Лев дейч роль евреев в русском революционном движении




Скачать 2.73 Mb.
Название Лев дейч роль евреев в русском революционном движении
страница 4/17
Дата публикации 18.05.2014
Размер 2.73 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Литература > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

24

Наиболее значительной из этих организаций было, как известно, общество «Земля и Воля», в которое входил цвет тогдашнего передового поколения. В число его членов входил, как я уже выше упомянул, студент Николай Утин, но роль его была незначительна; к тому же, когда начались аресты, он бежал за границу.

Ввиду указанных фактов. Александр II, подумавший, что он облагодетельствовал своих «верноподданных», от которых, поэтому, ждал всевозможных проявлений признательности, пришел в неистовство, увидев вместо этого с их стороны «черную неблагодарность». Как и все самодуры и деспоты, он, с одной стороны, забывал, что к предпринятым им реформам его принуждал неизбежный ход развития страны, а не добрая его воля, с другой, он еще сильнее поддавался влиянию злобных и бессмысленных нашептываний своих тупых реакционных советников, твердивших ему, что в возникавших в стране, в сущности, незначительных и совершенно неопасных для его трона, выступлениях отдельных представителей молодежи виновато, будто бы, решительно все передовое общество.

Одной из самых возмутительных и в высшей степени несправедливых расправ Александра II была, по общему признанию сколько-нибудь порядочных людей, отправка им на каторгу, а затем на бесконечное заточение в Вилюйске даровитейшего публициста Н. Чернышевского, в сущности за то только, что он пользовался огромным влиянием на передовую часть общества и молодежи. Насильственного лишения России этого на редкость благородного и выдающегося ученого, который был бы украшением и гордостью любого более культурного и цивилизованного государства, чем наша страна, этого преступления передовая часть общества, в особенности же молодежь, не могла ему простить в течение последовавшего затем почти двадцатилетнего его царствования.

Чрезвычайная мстительность и временами также жестокость нового царя, проявлялись, чем дальше, тем все сильнее и чаще. Особенно резко стали у него выдвигаться на первый план унаследованные от отца отрицательные черты, как известно, после польского восстания 1863 г., для усмирения которого он обратился к звероподобному Муравьеву вешателю.

25

Этим царь-«реформатор» вполне сравнился со своим дядей Александром «благословенным», предоставившим управлять своей «вотчиной» столь же кровожадному зверю—Аракчееву.

В особенности, по-видимому, возмутило Александра II недовольство передовой части общества самою крупною из предпринятых им реформ - освобождением крестьян: как тогда уже предсказывали честные и дальновидные люди, с Чернышевским во главе, основания, на которых произведен был этот важный акт, были столь несправедливы и невыгодны для крестьян, что им неизбежно предстояло из одной кабалы попасть в другую—не менее тяжкую—к землевладельцам же, да к чиновникам, купцам и кулакам, как это вскоре затем и произошло.

Явившийся мстителем за обиженных и «обманутых» крестьян студент Каракозов, стрелявший в царя (4 апр. 1866 г.), http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:Karakozov_by_Repin.jpg

был совершенно одинок; тем не менее, этот нелепый поступок молодого фанатика пришелся как нельзя более на руку окружавшей Александра II клике извергов, давно уже доказывавших ему, что мягкостью и уступчивостью требованиям «врагов престола и отечества» он приведет страну к гибели, а себе подготовит участь Людовика XVI.

Неудивительно, поэтому, что не отличавшийся ни сильной волей, ни выдающимся умом, а являвшийся лишь средним во всех отношениях человеком, Александр II после покушения Каракозова потерял всякое представление об окружавшей его, довольно сложной действительности и уже без колебаний перешел целиком на сторону злейших врагов молодой России.

Для «спасения» страны царь вновь обратился к Муравьеву-вешателю. Усердие этой гончей собаки в вынюхивании «следов страшного заговора», будто бы подготовившего произведенный Каракозовым выстрел, дошло до того, что в числе «корней и нитей» Муравьев-вешатель заподозрил даже родного брата царя, великого князя Константина, считавшегося либералом.

Признав одной из главных причин недовольства передовой части общества и молодежи «чрезмерную свободу», которой, по утверждению реакционеров, будто бы пользовались учащиеся, Александр II назначил министром народного просвещения, в pendant к Муравьеву-вешателю, гр. Д. А. Толстого, столь же заядлого мракобеса, уже тогда приобревшего незавидную репутацию, но затем прославившегося в последовавшие годы, а особенно при Александре III, в качестве министра внутренних дел.

26

Этот тупой и жестокий обскурант очень скоро восстановил против себя всех сколько-нибудь здравомыслящих людей, так как наилучшим средством для искоренения, будто бы, присущей всей учащейся молодежи склонности к революционной деятельности, он признавал введение классицизма в гимназиях. Последнее осуществлялось до того нелепо и жестоко, что ближайшими его последствиями были массовые исключения учеников из гимназий, что повлекло за собой многочисленные самоубийства, затем привело к диаметрально противоположным последствиям,—к усилению недовольства правительством и, действительно, к возбуждению у многих юношей склонности к революционной деятельности.

Кроме указанных мер, предпринятых озлобившимся царем для искоренения «крамолы», изданы были еще и другие репрессивные распоряжения, разразившиеся над всеми «верноподданными» и, следовательно, мстившие тысячам и десяткам тысяч не только совершенно ни в чем неповинных людей., но затрагивавшие также и лиц, даже враждебно относившихся к анти-правительственным актам, которые затевал очень незначительный тогда контингент революционеров. Масса лиц подвергалась ночным обыскам и арестам без всяких поводов и оснований, нередко вследствие наговоров или мести со стороны услужливых добровольцев-обывателей и полицейских агентов. То был один из наиболее мрачных моментов в столь блестяще начавшемся и так всеми еще незадолго пред тем радостно приветствованном царствовании.

3. ОТНОШЕНИЕ ЕВРЕЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ К ПЕРВЫМ РЕВОЛЮЦИОННЫМ ВЫСТУПЛЕНИЯМ.

Насколько могу теперь припомнить, решительно никто из еврейской учащейся молодежи не подвергся никакому преследованию в связи с произведенными в разных местностях России многочисленными арестами после покушения Каракозова. Никого из моих соплеменников не было также и среди подсудимых по созданному Муравьевым-вешателем процессу Ишутина. Оно вполне естественно: евреи не только не имели тогда даже отдаленного прикосновения к оппозиционным кругам, недовольным противоречивой политикой царя-«реформатора», но, как я уже упомянул, они сами очень возмущались революционными попытками крайних элементов, вообще, а покушением, произведенным Каракозовым,— в особенности. «Покушаться на такого доброго царя - это тяжкое преступление», помню, говорили с негодованием мои соплеменники, и я, будучи тогда еще мальчиком, повторял это вслед за взрослыми.

Признательность евреев царю за предоставленные им в сущности незначительные облегчения была столь сильна, что она не только не ослабела к концу 60-х годов, но у многих передовых и даже крайних из нас она сохранилась вплоть до трагической его кончины. Признаюсь, что и я принадлежал к этим крайним: несмотря на все преступления Александра II, Я, однако, не признавал его заслуживающим такого финала.

Многие из нас мирились с отрицательными и противоречивыми актами его политики, так как мы все же признавали его лучшим царем, не только, чем его предшественник, но, вероятно, и чем преемник его, как это вполне и подтвердилось потом. Поэтому, передовая, но умеренная, «благоразумная» часть еврейской молодежи не выражала также ни малейшего недовольства даже тогда, когда задевались наиболее существенные интересы ее соплеменников, а также и в тех случаях, когда их товарищи-христиане довольно недвусмысленно высказывали свое отрицательное отношение к господствовавшим в стране порядкам. Не могу, например, припомнить не только случая самоубийства среди еврейских гимназистов, но и просто сетований моих товарищей-соплеменников по поводу введенной губительной классической системы, хотя она, быть может, в большей степени была несимпатична многим из нас, чем христианам, потому что шла в разрез с присущими нам, вообще, реалистическими наклонностями и стремлениями.

Столь же отрицательно, как и к покушению Каракозова на царя, преобладающее большинство еврейской молодежи отнеслось также и к чрезвычайно нашумевшему в начале 70-х годов знаменитому процессу нечаевцев.

28

В этом деле, охватившем значительно больший круг представителей передовой молодежи, чем предшествовавший ему ишутинский процесс, также не участвовал ни один еврей.

Таким образом, приведенные мною, данные, полагаю, вполне подтверждают мое заявление, что евреи не только не являлись инициаторами русского революционного движения, но что к тому же они далеко не сразу даже примкнули к уже возникшей, предпринятой христианской передовой молодежью борьбе.

Столь продолжительное отсутствие еврейской учащейся молодежи среди русских революционеров объясняется, конечно, прежде всего незначительным, вообще, тогда контингентом в средних и высших учебных заведениях евреев. Затем, как я уже подробно выше сообщил, мы были очень признательны царю, а потому чрезвычайно миролюбивы. Но, в свою очередь, эти наши чувства обусловливались общей нашей задавленностью, униженным положением евреев в стране. На нашу психику не могли, понятно, не влиять внушаемые нам старшими с младенческих наших лет предостережения ничем решительно не восстановлять против себя «гоев» вообще, а полицию в особенности.

Еврейские юноши, учившиеся в последних классах гимназии или в высших учебных заведениях, не могли, конечно, не знать, что малейшее проявление недовольства российскими порядками влечет за собой крайне суровые кары, что за этим следует знакомство со страшным тогда «Третьим отделением», о котором в публике циркулировали полные ужаса рассказы; о том, что из этого инквизиционного застенка провинившийся попадает в не менее ужасную Петропавловскую крепость, где он или погибает, будучи замурованным в «каменном мешке», или полуживой идет в тяжелых кандалах «по Владимирке».

Нужно было, поэтому, привыкнуть к мысли о сопряженных с политической деятельностью страданиях, необходимо было время для подготовки к этому своих чувств и нервной системы. Между тем, не только преследуемые, загнанные евреи, но и христианская молодежь, не испытывавшая никакого исключительного гнета, еще долго спустя не научилась не дрожать при виде жандарма. Но тяжело, известно, начале, а затем все само собой образуется, приходит своим

чередом.

Антиправительственные действия ни в какой стране и никогда не возникали без достаточных, точнее, без сильнейших к тому оснований потому уже, что насильственные приемы, как я только что указал, связаны для лиц, прибегающих к ним, со всевозможными страданиями, чего, естественно, каждый человек старается избегнуть. Поэтому, лица, желавшие так или иначе содействовать прогрессу, всегда начинали с мирных приемов и, только убедившись в невозможности достигнуть ими чего-нибудь, наталкиваясь на запрещения и преследования со стороны предержащих властей, переходили на насильственный путь борьбы. То же произошло у нас.

За редкими исключениями, все передовые люди, вступившие в революционные ряды, начали свою общественную деятельность на легальном, культурно-просветительном поприще и лишь постепенно, одни раньше, другие позже, вынуждены были правительственными преследованиями уйти в подполье. Это, повторяю, проделывал почти каждый из нас: несмотря на доказательства предшественников, что тщетны надежды добиться чего-либо мирным, законным путем, каждый из нас все же начинал с легальной деятельности.

Мы уже видели, к чему привело стремление передовой молодежи обучать трудящихся в воскресных и вечерних школах: »не только последние были вскоре закрыты, но и многие из добровольно учивших в них лиц были арестованы и разосланы в разные места. Такая же участь постигла решительно все без исключения аналогичные начинания отзывчивой, бескорыстной молодежи. На одном из этих предприятий остановлюсь несколько подробнее ввиду крупной его роли в дальнейшем ходе нашего революционного движения, а также и потому, что в нем еврей Марк Натансон явился первой жертвой оригинальной культурно-просветительной попытки.

В конце 60-х годов в Петербурге небольшой кружок, составившийся из нескольких тесно связанных друг с другом молодых интеллигентных юношей и девушек, в число которых, между прочим, входила также прославившаяся 12 лет спустя Софья Перовская, задался целью распространять среди учащихся хорошие книги: Бокля, Дрепера, Луи-Блана, Лассаля, Флеровского, Миртова (Лаврова) http://www.rulex.ru/01120027.htm и т. п. Для этого члены кружка стали скупать у книгоиздателей в больших количествах уже вышедшие такие книги или предлагали им выпустить в свет указываемые ими аналогичные перечисленным произведения, гарантируя взять определенное число экземпляров. Получив последние с установленной уступкой, они затем сбывали их учащейся молодежи по удешевленным ценам.

Марк Натансон, очень энергичный двадцатилетний юноша, проявил в этом, в сущности мирнейшем, культурно-просветительном предприятии большую инициативу, настойчивость и деловитость, что, понятно, не могло остаться незамеченным всевидящим оком третье-отделенских шпиков, после чего за сию «преступную деятельность» он был арестован и без суда, в административном порядке, сослан в отдаленное, глухое захолустье севера Европейской России.

Таким образом, этот еврейский студент является, если не первым, то одним из первых среди своих единоплеменников, поплатившимся тюрьмой и ссылкой за свою незапрещенную русскими законами деятельность: за покупку и продажу легально вышедших книг, хотя бы и в значительных количествах.

Как известно лицам, знакомым с историей русского революционного движения, из названного выше просветительного кружка возникла вскоре затем, не без влияния правительственных преследований, знаменитая организация «чайковцев»

(По всей видимости, связь между «чайковцами, Чайковским и «МХАТовской «Чайкой» гораздо ближе, нежели бы казалось на первый взгляд Прим. Столешникова),

не довольствовавшаяся уже указанным распространением легальных книг, а поставившая себе целью вести, опять же на первых порах, мирную пропаганду среди фабрично-заводских рабочих.

Можно без малейших преувеличений сказать, что с момента возникновения вплоть до своей гибели эта организация привлекла в число своих членов наиболее выдающихся и талантливых людей той замечательной эпохи, лиц, прославившихся затем, как на революционном, так и на разных научных поприщах. Достаточно назвать, кроме уже упомянутых мною, Перовской и Натансона, еще Клеменца, Кравчинекого, Шишко, Синегуба, Кропоткина, Чарушина.

31

А сколько сверх этих лиц погибло преждевременно по тюрьмам, в Сибири и на каторге, о которых ничего не; известно современникам. Не могу обойти здесь молчанием талантливейшего 19-тилетнего юношу Куприянова, заморенного жестокими жандармами и прокурорами в предварительном заключении, длившемся более четырех лет, по «процессу 193-х».

Среди «чайковцев» уже было несколько евреев, но лишь одного или двух из них можно сравнить по дарованиям, характеру, значению как в этой организации, так и в дальнейшей их деятельности с перечисленными мною выше видными участниками этого кружка.

То же самое приходится сказать и о филиальных отделениях этой организации, потому что, кроме Петербурга, «чайковцы», имели отделения также в Москве, Киеве, Одессе и в некоторых других городах. Среди тамошних «чайковцев» евреи, за крайне редкими лишь исключениями, о которых сообщу в своем месте, играли незначительные, только второ- и третьестепенные, роли.

Известно, что одновременно с «чайковцами», а также и позже их, возникли в разных концах России аналогичные кружки, ставившие себе те же или несколько отличные задачи, например, не пропаганду социализма, а агитацию на почве уже существующих у русских крестьян желаний, стремлений, требований. Тогда-то, в 1873—1876 г.г., и происходило знаменитое в истории России массовое движение передовой молодежи, названное «хождением в народ». В течение этого периода, длившегося три-четыре года, число евреев, принявших в нем активное участие, было крайне ограниченно, едва ли превосходило полтора-два десятка. Кроме того, ни одного из них нельзя поставить; в уровень с лицами, приобревшими в этом замечательном движении большую известность: кроме названных мною выше знаменитых чайковцев евреев периода хождения в народ нельзя также сопоставить и с не входившими в эту организацию такими крупными деятелями, как Ковалик, Войноральский, Рогачев, Мокриевич, Софья Бардина и мн. др.

Затем, в описываемое здесь время было также немало кружков, в которых евреи совершенно отсутствовали, а в большинстве случаев их бывало по одному, по два, при общем числе членов в один—два десятка.

Наконец, и в политических процессах, происходивших в первой половине 70-х годов—«Долгушинцев», «Дьякова-Сирякова», «Семяновского» и др.,—среди привлеченных не было ни одного еврея. Впервые попали в число подсудимых, да и то, как ниже увидим, мало, если не сказать—вовсе непричастные к политике трое молодых евреев по разбиравшемуся лишь в 1877 г. процессу по поводу «демонстрации на Казанской площади». Следовательно, только во второй половине 70-х годов, и то совершенно случайно, евреи впервые очутились на скамье подсудимых по политическому процессу. Одно это обстоятельство служит уже достаточным доказательством того, насколько незначителен был контингент евреев, примкнувших к. знаменитому движению «в народ», а также и того, как мала была виновность евреев, участвовавших в нем, даже с точки зрения тогдашних жестоких жандармов.

Действительно, за крайне незначительным исключением,—о чем сообщу ниже,—мы, евреи, в течение довольно продолжительного периода времени, входили преимущественно в правое, более умеренное крыло нашего движения первой половины 70-х годов.

Известно, что это движение возглавлялось, с одной стороны, бывшим проф. Артиллерийской Академии полковн. П. Л. Лавровым, а с другой,—знаменитым апостолом анархии М. А. Бакуниным; в то время как первый отстаивал мирную, постепенную пропаганду в народе социалистических идеалов, откладывая осуществление их на более или менее далекое будущее, второй, наоборот, советовал молодежи немедленно звать народ «на бой кровавый», на восстания, бунты. Последователями Лаврова являлись, поэтому, преимущественно наиболее умеренные, мирные социалисты—пропагандисты, а за Бакуниным шли самые крайние, решительные борцы.

В преобладающем большинстве евреи примкнули к «лавристам», и, лишь спустя некоторое время, с полным торжеством «апостола всемирного разрушения» над скучным доктринером Лавровым, немногие непокинувшие социалистического лагеря евреи перешли на сторону «бакунистов», называвшихся, как известно, также «бунтарями» и «народниками».

33

Если из незначительного контингента «лавристов» возможно Соломона Чудновского, и скоро совсем отставшего от движения д-ра Льва Гинзбурга причислить к второразрядным величинам, то среди еще меньшего числа «бакунистов» я могу назвать только одного крупного деятеля второго разряда П. В. Аксельрода.

Да было бы странно и необъяснимо, если бы евреи, лишь незадолго пред тем приобщившиеся к общеевропейской образованности, сразу заняли выдающиеся посты в самом начале массового революционного движения «в народ», возникшего в начале 70-х годов.

Чтобы стать сколько-нибудь видным пропагандистом, необходимо было обладать столь многочисленными и разнообразными свойствами, которых евреи той эпохи никак не могли сразу приобрести; не говоря уже о знании в совершенстве русского языка, что и теперь еще, полвека спустя, далеко не всегда встречается между образованными евреями, даже окончившими всякие высшие учебные заведения. Тем реже, понятно, попадались в ту отдаленную пору между нами лица, не выдававшие себя сразу, как говором, так наружностью и манерами. Между тем, пропагандист, намеревавшийся действовать среди крестьян, должен был не только знать всевозможные шутки, прибаутки, присказки, но также обладать особенным даром,—не всегда, как известно, имеющимся и у интеллигентов-христиан,—уменьем подойти, увлечь трудящегося человека: кому не известно, как в ту пору, немного лет спустя после освобождения крестьян, последние крайне враждебно относились ко всякому, кого они причисляли к «барам». Поэтому, даже из числа христиан можно назвать всего лишь трех-четырех интеллигентов, прославившихся в качестве хороших пропагандистов, обладавших способностью заинтересовать трудящихся своими рассказами. К таким счастливцам, возбуждавшим к себе среди нас зависть, помню, относили: Синегуба, Рогачева, Клеменца, Иванчина-Писарева, Екатерину Брешковскую и еще немногих.

Кроме этого «дара божьего», пропагандисту, чтобы приобрести большое влияние среди крестьян, необходимо было не только знать и уметь выполнять все разнообразные и сложные деревенские работы, но в выполнении их он должен был еще превосходить земледельцев,

34

а для этого требовались не только определенные сельскохозяйственные знания, навык и т. п., но также недюжинная физическая сила и большая выносливость. Обладателями всего этого оказались лишь немногие сыновья мелких помещиков, духовных лиц и казаков, с детства жившие в селах и станицах и не прекращавшие также потом, в каникулярное время, заниматься сельскими работами. Среди бывших немногих таких специалистов по земледелию я не могу припомнить ни одного еврея, что вполне понятно.

Почти исключительно городские жители, к тому же, в преобладающем большинстве принадлежавшие к наименее обеспеченным слоям населения, следовательно, жившие в крайне тяжелых материальных условиях, испытавшие всякие лишения, а то и хроническое недоедание, евреи-революционеры преимущественно являлись тщедушными, слабосильными, совершенно непривыкшими и неспособными к какому-либо физическому труду. Поэтому, никому из нас, евреев, отправлявшихся «в народ», не только не удавалось перещеголять в работах, в выносливости и вообще физической своей силой крестьян, как это случалось с Рогачевым, Кравчинским, Юрковским, Тищенко и др., но, наоборот, наши попытки на этом поприще терпели почти всегда полное поражение; иллюстрацией этого может служить мой рассказ «Как мы в народ ходили» («За полвека», т. I.). Ввиду этого, крайне ограниченное число евреев-пропагандистов и «народников», отправлявшихся «в народ», предпочитало выступать там в качестве фельдшеров, как это сделали Аптекман, Хотинский и др.

По этим же причинам, т.е. вследствие малого знания, если не сказать полного незнания, быта, привычек и нравов русского народа, евреи не могли также в ту эпоху являться и авторами необходимых для пропаганды листков, рассказов, сказок, песен, вроде популярных тогда «Чтой-то, братцы», «Четырех братьев,» «Хитрой механики», «Сказки о копейке» и т. д. Авторами этих произведений были исключительно интеллигенты-христиане—Иванчин-Писарев, Тихомиров, Варзер, Верви (Флеровский), Клеменц, Кравчинский, Синегуб.

35

Вообще, насколько могу теперь припомнить, среди нас, евреев, ни во время эпохи «хождения в народ», ни в последовавшей за нею террористической, не было ни единого популярного автора и ни одного оратора. Единственным писателем - евреем в течение всех 70-х годов является П. В. Аксельрод, но, во-первых, он печатался отчасти в легальных, а также к заграничных журналах, почти вовсе не попадавших в Россию, и, во- вторых-произведения его не были популярными, а публицистическими.

Все то, что я выше перечислил, как причины, мешавшие нам, евреям, стать выдающимися пропагандистами, еще в большей степени относится к «бунтарям»: чтобы занять выдающееся место среди последователей Бакунина, нужно было, кроме уже указанных редких вообще свойств, обладать еще и некоторыми специальными дарованиями, которыми не были наделены евреи того замечательного десятилетия.

Бунтарь не только должен был всегда быть готовым пожертвовать собою для народного блага,—на это охотно шли также и пропагандисты,—но, сверх того, ему необходимо было еще обладать способностью увлечь, повести за собою крестьян на бой, восстание, уметь организовать бунт, явиться инициатором этого; словом, быть, если не одаренным свойствами таких «орлов», как Стенька Разин и Пугачев, считавшихся, как известно, идеалами тогдашних революционеров, то, по крайней мере, быть равным ватажкам, вроде Болотникова, Булавина и т. п.

Откуда тощий, щуплый и робкий еврейский юноша, редко, в большинстве случаев, бывавший за чертой города, а то и местечка, в котором он до того жил, мог почерпнуть указанные выше способности, свойства и знания? Ясно, что обладание всем этим тогдашних евреев было бы необъяснимым чудом. Поэтому ограниченный, вообще, контингент евреев, принимавших участие в революционном движении описываемой мною здесь эпохи,—за крайне незначительным исключением, на которое ниже укажу,—занимался преимущественно не непосредственно пропагандой или организацией среди крестьян бунтов, а, главным образом, если не сказать почти исключительно, деятельностью среди городского населения,— т. н. интеллигенции, общества и лишь отчасти среди ремесленников и рабочих. Но еще в

36

большей степени им приходилось участвовать во внутри-кружковой работе, т.-е. вести разные сношения, добывать необходимые связи, средства, документы, устраивать конспиративные квартиры, типографии, заниматься перевозкой через границу транспортов с запрещенными изданиями и т. д., а в этих функциях трудно было проявлять особенные таланты и дарования. Единственными выдающимися деятелями в только что перечисленных областях в период господства народничества являлись Марк Натансон и Аарон Зунделелевич, о которых подробнее сообщу ниже; но и они проявили себя не в качестве теоретиков или практиков этого направления, а как организаторы некоторых специальных функций.

4. УЧАСТИЕ ЕВРЕЕВ в НАРОДНИЧЕСКО-ТЕРРОРИСТИЧЕСКОМ ТЕЧЕНИИ.

Известно, что «народничество», возникшее во второй половине 70-х годов, сыграло чрезвычайно крупную роль в истории нашего общественного и революционного движения. Но ни в разработке программы этого течения,—как в легальной, так и в подпольной литературе,—ни в практическом осуществлении ее евреи также не играли сколько-нибудь заметной роли: в этом течении, как и в предшествовавших ему, мы опять - таки исполняли лишь второстепенные функции.

Не говоря уже об отдаленных родоначальниках народничества, среди которых, наряду с Герценом и Огаревым, следует признать и славянофилов,— творцами течения, за которым в продолжение нескольких десятилетий удержалось это название революционного народничества,—были, главным образом, Бакунин и отчасти его русские последователи— Плеханов, Каблиц и др.; также и выдающимися практиками, стремившимися осуществить народническую программу революционным способом, исключительно являлись христиане: Дебогорий-Мокриевич, Стефанович, Мих. Попов, Ив. Дробязгин, А. Михайлов, Иванчин-Писарев, Ю. Богданович и др. Ни среди теоретиков, ни среди практиков этого течения также нельзя назвать ни единого крупного еврея.

Далее, известно, что наряду с народничеством стало развиваться,—начиная с 1878 г., с легкой руки Веры Ивановны Засулич,—так называемое террористическое направление, отодвинувшее деятельность в народе—среди крестьян—на второй план, а затем и совсем вытеснившее последнюю.

37

В этом новом течении, как и во всех предшествовавших ему, евреи тоже принимали лишь незначительное участие: едва ли я ошибусь, сказав, что участвовавших в террористических актах с конца семидесятых до конца 80-х годов было всего десять—двенадцать человек: Зунделевич, Гр. Гольденберг, Гобст, Витенберг, Христина Гринберг, Роза Гросман, Геся Гельфман, бр. Златопольские, Арончик, Млодецкий. Допускаю, что я кого-нибудь забыл; во всяком случае, число евреев-террористов было невелико, а из перечисленных мною лиц только Григорий Гольденберг и Млодецкий явились непосредственными исполнителями насильственных актов; все же остальные евреи были только второстепенными, хотя и очень нужными помощниками.

Никто из евреев не выдвинулся также в первые ряды ни в качестве теоретика террора, какими явились Лев Тихомиров, а отчасти Морозов и Кравчинский, ни как организаторы разных решительных предприятий, какими проявили себя: А. Михайлов, А. Квятковский, Желябов, Вера Фигнер, Софья Перовская и др. То же почти следует сказать и относительно, вообще, крупных практиков, какими среди террористов оказались Фроленко, Колодкевич, Ю. Богданович, Талалов и др. Единственный выдающийся в этом отношении еврей—А. Зунделевич был арестован в самом начале возникновения партии «Народная Воля», почему он и лишен был возможности проявить себя в предпринятых затем террористами сложных актах, направленных непосредственно против Александра П. Также и среди специалистов-изобретателей разнообразных метательных снарядов и бомб прославились Кибальчич, Ширяев, Исаев и Грачевский, а примыкавший к ним бывш. студент-технолог еврей Лев Златопольский, насколько мне известно, ничем особенным себя не проявил, потому, вероятно, что при бесспорной даровитости он был не вполне психически уравновешенным человеком.

Остается еще упомянуть о лицах, особенно выделившихся своей смелостью и отвагой при выполнении крупных террористических актов. Кроме выше уже упомянутых участников, я имею здесь в особенности в виду таких выдающихся лиц, как Вера Ивановна Засулич, Кравчинский, Халтурин, Баранников, Пресняков и Гриневицкий. К этой категории смельчаков следует причислить Млодецкого, Гобста и Витенберга; можно было бы также отнести и Григория Гольденберга, убившего губернатора Кропоткина, если бы он затем, после ареста, не опозорил себя выдачей всех и всего.

Незначительность контингента евреев и второстепенность их ролей вообще в террористической борьбе вполне подтверждается также происходившими в Петербурге и в других городах крупными процессами по так называемым террористическим делам в течение восьми—девяти лет. Так, по процессу Мирского, зимой 1879 г., за покушение на шефа жандармов, ген. Дрентельна, насколько могу припомнить, не был привлечен ни один еврей. По «Делу шестнадцати» (Квятковского, Преснякова и др.) фигурировали на скамье подсудимых два еврея: Зунделевич и Цукерман, но из них только первый имел непосредственное отношение к террору. По «Делу 1-го марта 1881 г.» также была, как известно, привлечена еврейка—Геся Гельфман, приговоренная к смертной казни и затем помилованная; но и ее роль, по сравнению с другими участниками этого процесса, была второстепенной.

Далее, по процессу «двадцати» (в 1882 г.) судились три еврея: Арончик, Лев Златопольский и Фриденсон,—последний не имел прикосновения к террору, а первые два играли в нем только незначительные роли. По процессу «семнадцати» (1883 г.) были привлечены: Савелий Златопольский, Христина Гринберг и Роза Гросман; из них только первый был замешан в покушениях на царя. В происходивших затем процессах Веры Фигнер (в 1884 г.) и по «Делу 1-го марта 1887 г.» не было ни одного еврея среди главных участников, привлеченных к суду, а по процессу Лопатина (1887 г.) привлечена была только одна еврейка Генриета Добрускина, но она имела очень незначительное прикосновение к делу.

Таким образом, по восьми крупнейшим процессам, по которым на протяжении девяти лет судилось в столице около ста двадцати человек, было привлечено всего десять евреев, из которых только два или три играли лишь второстепенную роль. Замечу еще, что среди двадцати лиц Дубровин, Соловьев, Пресняков, Квятковский, Млодецкий, Желябов, Перовская, Кибальчич, Т. Михайлов, Рысаков, Суханов, Штромберг, Рогачев, Ульянов, Генералов, Осипанов, Андреюшкин, Шевырев, Мышкин и Минаков - казненных за указанный период в Петербурге и Шлиссельбурге, был только один еврей,—Млодецкий, произведший бессмысленное, ничем не вызывавшееся покушение на гр. Лорис-Меликова; но, как было тогда же констатировано, он не был причастен к революционному движению: совершенное им покушение он предпринял самостоятельно.

(Даже по фамилиям видно что Перовская Кибальчич, Осипанов, Халтурин, Ульянов, Штромберг и вся эти мишпуха – криптоевреи. Прим. Проф. Столешникова)

В трех южных университетских городах, являвшихся, после Петербурга, важнейшими очагами революционной борьбы, контингент евреев-участников был несколько больший, чем в столице, что, понятно, обусловливалось как «чертой оседлости», так отчасти и приемами подвизавшегося на юге военного прокурора ген. Стрельникова: ярый антисемит, с неимоверной злобой и жестокостью относившийся к политическим—вообще, а к евреям—в особенности, он по пустякам привлекал к процессам мало или ни в чем неповинных еврейских юношей, требуя для них от военных судей самых суровых приговоров. Так, благодаря только его стараниям был в 1879 г. казнен в Киеве несовершеннолетний студент-еврей Розовский лишь за то, что он отказался назвать человека, передавшего ему найденную у него прокламацию.

Наиболее крупными террористами несомненно были Виттенберг и Гобст, но и между южными евреями также не было ни одного, кого можно было бы по дарованиям, инициативности и влиянию сравнить с выделившимися там же христианами: Вал. Осинским, Попко, Волошенко, Антоновым, бр. Ивичевичами, Лизогубом и несколькими еще др. В описываемое мною время не только судебный приговор определял отчасти степень преступности и важности данного политического подсудимого,—также и место отбывания им наказания указывало на отношение к нему властей. Посмотрим, поэтому, куда отправляли евреев-каторжан.

В средине 70-х годов наиболее важных политических каторжан отправляли в так называемые «центральные каторжные тюрьмы» Харьков, губ.—в Борисоглебскую и Чугуевскую, где для них создан был неимоверно жестокий, строго одиночный режим, ярко изображенный в нашумевшей в свое время брошюре, озаглавленной: «Заживо погребенные». Среди нескольких десятков этих последних не было ни одного еврея.

Туда, насколько помню, были отправлены «долгушинцы», затем осужденные по делу «Дьякова Сирякова», Донецкий, Боголюбов-Емельянов, судившиеся по процессу 50-ти: Джабодари, Зданович, Цицианов, а по процессу 193-х: Мышкин, Ковалик, Войноральский, Рогачов, Муравский, а также товарищи казненного Ковальского—Виташевский, Свитыч и др.

40

Затем, в 1880 г., начиная с Мирского, особенно опасных террористов стали содержать в страшном Алексеевском равелине, в котором из осужденных находился с 1872 г. один лишь Нечаев. Далее,—до того, как была перестроена не менее знаменитая Шлиссельбургская крепость,—начиная с «процесса 16-ти» и всех почти осужденных по упомянутому выше «процессу 20-ти» содержали в Трубецком бастионе, который отчасти исполнял роль каторжной тюрьмы для политических. Среди содержавшихся в этом бастионе при ужасном режиме находилось три еврея: Зунделевич, Цукерман и Арончик.

С переводом в отремонтированную Шлиссельбургскую крепость важнейших террористов, в ней до XX столетия томилось около 50 человек, значительная часть которых умерла и многие сошли с ума. Такова была участь и находившихся среди них Арончика, Сав. Златопольского, Геллиса (Несчастный молодой наборщик, приговоренный воен.-окр. судом в Одессе весной 1880 году (по делу Минакова-Властопуло) за пустяк к смертной казни замененной ему бессрочной каторгой, был затем привезен на Кару, а оттуда но недоразумению, отправлен в 1882 году в Петропавловскую крепость, потом в Шлиссельбургскую, где он вскоре и умер) и Софьи Гинзбург (окончившей самоубийством).

Из пяти евреев уцелел один только Оржих, подавший прошение о помиловании и потому отправленный на Сахалин. Там он был единственным, среди многих политических каторжан, евреем, отбывавшим наказание на этом суровом острове.

Главным же средоточием большинства менее опасных, по мнению властей, лиц, осужденных по политическим процессам на каторгу, начиная с 60-х и кончая 90-ми годами, являлись, как известно, мужская и женская каторжные тюрьмы на Каре (Нерчин. окр.). Там за весь этот довольно длинный период времени перебывало 217 «государственных», вернее—политических каторжан; в этом числе евреев было 23 человека (15 мужчин и 8 женщин). Вот их фамилии: А. Бибергаль, Геллис, Геккер, Дейч, Дрей, Добрускина, Зайднер, Лев Златопольский, Зунделевич, Кон, Левенталь, Лурье, Майер, Фанни Морейнис, Гросман-Прибылева, Ровенский, Фриденсон, Шехтер Софья и Цукерман. Впоследствии, уже в 90-х годах, были перевезены в Карийскую женскую тюрьму из Вилюйска еще четыре женщины, осужденные в 1889 г. в Якутске за знаменитое вооруженное сопротивление, оказанное административно-ссыльными при отправке их в Средний Колымск: Болотина, Вера Гассох (Гоц), Евг. Гурович и Перли. По этому же возмутительному процессу были перевезены также из Вилюйска, но не на Кару, а в Акатуевскую тюрьму: Год, Минор и др., а по процессу Софьи Гинзбург—Фрейфельд.

41

Все то, что я выше сообщил о евреях, действовавших в России, приходится сказать и по поводу лиц, находившихся в ту эпоху—в 70-х и 80-х годах—в эмиграции: там их также было относительно немного, и, как ниже увидим, они тоже играли лишь второстепенные роли.
После вышеизложенного считаю нужным поделиться моими сведениями и впечатлениями о наиболее крупных современниках-евреях, участниках русского революционного движения XIX века: мне пришлось непосредственно узнать почти всех сколько-нибудь видных, заметных евреев, в большей или меньшей степени участвовавших в политической борьбе, происходившей в России в последней четверти минувшего столетия. Полагаю, поэтому, что жизнь и деятельность этих лиц послужит уместной иллюстрацией к высказанным мною выше взглядам о преувеличенном значении, приписываемом некоторыми лицами роли евреев в русском революционном движении.

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

Похожие:

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Иванович Тетерников Тантра: йога с партнёром «Тантра: йога с партнёром»: София; Киев; 1996
В настоящей книге описывается выполнение асан и растяжек с партнером, пробуждение энергетического тела, техника выхода в медитацию...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Николаевич Гумилев Лев Гумилев Вступление I. Во мгле веков в древнейшем китае

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Моисей, который всем преподал учение в небесных книгах своих, этот...
Евреев, и меня, как ученика, да научит своим Пятикнижием этою сокровищницею откровения. В нем раскрыта история едемского сада; по...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Декрет о печати 27 октября (9 ноября) 1917 г
При Революционном Трибунале учреждается Революционный Трибунал Печати. Ведению Революционного Трибунала Печати подлежат преступления...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Кодекс справедливого использования информации
Семьи евреев-ашкенази должны помочь ученым понять биологическую природу шизофрении и раздвоения личности
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Исход шапольского
Зима была жаркой, за несколько месяцев не выпало ни одной капли, и сто тысяч евреев пришло к Стене Плача молить о дожде
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Лев Васильевич Успенский По закону буквы

Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Для группы второго года обучения, №033
Семью Рерихов, не случайно было дано именно на русском языке. Передавая новое Учение на русском языке и через русских людей, Великие...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon «Человек немыслим вне общества» (Л. Н. Толстой) Лев Николаевич Толстой...
Лев Николаевич Толстой – великий русский писатель второй половины XIX – начала XX вв. Его творчество поражает читателя глубочайшими...
Лев дейч роль евреев в русском революционном движении icon Литература: Модули по лекциями и практическим занятиям 1 Повзнер...
Кинематика и динамика вращательного движения. Законы сохранения при вращательном движении
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции