Лев дейч роль евреев в русском революционном движении




Скачать 2.73 Mb.
Название Лев дейч роль евреев в русском революционном движении
страница 6/17
Дата публикации 18.05.2014
Размер 2.73 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Литература > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
ГЛАВА II.

СОЛОМОН ЧУДНОВСКИЙ.

(Вполне возможно это дед Григория Чудновского, одного из главных организаторов штурма Зимнего. Прим. Проф. Столешникова).

Фамилия Чудновского совершенно неизвестна новым поколениям. Меня, например, некоторые даже спрашивали:

«Разве Чудновский еврей?».

Между тем, в начале семидесятых годов Чудновский пользовался на юге России довольно большой популярностью. Он считался одним из выдающихся пропагандистов, кое-что и он внес в борьбу за лучшую будущность, немало и его мук и страданий в ней. Социалисты должны знать своих первых борцов и мучеников, к числу которых, несомненно, принадлежал и Чудновский.

Сын херсонского небогатого еврея, С. Чудновский родился в начале 50-х годов минувшего столетия. Еще будучи мальчиком, он проявлял большие способности и любознательность, поэтому в гимназии учился прекрасно. Очень рано у него появилась любовь к чтению, и, будучи еще в гимназии, он перечитал всех лучших русских писателей.

Как и большинство тогдашней передовой молодежи в России, Чудновский был большим поклонником Писарева; он восхищался этим ярым проповедником естественных наук и апостолом «нигилизма». В своих воспоминаниях Чудновский сообщает, что при известии, о смерти Писарева, который случайно утонул,—он плакал и долго не мог примириться с мыслью об этой утрате—«словно то был мой близкий родственник»,—пишет он.

(Вряд ли еврей мог бы плакать о гое. Прим Проф. Столешникова)

63

Чудновский всегда стремился поднять уровень развития своих сверстников: он основал среди товарищей-гимназистов кружок саморазвития, в котором они читали наиболее прогрессивные произведения и вели по поводу них дебаты.

Такой же кружок был затем основан и для девушек. То было первое в Херсоне просветительное учреждение, в котором за женщинами были признаны равные права на развитие с мужчинами. Этим, так сказать, положено было начало делу эмансипации женщин в Херсоне. Вскоре затем, в начале 70-х годов, две еврейские девушки оттуда отправились в Швейцарию учиться медицине.

Если мы мысленно перенесемся за полстолетия назад в такое захолустье, каким являлся тогда Херсон, находящийся в стороне от промышленных центров, то мы поймем, каким важным фактором для развития передовых стремлений среди лучшей части местной молодежи был там юноша С. Чудновский. Мне приходилось слышать, что впоследствии многие из его сверстников и сверстниц признавали его крупные заслуги в их развитии и питали к нему за это большую благодарность.

Очень рано окончив гимназию, Чудновский в 1868 г. отправился в Петербург, где поступил в Медико-хирургическую академию. Первое время он довольно усердно занимался медициной, но в следующем (1869) году, на почве требований некоторых академических свобод (нрава устройства касс, столовых, библиотек и пр.), во многих высших учебных заведениях произошли обширные студенческие беспорядки, в которые, как было мною уже сообщено выше, Нечаев старался внести революционный дух. Как и Гольденберг, Чудновский не сочувствовал стремлениям Нечаева и его приверженцев, так как вполне основательно опасался, что студенты послужат лишь материалом для заговорщических целей этого агитатора, который, как известно, ни перед чем не останавливался. Являясь на сходки, Чудновский высказывался против предложений крайних,—«нечаевцев», и потому прослыл даже между товарищами за «умеренного», «мирного», «легалиста». Но в глазах всеведующего начальства он оказался в числе «опасных зачинщиков». Его, вместе еще с несколькими товарищами, исключив из академии, отправили обратно в Херсон под надзор полиции. Чудновского везли в качестве «важного политического преступника» в сопровождении двух жандармов. По пути им пришлось заночевать в Киеве,—тогда еще не было оттуда железной дороги на юг. Его доставили прямо к губернатору, который очень любезно принял его, угостил хорошим ужином и предложил остаться ночевать у него. «Чем объяснить эту предупредительность?»—в недоумении спрашивал себя Чудновекий. Секрет вскоре открылся. Когда он выразил желание отправиться ночевать в гостинице, где чувствовал бы себя спокойнее, губернатор воспротивился этому, откровенно заявив ему:

— «Видите ли,—у нас среди студентов спокойно, а вы вот можете, повидавшись с ними, вызвать здесь также волнения».

На Чудновский уверил его, что он никого из местных студентов не повидает ночью, в чем он давал губернатору слово. Однако губернатор не удовольствовался этим и согласился отпустить его спать в гостиницу при том только условии, чтобы в его номере находился также полицейский. Вот каким страшным агитатором считал киевский губернатор сына небогатого херсонского еврея!

Между тем ни, в то время, ни позже Чудновекий не был агитатором, а тем более опасным. Он, конечно, читал популярные тогда социалистические произведения, но, как я уже выше сообщил, вовсе не был склонен к крайним приемам борьбы. Само русское правительство своими несправедливостями и злоупотреблениями побудило этого мирного юношу, как и многих других молодых людей, стать в ряды его ярых врагов. Вот как сам Чудновский описывает произошедший в нем перелом, когда он вернулся в родной город.

«Непосредственное столкновение с действительностью во время студенческих «беспорядков», грубое вмешательство полиции в чисто академический инцидент, жестокое и деспотическое насилие, учиненное над участниками в «беспорядках», заставили меня глубоко и серьезно вдуматься в царящий в России порядок вещей. И только тогда,—заявляет он,—я сделался убежденным и непримиримым врагом этого порядка».

Но и после этого Чудновекий вовсе не собирался применять какие-нибудь страшные средства для разрушения этого ненавистного ему строя.

65

Он только хотел путем проповеди открыть глаза ближних на царивший всюду произвол. По его убеждению, «всякая (хотя бы и самомалейшая) крупица сознательности имеет в общем ходе вещей свое несомненное значение». И за эти-то безобидные взгляды, за свою мирную деятельность на пользу ближних Чудновский поплатился многими годами всевозможных страданий и мук...

Не желая доставлять беспокойств отцу, ввиду поднадзорного своего положения, он решил поселиться отдельно, так как «для старика-отца на свете не было ничего страшнее полиции». Средства к жизни он мог добывать только путем репетиторства. Но ему, как «страшному политическому преступнику», гимназическое начальство ставило в этом разные помехи,—писало на него доносы и пр. «Маменьки,—сообщает он,—также приняли свои меры, чтобы этот опасный революционер как-нибудь не испортил их деток. Собрав своих домочадцев, в особенности гимназистов, они разъясняли им, что вот такая же судьба, как Чудновского, неизбежно ждет и их в случае непослушания и неповиновения старшим».

О причине высылки его из Петербурга обратно на родину по городу ходили самые фантастические слухи; так, говорили, что он «бунтовал против царя, чтобы самому сесть на его место».

Глухой провинцией был тогда Херсон: при населении в 40.000 в нем не было даже библиотеки, не было, конечно, и никакой общественной жизни.

Несмотря на предупреждения родителей и учебного начальства,—вернее, именно вследствие этих предупреждений, молодежь очень заинтересовалась Чудновским: вместо страха, он вызывал в ней .расположение и симпатию к себе и к своему положению.

Пребывание в Херсоне административно высланного туда Чудновского не прошло бесследно для некоторых из его Обитателей. Вот что он сообщает об этом в своих «Воспоминаниях»:

«Я организовал при посредстве некоторых гимназистов и гимназисток несколько кружков для самообразования».—В них входили, кроме учеников старших классов, также и посторонние лица. «Некоторые из участников этих кружков через 5—6 лет очутились в центре нашего революционного движения, напр., ставшие после очень известными народовольцы Ланганс, Франжоли и др херсонцы, а те, которые не присоединились к революционерам, тоже стали видными общественными деятелями».

Однако эта, хотя и плодотворная, жизнь в Херсоне все же не удовлетворяла Чудновского, и он стал хлопотать о разрешении переехать в Одессу для поступления в университет. Только после почти двухлетнего подневольного пребывания в Херсоне, ему весной 1871 г., наконец, дозволено было покинуть его.

Подобно остальным русским социалистам того времени, Чудновский, решив посвятить себя делу освобождения трудящихся масс, имел в виду все народности, входящие в состав страны, а не ту, к которой он принадлежал по рождению. Ни ему, да и никому из нас, тогда действовавших в России евреев, не приходило на ум, что каждый должен работать среди своей национальности и вести пропаганду на там языке, на котором она говорит. Как я уже сообщал, население страны нам представлялось, как бы одной сплошной массой, тесно связанной единством тяжелого труда, невероятных лишений и всяких страданий. Темные, неграмотные массы,—будь то русские, поляки, латыши и т. д.,— поймут, думали мы, наши цели, нашу проповедь справедливости и счастья, если мы передадим это на понятном всем простом языке, господствующем в стране. К тому же,— говорили мы,—преобладающее большинство населения составляют великороссы, малороссы и белоруссы, которым доступен общепринятый язык. Поэтому мы не считали тогда необходимым создавать литературу на языках разных населяющих Россию народностей.

Кроме того, так как огромную часть населения страны, еще в большей степени, чем теперь, составляли крестьяне-земледельцы, то мы признавали необходимым почти целиком в эту среду направлять свои усилия. Ремесленникам и, в особенности, фабрично - заводским рабочим, ввиду ограниченного их количества, мы не придавали большого значения, считая их полезными лишь постольку, поскольку из .этих трудящихся слоев могли вырабатываться сознательные и дельные социалисты, которые, подобно нам, интеллигентам, соглашались затем отправиться «в народ».

67

Следовательно, как самостоятельному классу, мы русским рабочим тогда не придавали значения: мы считали их лишь ближе стоящими к крестьянам, чем мы, а потому легче и скорее могущими сойтись с ними, внушить им к себе доверие и расположение.

Поэтому почти каждый из нас, интеллигентов, становясь социалистом, раньше, чем он отправлялся «в народ», пробовал, так сказать, свои силы на пропаганде среди рабочих.

Чудновский также начал среди них свою социалистическую деятельность. Но он не стремился проникнуть в среду еврейских ремесленников и рабочих, которых и тогда уже было немало в Одессе. Это тем более может казаться странным и непоследовательным, что он был неимоверно возмущен происшедшими в Одессе в 1871 г. антиеврейскими беспорядками, а также и объяснениями их со стороны некоторых лиц «еврейской эксплоатацией». Кроме вышеуказанных взглядов, распространенных тогда среди всех русских социалистов, причиной этого противоречия—надо в этом признаться — было ошибочное у нас представление, будто, ввиду всего прошлого и настоящего евреев, как не-земледельческого народа, они не являются подходящим элементом для усвоения социалистических идей. Фабрично-заводских рабочих тогда среди евреев,—по крайней мере на юге,—совсем почти не было, а евреи-ремесленники в глазах многих из нас мало чем отличались от мелких промышленников и торговцев, т.-е., но нашему мнению, если они еще не были, то не прочь были при удобном случае сделаться «экеплоататорами». Поэтому надо было стремиться к тому, чтобы уничтожить современный строй, основанный на эксплоатации трудящихся масс немногими, а вместе с этим должны будут исчезнуть всякого рода посредники, в том числе и евреи.

Мысль вести пропаганду социализма среди темной еврейской массы, высказанная впервые в средине 70-х годов Либерманом и Гольденбергом, а немного позже—Драгомановым, вызывала у нас удивление, не то и саркастическую усмешку.

Вскоре после приезда в Одессу, Чудновский вступил в местное филиальное отделение «чайковцев», подобное существовавшим, как я уже сообщил, и в других южных городах. Одновременно с ним в состав одесского кружка «чайковцев» входили Желябов, Волховский и другие лица, впоследствии приобревшие у нас большую известность.

По складу ума и характера, до склонностям и темпераменту, Чудновский мог сочувствовать только мирной пропаганде идей, а не призыву к восстанию. Такой именно и была его деятельность с тех пор, как он сделался социалистом. Чудновский поэтому стал ярым приверженцем Лаврова и, как увидим, остался верным этим взглядам до конца дней своих.

Уже и раньше довольно- начитанный и образованный, Чудновский, став «лавристом», еще более стремился увеличить круг своих познаний, чтобы «во всеоружии» взяться за дело пропаганды социализма. Всюду, где только представлялась к тому возможность, он отстаивал правоту лавристских взглядов и в защиту их вел горячую полемику с противниками—бакунистами. Поэтому, благодаря отчасти и его энергии и настойчивости, «лавризм» преобладал среди одесских социалистов, между тем как в других городах, особенно в Киеве, господствовали бакунисты.

Но, увы! Недолго пришлось Чудновскому поработать на пользу излюбленных им взглядов: в январе 1874 г. он был арестован при попытке получить на почте тюк с вышедшими за границей социалистическими произведениями: контрабандист, с которым он вел сношения, оказался тайным агентом, а потому нарочно подстроил дело так, чтобы Чудновского забрали «на месте преступления» с поличным. Этим исчерпывалось все его преступление: несмотря на всевозможные старания прокуроров и жандармов, они не могли открыть никакой другой за ним вины. Тем не менее, Чудновскому пришлось провести почти целых четыре года в предварительном заключении, томясь в одиночках по тюрьмам и в Петропавловской крепости, в ожидании суда, по поводу содеянного им столь ужасного преступления.

69

В разных местностях необъятной страны в это же время происходили обыски и аресты среди молодежи, занимавшейся пропагандой и хождением «в народ». То был известный в летописях нашего революционного движения знаменитый разгром 1874 г., в результате которого тысячи молодых юношей и девушек очутились в тюрьмах и в Петропавловской крепости. Жандармы с прокурорами поставили себе целью объединить всех этих арестованных в один грандиозный процесс. На основании ничтожных данных, главным образом, на основании неверных показаний многих арестованных, ничего общего не имевших с делом и стремившихся выгородить себя, а еще больше пользуясь оговорами ренегатов и шпионов, усердные царские слуги постарались, представить дело так, будто бы им удалось открыть обширнейший заговор, охвативший целых 36 губерний. Для подкрепления этого измышления нужно было томить многих совсем ни в чем неповинных юношей и молодых женщин по три-четыре и больше лет, нередко при самых отвратительных условиях, в ужасных местах заключений. Не удивительно поэтому, что значительное количество этих жертв жандармской затеи умерло в заточении или окончило самоубийством, посходило с ума, приобрело неизлечимые болезни. У всех почти заключенных, с крайним нетерпением ожидавших суда, нервное состояние дошло до чрезвычайного напряжения, что проявлялось при всяком поводе.

Наконец, осенью 1877 г. начался суд особого присутствия сената. Не будем долго останавливаться на многочисленных тяжелых инцидентах и столкновениях подсудимых, поддерживаемых их защитниками, с сенаторами, нарушавшими элементарные права и интересы первых: в зале суда разыгрывались возмутительнейшие сцены избиений и насильственных уводов протестантов, раздавались истерические крики, плач и пр.

Несмотря, однако, на чрезвычайную злобу, которую господа-сенаторы питали к подсудимым, даже они, в конце концов, после длившихся несколько месяцев судебных заседаний, вынуждены были 90 человек совершенно оправдать, для большинства остальных признать время, проведенное ими в предварительном заключении, с избытком покрывающим срок полагающегося им наказания, и лишь немногих, наиболее виновных, они приговорили к каторге и к ссылке в Сибирь, но и об этой категории лиц судьи постановили ходатайствовать пред царем о замене подсудимым этих наказаний значительно более мягкими. Однако, несмотря на издавна установившийся обычай, в силу которого царь всегда удовлетворял такие просьбы суда, он в данном случае отказал в этом.

В числе протестантов на суде, за борьбой которых с тяжелым напряжением следила вся передовая Россия, находился и Чудновский. Он оказался также и среди лиц, участь которых «добрый царь» не пожелал смягчить. Кроме того, находясь с другими осужденными, в ожидании отправки в Сибирь, в казематах Петропавловской крепости, Чудновский принял участие в знаменитом в то время «завещании», напечатанном потом в заграничном журнале «Община» и вызвавшем у многих изумление и восхищение. В этом историческом документе, подписанном непомилованными «преступниками против царя», осужденные обращались к оставшейся на воле молодежи с призывом энергично продолжать начатую первыми пионерами борьбу за свободу и благоденствие трудящихся масс, вплоть до достижения полной победы.

Со стороны лиц, целиком находившихся в цепких когтях жестокого правительства, это резкое осуждение его действий и указанный призыв, обращенный к молодежи, являлись чрезвычайно смелым актом.

К концу 1878 г., после четырех с половиною лет, проведенных в тюрьмах и в крепости, Чудновского отправили в городок Ялуторовск Тобольской губ. Ввиду полной невозможности найти какой-нибудь заработок в этой, в сущности, деревне, так как большинство жителей занималось земледелием, Чудновскому приходилось довольствоваться ничтожным казенным пособием в несколько рублей в месяц. (Им ещё, царское правительство, которое они свергали, ещё и деньги платило. Прим. Проф, Столешникова. Как они сами после 1917 года будут относится к людям, просто даже косо посмотревшим в сторону из режима). Но, кроме всевозможных лишений, немало неприятностей должен был выносить он от местного «сатрапа»—заседателя, придиравшегося к нему за такие «проступки», как уход за «черту города» в поле и т. п.

Однако и этой относительной «свободой», после многих лет, проведенных в заточении, Чудновекий пользовался недолго: вследствие перехваченного властями письма, в котором сообщалось о побеге, задуманном некоторыми ссыльными в

других местах Сибири, он вновь был арестован и заключен в тюрьму, по обвинению в составлении «тайного общества, стремящегося устроить побеги ссыльных из Сибири». Только после почти двухлетних скитаний по разным ужасным местам заключений, Чудновский был, наконец, сослан на далекий север Сибири.

Из воспоминаний его, напечатанных в «Минувших Годах» и др. изданиях, видно, что, вследствие независимого его характера, у него неоднократно происходили столкновения о властями, конечно, из-за пустяков. Так однажды, на Пасхе, на обращение к нему знакомого со словами: «Христос воскресе», он сказал: «напрасно сделал он это,—вы его вновь распнете!». При этом присутствовал сам «капитан-исправник», и чуть не вышел большой скандал, который мог для Чудновского, как еврея, окончиться очень печально.

До чего разные начальствовавшие лица придирались к нему, и как поэтому тяжела была его жизнь в Сибири, можно заключить из того, что, по его признанию, он, было, уже решил покончить с собою.

В арестантском халату с двумя желтыми тузами на спине, в кандалах, с наполовину выбритой головой я летом 1885 г. пришел с партией в г. Томск. Одним из первых местных политических ссыльных, встретивших нас, был С. Чудновский, которого я до того не знал. Оказалось, что, после семилетних странствований по разным сибирским захолустьям и тюрьмам, местный губернатор, считавшийся либералом (То есть ещё один криптоеврей. Прим. Проф. Столешникова),

разрешил ему, ввиду болезни глаз, остаться в этом городе.

В течение недели, проведенной мною в Томской пересыльной тюрьме, Чудновский, в качестве моего «родственника», посещал меня почти ежедневно, стараясь, чем только он был в состоянии, приходить на, помощь всей нашей политической партии.

Несмотря на уже проведенные им тогда в тюрьмах и ссылке почти двенадцать лет, он выглядел довольно бодрым человеком, был полон веры и энергии; таким, как мне известно, он и потом остался.

Будучи и в Сибири, он по мере сил продолжал проповедывать усвоенные им в ранней юности мирные социалистические взгляды, являвшиеся распространенной в то время у нас утопическо-анархо-народнической смесью.

Чудновский принимал очень деятельное участие в местной прогрессивной прессе, которая поддерживалась, главным образом, политическими ссыльными. В то же время он также сотрудничал и в столичных журналах, помещая в них; статьи об экономических условиях Сибири, изучением которых он серьезно занимался. Он также участвовал и в некоторых научных исследованиях отдаленных заброшенных местностей.

Его продолжительное пребывание в сибирской ссылке не прошло поэтому бесполезно как для него, так и для тамошнего населения. Особенно заметное влияние он оказывал на местную молодежь.

Как всякий энергичный, сильный и деятельный человек, Чудновский всюду, куда ни забрасывала его судьба, находил для себя интересное и полезное занятие,—то в качество публициста, исследователя, учителя, то общественного деятеля: немало революционеров, появившихся впоследствии в заброшенной Сибири, обязаны были своим развитием, между прочим, и Соломону Чудновскому.

С течением времени условия его жизни в ссылке становились все сноснее, и при малейшем его желании он, подобно некоторым сопроцессникам—Волховскому, Лазареву,—также мог бы легко бежать из суровой, тогда почти безлюдной Сибири. Но он не хотел этого делать, так как, по складу своего характера, не считал себя способным ни к жизни на нелегальном положении, ни к эмиграции. Он поэтому решил терпеливо дожидаться, когда истечет срок его вынужденной жизни, в Сибири, и ему разрешат вернуться на родину. Еще много лет после нашей с ним встречи пришлось ему поэтому провести в ссылке, и лишь в начале 90-х годов, благодаря «амнистиям» по случаю вступления на престол Николая II и его бракосочетания, Чудновский получил, наконец, возможность вернуться в свой родной город.

Таким образом, двадцать с чем-то лет, лучшую часть своей жизни, всю свою молодость Чудновский провел по тюрьмам и в ссылке, в сущности лишь за попытку распространять мирное учение скучнейшего эклектика П. Л. Лаврова.

73

Как мы видели, он влиял на других не только при помощи печатной и устной проповеди, но и непосредственным, личным своим примером, безукоризненным образом жизни, своей стойкостью, твердостью, непоколебимостью усвоенных еще в юные годы крайне идеалистических, гуманных взглядов—о добре, честности, всеобщем братстве и справедливости.

Как и многие другие пропагандисты той замечательной эпохи, Чудновский стремился к тому, чтобы слово его не расходилось с делом: все, что у него имелось, он охотно делил с другими, приходил другим на помощь и т. п.

Он никогда не жаловался на судьбу, заставившую его столько тяжелого перенести, так много испытать за его желание служить делу освобождения обездоленных, трудящихся масс. Наоборот, он признавал, что она была к нему, относительно, еще очень милостива: по сравнению со многими другими он еще «легко отделался»,—как тогда говорили.

Действительно, сколько десятков или сотен, не менее, если не более, даровитых людей поплатилось куда хуже его! Сколько их погибло по тюрьмам, в Петропавловской крепости, в Сибири!

Между тем Чудновский не только вышел из этого тяжелого положения еще здоровым, бодрым, но ему посчастливилось дождаться того момента, который многие из преждевременно погибших его сверстников считали несбыточной мечтой: он был свидетелем того, как отчасти осуществилось то замечательное «завещание», которое он о товарищами составил в Петропавловской крепости летом 1878 г. после процесса 193-х. Вместо прежних мирных борцов.—эклектиков,-«лавристов» и «бакунистов»—на авансцену выступили новые защитники интересов обездоленных, вооруженные более верным, метким оружием, чем какое было у семидесятников,— идеями научного социализма, возвещенного Марксом и Энгельсом. Как известно, последователям названных великих учителей удалось заложить основание широкого рабочего движения в России, создать РСДРП.

Подобно преобладающему большинству «семидесятников», Чудновский не примкнул к нашему социал-демократическому направлению: его симпатии, как и многих его сверстников, также склонялись в сторону эсеров. Хотя он был довольно образованным человеком, но, благодаря усвоенному им в юности миросозерцанию, а также его прошлому, традициям и т. д., будучи,—как и многие народники,—знаком с учением Маркса и Энгельса лишь поверхностно, односторонне, он не мог правильно понять и усвоить его: он верил в преобладающее влияние моральных, этических стимулов. Поэтому, ему, оставшемуся сторонником мирной борьбы за счастье и равенство всех без; различия людей, неимоверно тяжело было оказаться, на склоне лет, очевидцем, наряду с огромными манифестациями, демонстрациями и стачками, устраиваемыми трудящимися массами осенью. 1905 г., одновременно, также и неподдающихся описанию возмутительнейших сцен насилий, совершаемых во многих местностях разнузданными толпами над несчастными его соплеменниками. Он находил к тому же, что в этих возмутительных актах, переворачивавших все его нутро, тоже произошел «прогресс»: 35 лет пред тем в Одессе те же темные массы подвергали только грабежу жалкое имущество еврейской голытьбы, а в дни провозглашения «политических свобод» они распарывали животы у беременных женщин, выбрасывали на мостовые грудных младенцев, отпиливали у стариков ноги и вбивали в голову евреев гвозди... (Видите, кто автор того, что немцы варят из евреев мыло и делают из кожи абажуры. Евреи почему-то заинтересованы в создании впечатления, что лучше к ним никто не может относиться, кроме как вбивать им в голову гвозди. И тот только может поступать с другими, как он описывает, кто сам к другим так относится. Читай «Красный террор» Мельгунова С. Прим. Проф. Столешникова).

Под такими впечатлениями чуткий, отзывчивый на всякое страдание Чудновский, отдавший всю жизнь угнетенным, провел последние свои годы в Одессе, занимаясь до самой смерти литературным трудом. Чудновский оставил довольно интересные воспоминания о 70-х годах. Он умер осенью 1912 г., шестидесяти лет от роду.

При всем различии наших с ним взглядов, мы, в интересах правды-«справедливости», должны признать, что этот семидесятник, как и другие представители его поколения, вполне заслужил память о нем современников, так как его усилия и жертвы не прошли совершенно бесследно: они научили последовавших за ним борцов стоять твердо, непоколебимо на своих постах в отчаянной борьбе за освобождение угнетенных масс. Чудновский и его товарищи были одними из первых, которые стали прокладывать путь, а, это, как известно, особенно трудно.

Но было бы большим преувеличением причислить его к наиболее выдающимся деятелям той эпохи. Нельзя также сказать, что он особенно сильно поплатился за свою деятельность. Все же, по справедливости, следует признать, что в огромном потоке, состоявшем из слез и крови, потребовавшихся для свержения отжившего деспотического строя, были также крупные капли Чудновекого, Гольденберга и их товарищей.

76

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

Похожие:

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Иванович Тетерников Тантра: йога с партнёром «Тантра: йога с партнёром»: София; Киев; 1996
В настоящей книге описывается выполнение асан и растяжек с партнером, пробуждение энергетического тела, техника выхода в медитацию...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Николаевич Гумилев Лев Гумилев Вступление I. Во мгле веков в древнейшем китае

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Моисей, который всем преподал учение в небесных книгах своих, этот...
Евреев, и меня, как ученика, да научит своим Пятикнижием этою сокровищницею откровения. В нем раскрыта история едемского сада; по...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Декрет о печати 27 октября (9 ноября) 1917 г
При Революционном Трибунале учреждается Революционный Трибунал Печати. Ведению Революционного Трибунала Печати подлежат преступления...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Кодекс справедливого использования информации
Семьи евреев-ашкенази должны помочь ученым понять биологическую природу шизофрении и раздвоения личности
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Исход шапольского
Зима была жаркой, за несколько месяцев не выпало ни одной капли, и сто тысяч евреев пришло к Стене Плача молить о дожде
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Васильевич Успенский По закону буквы

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Для группы второго года обучения, №033
Семью Рерихов, не случайно было дано именно на русском языке. Передавая новое Учение на русском языке и через русских людей, Великие...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon «Человек немыслим вне общества» (Л. Н. Толстой) Лев Николаевич Толстой...
Лев Николаевич Толстой – великий русский писатель второй половины XIX – начала XX вв. Его творчество поражает читателя глубочайшими...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Литература: Модули по лекциями и практическим занятиям 1 Повзнер...
Кинематика и динамика вращательного движения. Законы сохранения при вращательном движении
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции