«история русского языка (история русского литературного языка)»
|
Скачать 2.33 Mb.
|
| Тема 2 ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА План 2.1. Формулировка проблемы, причины ее остроты в лингвистике. 2.2. Внутренние предпосылки образования древнерусского литературного языка. 2.3. Развитие представлений о происхождении русского литературного языка в истории языкознания. 2.3.1. Вопрос об истоках русского литературного языка в отечественной филологии XIX – начала XX вв. и позиция акад. А.А. Шахматова. 2.3.2. Современные концепции нерусского происхождения литературного языка восточных славян (середина ХХ – начало ХХI вв.). 2.3.3. Теория акад. С.П. Обнорского о самобытных истоках литературного языка восточных славян. 2.3.4. Развитие функционального подхода к решению проблемы происхождения русского литературного языка ( концепции его «сложного состава», теория В.В. Виноградова). 2.3.5. Современное состояние вопроса о происхождении русского литературного языка. 2.3.6. Роль старославянского языка в формировании и первоначальном развитии русского литературного языка в свете новейших исследований по истории русского и других славянских языков. 2.1. Формулировка проблемы, причины ее остроты в лингвистике Ключевым вопросом курса истории русского литературного языка, от решения которого зависит все его построение, является проблема «происхождения русского литературного языка». В силу ряда исторически обусловленных особенностей развития русской языковой культуры, в частности, в связи с влиянием на это развитие в течение длительного периода близкородственного старославянского языка, а также греческого языка Византии, ответ на этот вопрос вызывает немалые затруднения, о чем писал еще А.А. Шахматов: «Едва ли какой другой язык в мире может быть сопоставлен с русским в том сложном историческом процессе, который он пережил» [Шахматов 1941: 60]. Сказанным в определенной мере объясняется отсутствие до настоящего момента общепринятого решения этого вопроса в науке. К сожалению, помимо названных объективных обстоятельств, затрудняющих решение, имеются и факторы, которые следует определить как субъективные. К последним относится, с одной стороны, проявляющееся у части лингвистов, особенно в среде зарубежных исследователей, неверие в культурные силы русского народа на ранних этапах его развития и, с другой стороны, преувеличение культурного влияния западной цивилизации на славянский мир, априорная убежденность в том, что любые завоевания культуры могли идти только с запада на восток, и никак иначе. Эти тенденциозные установки нашли опору в определенных методологических принципах, свойственных уже пройденным наукой этапам развития, но в подходе ряда филологов удерживающихся до настоящего времени. Речь идет в первую очередь о так называемом компаративно-контактном направлении литературоведения, где, по словам А.Н.Робинсона, «в качестве исходной предпосылки для понимания литературного развития принималось представление о влиянии «развитых» литератур на литературы, казавшиеся «отсталыми». Задача выяснения национально-исторической оригинальности литератур при этом отодвигалась на второй план или не ставилась» [Робинсон 1980: 36]. Во главе угла при таком подходе оказывается общая типологическая схема развития литератур и их языков в ту или иную эпоху, а своеобразие исторического пути конкретной культуры данного народа недиалектически оставляется без внимания. Подобный априорно-схематический взгляд на историю русской культуры всегда в большей или меньшей степени сказывался в суждениях о ней сторонников точки зрения о старославянских корнях русского литературного языка, но особенно ярко он проявился в концепции «диглоссии» применительно к языковой ситуации Древней Руси (подробнее об этой концепции см. далее – 2.3.2). Соединение всех указанных моментов придало переходящую рамки научной дискуссии остроту проблеме «происхождения русского литературного языка», которая в общем виде обычно формулируется как отношение древнейшего русского литературного языка, с одной стороны, к живой народной восточнославянской речи, а с другой – к книжному, письменному старославянскому языку, пришедшему на Русь в связи с официальным принятием христианства и соответствующего богослужения. Иногда эту проблему определяют также как вопрос «об основе» древнейшего русского литературного языка, хотя в такой формулировке необходимо определить еще и само понятие «основы» ( подробнее см. ниже – 2.3.5). Как представляется, ход изучения вопроса в последние десятилетия обнаружил, что обе традиционные формулировки узки, не учитывают всей многоаспектности проблемы. Исследовательские разработки второй половины ХХ века показывают, что здесь следовало бы говорить не просто о соотношении языковых систем, но о соотношении языковых культур в целом. Так, применительно к русской языковой среде необходимо учитывать, конечно (в наиболее глубоких из проведенных исследований так это и делается ), не только «живую народно-разговорную речь», но и средства, приемы и результаты обработки ее материала в устной поэзии и других сферах культурной деятельности народа (подробнее см. ниже – пункт 2.2). С учетом сказанного, современное звучание проблемы «происхождения русского литературного языка» точнее было бы передать как вопрос о характере древнейшего русского литературного языка по соотношению с самобытной народной языковой культурой восточных славян и книжной церковно-христианской культурой. Для того, чтобы занять осознанную и аргументированную позицию в спорах о происхождении русского литературного языка, необходимо вспомнить общую историко-культурную обстановку, в которой возникли первые из дошедших до нас памятников древнерусской письменности, а также внимательно изучить аргументацию представителей разных точек зрения на происхождение литературного языка восточных славян. К этому мы далее и переходим. 2.2. Внутренние предпосылки формирования древнерусского литературного языка Говорить о возникновении такого значимого явления культурной жизни народа, каким является литературный язык, невозможно вне общего контекста историко-культурного развития этого народа, ведь очевидно, что формирование литературного языка обусловлено определенными общественными и культурными запросами этнического коллектива на соответствующем этапе его истории и призвано удовлетворить эти запросы. Культурно-исторический контекст формирования древнерусского литературного языка составляет образование в концу IX века единого государства всех восточных славян с центром в Киеве, вовлекшего ранее разрозненные их племена в общую политическую, экономическую и культурную жизнь. В Х веке территория Киевской Руси самая обширная в средневековой Европе, а столица молодого государства – крупнейший город континента, в котором пересекаются многие экономические, политические и культурные его пути [ Греков 1949; Седов 1982, 1999; Сахаров 1987, 1991 и др.]. Особенно выделяются как своей интенсивностью, так и исторической значимостью культурные контакты Древней Руси с одним из ее ближайших соседей – наследницей высокоразвитой культуры античного мира Византией, углубившиеся к концу Х века [ Курбатов 1988; Сахаров 1991; Седов 1999 и др.]. Централизованное государство нуждалось и в единстве языковой культуры населения на всей его территории – и ответом на этот общественно-исторический запрос стало образование в Киеве единого наддиалектного языка восточных славян – киевского койне. Киевское койне становится языком политики (межгосударственных и межкняжеских сношений и переговоров, практики заключения разнообразных соглашений, договоров [Лихачев 1946; Сахаров 1981, 1991 и др.]), юридической практики, публичных выступлений (речи князей и воевод перед войском, горожан на вече и т.п.), общественно-исторического и эстетического самосознания народа ( летописи, первоначально – устные [Лихачев 1945], исторические предания и другие произведения фольклора). Иногда, говоря о языке Древнерусского государства, подчеркивают диалектные различия на уровне фонетических или лексических особенностей текстов, созданных в различных территориальных образованиях Киевской Руси. Действительно, почти невозможно назвать древнерусский памятник без таких черт; например, для созданных в северных землях, в частности в Новгородском княжестве, характерны неразличение звуков ч и ц, использование конструкции типа взяти гривна и т.п. [Черных 1950: 25]. Однако следует учитывать, как это уже отмечалось во вводной лекции, что в средние века такие элементы языка не могли становиться объектом нормирования, поскольку еще и не осознавались в качестве таковых. Слово, а затем и более дробные его составные части, его грамматическая форма становятся на Руси предметом осмысления и филологического описания – притом очень медленно и постепенно – лишь начиная с XVI - XVII вв. Оценивая нормативность тех или иных фактов литературного языка средневековья, необходимо руководствоваться представлениями о норме, свойственными именно этой эпохе, а не нашими современными. Если же исходить из этих представлений, то язык культурно-общественной жизни Древнерусского государства был един именно в той мере, какая диктовалась потребностями говорящего на нем коллектива. Единство этого языка яснее всего обнаруживается в общности состава устойчивых формул – основных строевых элементов литературного текста средневековья, определявших его нормативность ( см. выше – 1.3), которые используются в произведениях, создаваемых древнерусскими авторами на разных территориях государства. Для современников общность состава устойчивых формул, используемых в текстах одной и той же тематики, и была выражением нормативности языка этих текстов. Своей отшлифованной на протяжении веков структурой формула же воплощала и соответствующий эпохе способ обработки языкового материала. Итак, богатство, обработанность, нормированность и полифункциональность, какими обладало киевское койне, сами по себе свидетельствуют о приближенности его характеристик к статусу литературного языка. Наличие такой общей системы средств коммуникации в области культуры и социальной жизни древнерусского государства – важнейшая предпосылка и вместе с тем проявление формирования в Киевской Руси литературного языка на основе живой разговорной речи и народной языковой культуры населения этого государства. Другим немаловажным фактором становления литературного языка признается наличие письменности, которая способствует обработке языковых средств, кодификации нормы. Правда, глубокие исследователи языка русского средневековья – от А.А. Шахматова до Г. Хютль-Фольтер – неоднократно в разной связи отмечали возможность в эту эпоху и устного пути становления и кодификации литературных норм (историю разработки этой идеи см. [Русинов 1986]). Д.С. Лихачев акцентировал в этой связи значение для развития древнерусской литературы и ее языка устных летописей, устной дипломатической практики («посольских речей») [Лихачев 1945; 1946]. Исследователи древнейших литературных традиций мировой культуры давно признали, что одна из их характерных особенностей, отразившихся в ранних памятниках, «заключается в устном … создании и длительном устном же бытовании, которое завершается соединением устных произведений с записью и переходом к письменной традиции». При этом учитывается не только фольклор, но и другой вид устного творчества – красноречие, на важность которого в развитии культуры указал еще К. Маркс [Лит. др. Востока: 12]. Едва ли правдоподобно предположение, что культура восточных славян развивалась по принципиально иному сценарию. Многие древнерусские памятники, например, «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», ряд летописных текстов и др., содержат явные свидетельства этой предшествующей длительной традиции устной культуры слова: как фольклорной, историко-мемуарной, так и ораторской (эти свидетельства подробно рассматриваются во многих исследованиях В.П. Адриановой-Перетц, Д.С. Лихачева, И.П. Еремина [Адрианова-Перетц 1946, 1968 1974; Лихачев 1950, 1985 и др.; Еремин 1987 и др.]). Древняя Русь, подобно Греции и Риму, а также древнему Китаю, имела богатые традиции ораторского искусства слова. Об этом свидетельствуют и ранние памятники письменности, не только светской, как «Слово о полку Игореве», непосредственно воплотившее эти традиции, но и церковной, как «Слово о законе и благодати» Илариона», вобравшее в себя достижения византийско-болгарской книжной риторики, но едва ли могшее достичь таких высот красноречия уже на самой заре русской литературы вне хорошо возделанной почвы родной ораторской традиции – устной ( см. о ней [Еремин 1987: 235 – 281] ). Вместе с тем, к настоящему моменту наукой накоплено уже достаточное количество языковых, археологических и иных историко-культурных данных и в пользу существовании письменности на Руси задолго до ее христианизации. Немаловажными были и остаются принципиальные соображения, исходящие из фактов высокого уровня развития русской культуры уже в Х веке, приведенных выше. Ряд свидетельств раннего обретения письменности восточными славянами сохранила лексика. Так, А.С.Львов отметил, что многие факты лексического состава древнерусского литературного языка старшего периода объяснимы лишь «при допущении, что на Руси письменность была и до принятия христианской религии как официальной и обязательной для всех». Показывая существенные отличия лексической структуры «Повести временных лет» от произведений старославянской церковной письменности, исследователь отмечал, что эти отличия ярко проявляются и в области слов, передающих сами понятия учености, книжного дела и письма. Так, например, в «Повести временных лет» не употребляются характерные для старославянских памятников слова êúíèãú÷èè‚ êúíèæüíèêú – вместо них для передачи того же понятия используется слово ïèñüöü. Аналогичным образом, как установил в результате изучения «Повести» А.С. Львов, не связаны с христианской письменностью по своему употреблению и семантике и такие лексические элементы, как àçúáîóêû‚ ãðàìîòà, ëhòîïèñüöü, ëhòîïèñàíü~‚ õàðúòè"» и др. [ Львов 1975: 342 – 343 ]. Д.С. Лихачев считал источником проникновения письменности к восточным славянам античные колонии в Северном Причерноморье, с которыми наши предки в силу географического соседства издревле поддерживали культурные связи. Не стоит сбрасывать со счетов и вероятность усвоения письма – в форме «черт» и «резов» – от готтов в период общеславянского праязыкового единства ( не позднее первых веков нашей эры). Н.Д. Русинов, настаивающий, вслед за Л.П. Якубинским, именно на последнем источнике древнейшей славянской письменности аргументирует свою точку зрения тем, что «для передачи значений «писать» и «читать» все славяне употребляют слова праславянского происхождения без изменения их семантики» [ Лит. яз. 1986: 52 – 53; Русинов 1997: 20 ]. Скорее всего, источников, как и систем, письма в Древней Руси было несколько [ Истрин 1988: 132 – 134 ]. Археологические находки говорят о его использовании как в бытовых целях ( надпись на корчаге из Гнездовского кургана под Смоленском, относящаяся к первой половине Х века, и т.п. ), так и в государственном фискальном аппарате Древней Руси ( надписи на деревянных цилиндрах, которыми, по-видимому опечатывались мешки с собранной натуральной податью) [Медынцева 1984: 57]. Одним из важнейших свидетельств распространенности грамотности в широких, демократических слоях населения Древнерусского государства служат берестяные грамоты XI и последующих веков, состав которых начиная с 1951 года (времени обнаружения первых из них) непрерывно пополняется. Благодаря растущему потоку археологических находок в Новгороде, Пскове, Смоленске, Твери и других землях, принадлежавших Киевской Руси [ Жуковская 1959; Янин, Зализняк 2000 и др.], наша наука получила уже достаточное количество материалов, не только свидетельствующих о существовании письменности на Руси по меньшей мере в IX–X вв., но и позволяющих перейти к развернутому изучению дохристианских школ древнерусского письма [ Рождественская 1987 ; Котков 1991: 137; Медынцева 2000 и др. ]. Теперь, когда наличие письменности в дохристианской Руси больше не может серьезно оспариваться, данное обстоятельство должно быть причислено к факторам формирования древнерусского литературного языка на почве оригинальной восточнославянской языковой культуры в связи со становлением и укреплением Древнерусского государства – и вне прямой зависимости от официального принятия христианства и богослужения на старославянском языке. |
Похожие:
 |
История русского литературного языка Ковалевская, Е. Г. История русского литературного языка : учеб пособ для студ пед ин-тов / Е. Г. Ковалевская. – М. Просвещение, 1978.... |
 |
Материалы для подготовки к олимпиаде школьников История языка Генетические связи современного русского языка. Происхождение современного русского литературного языка. Графика |
|
Учебной дисциплины история и методология изучения и преподавания... Древней Руси и России в разнее исторические периоды, выработать системный подход к рассмотрению языковых явлений и активных процессов... |
|
Конспект урока русского языка в 11 классе. Тема урока: А. С. Пушкин... Цель урока: выявить определяющую роль А. С. Пушкина в создании русского литературного языка, показать, что русский язык является... |
|
Программа учебной дисциплины грамматика как аспект преподавания русского... «История и методология изучения русского языка как иностранного», «Актуальные проблемы изучения русского языка как иностранного».... |
|
Тезисы научно-исследовательской работы по теме: «Вклад Пушкина в... Научный Афанасьева В. Н. учительница русского языка и литературы бсош №1 |
|
Программа учебной дисциплины 19 век в истории русского языка и культуры... Дать филологу представления о взаимодействии культурно-исторических и лингвистических процессов, протекавших в момент формирования... |
|
Рассказывать, так, право, сказки! Билет 27. Значение басенного языка Крылова и языка комедии «Горе от ума» для развития русского литературного языка |
|
Уроках русского языка Урок русского языка в 7-м классе Мастер-класс по теме «Развитие творческих способностей учащихся на уроках русского языка» |
|
1. Границы понятия «современный русский язык». Русский литературный... Границы понятия «современный русский язык». Русский литературный язык как нормированная и кодифицированная форма существования русского... |