|
Скачать 103.48 Kb.
|
|
Испания. Гренада. Материаля международной конференции: « Русский язык и литература в международном образовательном пространстве». 2010г. ОБРАЗ ЛЖЕДИМИТРИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: ОПЫТ ВНУТРИЛИТЕРАТУРНОГО СОПОСТАВЛЕНИЯ В.И.Оцхели vera.ozheli@yandex.ru Сопоставительные исследования: теоретические и методические исследования Кутаисский государственный университет имени Акакия Церетели (ГУАЦ) В сообщении делается попытка провести сопоставление образа Лжедимитрия по «Повести како отомсти» книжника XYII века, трагедии XYIII века «Димитрий Самозванец» Сумарокова, трагедиям ХIХ века «Борис Годунов» Пушкина и «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» Островского. Выделяются и сравниваются использованные при изображении Самозванца художественные средства, соответствующие литературным нормам каждой из рассматриваемых автором исторических эпох. An attempt is made to make a comparison between the images of “Lzhedimitry” from the “Story kako the Revenge” written in the XYII-th century and the tragedy of the XYIII-th century “Dimitry Samozvanets” by Sumarokov, as well as tragedies of the XIX-th century “Boris Godunov” by Pushkin and “Dimirry Samozvanets and Vasily Shuisky” by Ostrovsky. The author considers all the literary and stylistiks devices given in the above mentioned literary works and with weve typical of the literary norms of each of the historical epochs. Ключевые слова: образ Лжедимитрия в русской литературе, сопоставление Период конца ХYI — начала ХYII века вошел в новейшую историю России как «смутное время». После смерти Ивана Грозного (1584) незыблемый авторитет царской власти пал, а после кончины его слабовольного сына Федора (1598), последнего царя из династии Рюриковичей, тишина и покой на Руси канули в вечность. Борису Годунову, сменившему Федора на троне, кое-как удавалось поддерживать общественное равновесие, но неурожайные годы и голодные бунты, ознаменовавшие конец XYI века, поколебали самодержавную власть бывшего царского шурина. Именно в это время (1601) на Руси появился первый самозванец – Лжедимитрий I. После него самозванцы плодились во множестве, но только ему удалось надеть на свою голову шапку Мономаха и, несмотря на кратковременное пребывание на российском троне (1605-1606), оставить след в истории России. Образ первого Самозванца, провозгласившего себя чудесным образом спасшимся царевичем Дмитрием, неоднократно привлекал к себе внимание писателей как русской (А.Сумароков, В.Нарежный, А.Пушкин, А.Хомяков, А.Островский), так и других славянских литератур (словацкой, чешской, польской). Первая попытка изобразить Лжедимитрия в русской литературе была предпринята в 1606 году через несколько дней после его убийства. Это «Повесть, како отомсти всевидящее око Христос Борису Годунову пролитие неповинные крови новаго своего страстотерпца благовернаго царевича Дмитрея Углечскаго», написанная книжником Троице-Сергиева монастыря. Она представляет собой типичный образец агитационной публицистики, сопутствующей, как правило, смене власти. По фабуле и стилю «Повесть како отомсти», по справедливому мнению исследователей, тесно связана с «окружными» грамотами Василия Шуйского и «подметными письмами» Лжедимитрия, которыми они широко пользовались в борьбе за власть. Ее построение соответствует норме, характерной для этого жанра, – противопоставление нового, добродетельного, даже вопреки истине, монарха, сверженному тирану и восхваление его предшественника. В «Повести како отомсти» справедливый царь, достигший власти, – это Василий Шуйский. Он страдалец при Борисе и обличитель Самозванца. Шуйский противопоставлен и Борису Годунову и сверженному им Лжедимитрию, который изображен как враг православия и «угодник сатаны». Лжедимитрию отводится роль так называемой «божьей метлы», мстящей Борису Годунову за содеянные им злодеяния. Его пребывание на троне расценивается автором как неслыханное нарушение правильного хода истории. Отсюда отношения внутри триады героев меняются: роль идеального предшественника выполняет царь Федор, именно с момента его восшествия на престол и начинается действие повести. Следующий опыт художественного изображения образа Лжедимитрия относится к литературе XYIII века. Почти через 160 лет после написания «Повести како отомсти» появилась трагедия Александра Сумарокова «Димитрий Самозванец» (1771), связанная с важными и новаторскими явлениями в русской культуре II-ой половины XYIII века, возникновением постоянного столичного русского театра. Создание постоянного театра имело большое значение и для развития русской литературы этого периода, так как отныне драматургические жанры займут в ней одно из ведущих мест. Сумароков был замечательным писателем-новатором своего времени, особенно в жанре трагедии. В «Димитрии Самозванце», первом образце политической трагедии в русской литературе, он поставил острую политическую тему – необходимость и закономерность борьбы с тираном путем народного восстания. Решение столь нового для литературы XYIII века трагического конфликта привело драматурга к традициям шекспировского театра. Не случайно на трагедию «Димитрий Самозванец» Сумароков смотрел как на пьесу шекспировского типа. В научной литературе уже высказывалось мнение о том, что Сумароков наделяет своего Димитрия чертами Ричарда III из одноименной хроники Шекспира. Правда, к изображению характера тирана Сумароков и Шекспир подходят по-разному. Ричард жесток, но тщательно скрывает свои замыслы от окружающих, прикидываясь другом тех, кого посылает на смерть. Димитрий же откровенен с первого появления на сцене, своих деспотических устремлений он не скрывает: «Здесь царствуя, я тем себя увеселяю, // Что россам ссылку, казнь и смерть определяю...», — говорит он.1 Но выйти за пределы поэтики классицизма Сумароков все-таки не смог. В трагедии представлены не полнокровные человеческие характеры, не образы живых людей, а, также как в «Повести како отомсти», образы-схемы, созданные на контрасте добра и зла, воплощающие в себе либо положительные, либо отрицательные качества. С особенной наглядностью это проявляется на образе Димитрия Самозванца, обобщающего черты изверга на троне: «Я к ужасу привык, злодейством разъярен.// Наполнен варварством и кровью обагрен», — заявляет он (Сумароков 1970:121). Сумароков ставит вопрос о том, как должен вести себя монарх на троне и к чему приводит забвение им чувства ответственности за свои поступки. Устами Пармена, наперсника Димитрия, драматург даже высказывает мысль о том, что в монархе важны добрые дела, а не царская порода: «Когда б не царствовал в России ты злонравно, // Димитрий ты иль нет, сие народу равно», — утверждает он (Сумароков 1970:121). Таким образом, если в «Повести како отомсти» главная вина, вменяемая Лжедимитрию, состояла в том, что он богоотступник, враг православия, то в трагедии Сумарокова – это жестокость по отношению к своим подданным. Если книжник XYII века отводил Лжедимитрию роль мстителя, то для Сумарокова он был проводником важной политической идеи. Существенно новый подход к изображению образа Лжедимитрия начался в русской литературе Х1Х века в период утверждения в ней исторического мышления. Стремление воспринять и отобразить действительность под историческим углом зрения привело многих писателей к разработке исторических сюжетов. Важная роль принадлежит в этом Н.М.Карамзину и его капитальному труду «История государства Российского». В марте 1824 года в печати появились 10-ый и 11-ый тома «Истории» Карамзина, посвященные эпохе царствований Федора Иоанновича, Бориса Годунова и Лжедимитрия. Непосредственно под впечатлением изображенных там событий в 1825 году возникло одно из лучших произведений русской литературы I-ой половины XIX века – первая реалистическая историко-политическая трагедия «Борис Годунов» Александра Пушкина, в основу которой легли события, связанные с последними месяцами правления Бориса Годунова и появления на исторической арене Лжедимитрия. В наброске предполагавшегося предисловия к «Борису Годунову» Пушкин обозначил важнейшие творческие ориентиры в своей работе над трагедией: «... Не смущаемый никаким другим влиянием, Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров... Карамзину следовал... в развитии происшествий, в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени».2 Там же Пушкин сравнивает Самозванца с шекспировским Генрихом IУ: «В Дмитрии много общего с Генрихом IY, — пишет он. Подобно ему он храбр, великодушен и хвастлив, подобно ему равнодушен к религии – оба они из политических соображений отреклись от своей веры, оба любят удовольствия и войну, оба увлекаются несбыточными замыслами, оба являются жертвами заговоров» (Пушкин 1986:460). Пушкинский Лжедимитрий, в отличие от Самозванца Сумарокова, изображен в противоборстве разных чувств и страстей. Ради власти и трона он идет на предательство родины – ведет на Москву польских панов. Но это мучает его, он осознает преступность своего поступка, испытывает угрызения совести и не разделяет веселья Курбского при виде русской границы: «Кровь русская, о Курбский, потечет! // Вы за царя подъяли меч, вы чисты. // Я ж вас веду на братьев; я Литву // Позвал на Русь, я в красную Москву // Кажу врагам заветную дорогу!»3 Он пылок, способен на большой порыв и искреннее чувство. Полюбив Марину Мнишек, рискуя погубить дело всей своей жизни, признается, что он не царевич Дмитрий: «Нет, полно мне притворствовать! скажу... // Виновен я; гордыней обуянный, // Обманывал я бога и царей, // Я миру лгал; но не тебе, Марина...» (Пушкин 1986:397,399). Пушкин подчеркивает близость Лжедимитрия Вещему Олегу – это проявляется в его отношении к коню: «Мой бедный конь! Как бодро поскакал // Сегодня он в последнее сраженье // И, раненный, как быстро нес меня...»(Пушкин 1986:414,415). Портрет Лжедимитрия соткан в трагедии Пушкина из высказываний разных персонажей о нем, благодаря чему возникает яркий, живой, индивидуализированный образ благородного, привлекательного, смелого человека: « Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей... Смолоду постригся... весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым», — рассказывает о его происхождении игумен Чудова монастыря. Афанасий Пушкин отмечает, что: «... он умен, приветлив, ловок, // По нраву всем. Московских беглецов // Обворожил». Одна из знатных дам на балу в Самборском замке воеводы Мнишек говорит: «Он не красив, но вид его приятен // И царская порода в нем видна». Лжедимитрий образован, сведущ в латыни, ему присущ особый, поэтический склад речи: «Стократ священ союз меча и лиры, // Единый лавр их дружно обвивает. // Родился я под небом полунощным, // Но мне знаком латинской музы голос...», — говорит он (Пушкин 1986: 368, 380, 392, 394, 398). Трагедии Пушкина во многом близка историческая драма Александра Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»(1867), созданная с учетом новых исторических работ, вышедших после «Истории» Карамзина. Представители современной Островскому критики усматривали в ней характер компиляционный, но, несмотря на образцы, пьеса Островского — яление оригинальное. Она отражает следующий после пушкинской трагедии этап в истории «смутного времени» —начинается с момента венчания Дмитрия на царство и завершается его гибелью и захватом власти Василием Шуйским Если версию Карамзина о происхождении Лжедимитрия как расстриги Гришки Отрепьева Пушкин полностью принимает, то Островскому ближе версия историка Н.И.Костомарова, по которой он мог быть незаконнорожденным сыном Ивана Грозного, известного в истории своими любовными похождениями. Отсюда в монологе, мысленно обращенном к Ивану Грозному, Лжедимитрий говорит: «... Ну если я не Дмитрий, // То сын любви иль прихоти царевой... // Я чувствую, что не простая кровь // Течет во мне; войнолюбивым духом // Кипит душа – побед, корон я жажду...»4 Он честолюбив, как и Дмитрий Пушкина, но его честолюбивые планы грандиозней. Он мечтает освободить Константинополь от власти турков, продолжив тем самым военные победы Грозного: « ...Если ж наше счастье // Послужит нам, то, с помощию Польши // И императора, врагов Христовых // Мы выгоним из царства Константина; // И завоюют вере христианской // Иван – Казань, а Дмитрий – Византию» (Островский 1977:43). Он великодушен, расточителен, доверчив. Именно эти качества, по мнению автора, привели его в дикой, варварской Московии к гибели. В отличие от позорной кончины Самозванца в «Повести како отомсти» и трагедии Сумарокова, в драме Островского Лжедимитрий гибнет как романтический герой: находясь в бреду, он представляет себя у стен Константинополя и гибнет от предательского удара клинком в грудь. Если в трагедии «Борис Годунов» Дмитрий только сражается за власть и Пушкин не мог показать его в роли самодержца, то в центре драмы Островского — кратковременное пребывание Лжедимитрия на троне, что давало драматургу возможность показать и оценить методы его правления. Патриархальная, консервативная Русь еще не была готова к переменам, которые пытался провести воспитанный в Польше при дворе короля Сигизмунда Дмитрий. Он планировал реформировать армию, зачислив в ее ряды хорошо обученных военному делу французов, немцев, венгров, поляков; именно от времени его правления перестал действовать запрет на «писательство» для венценосца; при нем началось внедрение книжной реформированной поэзии в русскую литературу, появились польские переводчики, печатники; он старался строить взаимоотношения с подданными на основе доверия и великодушия; европеизировал костюмы россиян; вводил элементы европейской культуры в быт и, главное, пытался искоренить рабский страх в россиянах: «...Вы знаете одно лишь средство – страх! // Везде, во всем вы властвуете страхом: // Вы жен своих любить вас приучали // Побоями и страхом; ваши дети // От страха глаз на вас поднять не смеют; // ...В орде татарской, за широкой Волгой, // По ханским ставкам страха набирались // И страхом править у татар учились.// Другое средство лучше и надежней — // Щедротами и милостью царить» (Островский 1977:37). Можно даже говорить о том, что многие реформы, которыми прославилось правление Петра Великого, были начаты или намечены Лжедимитрием. В заключение следует сказать, что при анализе одной национальной литературы внутрилитературное сопоставление отдельных образов, сюжетов, произведений разных авторов на одном или нескольких этапах развития литературы открывает путь к решению многих историко-литературных проблем. Сопоставление образа Лжедимитрия в изображении русских писателей XVII, XVIII, XIX веков позволяет: 1. Установить важные закономерности литературного процесса; 2. Раскрыть и объяснить связи между художниками, принадлежащими к разным эпохам и литературным направлениям; 3. Выявить общее и особенное в их стилевом решении образа Самозванца; 4. По-новому увидеть личность, оставившую заметный след в истории России. Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я Буганов, В.И., Корецкий, В.И.,Станиславский, А.Л.(1974):»Повесть како отомсти» — памятник ранней публицистики Смутного времени.В кн.:Труды Отдела древнерусской литературы (Пушкинский дом) Академии Наук СССР. Том 28. Наука, Москва. Кишкин, Л.С.(1973): «Вопросы национального своеобразия и сравнительное литературоведение (на материале русской, чешской и словацкой литератур). В кн.:Сравнительное изучение славянских литератур. Наука, Москва. Лихачев, Д.С.(1973): Развитие русской литературы X –XYII веков. Эпохи и стили. Наука, Ленинград. Островский, А.Н.(1977): Полное собрание сочинений в двенадцати томах . Том 7. Искусство, Москва. Панченко, А.М.(1980): «Литература «переходного века». В кн.:История русской литературы в четырех томах. Том 1. Наука, Ленинград. Пруцков, Н.И.(1974): Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы. Наука, Ленинград. Пушкин, А.С.(1986):Собрание сочинений в трех томах. Том2,3. Художественная литература, Москва. Соловей, Н.Я.(2003): Неосуществленное предисловие А.С.Пушкина к «Борису Годунову»(1825-1830). Филологические науки, 3. С.76-86. Сумароков, А. П. (1970): «Димитрий Самозванец». В кн.: Русская литература ХУШ века. Издательство Просвещение: Ленинградское отделение, Ленинград. 1Сумароков, А.П.(1970): «Димитрий Самозванец».В кн.: Русская литература ХУШ века. Издательство Просвещение: Ленинградское отделение. Ленинград. С.122 (В дальнейшем цитируется это издание с указанием страницы в тексте). 2 Пушкин, А.С. (1986): «Наброски предисловия к “Борису Годунову”». В кн.: Собрание сочинений в трех томах. Том 3. Художественная литература, Москва. С.461. 3 Пушкин, А.С.(1986): «Борис Годунов». В кн.: Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Художественная литература, Москва. С.402.(В дальнейшем цитируется это издание с указанием страницы в тексте). 4 Островский А.Н.(1977): “Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»: В кн.: Собрание сочинений в двенадцати томах. Том 7. С.42. Искусство, Москва (В дальнейшем цитируется это издание с указанием страницы в тексте). |
|
Поиск на сайте Главная страница Литература Доклады Рефераты Курсовая работа Лекции |