Лев дейч роль евреев в русском революционном движении
|
Скачать 2.73 Mb.
|
| ГЛАВА XII. БУНТАРИ. АННА РОЗЕНШТЕЙН-МАКАРЕВИЧ. В предшествующих главах я сообщил о евреях обоего пола мирного направления, преобладавшего в России в первой половине 70-х ГОДОВ. Как мы видели, они принадлежали к пропагандистам и,—начиная с 1875/76 г.г.—к пропагандистам и народникам. Но со второй половины указанного десятилетия на юге России приобрело преобладающее влияние так называемое «бунтарское направление». В этом революционном течении участие евреев было еще менее значительно, чем в тех, о которых я здесь сообщил: едва ли я ошибусь, сказав, что «бунтарей» среди евреев не было даже одного десятка на всю обширную нашу страну. При этом преобладавший контингент этих бунтарей принял непосредственное участие не в деятельности среди крестьян, а, главным образом, в качестве участников в террористических актах. Об этих лицах я сообщу во второй части настоящих записок, здесь остановлюсь на подлинном бунтарском направлении, самой выдающейся участницей которого из евреев была Анна Марковна Розенштейн-Макаревич. Родилась она в Симферополе весной 1855 года. Родители ее были довольно зажиточные, люди, к тому же в значительной степени ассимилировавшиеся, интеллигентные. Отец ее выглядел «цивилизованным человеком», не придерживавшимся еврейских обычаев. Своей единственной дочери он старался дать наилучшее воспитание: у маленькой Ани были гувернантки, обучавшие ее иностранным языкам, игре на пианино и пр. Решительно во всем, чему ее обучали, она проявляла необыкновенные способности. Память у девочки была положительно феноменальная. Но, кроме того, она обладала изумительной сообразительностью и выдающимся даром слова. Ко всему этому надо прибавить, что Аня с детских лет отличалась поразительной красотой и чрезвычайно добрым, нежным, отзывчивым характером. Легко поэтому, представить себе, как относились умные, образованные родители к единственному своему ребенку: они буквально боготворили голубоглазую, с длинными белокурыми локонами девочку, действительно походившую на купидонов и ангелочков, которых рисовали великие и заурядные художники на своих картинах. В симферопольской женской гимназии, куда отдали ее родители, она была общей любимицей не только подруг, но также учителей и начальства. Училась Аня превосходно, всегда шла первой и шестнадцати лет окончила гимназию с золотой медалью. Как я уже рассказал в прежних очерках, тогда, в начале 70-х годов, передовые русские и еврейские девушки стремились получить высшее образование, для чего, в виду отсутствия в России доступа к этому женщинам, они отправлялись в Швейцарию, в Цюрих, в единственный в то время город, открывший двери своих двух высших учебных заведений— университета и политехникума,—лицам обоего пола. (Весьма показательный факт интернационального еврейского сотрудничества. Прим. Проф. Столешникова). Аня Розенштейн была одной из первых еврейских девушек, отправившихся туда учиться. Мало того: она была чуть ли не первой во всем мире женщиной, которая избрала не медицинский факультет, как сплошь сделали все ее подруги, а Политехникум. Одаренную, наряду с лингвистическими, также и выдающимися математическими способностями, Аню привлекали точные знания,—высшая математика, астрономия, механика, химия. Вскоре по поступлении в это учебное заведение А. Розенштейн, благодаря своим успехам, сделалась знаменитостью цюрихского Политехникума: профессора на находили слов для выражения своего восторга и изумления по поводу ответов молоденькой русской студентки, а ее товарищи— иностранные студенты—устраивали ей овации, толпами провожали ее до ее квартиры и под окнами последней распевали «серенады» в честь «белокурой русской», являвшейся их «гордостью», «украшением» высшей их школы и т. д. Про красивую, необыкновенно одаренную русскую студентку складывались легенды, пииты посвящали ей плоды их музы и т. д. Все в один голос предсказывали этой на редкость одаренной девушке, самую блестящую ученую карьеру. Но, как и многие другие пророчества, не сбылось и это: подобно другим выдающимся представителям учащейся молодежи того замечательного десятилетия, Аня Розенштейн от всего и всех отказалась в пользу дела освобождения трудящихся масс. Я уже сообщил, что в Цюрихе, одновременно со съехавшимися туда учиться русскими девушками, поселились знаменитые эмигранты — Лавров, Ткачев, Соколов, Сажин, Смирнов и другие, занявшиеся изданием социалистических произведений и пропагандой своих взглядов среди молодежи. Само собой разумеется, что пылкая, страстная, увлекавшаяся всем идейным Аня не могла остаться равнодушной к проповеди счастья, равенства и пр. Как и другие ее сверстницы, Аня также отказалась от прежнего своего намерения учиться и с головой отдалась новому учению, сулившему освобождение человечества от тяготевших на нем бедствий, несчастий, несправедливостей. Всего семнадцати или семнадцати с половиной лет от роду юная красавица оставила Политехникум со всеми оказанными им ей почестями и в Цюрихе же она вступила в революционную группу, в шутку прозванную эмигрантами—кружком «Сен-Жебунистов», так как основателями его были три брата Жебуневы, сыновья богатого черниговского помещика, также приехавшие в Цюрих учиться и тоже ставшие там социалистами, при чем двое из них вместе со своими женами. (Обратите внимание – богатые люди делали, якобы, «пролетарскую революцию». Прим. Проф. Столешникова). Они были противниками Бакунина за его проповеди анархии и необходимость всегда и везде вызывать «бунты». «Сен-Жебунисты» являлись последователями П. Лаврова, проповедывавшего, как мы уже знаем, медленную и постепенную подготовку русского народа к социалистическому перевороту. 219 «Сен-Жебунисты» выработали для членов своего кружка следующий план действий. Они должны были расселиться по селам и деревням в качестве народных учителей, врачей, фельдшеров и т. п. и рядом с точным исполнением взятых ими на себя официальных обязанностей, вести в то же время усиленную пропаганду среди крестьян мирного социализма. Только когда большая часть населения России будет таким путем подготовлена, т.-е. доведена до умственного и нравственного уровня, на котором стоят социалисты-интеллигенты, можно будет призвать народ к ниспровержению существующего несправедливого строя. Как и другим последователям Лаврова, «Сен-Жебунистам» эта задача не казалась тяжелой, и момент призыва к социальной революции им представлялся очень близким: при энергичной, самоотверженной деятельности, время ее наступления должно было произойти через несколько лет. Могла ли Аню Розенштейн не увлечь эта заманчивая перспектива? Со своим присущим ей пылом и стремительностью отдалась она этой великой задаче и вместе с другими членами названного кружка, осенью 1873 года вернулась в Россию; перед этим она- вышла замуж за члена этого кружка Макаревича. В России для Ани началась новая жизнь, полная разнообразных впечатлений, сопряженная с лишениями, самоотверженностью и опасностью, вместе с тем и необыкновенно увлекательная ввиду ее стремлений и задач. Но известно, ничто не вечно на свете, в особенности же в России, где за всем следит бдительное и попечительное начальство. Однако на этот раз не само правительство, по его собственной инициативе разбило планы «Сен - Жебунистов», а их же сочлен—некий Трудницкий. Этот господин, занявший, подобно остальным товарищам в одной деревне место учителя, весной 1874 года, без всякого внешнего повода написал подробнейший донос, в котором раскрыл не только всю организацию «Сен-Жебунистов», но также сообщил решительно все о лицах, — об их целях и про которых что-либо узнал даже из вторых и третьих рук. Во всей России начались тогда обширнейшие обыски и аресты лиц, среди которых были и лучшие друзья этого оказавшегося низким предателем члена кружка. Подобно тому, как впоследствии произошло при изобличении провокатора Азефа, также и известие о доносе Трудницкого, как громом поразило всех своей невероятностью и причиненным им огромным вредом. Немногим из лиц, оговоренных этим и другими негодяями, удалось избегнуть ареста. Те из них, которым посчастливилось скрыться от розысков полиции, стали «нелегальными», почему нередко, в течение многих месяцев они оставались без пристанища, ночуя где придется и находясь под вечной опасностью быть случайно узнанными или злостно кем-либо выданными в руки властей. В число этих немногих травимых полицией скитальцев попала и юная наша Аня, осенью 1874 года, так как и ее подробно изобразил в своем доносе этот изверг. Между тем как решительно все ее друзья, все члены организации «Сея-Жебунистов» были арестованы, она какими-то судьбами спаслась и стала «нелегальной». Ей, поэтому, нельзя было уже показаться в Симферополе, где многие знали ее в лицо, и она принуждена была переезжать из города в город, —из Одессы в Херсон, оттуда— в Николаев, Харьков, Киев, хотя у полиции всех этих городов были ее карточки с точным обозначением ее характерных, бросавшихся в глаза, черт красивого ее лица. Но Аню нисколько не пугал арест, несмотря на то, что по начавшим доноситься слухам жизнь заключенных в тюрьмах и крепостях товарищей ее была крайне неприглядна, местами даже ужасна. Видя, как рискует собою Аня, можно было подумать, что она бравирует или нарочно стремится быть арестованной. Но ни то, ни другое не было ей присуще: Аня просто не считалась с опасностью, не замечала, не ощущала ее, будучи целиком увлечена стремлением содействовать восстановлению революционного дела, которому Трудницкий своим доносом причинил столь огромный вред. Всюду, куда ни приезжала эта юная проповедница, она с необыкновенным пылом, страстью, увлечением, агитировала, убеждала, склоняла примкнуть к кучке таких же, как и она, энтузиастов, для которых счастье парода было выше, дороже всего на свете, дороже любимых родителей, своих детей и собственной свободы и жизни. 221 Впервые я встретил Аню вскоре после того, как она стала нелегальной на квартире также выданного Трудницким товарища, д-ра Эмме и состоявшего поэтому под надзором полиции. Пришедши к нему однажды вечером, я увидел, стоявшую посредине комнаты очень красивую, изящно одетую блондинку, повидимому, собиравшуюся уходить. Эмме познакомил нас, мы обменялись несколькими фразами, после чего она ушла. По наружности и произношению в Ане нельзя было узнать еврейки,—только несколько утолщенная нижняя губа выдавала ее национальность. (Интересное признание для иверологов. Прим. Проф. Столешникова). Прекрасно сложенная, с ясным, открытым лицом, она выглядела несколько старше своих тогда 18-ти лет, а, благодаря ее изящному костюму никто из самых опытных полицейских ищеек не мог признать в ней «нигилистку», революционерку. Но особенно приятное ощущение вызывал ее ясный, громкий контральто. Тогда Аня привлекала к себе каждого, с которым встречалась, я не был исключением. Мне тоже минуло тогда 18 лет и лишь незадолго пред тем я примкнул к немногим, уцелевшим после разгрома, борцам за освобождение угнетенных масс. На меня Аня также произвела.очень симпатичное впечатление: такой девушки, я до того еще не встречал. Прекрасный образ ее надолго запечатлелся в моей памяти. После этой мимолетной встречи она уехала на юг—в Николаев, Херсон, Одессу, где, как я уже сказал, из всех сил работала на избранном ею тяжелом, полном опасностей поприще. Изредка от товарищей до меня доходили радостные известия об успехе, который Аня всюду имела, о ее ловкости и искусстве избегать розысков ее полицией. В те времена полтора-два года революционной деятельности считались максимальной продолжительностью жизни на воле; после этого срока, а то и значительно раньше его почти каждый попадал в цепкие руки тайной полиции, а затем навсегда сходил со сцены. Естественно было поэтому опасаться, что и Аня не минует этой участи. Но, повидимому, она родилась под счастливой звездой: между тем, как других кругом нее ловили и водворяли под тяжелые крепкие запоры, она счастливо изворачивалась и оставалась неуловимой. После разных происшедших в моей жизни приключений, о чем я уже рассказал в другом месте (См. подробности в моей книжке «Четыре побега») года полтора спустя после первой встречи с Аней, я вновь свиделся с нею в особенно памятный момент моей жизни. Приблизившись со мною, после моего побега из бани, к своей квартире, друг мой Я. Стефанович, помогавший мне в его осуществлении, сказал: — Отгадай, кого сейчас увидишь? Я, конечно, не отгадал. Вошедши в комнату, я увидел Аню Розенштейн. Два столь радостных факта: удачный побег из заключения и встреча с прекрасным товарищем, образ которого, в течение долгого времени хранил в душе! Я, конечно, чрезвычайно ей обрадовался. Она также. В тот же вечер мы перешли на «ты», и на всю дальнейшую нашу жизнь стали не только добрыми товарищами, но близкими друзьями, которых никакая продолжительная разлука не могла уже разъединить. При этой нашей встрече. Аня выглядела такой же привлекательной, живой, энергичной, какой была во время первого нашего знакомства; но в идейном отношении у нее произошла крупная, резкая перемена, как это случилось также со мною и со многими другими тогдашними социалистами. В качестве «Сен-Жебунистки» Аня, как мы уже знаем, была последовательницей П. Лаврова, т.-е. мирной пропагандисткой. Но, после «массового» хождения «в народ— с 1873 по 1875 год—многие лавристы на опыте убедились, что «распропагандировать» не только большую часть русских крестьян, а даже незначительный их контингент является почти совершенно неосуществимой задачей, связанной к тому же с гибелью многих и многих социалистов. 223 Кто-то в те времена вычислил, что на одного распропагандированного крестьянина приходится чуть ли не полсотни арестованных социалистов. При такой «бухгалтерии» социальная революция могла бы произойти лет через пятьсот, а то и позже. (Весьма интересное признание. Учитывая, что крестьяне в конце 19-ого столетия составляли более 90% населения России, совершить государственный переворот, используя эту, совершенно инертную массу, было не реально, именно поэтому они ухватились за пролетарский марксизм, но на самом деле госпереворот в России 1917 года сделали еврейские «реэмигранты» в Россию при изобильной финансовой и вооружённой поддержке из США. Прим. Проф. Столешникова). Нам же хотелось произвести её года через два-три, а так как Бакунин сулил ее в самом близком будущем, раз мы, революционеры, постараемся, то, как известно, наиболее нетерпеливые из молодежи стали его последователями. Мы уже знаем, что по его утверждению вызывать бунты не представляло в России никакой трудности. Для этого требовалось только, отправившись в народ, пользоваться всяким поводом к возбуждению крестьян против властей. При этом молодые агитаторы - бунтари не должны были заниматься никакой проповедью социализма, а обязаны были довольствоваться уже существовавшим у крестьян идеалом, состоявшим в общинном владении трудящимися всей землей, без всяких платежей, в артельной работе и т. д. Раз этот идеал крестьян был бы осуществлен, внушал нам Бакунин, крестьяне уже без особенного труда перейдут к обобществлению всех орудий производства, после чего «государство» станет излишним и вместо него установится федеративный, или «анархический» строй. По его же утверждению, стоит только начаться восстанию в одной какой-нибудь местности России, чтобы оно, подобно пламени среди горючего материала, немедленно охватило всю нашу страну, так как для этого все в ней уже давно готово. Такую-то простую, ясную, легко осуществимую программу, одновременно со многими южными лавристами Аня Розенштейн усвоила в середине 70-х годов. Я поэтому вдвойне обрадовался встрече с нею, так как не только вновь увидел ее здоровой и невредимой на воле, но еще нашел в ней единомышленницу, готовую, как и мы остальные, сделать все возможное, чтобы «вызвать в народе бунт», долженствовавший разгореться во всенародное и, конечно, победоносное восстание. Снятая Стефановичем на окраине Киева квартира состояла из двух небольших комнат, в одной из которых поселились мы с ним, другую занимала Аня. Мы, таким образом, имели возможность видеться ежедневно и близко узнать друг друга. Нередко случается, что при совместной жизни разочаровываешься в человеке, которого до того знал поверхностно, так как при частых встречах замечаешь те или другие черты его характера или привычки, манеры, которые неприятны, несимпатичны. Ничего подобного не случилось от совместной нашей жизни с Аней: наоборот, она еще много выиграла в нашем о ней мнении. Прежде всего, я и Стефанович изумлялись энергии и трудоспособности, которые были присущи этой, тогда 20-ти летней «бунтарке». Начать с того, что Аня спала всего 5—6 часов в сутки. Проснувшись до рассвета и наскоро сделав свой туалет, она быстро убирала свою комнату, затем, приготовив и съев завтрак, во время которого прочитывала утреннюю газету, она отправлялась на целый день по делам. Только вечером возвращалась она домой, оставаясь нередко в течение всего этого времени без еды. Дома, написав ответы на письма и прочитав разные новинки, она затем делилась с нами сообщениями о проведенном ею дне; после чего мы обсуждали текущие дела. Наши беседы нередко продолжались до полуночи, после чего оставшись одна, она еще долго занималась. Насколько помню, кажется, не случалось, чтобы Аня встала позже положенного ею себе времени. Перелетая ежедневно из одного конца Киева в другой, Аня иногда лицом к лицу сталкивалась с полицейскими и жандармами, которые легко могли узнать в ней давно разыскиваемую революционерку, так как приметы ее был» всюду разосланы. Однажды вечером она сообщила нам, что встретилась с знаменитым на юге жандармским адъютантом бароном Гейкингом, вперившим в нее глаза и, повидямому, узнавшим ее. — Ох, доскачешься, Аня,—заберут тебя на улице! сказал я. — Ничего, еще поработаю, смеясь ответила она, и в голосе ее слышалась такая уверенность, что действительно казалось мало вероятным, чтобы Аня могла погибнуть из-за глупой случайности. 225 Года полтора спустя, при вторичном моем аресте барон Гейкинг мне к слову рассказал об этой встрече с Аней, которую он узнал, но непринужденный вид ее вызвал у него затем сомнение, почему он и не решился ее арестовать. Несмотря на напряженную деятельность, Аня никогда не жаловалась на усталость: она охотно и всегда легко исполняла и любую домашнюю работу, хотя, как дочь состоятельных людей, совсем не привыкла к физическому труду; тем не менее, все нужное в обиходе она скоро научилась прекрасно исполнять. Одна уже эта черта была чрезвычайно симпатична. Но, если к тому же примем во внимание, что она всегда была в приподнятом, возбужденном настроении, чем заразительно действовала на других, то, полагаю, всякому ясно станет, почему эта выдающаяся революционерка одинаково вызывала к себе симпатии, как со стороны мужчин, так и женщин. По натуре, по складу ума и характера Аня была прирожденной к тому же крупной агитаторшей. Для этого судьба наделила ее всеми необходимыми данными, — красивой внешностью, умом, выносливостью, а главнее—большим даром слова. Аня могла долго и с огромным увлечением говорить, не испытывая при этом ни малейшей усталости. Но в ту отдаленную эпоху в России совершенно не было сколько-нибудь благоприятных условий для применения этих ее дарований. В лучшем случае можно было, вести пропаганду среди отдельных рабочих, но такой деятельности бунтари, как известно, не придавали почти никакого значения. Выдающиеся дарования и необыкновенная энергия, которые были присущи Ане, поэтому, растрачивались ею почти совершенно непроизводительно. Но тогда ни она, ни мы, ее товарищи, не сознавали этого, и Аня работала без передышки, являясь одним из самых деятельных членов нашего бунтарского кружка. Здесь я должен сказать о нем несколько слов, так как иначе останется непонятной дальнейшая участь Ани. Южный бунтарский кружок, в который Аня Розенштейн зимой 1875 года, почти одновременно со мною вступила, задавался целью вызвать бунт среди крестьян Чигирйнского уезда Киевской губ. Это предприятие вскоре затем приобрело у нас большую известность. Отсылая интересующихся этой попыткой к другим источникам, ограничусь здесь немногими о ней словами. См. мою книгу «За полвека», а также у Туна в «Истории рус. револ движения» и у Степняка в «Подпольной России». «Из чего абсолютно ясно, что пресловутое «русское революционное движение было исключительно террористическим движением русских евреев. Прим. Проф. Столешникова). Из-за спора о земле в некоторых селах названного уезда произошли весной в 1875 г., крестьянские беспорядки, закончившиеся, как обыкновенно, поркой крестьян, постоем в деревнях солдат, изнасилованиями их жен и дочерей и т. п. приемами «увещания» народа. Крестьяне были уверены, что эта возмутительная расправа с ними производится местным начальством, помимо не только воли, но и ведома «доброго царя-освободителя» их от крепостной зависимости, что он, наоборот, стоит за народ, желает ему отдать всю землю, но помещики и разное начальство скрывают от него действительное положение. Чтобы открыть ему глаза, рассказав им об их страданиях, они отправили к нему несколько ходоков, но полиция их по дороге перехватила и арестовала. Крестьяне после этого были в полном отчаянии, так как не видели возможности добиться заступничества со стороны царя. Этим их настроением решил воспользоваться наш киевский бунтарский кружок, чтобы, согласно учению Бакунина, вызвать вооруженное восстание среди населения названного уезда. Познакомившись с некоторыми заключенными в Киеве Чигиринскими крестьянами, Стефанович предложил им себя в качестве ходока к царю, на что они после некоторых колебаний согласились. Стефанович, понятно, вовсе не собирался предстать пред царем,—он надумал, по прошествии некоторого времени, явиться к Чигиринским крестьянам и заявить им, что ему удалось благополучно исполнить возложенную на него миссию, но, при свидании с царем, происшедшем наедине, последний велел им передать, чтоб они на него не надеялись, что он бессилен помочь им, так как окружен врагами, а потому велит народу восстать, с оружием в руках и, одолев помещиков, чиновников, капиталистов и всех других народных угнетателей, забрать себе всю землю, леса, фабрики и пр., и создать вольный строй. (Под чутким руководством, в качестве авангарда, еврейской интеллигенции, но когда еврейской интеллигенции таки удалось совершить государственный переворот в 1917 году, они предпочли избавиться от своих подопечных, именем которых они совершали отрекламированную ими «революцию». Прим. Проф. Столешникова). 227 В этом духе царь, будто бы сам составил и передал Стефановичу «грамоту народу», которую, конечно, нам нужно было напечатать в своей подпольной типографии. Эту типографию наш кружок поручил Ане, привезти из-за границы. Сверх того ее уполномочили заехать к больному тогда Бакунину, чтобы сообщить ему о вышеизложенном вашем плане вызова восстания. Снаряжая Аню весной 1876 года с такими серьезными поручениями, кружок наш был заранее уверен, что она, в виду ее способностей, знания иностранных языков и пр., лучше, чем кто-либо другой, исполнит их. И действительно, по прошествии самого короткого времени, она сообщила, что все устроила, после чего вскоре вернулась обратно. Затем Аня с прежним пылом отдалась делу организации указанного бунта. Для этого ей постоянно приходилось брать на себя очень рискованные поручения, из которых, однако, она всегда выходила целой и невредимой: во всяком встречавшемся ей затруднительном положении она умела быстро найтись, всюду ей легко удавалось приобретать помощников, которые охотно оказывали ей поддержку, снабжали необходимыми ей материалами, средствами, деньгами, паспортами, квартирами, адресами. Поэтому неисчислимо было оказанное ею нашему кружку содействие. Но по разным причинам, о которых не буду здесь распространяться, отсылая к другим литературным произведениям, план вызвать путем царского манифеста крестьянское восстание не осуществился, и в конце 1876 г. наш киевский бунтарский кружок, в который входило двадцать с чем-то членов, распался на несколько самостоятельных групп. Аня осталась, поэтому, без живого дела, которому она могла бы оказывать содействие, чего она не в состоянии была перенести, а потому решила эмигрировать за границу с тем, чтобы, там примкнуть к обще-европейскому социалистическому движению. (Которое, как вы поняли было исключительно криптоеврейским. Прим. Проф. Столешникова). Между прочим, даже в переезде через границу ее выручила «счастливая звезда». Чтобы переехать, через границу, она взяла паспорт у одной своей знакомой, «сочувствовавшей» либералки. Но об этом как-то узнала тайная полиция и дала телеграмму на границу о задержании такой-то, а оттуда пришел ответ, что она «только что благополучно переехала границу». Это мне тоже рассказал сам жандармский адъютант барон Гейкинг. За границей Аня приняла фамилию «Кулешевой», под которой вскоре приобрела большую известность—сперва во Франции, затем в Италии. Прекрасное знание иностранных языков, ее ум, образование, дар слова и внешность совсем сводили с ума иностранцев, которые увивались вокруг нее. В Париже она познакомилась с Тургеневым, на которого тоже произвела сильное впечатление. (Тургенев вообще вращался исключительно в кругу еврейских интеллектуалов. Прим. Проф. Столешникова). Но то, чего в России Аня счастливо избегала, стряслось с нею во Франции: за участие в |какой то демонстрации, она была вскоре арестована и затем присуждена к довольно значительному сроку тюремного заключения. Симпатию к Кулешевой Тургенев проявил тем, что, не боясь скомпрометировать себя в глазах русского посланника, хлопотал перед французским правительством об облегчении ее участи, что ему и удалось. Приговоренная; после выпуска из тюрьмы, к изгнанию из Франции, «Кулешева», под каковой фамилией Анна Розенштейн между прочим попала в историю «Современного Социализма» Лавелэ и в другие иностранные произведения,— отправилась в Италию, где вновь с головой отдалась рабочему движению, тогда носившему бакунинскую, т.-е. анархическую окраску. (То есть «анархисты» тоже были криптоеврейским течением. Каждое течение, рассчитанное на привлечение определённой части гойского сектора. Прим. Проф. Столешникова). Спустя короткое время Аню и там постигла та же участь, что и в Париже: ее арестовали за анархическую агитацию и приговорили к довольно продолительному заключению. Отвратительный режим, которому ее подвергли, в сильной степени подорвал ее здоровье. Это, однако, не удержало ее от дальнейшей деятельности в Италии, за что она вновь и вновь попадала на скамью подсудимых, а затем в исправительные тюрьмы. Но постигавшие ее несчастья не только не отталкивали, а, наоборот, все более сближали ее с этой страной. С течением времени «Signora Kulechoff» приобрела в Италии очень громкую известность. 229 В середине 80-х годов Аня поступила на медицинский факультет в Милане и до того блистательно сдала докторский экзамен, что это было отмечено в свое время во многих газетах . Еще в качестве студентки, Аня встретилась с молодым итальянцем, тоже студентом—Турати. Талантливая и красивая русская студентка произвела на него сильное впечатление, а затем они сошлись на всю дальнейшую их жизнь. Ни для кого в Италии не тайна, что под влиянием жены Филиппо Турати не только стал социалистом, но, что она руководила всеми его выступлениями. Одна из первых в Италии она стала марксисткой и затем втечение многих лет вела упорную борьбу с анархизмом: итальянское социалистическое движение ей в сильной степени обязано тем, что оно приняло марксистское направление. Под ее же влиянием, утверждают знающие лица, Турати впоследствии стал ревизионистом. Вместе с ним Аня в течение многих уже лет редактирует социалистический журнал, называющийся «Critica Sociale» и имеющий до сих пор в Италии большое влияние. * * Я, конечно, лишен возможности более подробно изложить здесь деятельность нашей единоплеменницы и моей большой приятельницы в Италии. Но и из того немногого, что я сообщил о ней, полагаю, ясно, какой необыкновенно крупной женщиной была и отчасти до сих пор еще остается бывшая бунтарка Анна Розенштейн. Несмотря на свой возраст—ей теперь 70 лет—эта слабая, истощенная болезнями «бабушка», давно имеющая уже внуков, по-прежнему живо откликается на все решительно, что имеет отношение к. интересам угнетенных масс. Имя Анны Розенштейн-Турати, вероятно, совсем забудется в России, но несомненно займет видное место в истории социалистического движения Италии, ставшей второй ее родиной. Заканчивая этим первую часть моих записок, касающуюся, главным образом, мирного, бескровного периода нашего революционного движения, я считаю нужным вновь обратить внимание на роль преобладающего большинства описанных мною здесь евреев-революционеров. Каждый полагаю, согласится со мною, что за вычетом двух-трех крупных деятелей, из которых, однако, только Натансон играл в России одну из первых ролей, всё остальные мои соплеменники являлись лишь людьми второго или даже третьего ранга. 231 Алфавитный указатель собственных имен. (Просто интересно прочесть вслух по порядку. Прим Проф. Столешникова) Азеф—177, 220. Аксельрод, Ида—138. Аксельрод (Каминер), Н. И.—132,137, 151. Аксельрод, П. В.—4, 5, 12, 13, 17,34, 36, 80, 111, 123—144,1,49, 151— 162, 190, 201, 202, 213. Александр 1—8, 26. . Александр II—13—15, 22—28, 38,43, '45, 48, 59, 104, 127, 134, 135, 174, 186, 202, 213, 214. Александр III—4, 27, 118. Алексеев, Петр—96. Андреюшкин—39. Антонов—40. Аптекман, И. В.—35, 179—19Э, 196, 197, 202. Аракчеев—26. Аронзон, Соломон—85. Аронсон—160. Арончик—38—41. Ауэр—159. Бакунин, М. А.—33, 36, 3?, 52—54, 58, 77, 78, 219, 224, 227, 228. Баранников—39, 171, 172. Бардина, Софья—32, 51, 95, 96. Бардовский—115. Бар-Кохба—181. Батушанский—178. Бебель—159. Бейлис--5. Бекман—44. Белинский—9, 127. Верви (Флеровский)—31, 35, 206. Берне—127. Вибергаль, А. А.—117—122. Бибергаль, А. Н.—41, 113—122. Бибергаль, В. А.—122. Вибергаль, Е. А.—119—122. Бисмарк—5, 81. Блан Луи—31. Богданович, Ю— 37, 38. Боголюбов-Емельянов—40, 171. Бок ль—31, 180. Болотина—42. Болотников —36. Бохановский—83. Брешковская, Е.—34, 164. Бродский—15. Булавин—36. Буланов, Леонид—102, 209, 214, 215. Булыгина см. Шефтель. Булыгин—ПО. Бурцев—61. Быховер, Давид—140. Вайер—41. Варзер—35. Варшавский—15. Васильчиков кн.—14. Веккре—41. Велер—205, 207. Виташевский—41. Витенберг—38, 39. Владимир В. кн.—122. Властопуло—41. Войноральский—32, 41, 87, 164. Волошенко—41. Волховский—60, 69, 73. Вольман—207. Вольтер—161. Врублевский—56. Вырубов, Сергей—210, 214, 215. Гаам Ахад—154. Гаркави—158. Гартман, Лев—59. Гассох (Гоц), Вера—42. Гаусман—105. Гейкинг барон—145, 225—227. Геллис—41. Генералов—39. Герце ль—154. Герцен—9, 11, 24, 37. Гецова, Ида—213. Гецов—203—215. Гельман—143. Гельмгольц—156. Гельфман, Геся—18, 38, 39, 94. Гиллель, рабби—180. Гинзбург—15. Гинзбург, Лев—34. Гинзбург, Софья—41, 42. Гобст (Федоров)—38, 39. Гоголь—280. Гоц—42, 105. Гольденберг, Гр.—38, 39, 135. Гольденберг, Лазарь—43—62, 68, 70,159, 160. Гончаров—23, 180. Грачевский—38. Гринберг, Христина—38, 39. Гриневецкий—39. Гринфест—203, 207—215 Гросман-Прибылёва— 41. Гроссман, Роза—38, 39. Гурвич, Евгения—42, 207. Гурвич, Ицхок-Айзик—207, 208. Гуревич—99. Гуревич, А.—105. Гуревич, Григорий—128, 130, 135, 158—163. Гуревич, Давид—158. Гуревич, С—105. Гудков—127, 128. Дебогорий-Мокриевич—32, 37. Дейч—41, 83, 84, 135. Джабодари—41. Добролюбов—20, 23, 45, 127, 180. Добрускина, Генриета—39. 41. Додэ—84. Донецкий—40. Достоевский—23. Драгоманов—68. Дрей—41. Дрентельн—39. Дрепер—31. Дробязгин, Ив.—37. Дубровин—39. Дурнбво, Е. П.—21С. Дьяков—33, 40. Дюринг—159. Екатерина II—8. Ельговичев—49. Жарков—202. Жебуневы—219. Желябов—38, 39, 69, 129, 164, 204. Загорский—209, 210. Зайднер—41. Зайцев—23. Засулич, В. И.—4, 38, 39, 81, 135, 136, 137, 164, 190, 201, 203. Зданович—41. Зеленский—44. Златопольский, Лев—38—41. Золя—84. Зотов—105. Зунделевич, Аарон—37—41, 81, 83, 159, 172, 179, 193, 202. Иванов—52, 128. Иванчин-Писарев—34, 35, 57. Ивичевич—40. Игнатов, В. Н— 4, 136. Игнатьев—212. Исаев—38. Ишутин—9, 28. Иоселевич (Левин)—207. Каблиц—37. Каменская, Бети—54, 89—94, 195. Каминер, Августина—151, 155. Каминер, Исаак—130, 149—155, 158. Каминер, Надежда см. Аксель-род, Н. И. Каминер, сестры—130, 132. Каминер, Софья—167. Кауфман—45. Кацен—44. Квятковский, А.—38, 39, 171, 196. Кенан, Георг—60. Кибальчич—38. Клеменц—31, 34, 35, 163. Ковалик—32, 41, 87, 164. Коган-Бернштейн—105. Колодкевич—38. Кольцов—23. Кон—41. Константин—26. Корниловы, сестры—167. Кохер—155. Кравчинский (Степняк), С. М.—4, 5, 31, 35, 38, 39, 60, 61, 164,168, 201. Краснова, Мария, см. Каменская, Бети. Кропоткин—31, 164, 171, 196. Кропоткин, губернатор—39. Кугель—206. Куперник—61. Куприянов—32, 167. Лавелэ—229. Лавров, П. Л. (Миртов)»-5, 31, 33, 54—59, 69, 74, 142. 206, 211, 213, 219, 220, 223. Лазарев - 73 Ланганс—67 Лассаль, Ф. 16, 47, 81, 127,128, Левенталь братья - 41 130.131,139,151, 155-159. Левков,-203, 205-215. Лермонтов—23. Лефрансэ-201 Либерман—56—58, 68. 153, Ь>9 -161. Либкнехт—159. Лизогуб—40, 169. Лисеагарэ—56. Лопатин-39. Лорис-Меликов—40, 207. Лурье, Герц—140. Лурье, Семен—41,130, 139—148, 153. Любатович—94- Майер—41. Макаревич—220. Маликов—167. Маркс, К.—10, 52, 74, 75, 136, 159, 190. Мартов—139. Меринг, проф.—150. Минаков—39, 41. Минор-42, 105. Мирский—39, 41, 209. Миртов см. Лавров. Михайлов, Л.—37, 38, 171, 172. Михайлов, Т.—39. Михайловский, И.—175. Млодецкий 38—40. Морейнис, Фанни—41. Морозов—38. Мост, Иоанн—159. Муравский—41. Муравьев—25—28, 41. Мышкин—39, 41, 87. Наполеон I—81. Натансон, Марк—30, 31, 37, 55,164— 179, 184, 190. Некрасов—23, 45, 206. Нечаев—9, 41, 47, 48, 52, 53, Николай 1—8, 11, 13. 21. Николай II—73. Новаковская—98— 105. Новаковский, Хаим—98—105. Носович, Л. М.—205, 208, 213. Ноткин—105. Нотович—74. Обнорский—134. Огарев—9, 37. Оржих—41. Осинский, Вал.—40, 171, 172 Осипанов—39 Островский—18. Павловский, Исаак—8?- 85 -МЗ. Парфянович, Казимир—208 Перли—42. Перец, Григорий—8. Перовская, Софья—31 167, 214. Пестель— 8. Петр 1—81. Петрашевский—9. Пик—105. Пирогов—14. Писарев, Д.-20, 23, 45, 47, 63, 127, 180. Плеханов, Г. В.—4, 5, 37, 97, 113, 114, 132-139, 164, 172, 177, 190, 191, 201, 203. Плеханова, Р. М—138. Поляков—15, 52. Попко—40. Попов, Мих.—37, 171. Португалов—44. Пресняков-39, 195. Пугачев—36, 184. Пушкин—23. Рабинович, Моисей -77—81. Радищев - 8. Разин, Степан—36, 184. Ралли, 3.—53. Ратнер, Амалия—148. Рейнштейн—134. Реклю, Элизе—161, 201. Ровенский—41. Рогачев—32—35, 39, 41, 87, 164. Розен—44. Розенберг—15. Розенфельд, Анна—54. Розенштейн-Макаревич (Кулешова-Турати), Анна—217—230. Розовский—40. Романенко, Герасим—210. Ромм—204, 212, 215. Рубинчик, Евгения—202. Рысаков—39. Савинков—178. Савонаролла—81. Сажин—52, 219. Сапер, Гирш—57. Свитыч—41. Семяновский—33. Сердюков—165, 167. Синегуб—31, 34, 35. Сиряков—33, 40. Смирнов—52, 219. Соколов—219. Соловьев-39, 134, 186. Спиноза—81. Сощин—143. Станкевич—9. Стемпковский—53. Стефанович—37, 83,135,170, 203, 209, 214, 223—225. Стрельников—40. Субботин—94, 95. Суворин—34, 85. Суханов—39. Талалов—38. Тетельман, Юлий—80—82, 95. Тихомиров—35, 38, 55, 201. Тищенко—35, 154. Ткачев-151, 219. Толстой, Д. А.—207. Толстой, Лев—60. Трубович—213. Трудницкий—220—222. Турати, Филиппо—230. Тургенев, И. С—17, 23, 45, 84, 127, 180, 207, 229. Тютчев—190. Ульянов—39. Успенский, Гл.—191. Утин, Николай—9, 25, 52. Фелькнер—49, 50. Фесенко—106. Фигнер, Вера—38, 39, 51, 164, 210. Фигнер, Лидия—95. Фигнер, сестры—94. Флеровский, см. Верви. Фомин—207, 208. Франжоли—67. Фрей—42, 167. Фриденсон—39, 41. Фроленко, М. Ф.—38. Халтурин—39. Хлебников, проф.—127. Хотинский—35, 179, 185, 193—202. Хургин—207. Цицианов—41. Цукерман—39, 41, 153, 158. Чайковский—60, 165, 167. Чарушин—31, 167. Чернов—178. Чернышев—96. Чернышевский—20, 23, 25, 45, 81, 108, 113, 127, 180, 206. Чертов (Левин, «Холомоний»)—209, 212. Чудновский, Соломон—34, 63—77 130, 140. Шварцман, Дора—144. Шевырев—39. Шестов, Лев—144. Шефтель, Фелиция—99, 105—112, 209. Шехтер, Софья—41. Ширяев—38. Шифф, проф.—157. Шишко—31. Шмулевич—44. Штильман—83, 84. Штромберг—39. Шур-105. Щеголев, И. Е.—24. Эдельштейн, Моисей—85. Эдисон—60. Эмме—222. Энгельс—56, 74, 75, 136, 159, 190. Эфрон, Я.-210. Юрковский—35. Яковенко—213. Яковлев, И., см. Павловский. Янчевский—208. ОГЛАВЛЕНИЕ. Предисловие стр. 3 Введение: Краткий очерк положения евреев в России и их роли в революционном движении стр. 8 1- В царствование Николая I 2. При «царе-реформаторе» стр.14 3. Отношение еврейской молодёжи к первым революционным выступлениям - стр. 27 4. Участие евреев в народно- террористическом движении стр. 37 (Весьма интересный термин «народно-террористическое движение». Глава I. Лазарь Гольденберг стр. 43 Глава П. Соломон Чудновский стр. 63 Глава Ш. 1. Моисей.Рабинович стр. 77 2. Юлий Тетельман стр. 80 3. Исаак Павловский стр. 83 4. Аронзон и Эдельштейн стр. 85 Глава IV. Женская молодежь стр. 88 1- Бетти Каменская 2- Новаковская стр.98 3. Фелиция Шефтель стр.105 Глава V. Александр Бибергаль стр.112 Павел Аксельрод стр.123 Семен Лурье стр.140 Д-Р Исаак Каминер и кружок П.Б.. Аксельрода стр. 149 Братья Левентали стр. 155 Григорий Гуревич стр. 158 Глава IX. Марк Натансон стр. 164 X. Землевольцы: стр. 179 1- Иосиф Аптекман Александр Хотинский стр. 193 Чёрнопередельцы стр. 202 Бунтари: Анна Розенштейн0Макаревич стр. 216 |
Похожие:
 |
Лев Иванович Тетерников Тантра: йога с партнёром «Тантра: йога с партнёром»: София; Киев; 1996 В настоящей книге описывается выполнение асан и растяжек с партнером, пробуждение энергетического тела, техника выхода в медитацию... |
|
Лев Николаевич Гумилев Лев Гумилев Вступление I. Во мгле веков в древнейшем китае |
|
Моисей, который всем преподал учение в небесных книгах своих, этот... Евреев, и меня, как ученика, да научит своим Пятикнижием этою сокровищницею откровения. В нем раскрыта история едемского сада; по... |
|
Декрет о печати 27 октября (9 ноября) 1917 г При Революционном Трибунале учреждается Революционный Трибунал Печати. Ведению Революционного Трибунала Печати подлежат преступления... |
|
Кодекс справедливого использования информации Семьи евреев-ашкенази должны помочь ученым понять биологическую природу шизофрении и раздвоения личности |
|
Исход шапольского Зима была жаркой, за несколько месяцев не выпало ни одной капли, и сто тысяч евреев пришло к Стене Плача молить о дожде |
|
Лев Васильевич Успенский По закону буквы |
|
Для группы второго года обучения, №033 Семью Рерихов, не случайно было дано именно на русском языке. Передавая новое Учение на русском языке и через русских людей, Великие... |
|
«Человек немыслим вне общества» (Л. Н. Толстой) Лев Николаевич Толстой... Лев Николаевич Толстой – великий русский писатель второй половины XIX – начала XX вв. Его творчество поражает читателя глубочайшими... |
|
Литература: Модули по лекциями и практическим занятиям 1 Повзнер... Кинематика и динамика вращательного движения. Законы сохранения при вращательном движении |