Эстетика киномузыки




Скачать 5.73 Mb.
Название Эстетика киномузыки
страница 7/32
Дата публикации 11.06.2014
Размер 5.73 Mb.
Тип Книга
literature-edu.ru > Авто-обзор > Книга
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   32
ГЛАВА III

Онтологические основы объединения звуковой и визуальной сфер в кинофильме
1. Проблема движения в кинофильме
Мы пытались проанализировать онтологическую структуру обеих основных сфер звукового фильма и определить диалектический характер их взаимодейст­вия Теперь мы остановимся более подробно на основах этого взаимодействия, которые весьма многообразны

Онтологическая связь зрительного кадра с музыкой в кинофильме возможна — как мы уже подчеркивали — прежде всего потому, что отличительным свойством зрительной сферы кинофильма является движение и непрерывная смена зрительных явлений Сущность зву­ковых явлений, особенно музыки, также заключается в постоянном развитии, а именно в изменении качеств звучания Это, впрочем, относится и к немузыкальным звуковым явлениям1

Именно момент движения и отличает зрительный ряд кинофильма от всех остальных искусств, опери­рующих зрительным материалом Исключением является театр, но все же сфера и характер движения в кино и на
1 Л Могол и Надь утверждает (это относится еще к немому кино), что кино — это проблема воплощения не столько оптических явлений, сколько движения [43]
87

сцене весьма различны, как мы уже пытались разъяснить в главе II, раздел 2.

Движение в зрительной сфере фильма сообщает последнему не только его динамику и полноту, но и акцентирует реалистический характер рисуемого мира и, прежде всего, жизненность. Неподвижность, остановка в развитии кадров мешает эстетическому воздействию кинофильма, меж тем как она составляет неотъемлемую специфическую принадлежность других зрительных искусств (живописи, скульптуры, архитектуры).

Понятие движения в фильме многозначно. Это, во-первых, изменение вида определенного предмета; во-вто­рых — движение изображаемых предметов в каком-ни­будь эпизоде; в-третьих — изменение ракурсов при съемках, связанное с движением кинокамеры вокруг изображаемого предмета; в-четвертых — собственный ритм и темп смены эпизодов; в-пятых — темп развития событий фабулы. Помимо перечисленных выше видов движения кино еще отличается изменениями заднего плана, что в театре достижимо разве только между актами. Изменение изображаемого пространства в ре­зультате монтажного соединения разных эпизодов также содействует динамике развития фильма. Тут, следова­тельно, наблюдаются параллельно два типа движения: движение внутри кадра, внутри сцены, происходящей в воображаемом мире кино, и последовательность в раз­витии отдельных фаз фильма, касающаяся уже самой конструкции фильма.

Упомянутые виды кинематографического движения не гомогенны. Одни из них непрерывны, например дви­жение шагающего человека, поднятие головы, откры­вание окна или совсем мелкие движения, выражаю­щиеся в жесте или мимике. Движение камеры вокруг предмета, изменение ракурса, скачки с переднего на задний план могут быть осуществлены и непрерывно и прерывно. Прерывны в принципе все изменения, воз­никающие вследствие монтажной связки.

Прерывность в изображении предметов является принципом. Актер приходит и уходит, уступая место другим, и все же мы, по принципу идентичности пока­зываемого персонажа, принимаем его воображаемое существование в кинофильме как непрерывное, и нам понятен смысл его возвращения. Хотя фабула фильма

88

с ее зрительной стороны и прерывна, но непрерывность создает сам зритель, воссоздавая в своем восприятии связь отдельных моментов действия. Предполагаемые душевные переживания героев тоже придают всей ткани фильма непрерывность через прерывность прочих слоев.

Все типы зрительного движения находят свои кор­реляты в движении и изменениях, наблюдаемых в зву­ковой сфере, особенно в музыке.

Главной предпосылкой для создания целостности звуковых явлений служит изменение их акустических качеств. Эти изменения производят впечатление движе­ния, принципиально отличного от движения предметов в пространстве. Звуковых явлений в статическом состоя­нии, то есть в неизменности по крайней мере их времен­ных свойств, не существует. Даже вой сирены на одной высоте несет в себе момент движения уже хотя бы потому, что каждая фаза этого одного звука по времени следует за предыдущей. Изменяемость определяет структуру всех звуковых явлений, то есть их станов­ление во времени, их характер временного проте­кания.

Следовательно, основой связи между звуковой и зрительной сферой в кино служит общий для обеих мо­мент движения, а именно протяженность и изменчи­вость во времени, характер развивающегося явления. Расчленение этих временных процессов является ре­шающим для структуры целого. В фильме оно происхо­дит, разумеется, по совершенно разным принципам в каждой сфере в отдельности. Мало того, оно совер­шается в каждой из них независимо от другой. Конец определенного жеста или движения в зрительной сфере не может, не должен совпадать с концом музыкальной фразы или более крупного музыкального отрывка. Тем не менее основу их взаимной принадлежности образует известная структурная синхронность. Тот факт, что на­ряду с синхронностью возможны и художественно оправданы контрапункт движения, переплетение обеих сфер и их независимость друг от друга, указывает на разнородность действующих между ними связей. И все же эти связи реализуются исключительно на основе су­щественных свойств, общих для обеих сфер: временная протяженность и изменчивость в границах даже самых мелких фаз временного развития — вот характернейшие

89

онтологические черты как зрительного, так и звукового элемента и, в первую очередь, музыки 1.

Когда речь идет о движении зрительного и звуко­вого фактора в фильме, мы часто встречаемся с тер­мином «ритм» в приложении к обоим. Здесь следует подчеркнуть, что понятие ритма в применении к зри­тельному кадру следует рассматривать как метафору Музыкальный ритм осуществляется, прежде всего, как микроритм в самых коротких фазах звуковых структур. Он большей частью метрически упорядочен, зритель­ный— нет. Как макроритм, первый подчиняется законам музыкальной архитектоники, зрительный — нет. В кино­фильме единство зрительной и музыкальной сфер осно­вывается не столько на чисто ритмических аналогиях, сколько на высшей аналогии структуры движения. Точное согласование ритма движения и звука можно найти только в балете, где движение в зрительной сфере при­спосабливается к музыкальному ритму и его законо­мерностям. Если музыкальный ритм в кинофильме слишком буквально переносится на движение в зри­тельной сфере, могут возникнуть комические музыкаль­но-кинематографические эффекты: когда, к примеру, Чаплин бреет под музыку венгерского танца Брамса («Великий диктатор») или когда в фильме «Веселые ребята» пастух расставляет посуду в ритме песенки. Точное соответствие музыкального ритма со зрительным явлением не мешает, если они оба адекватны в дейст­вительности, например в ходьбе или в танце. Ритм более крупных музыкальных построений — это уже симмет­рия, чуждая естественным движениям живого человека.

«Ритм», связывающий эпизоды или сцены в зритель­ной сфере кинофильма, не знает — в противовес музы­кальному — точных единиц измерения времени. Здесь мы имеем дело скорее с разными приемами монтажа, с мнимым ускорением или замедлением темпа. Этот темп может казаться более скорым (при большем уплот­нении монтажа коротких фаз) или замедленным (при монтаже более длинных фаз). Тут никак нельзя перено-

1 Форме существования музыкального произведения посвятил свои работы Р. Ингарден [495; 496].В последней книге он ставит также проблему структуры кино­произведения (стр. 299 — 314).
90

сить музыкальный ритм на монтаж эпизодов; можно лишь синхронизировать темп развития обоих.

Иначе обстоит дело с этой проблемой в мультипли­кационных фильмах, где в зрительной сфере происходит художественная трансформация изображаемых пред­метов и их движений. В мультипликационных фильмах метроритмическое соответствие зрительного и музыкаль­ного ритма бывает идеальным, что составляет специфи­ческую черту этого жанра кинематографии. Но именно потому зрительная сфера этого жанра производит впе­чатление гораздо более искусственной, «конструиро­ванной».

Наибольшей полноты достигает согласованность между музыкальным ритмом и ритмом движения кадров в абстрактных фильмах, где и тот и другой уже не подчиняются законам реальности, следовательно, где материал как в зрительной, так и в звуковой сфере формируется совершенно свободно, что отнюдь не исключает их выразительного характера. Только осу­ществляется здесь ритм на совершенно другой основе, по сравнению с художественным фильмом, в чем и за­ключается специфика этого жанра.

Теория кино — особенно тридцатых годов — часто пользуется все же понятием «зрительного ритма» и пы­тается этим понятием охватить разнородные явления, но при этом не выходит за рамки чисто метафорического его применения 1. Только в исключительных случаях, напри­мер в сценах фантастических, балетных или в танцах, зрительная сфера определяется ритмическим построени­ем музыки. В развитии зрительных кадров мы всегда воспринимаем одновременно много движений, нечто вроде «полиритмии», которая никак не укладывается в категорию «музыкального ритма». Зрительный ритм в кинофильме — это проблема, еще ожидающая своего разрешения.
1 Так, например, Л. Муссинак доказывает, что ритм как в са­мом кинокадре, так и в чередовании кинокадров возможен. Рене Клер, напротив, отказывается от этого понятия в применении к кинофильму. О ритме фильма говорили и Пудовкин, и Эйзенштейн. Последний заявил, что ритм в зрительной сфере кинофильма осу­ществляется путем «отклонения отдельных акцентов». Определение киноритма как «художественно построенной последовательности дви­жений» в такой связи ничего не выражает. Работы Энцо Мазетти и Ролана Манюэля по этим вопросам также не вносят ясности.

91

2. Проблемы пространства в кинофильме
Движение в зрительной сфере — это, прежде всего, движение пространственных форм, представляющих ка­кие-то изображаемые пространственные предметы. Это движение происходит в двояком пространстве: в реаль­ном кинозале — это движение на экране двухмерных черно-белых пятен, движение в двух измерениях на­шего реального пространства. Но одновременно оно представляет движение изображаемых в трех изме­рениях предметов в имеющем три измерения изобража­емом пространстве киномира. Другими словами: через показанное в двух измерениях движение мы восприни­маем пространство, предметы и их движение в трех из­мерениях. Эффекты приближения или удаления камеры производят особенно сильное впечатление движения вглубь, в третье измерение киномира.

Иногда это даже дважды изображенное пространство, например, если в кадре показываются воспоминания или воображаемые видения киногероя. В таких случаях зритель перемещается в воображаемое пространство, которое персонажи киномира только представляют себе. То же происходит, если в фильме показывается представление в театре или кадры из кинофильма.

Итак, представленное в зрительных кадрах простран­ство, куда зритель помещает изображаемых персона­жей, их движения, движение предметов — одним словом, все события, которые изображаются на экране благо­даря действию света и тени, — отнюдь не реальное про­странство, оно только аналогично реальному. Эти движения не принадлежат к реальному прост­ранству, где находятся кинозрители, точно так же, как изображенные на картине предметы не принадле­жат к комнате, где висит картина. Картины выделены из реального пространства своими рамами, кино­кадры — рамками экрана.

Пространство, в котором производились съемки, бе­зусловно, было реальным пространством. Но когда зри­тель смотрит кинокадры, для него это несущественно. Он ощущает показываемое пространство и предметы в этом пространстве не как воспроизведенные, а как при­надлежащие к изображаемому пространству киномира.

92

Только в документальных фильмах отношение зрителя к изображаемому пространству и к показываемым пред­метам иное: кадры с экрана он воспринимает как ре­альное пространство и реальные предметы, показы­ваемые средствами кино; он принимает их «всерьез».

Это означает, что в игровых фильмах установка кино­зрителя делается не на реальное, фотографически вос­произведенное пространство студии или пленэра, где производились съемки, а на воображаемое пространство, где происходит действие фильма. Таково отношение и к актерским образам. Если зритель, например, смотрит фильм из времен Колумба, воображение его направлено не на личность актера, воплощающего определенный об­раз той эпохи, а на образ самого Колумба, причем тако­го Колумба, каким его сделали внешний облик и харак­терные черты персонажа фильма. Это относится, впрочем, не только к историческим персонажам, но вооб­ще ко всем, изображаемым в фильме. Мы воспринимаем по преимуществу не актера, изображающего некое лицо, а с а м о это лицо. Конечно, нам в этом до некоторой степени может мешать то обстоятельство, что мы видели данного актера в других ролях.

Не иначе обстоит дело и с фоном, на котором проис­ходит действие фильма: если мы видим в фильме двор­цы античного Рима или дома современной Варшавы, мы их воспринимаем не как декорации римских двор­цов или варшавских домов, а как реальные здания, при­надлежащие к воображаемому пространству, где проис­ходит действие. Это двойное переживание пространства, разумеется, индивидуально и зависит от опыта и знаний зрителя.

Воображаемое пространство киномира некоторыми своими качествами отличается от пространства реально­го мира. Мы не должны забывать, что даже снятые са­мыми совершенными аппаратами кинокадры дают изо­бражения, увиденные одним глазом, в то время как нормально мы зрительно воспринимаем предметы в про­странстве двумя глазами. Далее: камера (глаз режиссе­ра) выбирает себе всегда определенный ракурс, позво­ляет себе некоторые сокращения или деформацию перспективы, делая все это ради художественной выра­зительности, чтобы выделить именно те, а не иные чер­ты показанного явления. Эти перспективы не всегда

93

соответствуют нашей нормальной зрительной перспек­тиве; они заставляют нас смотреть на изображаемые предметы то снизу, то сверху, то со стороны, то вдруг с ненормально близкого расстояния и т. д., и все это обогащает наше видение пространственных предме­тов. Расположение различных установок, различных углов зрения камеры и само движение камеры вокруг предмета подчеркивают «угол зрения» режиссера и опе­ратора. Кадр фильма — это всегда синтез объективных свойств показываемых явлений и субъективных на­мерений режиссера, его отношения к предмету. Изо­бражение на экране есть результат определенной кон­струкции зрительного ряда, оно несет нагрузку живопис­ного видения. Монтаж способствует этому еще больше, так как он подчеркивает это субъективное видение объективных данностей. В кино, столь крепко опираю­щемся на технику в искусстве, изобразительные средст­ва (наряду с другими, как освещение, резкость съемки и т. д.) служат целям творческой деформации реально показываемых объектов. Эта деформация, однако, в кинофильме никогда не достигает такой степени, что­бы кинозритель не мог узнать предметы в пространстве и определить их согласно своему опыту действительной жизни. Зритель идентифицирует свое собственное виде­ние с глазом камеры, так же, как он идентифицирует ухо микрофона со своим собственным ухом. То, что он видит и как он это видит, соответствует замыслу режис­сера, который для своей цели избирает именно эту точку наблюдения, этот монтаж, это освещение, а не другие.

Деформация пространства в мультипликационных и кукольных фильмах происходит совершенно иначе. Здесь фотографическая реконструкция относится не столько к реальным десигнатам, сколько к предметам, которые и без того уже представляют собой изображение предме­тов, а именно к рисункам или куклам. Онтологической структурой этого жанра кино мы займемся в отдельной главе (VII, раздел 3).

Пространство в фильме нам показывают всегда фрагментарно. Размер экрана сильно его ограни­чивает. Но зритель этого ограничения не замечает: он воспринимает показываемые ему фрагменты как представляющие все пространство. Если бы это было

94

иначе, если бы этого представления pars pro toto не произошло, зритель не смог бы воспринять показыва­емый ему мир как аналогичный своему собственному миру1. Следовательно, кинозритель на основании пока­занного куска изображаемого пространства всегда ориентируется на более широкий, не показанный, а только представляемый киномир. Более того, он предпо­лагает, что в этой, более широкой, не показанной части кинематографического пространства происходят многие явления, связанные с показанными, их продол­жение. Таким образом, изображаемое пространство в представлении зрителя дополняется дальнейшими частями, в данный момент не показанными, но которые в зависимости от обстоятельств либо уже были показаны прежде, либо, возможно, еще будут показаны в даль­нейшем ходе действия и которые обогащают то, что ви­дишь в данную минуту. Смена показываемых частей пространства способствует тому, что зритель считается с этими непоказанными частями кинематографического пространства, меж тем как, созерцая картину, человек почти забывает о недостающих частях изображенного на картине пространства.

Установка зрителя на показанное пространство свя­зана, таким образом, с бессознательно возникающей в нем установкой на непоказанные, недостающие части этого пространства. Благодаря этому происходит не только переплетение двоякой установки в воображении зрителя, но и возникает чувство непрерывности показан­ного кинематографического пространства. Непрерыв­ность изображаемого пространства состоит и в том, что каждый из его отрезков бывает чем-то заполнен, в отли­чие от мультипликационных фильмов, которые имеют незаполненный фон или фигуры, данные только контуром.

Со спецификой восприятия кинематографического пространства связана и еще одна проблема. Кадры, ограниченные в размерах рамками экрана, могут пока­зывать предметы в пространстве в различных раз-
1 То же относится и к живописи. Ни один человек, глядя на картину, скажем на пейзаж или портрет, не усомнится в том, что показанная часть человеческой фигуры или пейзажа имеет свое «про­должение», которое в картине не показано и она, следовательно, только часть целого. Этой проблемой я занимаюсь более детально в моей книге [481].

95

мерах. Так, на экране, будто на картине, может быть изображен далекий пейзаж, или человеческая толпа, или, наоборот, всего одна фигура, или даже часть фи­гуры Такое варьирование, достигаемое путем прибли­жения или удаления кинокамеры, вносит в фильм до­полнительную динамику, какой мы не найдем ни в одном из зрительных искусств На картине размер десиг­ната остается неизменным, театр тоже не может изме­нить размера показанных персонажей и предметов. В кино, наоборот, это возможно.

Итак, кино обогащает наше восприятие пространства, показывая нам вещи, каких никогда до сих пор мы не видели и никогда без него не увидели бы; оно обогащает наш пространственный опыт, ибо оно может показать нам все, что выходит за рамки нашей повседневной перспективы; оно обогащает наше восприятие простран­ства незнакомой нам из повседневной жизни динами­кой; благодаря активному проникновению кинокамеры в поле зрения оно показывается нам как поле действия.

Намеченная благодаря движению звука, то есть му­зыке и вообще звуковым явлениям, пространствен-ность — это пространственность совершенно иного типа. Природа ее чисто субъективна1. Хотя источник звука помещается в реальном пространстве и акустиче­ские волны возникают в определенной точке этого про­странства и распространяются в нем, но движение акустических волн не имеет ничего общего с движением, представление о котором внушают нам протекающие во времени звуковые структуры. Движение акустических волн не доходит до нашего сознания как таковое, оно лишь является причиной возникающего представления о звуке. Несмотря на это, как утверждает Курт2, му­зыкальным явлениям присущи некоторые черты субъ­ективной пространственности, которые он называет «слуховым пространством» В отличие от объективного
1 Субъективное пространственное представление может быть связано и со зрительной сферой фильма, например, когда изобра­жаются воспоминания или видения героя, по это — субъективность совсем иного рода, нежели субъективность слухового пространства

2 Курт [69, стр 116—142] подробно исследует проблему про­странственных свойств звуковых явлений и пытается объяснить их физиологически и ассоциативно.

96

пространства, где происходят визуально воспринимае­мые явления и расположены предметы в трех измере­ниях, эта пространственность расплывчата, неопреде­ленна, не поддается измерению. Высота тона каждого звука не обладает точными пространственными призна­ками, а только относительными; мы воспринимаем зву­ки как «высокие» или «низкие», интервалы — как «вос­ходящие» или «нисходящие». Звуковое пространство не имеет измерения глубины; мы ассоциируем глубину только на основании «звуковой массы», движение же в этом «слуховом пространстве» идет только в одном направлении К этому следует добавить, что слуховое пространство, в отличие от зрительного, не непрерывно. Слуховое пространство начинается и кончается вместе с данным музыкальным звучанием 1

Внушаемое нам музыкой и другими звуковыми яв­лениями движение в корне отличается от движе­ния предметов в пространстве. Изменение качества зву­ка или шумов, высоты тона, звуковых комплексов и тембра — это не пространственное изменение, но все же оно вызывает у слушателя неясное ощущение про­странства и столь же неясное ощущение движения. Можно было бы провести аналогию между полем зре­ния и «полем слуха», но последнее — весьма неопреде­ленно, неизмеримо и не непрерывно. Средой, где проис­ходят слуховые явления, служит тишина, которая, впрочем, никогда не бывает абсолютной. Хотя она не обладает никакими пространственными качествами, слышимые в этой среде звуковые структуры вызывают в нас субъективные пространственные представления: в мелодии мы ясно ощущаем ее скачки или шаги, ее дви­жение вверх или вниз. При этом в нашем представлении мелодическое движение идет слева направо, то есть каждый музыкальный процесс может протекать во вре­мени только в одном направлении.
1 Какую роль играют ассоциации, возникающие при виде нот, при наблюдении движений исполнителя или собственных движений при исполнении, еще предстоит изучить На определенную незави­симость пространственных представлений от названных выше момен­тов указывает тот факт, что эти представления возникают и у людей, не играющих ни на каком инструменте, не знающих нот, даже v слепых После Э Курта проблемой слухового пространства зани­мался А. Веллек [104].

97

Далее, переплетение нескольких мелодических линий в полифонии мы воспринимаем одновременно и как раз­личные, самостоятельные линии движения, и как одно-единственное течение с определенной емкостью звучания. Отдельный голос производит впечатление «мелодической кривой», и только как таковая приобре­тает она пространственный характер. В большей степе­ни мы ощущаем звуковую массу с определенной, хотя не поддающейся измерению, емкостью, когда мы слы­шим последование аккордов; степень их насыщенности и густоты (например, звучание аккордов в одном ре­гистре на рояле или в нескольких регистрах в оркестре) вызывает в нас ощущение их различной емкости. Уже то обстоятельство, что мы обозначаем все эти слуховые явления в терминах, почерпнутых из визуального опы­та, доказывает, что в переживании музыки участвуют пространственные представления. Жаль, что взаимоот­ношения между впечатлениями слуха и зрения пока еще психологами недостаточно исследованы.

Киномузыка вызывает гораздо более сильное ощу­щение пространства, нежели музыка автономная. При­способление звуковых структур к развитию зрительного ряда вызывает в киномузыке скрытые в ней простран­ственные качества; движение в зрительной сфере делает более конкретным неопределенное качество движения звуковых структур. Более того, динамические черты музыки, которые в автономном произведении подчерки­вают только рост и падение энергетического напряже­ния, могут в киномузыке, особенно в музыке внутри кад­ра, давать представление о пространственных явлениях (приближающийся оркестр на улице, усиление звука при открывании окна и т. д.); музыка показывает здесь разную степень глубины пространства, намечает части пространства киномира, которых экран в данную мину­ту сам не показывает. Мы можем даже говорить о некоем «приближении звука», аналогично приближению кинокамеры. Здесь музыка функционирует по тому же принципу, что и определенные шумовые эффекты: звон колоколов в фильме вызывает в нашем представлении непоказанную на экране церковь, автомобильный гу­док— непоказанную машину, растущий гул голосов — приближение людей, которые в кадре еще не появились. Некоторые преподнесенные подобным образом слуховые

98

явления имеют такой однозначный, конкретный корре­лят, что применяются как звуковые «pars pro toto» вместо изображения и вызывают пространственные представления. Но это не имеет ничего общего со спе­цифически музыкальным пространством. Здесь мы имеем дело лишь с неким разделением труда между зритель­ной и звуковой сферами ради достижения «двойной пер­спективы», делающей ощущения кинозрителя многосто­ронней, богаче.

Пространственность показанного в кинокадрах мира зритель воспринимает как нечто иное по отношению к пространству кинозала. Пространственная локализация киномузыки вносит противоречие: с экрана к зрителю устремляется, как мы уже упоминали, не изображе­ние музыки, а сама музыка, не изображение звука, а самый звук. Возникает вопрос: откуда исходит эта музыка, где она звучит, где находится ее источник? Музыка внутри кадра принадлежит к воображаемому пространству фабулы, но одновременно реально звучит в помещении кинотеатра. Она принадлежит, так сказать, к двум мирам: нашему миру и миру филь­ма. Но если она не имеет непосредственного отношения к действию и в одной из своих многочисленных функций обращается лишь к зрителю1, она принадлежит только к пространству кинозала, и источник ее — громкогово­ритель.

Теперь уже выработались навыки восприятия зву­кового фильма, благодаря чему мы не ощущаем ника­ких противоречий в сущности обеих сфер, реальный характер звучащей в кинозале музыки даже облегчает нам восприятие изображаемого зрительно мира кино. Исходя из этого музыка в фильме может выполнять разнообразные задачи, специфические только для кино.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   32

Похожие:

Эстетика киномузыки icon Эстетика самоубийства
Проблема самоубийства в медицине, праве, социологии, философии и религии
Эстетика киномузыки icon Планы семинарских занятия
...
Эстетика киномузыки icon Эстетика мышления
Издаваемый впервые настоящий курс лекций (или бесед, как называл их сам автор) был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском...
Эстетика киномузыки icon Родины в поэзии А. А. Блока: эволюция, особенности идейно-художественного...
...
Эстетика киномузыки icon Эволюция асимметрии, сексуальности и культуры
Тр. Междунар. Симп.: Взаимодействие человека и культуры: теоретико-информационный подход. Информационное мировоззрение и эстетика....
Эстетика киномузыки icon А. Никольский Формы русского церковного пения
Эстетика различает во всяком художественном произведении, к какому бы виду искусств оно ни принадлежало, внутреннее содержание, т...
Эстетика киномузыки icon Эстетика отцов церкви введение
Отцов Церкви кому-то это словосочетание может показаться неожиданным, а кому-то даже и модернизаторским
Эстетика киномузыки icon Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных...
Недзвецкий В. А. Комментарии// Гончаров И. А. Собр соч.: В 8 т. М., 1980. Т. С. 510–521. Далее тексты Гончарова цитируются по данному...
Эстетика киномузыки icon Мы все знаем, что многое зависит и от учителей, не так ли?
А. С. Пушкина, и на поколение декабристов, были Александр Петрович Куницын, (нравственные и политические науки); Николай Федорович...
Эстетика киномузыки icon Теория и истории искусств (очная форма обучения) квалификация (степень)...
Гуманитарный, социальный и экономический цикл: Иностранный язык(английский, немецкий, французский), Философия, История, Психология...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции