"Ахматова и Толстой" неудобна и аллергенна с обеих сторон. Это неудобство заслоняет от нас целый литературоведческий пустырь, на котором обильно всколосились вопросительные знаки. Отношения Толстого и Ахматовой в сороковые годы, как они описаны в последних сочинениях компилятивного и бульварного жан
|
Скачать 357.52 Kb.
|
|
«Алешка» и «Аннушка»: Ахматова и Алексей Толстой в Ташкенте I Тема "Ахматова и Толстой" неудобна и аллергенна с обеих сторон. Это неудобство заслоняет от нас целый литературоведческий пустырь, на котором обильно всколосились вопросительные знаки. Отношения Толстого и Ахматовой в сороковые годы, как они описаны в последних сочинениях компилятивного и бульварного жанра1, отнюдь не исчерпывают эту сложную главу литературной истории, в которой поражает обилие резких поворотов и переоценок. Начинается эта тема еще до знакомства протагонистов, в 1908 г. в Париже, когда Гумилев сближается с Толстым и рассказывает ему о своей попытке самоубийства в конце 1907 года, на парижском городском валу. Анна Горенко впервые увидела Толстого в конце 1909 года, когда он вместе с Гумилевым (сразу же после нашумевшей дуэли того с Волошиным) и Михаилом Кузминым приезжает в Киев выступать на вечере «Остров искусств». Знакомство ее с Толстым произошло в Петербурге на Масленицу1910. Толстой присутствует на праздновании свадьбы Гумилева и Ахматовой в Москве (венчались они в Киеве). Присутствует Толстой и на прощальном вечере 13.09.1910 - перед отъездом Гумилева в Африку. В конце 1910 г. Гумилев затевает Цех Поэтов, в котором поначалу участвует и Толстой. Жена Толстого Софья Дымшиц дружит с Ахматовой и ходит с ней вместе в гости. Русалки и мавки из стихов Толстого 1909 г. несомненно отразились в «Русалке» Ахматовой (1911). В 1911-1915 гг. Толстой создает галерею претенциозных декадентских героинь, в которых запечатлены те или иные узнаваемые черты Ахматовой: Зоя в рассказе «Ночь в степи», Елена Грацианова в пьесе «Спасательный круг эстетизму», Салтанова в неоконченном романе «Егор Абозов».После революции Толстой воспринимает новую гражданскую славу Ахматовой и открывает первый номер своего Литературного приложения к газете «Накануне» двумя до тех пор не печатавшимися в России стихотворениями Ахматовой «Земной отрадой сердца не томи» и «Как мог ты, сильный и свободный». По возвращении Толстой, как это описывается у Ю. Молока, украшает двойным портретом Ахматовой и Судейкиной обложку первого советского издания (соответственным образом приспособленного к новым нуждам) своего эмигрантского романа «Хождение по мукам» (Издание автора. Ленинград, 1925)2. В шестидесятых годах высказывания Ахматовой о Толстом , как правило, отрицательные. Судя же по записям середины двадцатых, тогдашнее ахматовское отношение к Толстому в это время было иным – гораздо более заинтересованным. В ахматовских высказываниях того времени звучит сочувствие к Толстому, проецирующееся и назад, на их бывшее приятельство Мало-помалу Ахматова вновь разочаровывается в Толстом. Когда Аманда Хейт пишет, что она Толстого «не желала знать, из-за твердого предубеждения против эмигрантов», можно по-разному комментировать ахматовское неодобрение Толстого 1930-х годов – но кажется, что его эмигрантский эпизод повинен в нем меньше, чем толстовское общественное и литературное поведение. В тридцатые годы они не видятся. Ахматова все более не одобряет Толстого. Зимой 1934 г., приехав в Москву спасать арестованных мужа и сына, она спрашивает Эмму Герштейн «Вы помните агитки Рылеева?», цитирует первую рылеевскую строфу и заявляет «Так вот, некто написал продолжение: Где Ягода-злодей Не гонял бы людей К стенке, Где Алешка Толстой Не снимал бы густой Пенки.3 Однако, можно предположить, что террор, разворачивающийся в сталинской России в середине 1930-х, обратил внимание Ахматовой на петровские параллели, а в частности, и на роман Толстого «Петр I» (1929) -- первый том которого кончается стрелецкой казнью. Во фрагменте «Реквиема», датированном 1935 г., она писала «Буду я, как стрелецкие женки,/ Под кремлевскими башнями выть». Именно в «Петре» Толстого приводятся страшные подробности: под башнями (но не кремлевскими, а московскими) выли вдовы казненных стрельцов, потому что царь велел всунуть бревна между бойницами московских стен и на каждом бревне повесить по двое стрельцов – детали, взятые из дневников очевидцев. В 1940 году Ахматова использует «петровские» мотивы в «Стансах» -- «стрелецкая луна»; «В Кремле не можно жить – Преображенец прав» ( сама эта мысль, возможно, восходит к описанию московской поездки у де Кюстина ). В стихотворении Ахматовой 1944 г. цитируется сцена из толстовского романа (также основанная на документальных материалах) -- страшные муки закопанной по горло в земле женщины, участь которой облегчает царь: «Лучше б я по самые плечи/ Вбила в землю проклятое тело,/ Если б знала, чему навстречу,/ Обгоняя солнце, летела.» Конечно, все эти мотивы можно было прочесть в дневниках и мемуарах иностранцев, которые использовал Толстой, но трудно отрицать, что большая часть читателей узнавала о них из толстовского романа. Интересно, что Ахматова, охотно критиковавшая «Хождение по мукам», никому и никогда не сказала не единого слова о «Петре». В 1935 г. Толстой разводится с Крандиевской, в четвертый раз женится и переезжает в Москву, где после смерти Горького занимает место первого писателя. Он оказывается на верху славы и почета. Однако власть относится к нему с некоторым подозрением4. В 1938 г. вторично арестовывают сына Ахматовой Л.Н.Гумилева. В 1939 г. в судьбе Ахматовой происходит резкий перелом: видимо, после того, как Сталин на одном из совещаний спрашивает, почему не печатается Ахматова, впервые после долгих 17 лет вынужденного молчания ее начинают печатать в журналах, в 1940 г. принимают в Союз писателей, и, наконец, в 1940 году выходит сборник ее стихотворений «Из шести книг» 5. Книгу эту помогает Ахматовой издать Алексей Толстой. Она распродана в один миг, за нее стоят в очередях, дерутся и платят астрономические суммы на черном рынке. В «Литературной газете» ее давний хулитель критик В.Перцов печатает о ней весьма одобрительную статью (правда, возмутившую своим тоном многих писателей). Толстой был руководителем секции литературы Комитета по Сталинским премиям. На заседании секции Толстой выдвинул книгу Ахматовой на Сталинскую премию. Однако секретарь ЦК КПСС и А.А. Жданов уже подготовил об ахматовском сборнике отрицательный отзыв и наложил на него резолюцию в духе позднейшего постановления6. Начальник Агитпропа Г.Ф. Александров жаловался Жданову, что стихи Ахматовой усиленно популяризирует Алексей Толстой»: Агитпроп предлагал взыскать с недоглядевших чиновников и усилить политический контроль. Издательское начальство получило выговор, и не только о Сталинской премии речи больше не было, но и уже вышедший сборник Ахматовой приказано было уже 29 октября «изъять», хотя изъять раскупленное издание можно было только из библиотек. Отношения Толстого с Ахматовой в это время, по всей вероятности, улучшились. В 1940 г. он сказал ей, что никакая война не принесла таких потерь, как ежовщина – это предполагало некоторую степень обоюдного доверия 7. Непосредственно с Ахматовой Толстого столкнула эвакуация в Ташкент в ноябре 1941 г. Ахматову вывозят из осажденного Ленинграда в конце сентября 1941 г. в Москву, в октябре она едет к Лидии Корнеевне Чуковской в Чистополь, а в ноябре 1941 г. обе они оказываются в Ташкенте. Толстой переезжает в Ташкент из Куйбышева в конце ноября 1941 г. С началом Отечественной войны Толстой вообще стал действовать решительнее8. В Ташкенте у него большие возможности влияния. В это время он занят пьесой об Иване Грозном. Идея написать о Грозном пришла ему еще в 1935 г.; в 1938 его вызвал Сталин, и, видимо, тогда и состоялся разговор о Грозном. За зиму 1941-42 г. Толстой написал пьесу «Иван Грозный» (впоследствии она стала известна как первая часть драматической дилогии «Иван Грозный» – «Орел и орлица»), и в феврале отправился в командировку в Куйбышев, где он должен был участвовать в работе Комитета по Сталинским премиям. Во время этой командировки он закончил пьесу и роздал ее членам Комитета. Пьеса была восторженно встречена в кулуарах и -- еще до публикации текста -- выдвинута на Сталинскую премию. В ожидании хороших новостей, в которых он практически уверен, Толстой в Ташкенте щедро помогает Ахматовой. Между ними происходит некоторое сближение. В конце февраля Ахматова присутствует на чтении Толстым в Наркомпросе этой его новой пьесы об Иване Грозном. На следующий день она, обсуждая пьесу с Лидией Чуковской, сказала: «Я хочу сделать ему одно замечание: у него сказано: многие крестятся и снимают шапки. Разумеется, все, а не многие. А то выходят так: одни крестятся, а другие берут девок и идут в кусты»9. Где-то в это же время Толстой в Союзе писателей поднял за Ахматову тост «за первого русского поэта»10. Лидия Чуковская записала 27 февраля 1942 о том, что Ахматова была приглашена к Толстому в гости читать «Поэму без героя», «очень не хотела, но я ее уговорила.<�…> 11(48). «Вечером она зашла за мной, и мы вместе отправились к Толстому. Левик читал Ленору и Ронсара. Толстой – сказку о Синеглазке. Очень глупый композитор Половинкин исполнял музыку на стихи Уткина, предварительно исполняемые автором. NN читала поэму; Алексей Николаевич заставил ее прочесть поэму дважды, ссылаясь на все ту же знаменитую трудность и непонятность. По-моему, он и после двух раз не понял. Говорил об общности с символизмом – неверно. Помянул «Было то в темных Карпатах» -- некстати. Одно он сказал верно, что эта поэма будет иметь большую историю.12 (49) (Обсуждая этот разговор с Чуковской, Ахматова «возмущалась очень горячо словами Толстого за столом о «ясности Пушкина»13 (50). Толстой ахматовскую поэму не только сам хвалил, но и от других требовал к ней лойяльности: в записках Чуковской упоминается эпизод, когда Толстой напустился на Липскерова за то, что ему поэма не понравилась, ср.: «Вчера на улице Костя Липскеров учинил мне скандал: зачем я сказала Тихонову, что ему, Липскерову, не нравится моя поэма? А дело тут вот в чем: Тихонов, очевидно, где-нибудь в high life’истом месте об этом упомянул – у Пешковых или у Толстых – Костя же там вращается и страшно этим гордится, думая, что эти дамы и в самом деле высший свет, в то время как… Я ему ответила: -- Голубчик, я не пойму, если это не секрет от меня, то от кого же это еще может быть секретом? А если хотите ругаться – идемте ко мне в комнату, здесь холодно… Он пошел, но не ругался, а оправдывался (видно уж Толстой его при дамах пристыдил!) “мне поэма понравилась, только я не хотел, чтобы в Вашем творчестве было что-нибудь литературное”»14. 5 марта 1942 г. Ахматова с Чуковской были на вечере у Е.П. и Н.А.Пешковых: «…пили, ели, попросили NN читать. Публика была самая разная. NN все спрашивала меня, “что читать”, через стол, а я, как всегда, не знала»15 (52). По подсказке Чуковской Ахматова, в числе прочих, прочла поэму «Путем всея земли». Чуковская записала тогда же : «Толстой сказал: -- Хотите вы или нет, знаете об этом или нет, но Вы сейчас двигаете вперед русскую поэзию этими двумя вещами, “Поэмой” и “Путем”. Они совершенно новы и пр. То есть, то самое, что сказала ей я после первого куска поэмы. И по поводу “Путем”»16. (53). В 1953 г. Чуковская напомнила Ахматовой об этом вечере: из записи ее явствует, что на нем произошел конфликт: «Я напомнила Анне Андреевне, как в Ташкенте мы были с ней вместе у Толстых; там, после ужина, Алексей Николаевич просил Ахматову читать стихи; она отнекивалась, не знала что, и, наконец, недовольно спросила меня: “Скажите, Лидия Корнеевна, что читать?” Я посоветовала “Подвал памяти”. Она прочла. И тут вдруг Толстой на меня напустился: “Зачем вы такое подсказываете? К этому нечего возвращаться!” Мне хотелось ему ответить как в анекдоте: “Простите, господин учитель. Не я написал “Евгения Онегина”»17. От этого эпизода в ташкентских записях Чуковской сохранилась только тень в виде замечания о «своей неуместности» и пушкинской цитаты о «неотразимых обидах» из стих. «Воспоминание»18. (Обидой дышат и тогдашние записи Чуковской о Толстом: «Толстой похож на дикого мужика. Нюхом отличает художество, а когда заговорит – в большинстве чушь, как в прошлый раз о простоте Пушкина и о том, что поэма «воскрешает символизм».19 В 1965 г. Ахматова в «Прозе о поэме» писала: «Вы не можете себе представить, сколько диких, нелепых и смешных толков породила эта "Петербургская повесть". Строже всего, как это ни странно, ее судили мои современники, и их обвинения сформулировал в Ташкенте X., когда он сказал, что я свожу какие-то старые счеты с эпохой (10-е годы) и людьми, которых или уже нет, или которые не могут мне ответить. Тем же, кто не знает некоторые "петербургские обстоятельства", поэма будет непонятна и неинтересна»20 (57). Возможно, речь идет здесь о реакции Толстого (а кто еще из «ташкентцев» был «современником» Ахматовой, знающим «петербургские обстоятельства»?) на «Поэму» в духе его реакции на «Подвал памяти», выраженной не публично, а с глазу на глаз. Есть несколько свидетельств о темах их ташкентских бесед с Толстым. Они опять вспоминали самоубийство Гумилева -- об этом Ахматовой сделана запись в Записной книжке №22. Л.10 об.: «См. рассказ Т<�олст>ого о самоуб<�ийстве> в 1908 г., я знаю очень давно. Т<�олст>ой подтверд<�ил> его в Ташкенте (1942)». В Записной книжке № 17 есть запись «К Моди…», -- т.е. к очерку о Модильяни, где возникают парижские реалии: «Вернувшись в Москву, я узнала, что <�…>Виктор Гофман, с кот<�орым> я встречалась в Париже и который оказался тринадцатым на чтении рассказа Ал<�ексея> Толстого в «Closerie de lilas», застрелился в извозчичьей пролетке», и к ней примечание: «Об этом вспоминал и сам Ал<�ексей> Толстой в Ташкенте» (Л. 126 об)21. Вопреки страху Толстого перед спуском в «подвал памяти», Ахматова все-таки вызвала в нем какое-то оживление старых, вытесненных частей его личности, «опоминание». Мне рассказывал Валентин Берестов, бывший в Ташкенте школьником и проживший в 1942 г. некоторое время у Толстых, о том, как Толстой именно в это время показал ему книжку стихов Гумилева и сказал, что напрасно считают Гумилева поэтом экзотическим, последователем французов – нет, он русский, посмотрите сами, -- и прочел стихи о старом нищем и о незаметной дверце в стене – «Ворота рая». 7 марта 1942 г. Чуковская записывает: «По-видимому, NN окрылена похвалами Толстого. Она какая-то возбужденная, рассеянная, помолодевшая, взволнованная»22. Видимо, это и есть момент ее наибольшей эмоциональной вовлеченности в отношения с Толстым. 8 марта она с Чуковской опять посещает Толстого, присутствуют Н.А.Пешкова, К. Чуковский, В. Левик, но уже нет Уткиных и композитора, и этот вечер нравится посетительницам больше, атмосфера более раскованная23. Заметки Чуковской подробно повествуют о толстовских действиях по улучшению быта Ахматовой. С самого начала она пытается мобилизовать Толстого и на то, чтоб принять участие в судьбе осиротевшего, оголодавшего Мура – Георгия Эфрона. Мур описал ее в это время: «Тогда <�в феврале> я уже был знаком с Ахматовой, которая деятельно за меня ратовала. Она написала изумительную поэму; пользуется необыкновенным почетом и уважением, часто выступает, вообще “возродилась”. <...> Ахматову всячески протежировал Ал. Толстой (и протежирует)»; «В Ташкенте живет Ахматова, окруженная неустанными заботами и почитанием всех и особенно А.Толстого»24. В середине марта Толстой хлопочет о ее переезде в “Дом академиков”, где комфортно, но дорого, и Ахматова отказывается. Ей шлют от него продукты, которые она раздает, и дрова. Но самое главное все-таки то, что после совсем еще недавнего выхода сборника «Из шести книг» Толстой берется за издание очередного ахматовского сборника – впоследствии т.н. «азиатки» - в специально созданном местном филиале издательства «Советский писатель», где его голос многое решает. Ахматова «вопреки воле Толстого», поручает отбор стихов для сборника Чуковской. Он доводит начатое дело до конца, и в 1943 году книга выходит. Как же Ахматова чувствует себя в этой новой и неудобной ситуации «протежируемой»? Судя по запискам Чуковской до записи 7 марта, она участвует во всем этом неохотно. Другое впечатление предстает из мемуаров Дмитрия Толстого: «Более всего меня удивило то, что А.А.Ахматова, известная своей гордостью и независимостью, придя однажды к нам в дом, держалась так смиренно и почтительно и так осыпала отца комплиментами, как может только страстная почитательница. Это не вязалось со знакомым всем обликом Ахматовой, казалось, ее творчество имеет мало общего с творчеством Алексея Толстого, и аура у них разная, и, можно сказать, они – антиподы. Но Анна Андреевна весь вечер глядела на отца с обожанием. Скоро все выяснилось. Когда Ахматова прочла свою поэму, после минуты завороженного молчания гости стали выражать восхищение. Как хозяин дома в заключение также восторженно высказался отец. Анна Андреевна, не теряя царственной осанки, слегка улыбаясь, непрерывно глядела на отца. Выслушав все похвалы, она сказала: «Я очень рада, Алексей Николаевич, что вам понравилась моя поэма». И прибавила, что имеет к нему просьбу. Он сказал: «Я слушаю вас, Анна Андреевна». И тогда она стала его умолять его вмешаться в судьбу несчастного Льва Николаевича Гумилева, поговорить с кем нужно в Москве, чтобы пересмотреть дело сына, совершенно невинного человека, уже более пяти лет томящегося в концлагере. Эту просьбу она излагала, не стесняясь присутствия гостей (может быть, преднамеренно), которые умолкли, слушая ее. Отец был в некоторой растерянности. Не мог же он сказать, что своим вмешательством он только ухудшит участь Льва Николаевича – подобные примеры были в недавнем прошлом, -- что пытаться влиять в этих делах на Берию или Сталина бесполезно и очень опасно. Но нужно было как-то ободрить мать, страдающую за сына. Отец сказал, что сделает все, что возможно и что в его силах, но не ручается за успешный результат и потому не может ничего обещать. И Анна Андреевна просияла, уцепившись за проблеск надежды, она поверила в то, что отец сможет сделать что-то для Левушки»25. Тут скорее всего запечатлено первое чтение поэмы у Толстых, имевшее место в конце февраля. Мемуаристу в тот момент было 19 лет, к тому времени он с отцом уже пять лет не жил, (но был вывезен из блокадного Ленинграда и воссоединился с отцом в Ташкенте), и настроен по отношению к отцу был крайне критически, как он сам пишет, «фрондерски». Вряд ли он знал историю борьбы Толстого за сборник «Из шести книг» и за выдвижение его на Сталинскую премию, -- судя по его «черно-белой» картине, вряд ли он представлял себе «подводную» часть отношений двух писателей. Это объясняет его недоумение по поводу поведения Ахматовой, показавшегося ему неискренним. Ни на минуту он не допускает мысли, что Толстой не во всем был для Ахматовой «антиподом». |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Л. Н. Толстой жизнь и творчество Л. Н. Толстого Толстого: "она научила меня духовному наслаждению любви". Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными:... |
 |
«Толстой и Ясная Поляна» Районный конкурс исследовательских работ учащихся, посвященный 180-летию со дня рождения Л. Н. Толстого и 80-летию школы-памятника... |
|
Vii. Привал комедиантов: харьковский эпизод Чуть ли не на каждой... «опасных» местах толстовской биографии. Мемуары Н. В. Крандиевской-Толстой и её сына от первого брака Ф. Ф. Волькенштейна рисуют... |
|
Урок-презентация Тема: Творческие искания Л. Н. Толстого. «После... Тема: Творческие искания Л. Н. Толстого. «После бала» – одно из последних произведений писателя |
|
Тема: Ахматова на рубеже столетий Цели: Формирование у обучающихся ууд в умении строить речевые высказывания, используя речевой материал из жизни Анны Ахматовой и... |
|
Округа Дело «Тав-Алеф №2223-04-08» По окончании длительных переговоров, проходивших при активной поддержке суда на основе права справедливости, я заявляю от имени обеих... |
|
1. Вступление фольклоризм Ахматовой: обоснование темы В. Васнецов и М. Врубель), композиторами (Н. А. Римский-Корсаков и И. Стравинский), писателями (М. Горький и А. Ремизов), поэтами... |
|
Обозначение Я описывал феномены так, как они видятся мне. Это чисто субъективное видение. Если другой человек видит по–другому – это не значит,... |
|
Николай Гродненский Неоконченная война. История вооруженного конфликта в Чечне Чечне, проанализировал причины и следствия успехов и поражений обеих противоборствующих сторон. Книга адресована российским политикам,... |
|
003. 11. 11. 018 Толстой Л. Н Завершите высказывание Л. Н. Толстого, заполнив пропуски с использованием слов: герои, люди, результат, факт |