а не только рецепции. Типичный пример сложился в XIXв. в Российской империи. Мусульманское население Закавказья характеризовалось, по мнению русских современников, лжесвидетельством на суде даже под присягой, носящей религиозный характер. Одной из причин этого явления признавалось игнорирование действительного содержания мусульманской религии. В силу чего в литературе XIXв. отмечалось, что такая «судебная присяга мусульман, в том виде, как она введена в Судебные Уставы, представляет копию присяги, принимаемой православными с заменой лишь слов «Крест и Евангелие» словом «Коран», и в таком виде эта присяга, по самому духу мусульманского учения, ни к чему не обязывает правоверного, а тем более на суде творимом «неверными»».1 Иными словами, текст присяги для мусульманского населения принципиально не учитывал особенностей мусульманской религии, что и приводило к игнорированию внедряемых Российской империей правовых институтов. |
Похожие:
 |
Проблемы определения содержания римского права: исторический и цивилистический подход Актуальность темы исследования. В последние десятилетия в нашей стране в юриспруденции наметилось коренное изменение представлений... |
|
Доцент кафедры теории и истории права и государства Рф рап Теория права и государства и актуальные проблемы борьбы с коррупцией (государство и его коррупция) |
|
Магистратур арабочая программа по дисциплине философия права кафедра... Рабочая программа подготовлена к ю н., ст преподавателем Алтгу васильевым А. А. на основании Государственного образовательного стандарта... |
|
Магистратур арабочая программа по дисциплине теория толкования права... Рабочая программа подготовлена к ю н старшим преподавателем Алтгу а. А. Васильевым и преподавателем И. Н. Васевым на основании Государственного... |
|
Внешняя политика: вопросы теории и практики В. В. Штоль. Роль государства и его внешней политики в XXI веке. Коллизия двух ведущих принципов международного права |
|
Магистратур арабочая программа по дисциплине право и демократия кафедра... А. А. Васильевым и И. Н. Васевым на основании Государственного образовательного стандарта высшего образовательного образования по... |
|
Психологическая наука в россии XX столетия: проблемы теории и истории Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. Под ред. А. В. Брушлинского. — М.: Издательство «Институт... |
|
Учебное пособие по дисциплине «Математика и информатика» В учебном пособии рассмотрены вопросы по математике: аксиоматический метод, теория множеств, основы теории вероятностей и математической... |
|
Пояснительная записка в соответствии с Федеральным государственным... В данном случае целесообразно объединённое изучение сюжетов отечественной и всеобщей истории ( темы по истории международных отношений... |
|
Список литературы по истории, теории и практике генеалогии. Аббасов... Аксенов А. И. Очерк истории генеалогии в России.// История и генеалогия. М., 1977. С. 57-79 |