Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5




Скачать 1.65 Mb.
Название Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5
страница 2/9
Дата публикации 21.05.2014
Размер 1.65 Mb.
Тип Книга
literature-edu.ru > Авто-обзор > Книга
1   2   3   4   5   6   7   8   9
Глава 2

ОТРАЖЕНИЕ ОПЫТА ПЕРЕНЕСЕННОГО НАСИЛИЯ В ОРГАНИЗОВАННОЙ И СПОНТАННОЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДЕТЕЙ. ГРАФИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ ПЕРЕНЕСЕННОГО НАСИЛИЯ У ВЗРОСЛЫХ

Графические признаки насилия в изобразительной продукции детей

На сегодняшний день существует большое количество пуб­ликаций, в основном американских, посвященных исследова­нию графических признаков перенесенного детьми насилия. Предметом повышенного внимания среди специалистов в об­ласти психического здоровья, в первую очередь арт-терапевтов, становится обнаружение графических индикаторов пе­ренесенного сексуального насилия (Cohen & Phelps, 1985; Sidun & Rosenthal, 1987; Hibbard & Hartmann, 1990). Такие индикаторы нередко привлекаются в ходе участившихся судебных рассле­дований. В США, например, имеются случаи использования детских рисунков в качестве свидетельств совершенного пре­ступления, при этом арт-терапевты иногда участвуют в рас­следовании в качестве экспертов.

Наряду с арт-терапевтами, поиском графических индика­торов перенесенного сексуального насилия занимаются кли­нические психологи, используя с этой целью различные гра­фические методики. Так, в литературе описаны некоторые подходы к выявлению перенесенного сексуального насилия с использованием рисуночных тестов (DiLeo, 1996; Jacobs, Hashima & Kenning, 1995; Pinto & Bombi, 1996). Chantler, Pelco и Mertin (1993) сравнили изображения человеческих фигур, вы­полненных двумя группами детей — перенесших и не пере­несших сексуальное насилие. Эти авторы указывают на значительно более частое наличие в рисунках детей, пострадав­ших от насилия, таких признаков изображений, как «обрезан­ные или укороченные руки, плохая интегрированность час­тей тела и отсутствие ног».

Кауфман и Вол (1992) изучали рисунки детей предпубертатного возраста, перенесших сексуальное насилие. Результаты их исследования свидетельствуют о более частом наличии при изображении человеческих фигур таких признаков, как «об­резанные» конечности, заштрихованный или отсутствующий рот и глаза, неровная поза, заштрихованные или оторванные гениталии и плохая интегрированность частей тела.

В то же время существует высокий риск гипердиагности­ки на основе анализа изобразительной продукции участни­ков арт-терапевтического процесса или детей, проходящих клинико-психологическое обследование, направленное на оценку их состояния и выявление психологических послед­ствий насилия. Согласно исследованиям Мэрфи (2001), лишь треть опрошенных ею арт-терапевтов Великобритании счи­тали оправданным использование «графических индикато­ров» сексуального насилия у детей. Большинство полагали, что «графические индикаторы» являются слишком жестки­ми и «культурно детерминированными». Кроме того, изоб­разительная продукция, создаваемая в ходе арт-терапии, час­то связана с контекстом психотерапевтических отношений. Респонденты отмечали субъективный характер образов и сложность их однозначного толкования, с чем связывалась нецелесообразность их использования для получения свиде­тельств насилия.

В целом, изобразительная продукция и способы обращения детей с разными изобразительными материалами отличают­ся большей вариабельностью по сравнению со взрослыми, а потому значение визуальньно-графических индикаторов на­силия не следует переоценивать. Символические элементы изображения, имеющие большую значимость в диагностике сексуального насилия у взрослых, не могут при работе с деть­ми рассматриваться в качестве надежных индикаторов наси­лия уже потому, что способность к символической экспрес­сии проявляется у детей в процессе арт-терапии постепенно.

Такой экспрессии зачастую предшествуют досимволические изобразительные формы и простейшие манипуляции с мате­риалами.

Если говорить о наиболее характерных для перенесших на­силие детей изобразительных проявлениях, то, согласно Сей-гару (1990), такие дети нередко стараются смешивать разные краски и материалы, которые они затем размазывают по плос­кой поверхности или помещают в какую-либо емкость для того, чтобы арт-терапевт сохранил их в надежном месте. Подобного рода работы могут выражать некую «тайну», которую ребе­нок должен был до этого держать в себе самом.

В изобразительной деятельности перенесших сексуальное насилие детей часто отмечается обильное использование воды или иной жидкости или добавление к ним иных материалов. Ребенок, как правило, стремится сохранить подобный раствор или «кашу» в течение нескольких недель, закрывая его в ка­кой-либо емкости. Иногда дети заявляют, что этот раствор яв­ляется «ядом» или «лекарством».

Элдридж (2000) приводит многочисленные примеры смеши­вания пострадавшими от насилия детьми самых разных мате­риалов. Создаваемую ими смесь они нередко ассоциируют с фекалиями или пищевыми продуктами. Так, Элдридж приво­дит в качестве примера работы одного мальчика, который был увлечен смешиванием разных красок и созданием из них «гря­зи». То, что у него получалось, он обычно хранил в баночках. Он также добавлял в созданные смеси все, что попадалось ему под руки — даже мух и опилки: «Он словно стремился к тому, чтобы смесь вобрала в себя как можно больше всяких вещей для того, чтобы быть «настоящей грязью» (с. 38).

Художественные объекты и материалы нередко становят­ся для таких детей своеобразным «козлом отпущения». Де­ти совершают с ними деструктивные действия (Sagar, 1990; Levinson, 1986). Нередко деструктивные манипуляции приоб­ретают особенно активный характер, приводя к загрязнению окружающей среды и самого ребенка. Иногда при этом дети испытывают трудности в контейнировании сложных пережи­ваний и их деструктивные действия направляются на специа­листа или на самих себя.

Многие респонденты-арт-терапевты в исследовании Мэр­фи (2001) отмечали стремление детей портить «хорошие» или «чистые» рисунки путем их закрашивания, сжигания или протыкания: «Эта тенденция определенным образом связы­валась с тем, что дети, являющиеся жертвами насилия, сами склонны его совершать. Гнев и желание наказать обидчика направляются на изобразительные материалы и являются причиной повреждения уже созданных образов. Глиняные фигурки протыкаются или сминаются. Дети могут бросить сырую глину в рисунок, на котором изображен обидчик, они также могут сминать готовые рисунки и бросать их в мусор­ное ведро, топтать их или рвать на куски».

Как отмечает Мэрфи (2001), «Дети также используют изоб­разительные материалы необычным образом. Они наклады­вают один слой краски на другой, заворачивают материалы в бумагу или ткань, а затем разворачивают их. Кроме того, они иногда имеют склонность выбирать те материалы, которые обычно не используются в художественной работе, а также любые иные материалы и предметы, находящиеся в кабине­те. Запах изобразительных материалов имеет для них боль­шое значение, они с удовольствием используют глину, мыло, воду или краску, нередко нанося их на свою кожу. Раскра­шивание ладоней и рук, а также лица, по-видимому, переда­ет переживаемое ребенком состояние «внутренней загряз­ненности» и «хаоса». По этой же причине некоторые дети весьма настороженно относятся к нанесению краски на свои кожные покровы, и процедура смывания краски пред­ставляет для них особую значимость. Поэтому они нередко просят арт-терапевта помочь им помыться, по-видимому для того, чтобы быть уверенными в том, что они «чистые»».

Некоторые перенесшие насилие дети в процессе изобрази­тельной работы неосознанно «проигрывают» травматичную ситуацию вновь и вновь, словно стараясь обрести над ней конт­роль. В то же время, учитывая символическую, метафоричес­кую природу художественных образов, ребенком, как прави­ло, не осознается их связь с конкретными обстоятельствами насилия. В то же время осознание связи образов с конкретны­ми обстоятельствами жизни может происходить в определенный момент терапии спонтанно или благодаря интервенциям со стороны специалиста.

Элдридж (2000) описывает случай из своей практики, когда перенесший насилие мальчик раскрашивал в ходе арт-терапевтического занятия куклу красным цветом. Затем он стал обма­зывать ее цементом и клеем. В следующий раз, когда он полу­чил в школе выговор, он еще раз раскрасил куклу. Его первыми словами в процессе работы были следующие: «Это похоже на кукольную порнографию».

Для перенесших насилие детей также характерно создание изображений ущербных или неполноценных персонажей, а также таких, которые испытывают страх и отчаяние, либо на­ходятся в опасной для них ситуации. Это может отражать осо­бенности самовосприятия таких детей. Подобные особеннос­ти образа «я» детей — жертв насилия хорошо проявляются как в спонтанной, так и организованной изобразительной деятель­ности, в том числе при использовании некоторых проектив­ных графических методик, например, тестов Сильвер. Приме­нение этих тестов с целью диагностики перенесенного наси­лия дополнительно обсуждается в следующей главе.

По мнению Мэрфи (2001), некоторые рисунки детей — жертв насилия свидетельствуют об их попытках преодолеть психическую травму посредством механизма «расщепления»: это проявляется в поляризации изображения на две части, от­ражающие разные грани переживаний — положительную и отрицательную.

В художественной деятельности детей из неблагополучных семей, переживших насилие, а также тех, кто оказался свиде­телем сцен насилия, часто присутствуют повторяющиеся эле­менты. Такие дети используют искусство для самоуспокоения, часто применяя повторяющиеся линии, штрихи и точки при рисовании, смешивая и накладывая краски друг на друга или при работе с глиной делая повторяющиеся удары или другие движения.

В последние годы для определения признаков перенесенно­го насилия в изобразительной продукции детей стали приме­няться специальные арт-терапевтические диагностические ме­тодики, такие как рисуночные тесты Сильвер и диагностическая рисуночная серия (ДРС). Данные об использовании рису­ночных тестов Сильвер приводятся в следующей главе. Сведе­ния о диагностическом потенциале ДРС приводятся ниже.
Особенности рисунков детей с диссоциативным расстройством, являющихся свидетелями или жертвами домашнего насилия

Тест «Диагностическая рисуночная серия» был разработан американскими арт-терапевтами Барбарой Лесовиц, Шийрой Сингер, Анной Райнер и Бэрри Коэном в 1982 году (Lesovitz, Singer, Rayner, Cohen) в качестве системного инструмента арт-терапевтических исследований (Cohen, Hammer, Singer, 1888). Тест состоит из трех заданий. Каждое из них предполагает соз­дание отдельного рисунка.

При выполнении первого задания — свободного рисунка — испытуемому дается инструкция: «Нарисуй что-нибудь, исполь­зуя эти материалы». При выполнении второго задания («Рисо­вание дерева») испытуемого просят нарисовать дерево, а при выполнении третьего задания испытуемому предлагается: «Изобрази, как ты себя чувствуешь, используя линии, формы и цвета». При выполнении теста используется один и тот же на­бор материалов: три листа ватмана (размером 18 х 24 дюйма) — по одному листу на каждое задание; набор художественной пастели, включающий 12 цветов.

Некоторые арт-терапевты начали использовать ДРС в рабо­те с детьми, перенесшими разные формы семейного насилия, а также являющимися свидетелями насилия над матерями (Woodward, 1998). При этом некоторые из них обращают осо­бое внимание на характерные для перенесших насилие детей диссоциативные тенденции, связанные с использованием в психотравмирующей ситуации защитного механизма диссо­циации. Проводя исследования с помощью ДРС, эти авторы используют задания теста для подтверждения и более глубо­кого изучения диссоциативных тенденций ребенка, а также определенных особенностей его поведенческой, эмоциональ­ной и познавательной сфер, являющихся следствием психи­ческой травмы. Так, проводя индивидуальную арт-терапию с детьми, свидетелями домашнего насилия, Woodward (1998) ис­пользовала ДРС наряду с другими арт-терапевтическими ме­тодиками. В своей публикации она приводит пример работы с мальчиком по имени Мэтью, рисунки которого указывают на диссоциативные тенденции. Она пишет, что «наиболее харак­терными проявлениями в изобразительной продукции, создан­ной на основе ДРС, являются в изобилии представленные ма­гические и фантастические персонажи и сцены. Эскапизм и психическая диссоциация в качестве основных защитных ме­ханизмов Мэтью отчетливо проявляются во время использо­вания ДРС» (р. 28).

Согласно данным Кокс и Собол (Сох & Sobol, 1994), рисун­ки детей с диссоциативным расстройством, являющихся сви­детелями или жертвами домашнего насилия, при выполнении ими ДРС характеризуются следующими особенностями:

1.Наличием в изображений объектов, летающих в про­странстве и не расположенных на базовой линии.

2. Неадекватным использованием цвета.

Данные признаки, по мнению Кокс и Собол (1994), указы­вают на аномалии развития познавательной сферы ребенка, связанные с перенесенным насилием. Кроме того, рисунки та­ких детей характеризуются:

1. Сильным нажимом, часто сочетающимся со слабым на­жимом.

2. Прерывистыми, состоящими из точек линиями.

3. «Блуждающими», неуверенными линиями.

4. Размазыванием мелка по поверхности бумаги, нередко приводящим к созданию грязной поверхности.

Данные особенности, по мнению Кокс и Собол, указывают на попытки ребенка модулировать, то есть изменить, в том числе смягчить отрицательные переживания. На характерную Для таких детей неспособность удерживать аффект, по мне­нию этих авторов, указывают следующие признаки изобра­жения:

1. Выход за границы листа бумаги.

2. Создание каракулей. Удары мелком по поверхности бумаги.

Кроме того, для таких детей характерна слабая организа­ция изображения, в том числе:

1. Необычное расположение основного образа на листе бумаги.

2. Низкая интегрированность изображения, характеризу­ющаяся слабой связью между его элементами.

3. Наличие многократно повторяющихся образов.

4. «Перенасыщенность» изображения, наличие в нем слиш­ком сложных в структурном отношении образов, в том числе за счет добавления к рисунку надписей, содержа­тельно не связанных с образами.

5. Помещение образов в контур.

6. «Наслоение» образов друг на друга.

7. Наличие разделенных, сегментированных образов.

При выполнении второго задания для рисунков таких де­тей также характерно следующее:

1. Хаотичное изображение ствола, корней или кроны.

2. Изображение распадающегося дерева.

3. Дерево вовсе не различимо.

4. Низкая интегрированность образа дерева.

В то же время Кокс и Собол (1994) указывают, что выявлен­ные ими маркеры диссоциативного расстройства не являются достаточно надежными и должны использоваться главным об­разом в качестве вспомогательных признаков при проведении клинического обследования. Таким образом, ДРС может исполь­зоваться для определения диссоциативных тенденций (то есть указывать на использование ребенком в психотравмирующих ситуациях определенных защитно-приспособительных реак­ций в форме диссоциации), но не для постановки диагноза.
Графические признаки насилия в изобразительной продукции взрослых

Определенные особенности изобразительной продукции взрослых могут указывать на высокую вероятность насилия, перенесенного ими в детстве или в разные периоды последую­щей жизни. Следует, однако, признать, что в зависимости от момента совершившегося насилия и действия защитных ме­ханизмов, психотравмирующие обстоятельства и связанные с ними переживания могут в той или иной степени подвер­гаться вытеснению или искажению. В некоторых случаях лишь в определенный момент психотерапии, благодаря ослаб­лению защит или вследствие переживания психического рег­ресса прошлый опыт может быть актуализирован и отреагирован в той или иной форме.

Во многих случаях жертвы насилия стараются скрыть пси­хотравмирующие обстоятельства из-за страха нежелатель­ных для себя или насильника (если он является близким че­ловеком) последствий. Известно, что лишь третья часть слу­чаев сексуального насилия предается огласке, но еще мень­шая часть их становится предметом расследования. Нежела­ние жертв насилия заявлять о пережитом вызвало необходи­мость использования таких косвенных индикаторов, которые могли бы указать на негативный опыт. По мнению Спринг, травматичный опыт сексуального насилия может выражать­ся в создаваемых клиентами визуальных нарративах (пове­ствованиях) как своеобразных «закодированных посланиях» (Spring, 1985, 1986, 1988). Рисунки являются тем символичес­ким языком, с помощью которого этот опыт может быть отреагирован и проработан.

Знакомство с арт-терапевтическими публикациями, посвя­щенными работе со взрослыми — жертвами сексуального на­силия и нахождению его графических индикаторов, позво­ляет говорить о том, что эта тема затрагивалась начиная с Наумберг (Naumburg, 1958). Систематическое изучение гра­фических признаков перенесенного сексуального насилия стало активно проводиться в США и некоторых других стра­нах, начиная с 1970-х годов. Оно было связано с желанием специалистов определить графические признаки, которые могли бы служить своеобразными ключами для раскрытия вытесненного травматичного опыта. Эти исследования осно­ваны на анализе спонтанной или создаваемой на основе при­менения определенных инструкций и стандартизованных графических методик изобразительной продукции жертв сек­суального насилия.

Так, исследование графических признаков перенесенного сексуального насилия проводилось в США Спринг, начиная с 1970-х годов. Она провела анализ около 6000 рисунков, со­зданных более чем 2000 испытуемыми, являющимися жерт­вами сексуального насилия. Сравнивая рисунки женщин, пе­ренесших однократный или многократный опыт сексуально­го насилия, с рисунками, созданными людьми без подобного опыта (контрольная группа), она выделила ряд визуально-гра­фических признаков сексуального насилия. Эти признаки она связала с поведенческими и психофизиологическими эф­фектами психической травмы и вызванными ею защитно-приспособительными реакциями.

Хотя было выявлено много графических признаков сексу­ального насилия, наиболее часто встречающимися оказались лишь два. Одним из них являлось стилизованное или иска­женное изображение глаз. В качестве другого признака выс­тупали треугольники или угловатые формы, так называемые клиновидные формы (edged forms). Определяя проявление графических признаков сексуального насилия на разных эта­пах процесса терапии (арт-терапии), Спринг удалось выявить их постепенную редукцию, отражающую ослабление или полное исчезновение симптомов дистресса.

Посредством использования техники визуального диало­га (Spring, 1978), позволяющего создать связные автобиогра­фические повествования, ею был определен художественно-символический язык, характерный для жертв сексуального насилия. Сравнивая две клинические группы (женщины с од­нократным и многократным опытом сексуального насилия) с контрольной группой, она обратила внимание на отсутствие в изобразительной продукции женщин из контрольной груп­пы вышеназванных графических признаков.

Уже в начале исследования Спринг стала применять тех­нику визуального диалога. Эта техника впервые использова­лась в момент поступления женщин для прохождения курса терапии и в дальнейшем неоднократно повторялась на раз­ных этапах лечения. Женщинам предлагалось создать серию из пяти рисунков на определенные темы, позволяющих оп­ределить их отношение к себе, другим людям и миру. Статистический анализ разных признаков, связанных с созданием этих рисунков, дает основание считать технику визуального диалога валидной и способной подтвердить обратное развитие симптомов психической травмы, связанной с сексуальным насилием.

Изобразительная продукция, создаваемая с самого начала вплоть до середины курса терапии, согласно данным Спринг, характеризуется частым присутствием графических призна­ков насилия. Середина курса является своеобразной кульми­нацией, где символическое проявление травматичного опыта становится наиболее ярким и отражает его актуализацию в на­стоящем. Рисунки, созданные в этот период, являются своеоб­разным «портретом травмы» (Spring, 2001). При этом авторы рисунков, как правило, оказываются способны выразить пе­режитый ими травматичный опыт как в визуальной, символи­ческой форме, так и вербально.

По мере выражения травматичного опыта и установления над ним контроля, клиенты обнаруживают ослабление симп­томов дистресса и постепенное исчезновение графических признаков насилия. Сравнение рисунков, начиная с середи­ны вплоть до окончания курса лечения, позволяет подтвердить клинические наблюдения, указывающие на достижение ре­миссии и готовность к терминации, что становится возмож­ным благодаря проработке и интеграции травматичного опы­та. Графические признаки насилия постепенно исчезают, и изобразительная продукция участниц лечебной программы становится практически ничем не отличимой от продукции участниц контрольной группы.
Клиновидные формы

Треугольные, угловатые формы, как правило, символизи­руют действие или движение. Они могут быть единичными или множественными, накладываться друг на друга, пересе­кать все пространство рисунка, либо располагаться параллель­но друг другу. Пересекающиеся линии также могут передавать растерянность и создавать кластеры клиновидных элементов.

«Клиновидные формы могут выражать поведенческие ре­акции, связанные с посттравматическими эффектами, в част­ности, реакции, связанные с переживанием угрозы. Такие формы нередко изображаются в красном или черном цветах. Красный цвет может накладываться на черный, выражая гнев, который стремится подавить переживание угрозы . Такие формы также могут выражать чувства страха, раздражения, растерянности и конфликта. Авторы рисунков с изображени­ем клиновидных форм, комментируя свою продукцию, неред­ко связывают эти формы с травматичным опытом ПТСР» (Spring, 1988,1993,2007).
Изображения глаз

В рисунках часто встречаются стилизованные, искаженные изображения глаз. Они нередко дополняются изображением слез, как правило, синего цвета, а также бровей клиновидной формы. Изображения глаз могут быть единичными, либо со­ставлять группы или быть рассеянными по всему простран­ству рисунка (Spring, 2007). Эти изображения обычно не на­кладываются друг на друга, но могут накладываться на другие формы. Такие изображения указывают на эмоциональные реакции на травматичные события, переживание чувства вины, которые могут быть осознанными или не осознанны­ми. Такие изображения также могут символизировать пере­живание греховности и наказания, религиозные представле­ния, созерцание и наблюдение, а также восприятие себя в ка­честве объекта наблюдения, печаль и скорбь (Webbick, 1978). Жертвы насилия часто признают связь таких изображений с переживанием эмоциональных последствий травмы (Spring, 1988,1993).
Сочетание клиновидных форм и изображений глаз

В одном рисунке могут сочетаться клиновидные формы и изображения глаз, отражающие комплекс психофизиологи­ческих и поведенческих реакций, связанных с сексуальным насилием. Такое сочетание визуальных признаков может также указывать на общую симптоматику острой реакции на стресс и хронического ПТСР (Solomon & Siegel, 2003; Spring, 1993,1994, 2001). Такие комбинации часто составляют абстрак­тные композиции, в которых также могут присутствовать об­разы клетки или темницы, либо другие элементы, создающие барьеры между разными частями рисунка (Spring, 1985— 1986, 1986, 1993, 1994). Такие барьеры могут указывать на разделе­ние, сепарацию или разрыв отношений, либо, как полагает Ван-дерколк (Van der Kolk, 1987), стремление защитить себя от дис­тресса.

Сочетание клиновидных форм и изображений глаз в одном рисунке может также указывать на сочетание психофизиоло­гических и поведенческих реакций, вызванных сексуальных насилием, а также актуализирующихся в настоящем и связан­ных с травмой переживаний.
Использование рисуночных тестов для диагностики сексуального насилия

Проводя психотерапию взрослых и используя графические методики, Лев-Визель (1999) обратила внимание на значимость таких графических индикаторов перенесенного сексуального насилия, как двойные контуры лица в области подбородка и щек, «пустые», заштрихованные или отсутствующие глаза, заштрихованный или отсутствующий рот. Эти особенности изображений характерны для рисунков тех взрослых, кото­рые перенесли сексуальное насилие в детстве.

В дальнейшем этот автор провела дополнительное исследо­вание, связанное с определением графических индикаторов перенесенного сексуального насилия на основе использова­ния рисуночного теста фигуры человека Маховера. Возраст испытуемых в ее исследовании был от 27 до 43 лет. Первая опыт­ная группа включала 10 мужчин, проходящих лечение от алко­голизма и наркомании и признавшихся в перенесенном ими в детстве сексуальном насилии. Вторая группа включала десять женщин, также перенесших сексуальное насилие и наблюда­ющихся в центре семейной психотерапии. Третья группа яв­лялась контрольной и включала десять мужчин и десять женщин, считавших, что условия их воспитания были вполне удов­летворительными, и отрицавших факты сексуального или фи­зического насилия в детстве. В результате проведенного ис­следования автору удалось выявить достоверные различия между участниками опытных и контрольной групп по четы­рем признакам.

1. Контуры лица: «двойной» подбородок и «двойные» ску­ловые дуги были характерны для рисунков испытуемых, перенесших сексуальное насилие.

2. Глаза: точки; заштрихованные и пустые окружности вместо глаз — были характерны для большинства испы­туемых первой и второй групп.

3. Гениталии: у большинства лиц первой и второй групп в рисунках отмечались изображения некоего барьера, от­деляющего верхнюю и нижнюю части тела, например, в виде ремня.

4. Руки и кисти рук: для большинства рисунков фигуры человека, созданных участниками первой и второй групп, были характерны слишком длинные или слишком корот­кие руки, руки, «оторванные» от тела, либо их полное отсутствие, что было явным контрастом по сравнению с рисунками лиц из контрольной группы.

В то же время этот автор отмечает, что использование рису­ночного теста фигуры человека требует осторожного подхода к интерпретации изображений. Поспешные попытки их тол­кования как указывающих на перенесенное сексуальное на­силие могут приводить к ошибочным заключениям.
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Похожие:

Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Рвуз «Крымский гуманитарный университет» системно-аналитическая арт-терапия
Г. Принцхорн, А. Хилл [1; 5; 8; 15]. Однако как средство психологического воздействия и экстернализации внутреннего – чувственного...
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Джеймс Олдхейм Техники гештальт-терапии на каждый день «Психотерапия» Москва 2009
Яро старак, Тонн кей, Джеймс олдхейм с 77 техники гештальт-терапии на каждый день: Рискните быть живым / Пер с англ родред. Г. П....
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Московский Гештальт Институт Гештальт-2012 Специальный выпуск «Арт-терапия в гештальте»
Редакционная коллегия: Денис Н. Хломов,Н. Б. Кедрова, Подготовка к печати: Денис Н. Хломов, А. О. Чечина
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Москва, 13 февраля 2009 года
Искусственные материалы в травматологии и ортопедии // Сборник работ V научно-практического семинара под редакцией профессора Очкуренко...
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Конкурс ”арт-вакацыі“ включает республиканский смотр-конкурс художественных...
Арт-вакацыі“ художественного творчества учащихся учреждений, обеспечивающих получение профессионально-технического и среднего специального...
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Научно-популярное издание. Валерий Дмитриевич Молостов. «Иглотерапия...
Описаны все варианты энергетической диагностики меридианов и все способы энергетического лечения болезней при помощи иглотерапии....
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Оглавление серов Н. В. С 329 Светоцветовая терапия
С 329 Светоцветовая терапия. Смысл и значение цвета: информация цвет -интеллект. Спб.: Речь, 2001. 256 с., илл табл
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Бюджетный процесс в сми за период 22. 06-28. 06. 2009
Федеральный закон Российской Федерации n 131-фз от 29 июня 2009 года г. Москва о внесении изменений в Федеральный закон "О федеральном...
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Психология и психотерапия потерь
Психология и психотерапия потерь. Пособие по паллиативной медицине для врачей, психологов и всех интересующихся проблемой. — Спб.:...
Александр Копытин арт-терапия жертв насилия «Психотерапия» Москва 2009 ббк 88. 5 icon Нильс-Горан Ольве Жан Рой Магнус Веттер Издательский дом "Вильяме"...
Перевод с английского Э. В. Кондуковой, И. С. Половицы Научный редактор Э. В. Кондукова
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции