Ольга Ларькина Ящик Пандоры, или Пропавшие дети Сказочная повесть не только для детей Утверждая идеалы добра
|
Скачать 2.05 Mb.
|
| Часть II. По ту сторону стекла Планета Грациэлло Неужели я жива? Что за безумие было – отправиться в этот полёт!.. Стася осторожно провела руками по телу: всё болело, каждая косточка, каждая клеточка, но она несомненно была жива. И, кажется, даже могла двигаться. Однако куда же это её занесло? Девочка с любопытством огляделась. Каменистая дорога протянулась, сколько видит глаз, через необозримую песчаную равнину. У Стаси нехорошо засосало под ложечкой: ничего себе! – в пустыне без глотка воды! Под палящим солнцем!.. Вот уж нечего сказать, славный она подвиг совершила… Когда аборигены найдут её обглоданные местными шакалами и обгоревшие на солнце кости, они и не догадаются, что это прах великой путешественницы сквозь звёздные миры… Ещё эту побрякушку нацепила, – она со злостью рванула медальон, пытаясь снять его с шеи и закинуть подальше. Но золотая пластинка словно приросла к блузке. Вдруг из неё вырвался ослепительный луч – и длинной золотой линией пролёг вдоль дороги куда-то вдаль, за горизонт. А через миг небо осветилось яркими вспышками таких же лучей – словно кто-то сигналил в ответ: помощь близка, держись! Девочка приободрилась. Только бы поскорее пришла эта помощь. Она едва тащилась по камням дороги. В сердце вдруг ожил леденящий ужас. В самом начале лета ей приснилось, что она вот так же идёт по пустыне – только там вообще не было никакой дороги, и было это на Земле. Вдруг откуда-то из-за бархана вышла удивительно красивая девочка, чуть постарше её самой. На нежном белом личике приветливо светились голубые глаза, на плечи волной ниспадали золотые кудри. Одета была она в просторное и лёгкое ослепительно-белое полотняное одеяние, отороченное изящным орнаментом из золотых нитей. Незнакомка приблизилась и сказала: – Возьми меня с собой! Вдвоём идти легче. К тому же я хорошо знаю эти места. Стася обрадовалась: теперь она не заблудится среди песков. И они пошли рядом, весело болтая о чём-то, что сразу забывалось. Но было так хорошо, так спокойно идти с верной проводницей. И хотя пескам не видно было конца и края, не было и причин для тревоги, ведь девочка улыбалась – значит, они не сбились с пути. Песчаные горы обступали со всех сторон, и между ними не было даже намёка на тропу. – Долго ещё идти? – повернулась Стася к спутнице. – Тебе – нет, – коротко ответила она и внезапно, обхватив её шею, стала душить!.. Стася вырывалась что есть мочи, но девочка была сильнее. С безжалостной улыбкой в красивых глазах она наблюдала, как пресекается дыхание Стаси. – Кто… ты? Что ты… делаешь? – с болью выдохнула Стася. И услышала: – Моё имя – Мираж. Я заманиваю путников в пустыню и убиваю их. Мама тогда, услышав об этом сне, нахмурилась: – Не будь суеверной! – но, помолчав, добавила: – Если бы я верила в сны, посчитала бы твой сон предостережением. А что: если и впрямь есть некие Высшие силы, – понятно, что мы, люди мыслящие, в отличие от всяких невежд, не признаём существование Бога или, что ещё смешнее, Ангела Хранителя, – но и многие маститые учёные говорят о том, что есть над миром Высший Разум. Так вот вполне возможно, что это Высший Разум предостерегает тебя от какого-то недоброго знакомства. Очень легко обмануться, принять за настоящее – мираж… Хотя, – оборвала она саму себя, – уж тебя-то оберегать от необдуманных поступков, пожалуй, излишне. Какие там знакомства! Тебя из книг клещами не вытащишь! – Как и тебя, мамочка, – засмеялась тогда Стася. Обе они ничем так не дорожили, как хорошими интересными книгами. …До чего же некстати припомнился ей тот сон! Так и с ума можно сойти от страха. Вон что-то – или кто-то – копошится за дальним барханом… Девочка в страхе бросилась бежать. Краем глаза она видела, что и это существо за барханом тоже прибавило скорость, вроде бы направляясь в ее сторону. И этот кто-то был жёлтый зверь с косматой гривой и разинутой пастью. Лев?! Стася вскрикнула, ноги её ослабели, она рухнула на дорогу. Только не смотреть! – она крепко зажмурила глаза, прощаясь с жизнью. Вдруг резкий гул заполнил небо, и девочка с неясной надеждой подняла голову. Прямо над ней зависло огромное летающее блюдце – вроде тех, что описывают фантасты и контактёры. По краям блюдца светились круглые иллюминаторы. Из одного окошечка внезапно вырвался слепящий луч – и ударил прямо в зверя, оказавшегося совсем маленьким и вовсе не страшным – это был обычный тушканчик, только очень лохматый. От удара луча голова его разлетелась на куски, а тельце рухнуло на песок и задёргалось в агонии. Стася, уже поднявшаяся на ноги, не могла отвести глаз от этой ужасной картины. Потому-то и прозевала торжественный миг, когда блюдце опустилось в нескольких шагах от неё и из широкого люка вышли несколько инопланетян. Они были совершенно такие, как в фантастических фильмах: голубовато-серые удлинённые лица с огромными глубоко вдавленными глазами, безгубые рты и ноздри прямо на безносых лицах. Пренеприятнейшее зрелище являли собой эти существа с перепончатыми трёхпалыми руками, с безобразными тельцами на жидких ножках. Всё же Стася заставила себя изобразить улыбку на лице. Приветственно воздела правую руку и медленно изрекла: – Жители далёкой планеты! Вас приветствует астронавт с планеты Земля! – Зьемь… лья? – переспросил стоявший чуть впереди остальных инопланетянин. И, указав на небо, повторил: – Зьемьлья! Тем же плавным жестом он указал вниз: – Грациэлльо! И, махнув рукой в сторону, где должна была закончиться дорога, произнёс чуть иначе: – Грациэньо! Он показал знаками девочке, чтобы она следовала за ним, и по трапу вошел на корабль. Стася подчинилась, хотя ей стало не по себе, когда его спутники сомкнулись за её спиной, словно конвоиры, и следом за ней поднялись на корабль. Прошли по узкому, тускло освещённому коридору в каюту, где возле пульта со множеством мерцавших лампочек стояли пластмассовые кресла с металлическими зажимами для рук – видимо, вместо земных ремней. Едва они успели сесть, как летающая тарелка мгновенно взмыла ввысь и плавно полетела над пустыней. И уже через несколько минут впереди показался город с одинаковыми, будто слепленными из идентичных – одна к одной – деталей детского конструктора, высокими домами- небоскрёбами. – Грациэньо! – торжественно вымолвил командир экипажа. И Стася послушно повторила за ним название столицы. Блюдце приземлилось на плоской крыше одного из небоскрёбов. Инопланетяне встали, указывая девочке на выход. На этот раз её сопровождение ещё больше напоминало конвой: командир важно вышагивал впереди, двое по бокам Стаси, и трое замыкали шествие. В руках у них были серебристые, будто из алюминия, трубки. Они вполне могли оказаться бластерами. Но не стоит прежде времени бояться, подумала Стася. Вряд ли они привезли бы её в такую даль, если хотели бы уничтожить. Это ещё проще было бы сделать в пустыне. Нет, они – конечно, не эти пешки, а руководители планеты – вступят с ней в контакт, обменяются посланиями, а потом… А потом будет видно. И она высокомерно задрала подбородок, стараясь произвести впечатление на инопланетян. Скорее всего, сейчас её приведут в телестудию – чтобы вся планета смогла увидеть Гостью с Земли. И она скажет: «Я – посланница Планеты Земля! Ваша планета прекрасна, и мы хотим стать вашими друзьями!..» Стася обдумывала речь и в кабине довольно-таки обшарпанного лифта: спуск вниз продолжался ужасно долго. Наконец лифт остановился – да так резко, что все попадали друг на друга. Стасе с трудом удалось скрыть своё отвращение, когда её руки коснулись по-лягушачьи холодных и скользких тел инопланетян, и она постаралась скорее высвободиться из большого копошащегося кома. Но и хозяева не остались в долгу. Их противные лица брезгливо кривились, и, наконец расцепившись, инопланетяне принялись трясти перепончатыми лапами, будто стряхивая налипшие молекулы чуждого – Стасиного! – тела. А главный даже прострекотал что-то вроде: «Бррр-р-р-р-р-ц-ц-ц!..» Двери лифта разошлись, и перед Стасей оказался длинный и узкий коридор со множеством дверей. Одна из них открылась, и грациэлляне втолкнули Стасю в крохотную комнатку без единого окна. Вдруг со всех сторон ударили направленные на Стасю тугие струи едучей и отвратительно пахнущей жидкости. Что это: душ? Но она же в одежде! Впрочем, уже через минуту нельзя было назвать одеждой или обувью то, что было на земной девочке. Ужас: под действием «душа» блузка и брючки превратились в бурые слипшиеся тряпки, на хорошенькие итальянские туфельки не позарился бы и последний бомж. А что стало с волосами… Санобработка длилась всего ничего, но этого хватило, чтобы безнадежно испортить её замечательный наряд и вообще настроение. Жидкость иссякла, и кабину душа тут же заполнили вихри горячего и тоже ужасно едкого воздуха. Одежда и обувь мгновенно просохли, зато сама девочка чуть не задохнулась. А грациэлляне, не обращая внимания на её состояние, выволокли Стасю в коридор, грубо встряхнули, понуждая твёрдо встать на ноги. Ноги не слушались и разъезжались. Стася почти падала – но трубки «бластеров» – или что это было у них в конечностях – грубо и больно толкали её под рёбра. Грациэлляне сердились на непредвиденную задержку. И тут самый главный из них заметил золотисто блеснувший на шее девочки медальон. Глаза его алчно расширились, он уже потянулся к украшению – и вдруг отдёрнул пальцы в суеверном ужасе. Разглядев изображение рогатого монстра, он томно закатил глаза и бухнулся на колени, умоляюще залопотал что-то, по-птичьи защёлкал. Следом за ним грохнулись на колени и остальные пятеро. Кажется, прикажи им Стася вылизать с пола лужу грязи, набежавшей из-под двери душа, они с превеликим усердием сделали бы это. Смотреть на это было даже ещё противнее, чем самой терпеть от них унижения. И Стася сердито крикнула: – Встаньте, что ещё выдумали! Мгновенно выражение испуга и угодливости исчезло с серо-зелёных лиц, и инопланетяне спокойно встали с колен. Учтиво, но без подобострастия поклонились и пошли – теперь уже с самым обычным деловитым видом. Пройдя немного по коридору, они вновь вошли в лифт – точнее, двое инопланетян вместе со Стасей вошли, а остальные разбрелись в разные стороны. Этот лифт был поприличнее первого. Стены его, отделанные пластиком, казались довольно новыми, здесь были перильца и даже узкая скамеечка, на которой могли бы усесться два грациэллянина. Что они и сделали – ничуть не заботясь, удобно ли Стасе в её каменных латах стоять, придерживаясь за хлипкие перильца. Хорошо, что на этот раз доехали быстро и затормозил этот лифт почти без толчка. Здесь тоже был коридор, но дверей оказалось гораздо меньше. К одной из них и направились инопланетяне, а за ними потащилась и Стася. Вам не приходилось искупаться – а после этого обсохнуть – во всей одежде в растворе строительного бетона? Тогда вы даже приблизительно не можете себе представить, как тяжело было Стасе в невероятно твёрдой и к тому же вонючей амуниции. Ну да сейчас уж, конечно, её приведут в нормальный душ, ещё лучше – в баню! – а потом переоденут во всё чистое (хорошо бы серебристых или нежно-сиреневых оттенков!), приведут в порядок причёску. А тогда уж – хоть на аудиенцию к первым лицам государства, хоть на телестудию. Как же горько она ошиблась! Никто и не подумал о самом элементарном. В таком вот нелепом и безобразном виде её ввели в роскошный кабинет. За большим письменным столом сидел и тыкал пальцами в кнопки ноутбука грациэллянин, судя по всему, очень высокого ранга. Он смерил вошедших таким изумлённо-презрительно-гневным взглядом, что существа поумнее просто превратились бы в три неравные кучки пепла. Эти не превратились. Конвоиры, перебивая друг друга и размахивая конечностями, противно залопотали, указывая на Стасю и на её золотой медальон. Хозяин кабинета приподнялся в кресле, вперил взгляд в медальон, а потом нетерпеливо махнул перепончатой кистью сопровождавшим Стасю: пошли вон! Те повернулись и вышли. Не хватало только щёлкнуть каблуками и вытянуть руку: «Яволь, майн фюрер!..» А хозяин вышел из-за стола, подошёл к девочке и уставился на медальон, словно придирчиво сверяя, всё ли на нём изображено так, как надо. И вдруг, глядя теперь уже в глаза Стасе, с лёгким акцентом начал говорить: – Привьетьствую тебья, дьевочкьа с планьеты Зьемьлья! Нье удьивьльяйсья, ньам хьорьошьо знакьома вашьа планьета, и я бьиваль на ньей. Он снова уселся в кресло – единственное в просторном кабинете – и стал долго разглагольствовать о мире и дружбе, которые теперь, безусловно, установятся между звёздными мирами, о том, что Грациэлльо – самая лучшая планета во всей вселенной. Здесь всё разумно, гуманно, правильно; климат восхитительно мягок, жилища удобны и красивы, а жители – самые грациозные, утончённые, прекрасные существа! Если бы Стася услышала всё это в первые минуты после своей телепортации, она приняла бы на веру большинство этих тезисов – даже о дивной красоте этих двуногих лягушек. Ведь понятия о прекрасном могут быть диаметрально противоположными. Но – гуманная планета? С «восхитительно мягкой» пустыней, которая едва не убила её немилосердным зноем. И, верно, то, что проделали с ней в этом здании – верх человеколюбия! Да разве он не видит, как с каждой минутой ей всё тяжелее стоять, как у неё мутится в глазах, как больно измученному телу в бетонных оковах!.. Не видит!.. Он продолжал самозабвенно вещать и прервался лишь услышав гулкий грохот рухнувшей на пол живой статуи. Теряя сознание, девочка услышала, как он возмущённо заверещал что-то на своём режущем слух языке. Несколько инопланетян подхватили её тяжеленное тело и поволокли прочь из роскошных апартаментов, где не полагается падать в обморок. Всё закружилось, поплыло – и растворилось в удушливой тьме. Белое пёрышко Гретхен Стася очнулась в душной полутёмной каморке. Она лежала на полу – всё в той же застывшей одежде. Обвела взглядом комнату и поняла, что её притащили в кладовку. Рядом с ней громоздились какие-то ящики и коробки, непонятные приборы. Девочка попыталась приподняться – и не смогла. Застонала, не в силах даже крикнуть, позвать на помощь. Но инопланетяне услышали – а может быть, в кладовке у них установлена видеокамера и они увидели, что «гостья» пришла в себя. Кто-то ухватил её за руки и выволок в коридор, нимало не заботясь о том, чтобы не повредить её руки резкими рывками. Вытащивший её грациэллянин сердито прострекотал что-то, и ещё двое подошли к нему. Втроём они с большим трудом помогли Стасе подняться и повели её ещё куда-то. Стася с облегчением перевела дух, когда увидела, что теперь идти было недалеко, в соседнюю комнату. Это опять оказался душ! Но не тот, карантинный. Здесь было намного просторнее, и бившая со всех сторон вода была почти без едких примесей. Мягкая пенистая жидкость окутала Стасю с головы до ног, и девочка почувствовала, как понемногу отмякают её одежда и обувь. Вскоре она уже могла свободно шевелить руками и ногами. Но как раздеваться – при этих существах? Она жестами попросила инопланетян выйти из комнаты. Те, недоумевая – зачем? – всё же послушались и вышли. С каким наслаждением Стася плескалась, отмывая слипшиеся волосы и тело! Потом простирала в этих же пенистых струях одежду, отмыла туфли. Прополоснуть бы всё, и с себя смыть бы пену… Тут Стася заметила, что струи стали совершенно прозрачными, с лёгким ароматом неведомого цветка. Очень скоро и сама она, и – увы, потерявшая прежний вид – одежда были чистёхоньки. Стася натянула на себя мокрую блузку и брюки, и тут потоки воды сменились тёплыми струями воздуха. За несколько минут всё просохло, а короткие, но густые волосы застыли в довольно-таки оригинальной причёске… За дверью душа никого не было, и девочка растерянно остановилась: куда же теперь идти? Неожиданно словно прямо из стены выступили двое инопланетян и повели Стасю к лифту. Теперь она вышагивала бодро, душ не только освободил её от бетонных оков, но и прибавил сил. Можно было продолжить аудиенцию у говорливого грациэллянина. Однако после долгого путешествия в лифте, а потом по каким-то запутанным коридорам её привели в небольшую комнату с низкими стенами и единственным окошечком почти под самым потолком. С чем-то вроде кровати, ничем не застеленной, столом и табуретом. И оставили одну. Стася не отказалась бы поесть чего-нибудь, но, похоже, у грациэллян в это время не обедают. Прошло несколько мучительно долгих часов, девочка успела и поспать на жёстком ложе, но никто к ней не приходил. Неужели о ней забыли? Или нарочно оставили умирать с голоду? Стася подошла к двери и стала колотить в неё что было силы. Никто не отозвался, не подошёл. Тогда Стася поставила табурет на стол и, вскарабкавшись на это хлипкое сооружение, оказалась вровень с незастеклённым окном. Глянула – и голова пошла кругом. Из окна виднелись прямые бруски таких же небоскрёбов, подножия их терялись далеко внизу. …Сутки на планете Грациэлло примерно равнялись земным. И двое суток Стася провела закрытая наглухо в своей каморке. Хорошо, что к ней примыкал совсем уж крошечный – Стася едва втискивалась – туалет. Иначе – совсем беда… А так – в нём даже была раковина, и можно было умыться. Только пить эту противную, дурно пахнущую серой воду Стася не могла. Нацедила в ладошку, поднесла к губам – и скорее выплеснула в раковину. На третье утро дверь Стасиной комнаты (или тюремной камеры?) неожиданно открылась, и вошёл инопланетянин с подносом, на котором были две тарелки: с жиденьким синим супчиком и буро-зелёной кашей. Хлеба здесь, вероятно, не знали. Стася попробовала еду – и её едва не стошнило. Неужели такую гадость можно есть?.. Грациэллянин подтвердил: – Кушьят! Едьа! Очьен вкусьньо! – и закатил в наслаждении свои огромные глазищи. Стася обливалась слезами, заставляя себя хоть немного поесть. Ведь иначе ей не выжить на этой негостеприимной планете! Инопланетянин, как видно, обученный нескольким русским словам, унёс почти нетронутые тарелки и принёс… книги! Настоящие земные книги, на русском и английском языках. Целая стопка книг была посвящена планете Грациэлло. Но хоть и были они написаны по-земному, читать их было не-воз-мож-но! С тех пор как Стася научилась различать буквы, она читала всё подряд – толстенные тома мировой классики и щуплые брошюрки, учёные труды местного университета, Айзека Азимова и Белянина, книги о раскопках Трои и детские сказки. Глаза жадно требовали чтения, и когда под рукой не было даже завалященькой книжонки, Стася рада была и прошлогодней газете, и пакетику с надписью: «Суп дачный вермишелевый…» Но теперь она в отчаянии одну за другой отбрасывала книги: надо было окончательно отупеть, чтобы всерьёз читать этот маниакальный бред о величайшей в мире планете с самым совершенным политическим строем, идеальной культурой и прочая и прочая… Герои этих книг – правители, учёные и поэты, композиторы и танцоры – не имели имён, а разобраться в абракадабре заменяющих имена номеров мог бы разве что компьютер. Книги эти, похоже, написал невероятный зануда – для непроходимых болванов и тупиц. И Стася чувствовала, как ещё немного – и сама она станет как раз такой дубинноголовой. А в самом низу этой стопки книг лежал огромный фолиант, обтянутый потемневшей от древности кожей, с отливающими зеленью медными застёжками, с рельефным тиснением. Стася вздрогнула: на обложке книги был выдавлен тот самый знак Силы, что и на её золотом медальоне. И снова, как перед порталом у Пандоры, Стася почувствовала, что медальон со страшной силой потянул её к этой книге. Ей стало жутко: цепочка так врезалась в шею – и продолжала врезаться – что, промедли она ещё минуту-другую, медальон сам сквозь её шею отлетит к книге… Стало понятно, что если хочешь остаться в живых, надо склониться перед книгой в нижайшем поклоне и, повинуясь сверхъестественной тяге медальона, приникнуть к ней. Видно, для того всё и было так придумано: сначала заставить прочесть те отупляющие книги, а потом, уже с подавленной волей, окончательно закрепить своё рабство у этой неведомой, ужасающей Силы. Силы рогатого зверя… Что-то внутри отчаянно завопило: нельзя! Этой книги нельзя касаться! Нельзя смотреть на неё! И неожиданно для самой себя Стася громко взмолилась: – Господи, спаси! Господи, помоги! Господи, помилуй! Цепочка, которую до этого невозможно было даже отлепить от тела, соскользнула с её шеи, и золотой медальон со стуком упал на пол, так и не соединившись со своим двойником на книге. Дверь тут же открылась. И в комнату ворвались двое устрашающего вида: чёрные рогатые полузвери, поросшие мохнатой шерстью, с отвратительными свиными рылами. Их маленькие поросячьи глазки полыхали красным огнём, когтистые лапы угрожающе тянулись к девочке. Один из них проревел на чистом русском языке, без малейшего акцента: – Как ты посмела! Сейчас же надень знак Силы! – Надьень, Стасья, – мягко прошелестел от двери третий – вошедший незамеченно инопланетянин. – Скорьее надьень, и этьи чьудьовьищья уйдьут, а тьи получьишь всьо чтьо пожьельаешь! – За его спиной Стася увидела сверкающий золотом сервировочный столик с великолепными земными фруктами и кушаньями. – Тьи польучьишь вьласьть ньад всьем мирьом! Дьворьци, бьогатьства, цьелий парьусьний фльот! Сльаву, почьести! Всьо, чьто тьолькьо пожьельаешь! Скорьее, а тьо оньи тебья разьорьвьут! Стася прижалась к стене, крепко-накрепко зажмурилась и закричала из последних сил: «Господи, помилуй!» И с огромным трудом подняла ко лбу правую руку. Кажется, в бетонных оковах было легче шевелить рукой, чем сейчас – перекреститься. Никогда в жизни Стася даже не пыталась перекреститься. И вот теперь она с невероятным трудом сжала пальцы, как это делала Валентина Михайловна, коснулась лба, потом живота, затем поочерёдно правого и левого плеча. Всё с тем же мучительным стоном: «Господи, помилуй!» И ощутила, что дышать и двигаться стало легче! Стася открыла глаза и увидела, что и рогатые чудовища, и лягуш с фруктами исчезли. Только противная вонь облаком висела у закрытой двери. Стася осталась одна – и теперь ей стало ясно: больше никто не придёт, не принесёт даже отвратительную бурду, если она не покорится, не наденет медальон с рогатым зверем и в раболепном поклоне не соединит его с книгой. Или – или. Terzium non datur!* ------- * Третьего не дано! – лат. Хватит умничать! – одёрнула себя Стася. Даже сейчас, после такого ужаса, от которого ещё стоят дыбом и никак не улягутся волосы, – она продолжает выставляться: вот я какая умная. Сколько латинских поговорок знаю!.. Хватит латыни! Доумничалась, домечталась о громкой славе – вот куда всё это её завело! А мама с папой там сходят с ума, разыскивают её. И невдомёк им, как непоправимо далека от них любимая доченька!.. И Валентина Михайловна – чужая, но такая родненькая баба Валя! – даже не знает, что Стася, которая всегда только посмеивалась над тем, что она горячо верит в Бога, теперь сама так хотела бы попросить её молитв!.. Стасе послышалось, что снаружи кто-то тихонько стукнул в оконную раму, будто деликатно спрашивая: можно войти? Нет, конечно – послышалось… И кто бы мог добраться так высоко!.. А вдруг это опять те чудовища? Стасе стало страшно совсем как в те минуты. И она вскинула руку и стала быстро крестить окошечко: «Господи, помилуй!» И чуть не вскрикнула от изумления. На окошечке сидела белая голубка. И в клюве её был зажат кусочек хлеба! Настоящего земного хлеба… – Гретхен, – не веря себе, тихо позвала Стася. – Это ты? Голубка утвердительно кивнула маленькой головкой и слетела прямо на подставленную ладошку Стаси. Выпустила из клюва кусочек хлеба, и Стася почувствовала, как в комнате чуть кисловато запахло знакомым ароматом деревенского хлебушка. Девочка очень медленно, с наслаждением откусывала от ломтика – и чувствовала, как с каждой крошечкой в измученное тело по капельке возвращается сила. – Гретхен, милая Гретхен, – приговаривала Стася, поглаживая шелковистые пёрышки голубки, – как же ты нашла меня, как смогла прорваться сюда, через какой портал?.. Птица не ответила, ведь голуби не умеют говорить. Или мы, люди, не умеем их понять. Гретхен небольно клюнула опустевшую Стасину ладошку, вспорхнула и затрепыхала крылышками перед её лицом, словно успокаивая: не бойся, я вернусь! – и вылетела из окошка. И если бы не крохотное белое пёрышко, выпавшее из её крыла, Стася могла бы подумать, что всё это ей только приснилось. Задремала – сама не заметив, как – вот и пригрезилась голубка из деревни Марьинки. А вкус хлеба на языке… – тоже приснился изголодавшейся девочке. Но – вот же оно, вот! – белое пёрышко! И красноватая точечка на ладони – от клюва голубки. Значит, она и правда нашла Стасю. Она обязательно прилетит! И надо постараться передать с ней хоть какой-нибудь знак Валентине Михайловне. Эх, если бы у Стаси были бумага и ручка, она написала бы записку. Но ничего, кроме страшной книги, к которой нельзя прикасаться, в комнате не было. Стася попыталась оторвать полоску ткани от блузки, но материя оказалась слишком прочной. С брюками нечего было и пробовать… Серёжки! Стася вынула из ушей маленькие серёжки с голубовато-прозрачными камешками и положила на стол. Рядом с пёрышком Гретхен. И Гретхен вернулась! Назавтра она прилетела, с трудом удерживая в клюве чуть заветревший пирожок. Такие маленькие пирожки пекла Валентина Михайловна: с капустой и картошкой, с грибами и рыбой – да с чем угодно! Стася больше всего любила пирожки с зелёным луком и яйцом. Они просто таяли во рту!.. И этот пирожок оказался как раз с зелёным луком! Только теперь уже Стася не спешила проглотить его. Ведь он был единственным, этот маленький пирожок с планеты Земля! – Эх, если бы ещё водички! – вздохнула Стася. Голубка непонимающе склонила набок головку: что ты сказала?.. Стася по-птичьи запрокинула голову и вытянула губы, шумно потянула и сглотнула воздух. Гретхен радостно закивала и уже вспорхнула, готовая улететь, но Стася остановила её: – Подожди немножко! Она осторожно нацепила на птичью лапку обе свои серёжки. Голубка с любопытством оглядела обновку, и она ей понравилась. Но лететь с серёжками на лапке будет неудобно! Гретхен попыталась клювом отцепить серьги. – Нет, Гретхен, нет! – Стася умоляюще смотрела в глаза голубке. – Отнеси это Валентине Михайловне! Бабе Вале – поняла? Птица покружила над головой Стаси и улетела, унося на левой лапке послание на волю. Донесёт ли она его? И поймёт ли Валентина Михайловна, что это – от Стаси, которую она называла Настенькой, что Настя – в беде? И сможет ли помочь… |
Похожие:
 |
«Здоровье свыше нам дано, учись, малыш, беречь его» для детей 5-7лет... «Взрослым кажется, что дети не заботятся о своем здоровье… Нет. Детям совершенно так же, как и взрослым, хочется быть здоровыми и... |
 |
Список книг по внеклассному чтению для будущих пятиклассников Летопись. Повесть временных лет (фрагменты). Призвание варягов. Выбор веры. Крещение Владимира. Повесть о Никите Кожемяке. Повесть... |
|
Собственный предмет нравственной философии есть понятие Е она кроме различных ощущений приятного и неприятного соединяется с более или менее сложным представлением желательных или нежелательных... |
|
Список книг для чтения в 8 классе Из древнерусской литературы: «Повесть о житии и о храбрости благородного и великого князя Александра Невского», «Повесть о Шемякином... |
|
Пресс-релиз дети. Семья. Творчество В дни весенних каникул с 21 по 25 марта 2014 г в Квц «евразия» пройдет выставка – ярмарка «дети. Семья. Творчество», где будет представлены... |
|
Ольга Грейгъ Тайная доктрина третьего рейха «Тайная доктрина Третьего Рейха, или Во что верил Адольф Гитлер / Ольга Грейгъ»: М.: Эксмо : Алгоритм, 2009. — 400 с.; 2009 |
|
Антарова Конкордия Наука радости 1 Побеждай любя — и ты победишь все. Ищи радостно — и все ответит тебе. Жизнь, вся жизнь Вселенной, всегда утверждение. Строить можно,... |
|
Литература для детей Тематика: Книги для детей Таро Гоми. У них нет страха перед правильным, красивым контуром, который часто можно встретить в обычных раскрасках. И они с удовольствием... |
|
Маленькие повести и рассказы «Повесть» применяли для обозначения прозаических (а иногда и стихотворных) произведений, не обладающих ярко выраженной экспрессивностью... |
|
Чаадаев, утверждая своё мнение, что у России нет истории, то есть... Столь высокоорганизованный, столь органический язык не только — дверь в историю, но и сама история. Отлучение от языка равносильно... |