Рейфман Ирина Ритуализованная агрессия: Дуэль в русской культуре и литературе
|
Скачать 382.36 Kb.
|
| Рейфман Ирина Ритуализованная агрессия: Дуэль в русской культуре и литературе. Исследование профессора кафедры славянских языков и литератур Колумбийского университета Ирины Рейфман посвящено дуэли в русской культуре и литературе. Автор книги объясняет устойчивый престиж дуэли в русском культурном сознании ее способностью охранять автономию личности в государстве, где отсутствовали надежные гарантии личной неприкосновенности. Литературная традиция способствовала сохранению высокого статуса дуэли в XX веке, что позволило писа-телям советского периода использовать дуэльные нарративы как для регистрации пренебрежения к правам личности со стороны то-талитарного государства, так и для скрытого протеста против этого пренебрежения. ВВЕДЕНИЕ: Мифология русской дуэли и сложность сбора фактов В памяти русской культуры хранится привлекательный образ русского дуэлянта - благородного рыцаря и человека чести. Он элегантно бросает обидчику вызов в ответ на столь же элегантное оскорбление, на месте дуэли он ведет себя мужественно и великодушно, а по ее окончании проявляет стойкость перед лицом возможного наказания - если, конечно, остается в живых. Он не может жить обесчещенным и никогда не нарушает кодекса чести. Русские и по сей день гордятся этим образом. Восхищение дуэлянтами былых времен можно встретить и в серьезной литературе, и в бульварном чтиве. Более того, оно превалирует и в трудах признанных историков культуры: в биографии декабриста Михаила Лунина, написанной Натаном Эйдельманом, в работах Ю.М. Лотмана, посвященных русским дуэлям, в "романе в документах" Я.А. Гордина "Право на поединок" и в многочисленных статьях и книге А.В. Вострикова по семиотике русской дуэли1 . Как будто в подтверждение неустанного восхищения, которое русские испытывают к дуэлянтам минувших времен, в 1992 году был воздвигнут памятник на месте дуэли между декабристом Константином Черновым и адъютантом Александра I Владимиром Новосильцевым, в ходе которой соперники получили смертельные ранения. Надпись на памятнике гласит: "10 сентября 1825 года на этом месте состоялась дуэль члена Северного тайного общества К.П. Чернова с В.Д. Новосильцевым. Секундантом К.П. Чернова был К.Ф. Рылеев. Похороны К.П. Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную члeнами Северного тайного общества - декабристами"2 . Оставляя пока в стороне политическое значение, которое надпись приписывает этой дуэли, хочется обратить внимание на тот факт, что более чем через 165 лет после события, в год, когда Россия находилась на грани социального и экономического хаоса, нашлись люди, которым оно было настолько небезразлично, что они собрали и силы, и средства для того, чтобы увековечить поединок, который даже многим современникам казался бессмысленно жестоким. В глазах носителей русской культуры феномен дуэли давно перестал быть фактом исключительно дворянской жизни и приобрел статус героического поведения, типичного для русского национального характера вообще. Заключительный абзац книги С.Л. Абрамович о последней дуэли Пушкина демонстрирует, какую высокую моральную ценность приписывают русские дуэлям: "И вот уже полтора столетия Россия оглядывается на Пушкина, ибо он дал ей тот эталон художественности и нравственности, с которым теперь соизмеряются все достижения русской культуры. И самая жизнь поэта, и даже его смерть, превращаясь в национальную легенду, становятся в глазах потомков образцом высокой нравственной нормы, мерилом чести и человеческого достоинства"3 . Идеальный образ дуэлянта - безупречного офицера и дворянина, уверенного в себе, великодушного и безукоризненно честного, - относится по преимуществу к первой трети XIX века. Он соседствует в русской культурной памяти с образами дуэлянтов более поздней эпохи - циничного карьериста, перед угрозой дуэли без колебаний доносящего в полицию; и разночинца, хотя и образованного и преданного идеалам, но не обученного хорошим манерам и незнакомого с кодексом чести4 . Возникает, однако, вопрос: насколько справедлива такая "регрессивная" история русской дуэли? Более того, существовал ли когда-либо тот пресловутый идеальный дуэлянт? Был ли в действительности Золотой век русской дуэли - время, когда каждый дворянин был связан неписаным, но повсеместно чтимым кодексом чести? И если был, то насколько типичным было такое поведение? Можно пытаться искать ответа на этот вопрос в художественной литературе, современной дуэльной традиции: в конце концов, многие русские писатели не только описывали поединки, но и были носителями живой дуэльной традиции. Невозможно при этом не заметить большого количества "нерегулярных" литературных дуэлей - то есть дуэлей, которые, так или иначе, отклонялись от предполагаемой нормы дуэльного поведения. Персонажи-дуэлянты всех эпох, включая Золотой век русской дуэли, в подавляющем большинстве своем серьезно нарушают дуэльный кодекс, и подчас не столь уж безобидно. Онегин прибывает на место дуэли с опозданием и привозит с собой в качестве секунданта слугу вместо собрата-дворянина. Сильвио прерывает дуэль из каприза, а потом, много лет спустя, появляется в доме своего противника, требуя своего выстрела. Он не приводит с собой никаких секундантов и готов стрелять в присутствии женщины, жены противника. Печорин и Грушницкий оба играют не по правилам. Столь же далеки от совершенства и менее известные герои-дуэлянты. Главный герой повести Бестужева-Марлинского "Страшное гадание", которому пригрозили пощечиной, убивает на месте своего обидчика, не давая ему шанса защититься. В другой его повести, "Фрегат Надежда", второстепенный герой пытается убедить противника стреляться понарошку. Много позднее к подобному же соглашению приходят герои "Поединка" Куприна; более того, один из них затем нарушает заключенный договор и убивает противника. Безупречных же дуэлянтов сравнительно мало: Лучков и Кистер в "Бретере" Тургенева, Пьер Безухов и Долохов в "Войне и мире", фон Корен и Лаевский в чеховской "Дуэли"5 . Приверженца кодекса чести также может шокировать и высокий уровень физической агрессии во взаимоотношениях русских литературных дуэлянтов. Чаще всего дуэль провоцируется пощечиной. Примеров много - от "Выстрела" Пушкина до "Поединка" Куприна. Более того, нередко такая пощечина представляет собой не ритуальный жест, а сокрушительный удар, причиняющий настоящие физические повреждения. Хороший пример такой пощечины - мощный удар в лицо, нанесенный Ставрогину Шатовым. Сходным образом у Арцыбашева Санин разбивает в кровь лицо соблазнителя своей сестры, а у Куприна удар кулаком по лицу, нанесенный Николаевым Ромашову, приводит к рукопашной схватке, в ходе которой противники, катаясь по полу, "рвали, комкали и тискали друг друга" [Куприн, IV:192]. Оставляя в стороне очевидный нарративный интерес "нерегулярной" литературной дуэли, стоит задаться вопросом, насколько адекватно русская литература изображала современные ей дуэльные нравы. Отклонялись ли литературные дуэли, исполненные физической агрессии, от принятого в жизни поведения? А.В. Востриков полагает, что пренебрежение дуэльным кодексом в русской литературе отражало реальные эксперименты бретеров, наиболее рьяных дуэлянтов того времени, с принятыми нормами дуэльного поведения: "Итак, норма в русском понятии чести основывается не на законе, а традиции. Границы нормы подвижны, нарушение их неизбежно и необходимо для поддержания динамизма действующей структуры. Пограничье становится сферой особого поведенческого стереотипа - бретёрского"6 . Мой материал в целом согласуется с предположением А.В. Вострикова. Возникает, однако, вопрос о самой норме. Что было нормой дуэли в России? Чтобы приступить к ответу на этот вопрос, мы должны обратиться к истории русской дуэли. К сожалению, история русской дуэли не написана. В работах, упомянутых выше, предлагаются отдельные картинки из прошлого русской дуэли, а не исчерпывающие исторические отчеты. Хотя эти исследования богаты историческим материалом, ни одно из них не предлагает четкой исторической картины дуэли в России. По сути, эти работы даже и не ставят целью сбор и систематизацию исторических данных: их скорее интересует ритуал дуэли, ее семиотика и символика, то есть теория русской дуэли, а не ее практика. Единственная работа, ставящая своей целью проследить эволюцию русской дуэли, "Право на поединок" Я.А. Гордина, находится под обаянием мифа о Золотом веке русской дуэли и потому не может служить вполне надежным источником исторических сведений о ней. Впрочем, ни в одной из названных работ не анализируется и даже не регистрируется идеализация русскими дуэлянтов прошлого. Авторы как будто не замечают анахронического характера пристрастия русских к идее дуэли - и это неудивительно, поскольку зачастую они и сами его вполне разделяют. В результате исследователи русской дуэли не осознают, что часто исследуют плод коллективного воображения, а не исто-рические факты и что их работы фактически увековечивают идеа-лизированный образ русской дуэли в памяти культуры, придавая ему научную легитимность. Следует, однако, признать, что отсутствие исчерпывающего исторического исследования русской дуэли имеет и уважительные причины, как специфически русские, так и относящиеся к культурному феномену дуэли в целом. Проблемы возникают с самого начала: исследователю дуэли, как и любому историку, необходимо собрать достаточно полные и достоверные данные. Тут, однако, обнаруживается множество препятствий, превращающих поиск надежной информации в неблагодарный, а порой и тщетный труд. Как отмечает историк французской дуэли Ф. Биллакуа, полная картина все время ускользает: "Если и есть какая-либо статистика, то она, если можно так выразиться, импрессионистична"7 . Основная причина отсутствия надежных данных - особый юридический и культурный статус дуэли. Как средство урегулирования личных конфликтов дуэль чести никогда не имела юридического признания. Статус ее колебался между внеположенностью закону (как во Франции до официального запрета дуэли Генрихом IV в 1602 г.), полузаконностью (как в России после мая 1894 г., когда Александр III негласно разрешил дуэль в армии) и незаконностью (как было во всех странах, знавших дуэль, на протяжении боґльшей части ее истории). Однако даже в те периоды, когда дуэль была запрещена, антидуэльные законы редко применялись последовательно: в то время как некоторые дуэлянты преследовались, многие другие полностью избегали какого-либо наказания. Более того, осужденных часто прощали, сразу или по прохождении некоторого времени, или же наказывали нестрого. Такое избирательное и произвольное судопроизводство привело к тому, что архивные собрания судебных документов отражают историю дуэли тоже избирательно. В России дело дополнительно осложнялось отсутствием четкого разделения функций судебных властей: дуэли офицеров расследовались военными учреждениями, для штатских же эта процедура не была четко установлена. До 1787 года не существовало законов о дуэлях штатских лиц, а когда они появились, то во многом дублировали военные установления. Кроме того, штат-ские дуэлянты часто попадали под военное следствие и наказывались военными судами. Наконец, отсутствие в России четкого разграничения между судебной и административной властью существенно усиливало произвольный характер судебного преследования русских дуэлянтов, вследствие чего архивные данные оказались еще менее репрезентативными. Тем не менее угроза судебного преследования всегда существовала, и, поскольку невозможно было предсказать действия властей, письменное обсуждение конкретных дуэлей всегда было делом небезопасным - особенно в России, где на протяжении всей истории дуэли сохранялась возможность перлюстрации частной переписки властями. Беспокойство по этому поводу делало современников более осмотрительными, а их письменные свидетельства - менее надежными: стремясь защитить и выгородить дуэлянтов, они, обсуждая дуэли, нередко искажали факты. Зачастую трудно собрать достоверные сведения даже о самых знаменитых русских дуэлях, о таких, в которых участвовали видные люди своего времени и о которых упоминают многие современники - но упоминают уклончиво и вскользь. О других же, вероятно, не упоминают вовсе. В результате трудно даже приблизительно оценить число дуэлей, которые не были зафиксированы ни в каких документах своего времени. Пресса, если и сообщала о дуэлях, отдавала предпочтение сенсационным случаям. Однако и эти отрывочные сообщения не охватывают всей истории дуэли, поскольку независимая пресса появляется достаточно поздно и, таким образом, начинает регулярно сообщать о дуэлях только тогда, когда их число начинает сходить на нет. В русской прессе сколько-нибудь регулярные сообщения о дуэлях появляются только в последней трети XIX века. Период наибольшей распространенности дуэли в России (начало XIX в.), как и ее наименее документированный начальный период (XVIII в.), не охвачен прессой во-все. Более того, в течение значительных периодов времени (особенно при Николае I) даже само упоминание о дуэли в печати было запрещено. Русские газеты сообщили о дуэли Пушкина с Дантесом только через полтора месяца после его смерти, когда наконец было опубликовано официальное сообщение о депортации Дантеса за "убийство камер-юнкера Пушкина"8 . Жуковский опубликовал в "Современнике" свое знаменитое "Письмо Сергею Львовичу" без прямого упоминания причины смерти поэта. Причина смерти Лермонтова также долгое время не называлась в печати9 . Еще одним препятствием к сбору данных о дуэлях является то, что они часто вызывались конфликтами личного характера. Даже самые ревностные критики дуэли признавали, что если она и имеет смысл, то именно для разрешения конфликтов, которые затруднительно разбирать публично. Действительно, как только дуэль в Европе перестала быть публичной и ушла из-под контроля монарха, она стала частным делом двух индивидуумов. В этом качестве дуэль все чаще служила для разрешения споров, считавшихся неподходящими для суда или других форм публичного рассмотрения. Очевидный (но, разумеется, не единственный) пример тому - дуэль в защиту чести женщины. Частный и даже интимный характер такого конфликта вынуждал современников быть скрытными не только во время дуэли, но часто и в позднейших свидетельствах о ней. Вследствие перечисленных обстоятельств историк, изучающий дуэль, вынужден полагаться на то, что современники дуэлянтов пожелали оставить потомкам, а именно на неполную официальную документацию и на письменные свидетельства, которые о многом умалчивают, часто неточны и всегда предвзяты. Возникающая в результате картина является скорее моментальным снимком официальных и частных мнений о той или иной дуэли, чем историческим отчетом. Эта картина построена больше на суждениях, чем на фактах, и является скорее субъективной, чем объективной. Самое же главное - она неполна. Более того, вследствие глубоко символической природы дуэли в круг обсуждаемых в связи с дуэлями вопросов неизбежно входили и другие культурные темы. В России в сферу проблематики дуэли включилось несколько важных вопросов. Прежде всего дуэль отражала попытки русских определить для себя идею личности и личных прав10 . Она также отражала их недоверие к закону и судебной системе, особенно к их эффективности в защите личных прав индивидуума. Кроме того, в первой четверти XIX века дуэль приобрела отчетливый политический оттенок, став средством выражения оппозиционного отношения к режиму. Наконец, дуэли отразили и социальные конфликты - сначала внутридворянские, между приближенными к трону богатыми и могущественными фамилиями и свободомыслящим независимым средним дворянством; позднее - между двумя группами образованных русских, дворянством и разночинцами. Все эти контексты создают дополнительные трудности для составления истории дуэли. Итак, сложность поиска фактов, ненадежность источников и широкий спектр культурных проблем, осложняющих проблематику дуэли, заставляют сделать вывод о принципиальной невозможности статистически корректного и непротиворечивого исторического отчета о дуэли11 . Собрав сведения о множестве дуэлей за период с начала XVIII века по настоящее время, я не могу быть уверенной в полноте своих данных. Я также не могу предложить содержательной статистики или надежных разделений по категориям. Причины дуэлей, частота использования разных видов оружия, число смертельных исходов и ранений, преобладающие условия (расстояния, число выстрелов и т.д.) - на все эти вопросы моя книга не дает точного ответа. В этом смысле мой отчет о дуэльных поединках в России не является более полным, чем отчеты моих предшественников. Тем не менее я надеюсь, что мне удалось прийти к более трезвому взгляду на имеющиеся данные и предложить читателю картину, в большей степени приближенную к реальности. Мои данные позволяют предположить, что реальность ду-эль-ных поединков в России была менее привлекательной, чем обычно принято считать. Нередко соперники дуэлянты уклонялись от дуэлей, игнорировали оскорбления и намерен-но проговаривались о предстоящих стычках, надеясь таким об-разом избежать поединка. Это относится как к Золотому ве-ку русской дуэли, так и к позднейшим периодам. В биографиях офицеров Кавалергардского полка, изданных С.А. Пан-чулидзе-вым, можно найти множество примеров поведения, которое позволительно квалифицировать как бесчестное. Я приведу один пример, демонстрирующий, что такое поведение, хоть и вызывало недовольство товарищей, тем не менее не всегда бесповоротно осуждалось ими. Это - инцидент между П.В. Шереметевым, знакомым Пушкина, в то время офицером полка, и его безымянным сослуживцем. Панчулидзев сообщает: "П.В. Шереметев, например, не выносил ***; дурного от последнего он не видел, но всегда уверял, что не выносит его "противной морды"; и вечно при всяком удобном случае придирался, заводил ссоры и делал неприятности. Раз, после таких придирок со стороны Шереметева, он же вызвал *** на дуэль, который, не приняв вызова, сообщил об этом некоторым офицерам, а по-следние стали просить Бобоедова "уговорить Шереметева прекратить эту историю". Бобоедову удалось уговорить Шереметева. "Ну, так пусть же он просит у меня извинения в присутствии офицеров", - объявил Шереметев. *** решился извиниться, и все офицеры собрались в дежурной комнате". После того как соперник извинился, Шереметев продолжал осыпать его оскорблениями: "Шереметев слушал, развалившись на диване. "На, целуй мою руку", - произнес он, важно протягивая ее для поцелуя. *** ничего не ответил и оставил это без последствий. "Ну, разве не .....? - говаривал Шереметев Бобоедову. - Плюй ему в рожу, - он только оботрется"12. Несмотря на очевидную бесчестность поведения ***, биограф не упоминает, чтобы он подвергся какому-либо наказанию со стороны товарищей. В то же время, несмотря на порицание "горячего и вспыльчивого" нрава Шереметева, рассказ сохраняет их очевидное восхищение поведением забияки. Каждый из свидетелей инцидента, безусловно, понимает, что Шереметев - бретёр и следует бретёрскому типу поведения, стремясь спровоцировать дуэль с целью вынудить своего противника следовать кодексу чести. Приведенный пример, как мне кажется, показывает, что бретёрство было не "экспериментированием" с кодексом чести, как предполагает А.В. Востриков, а попыткой всерьез провести его в жизнь. Поведение бретера, таким образом, указывало на слабую позицию дуэли в России, на ее неполное приятие и на дефицит представлений о point d'honneur в русском коллективном сознании. Несмотря на проявленную настойчивость, старания Шереметева не увенчались успехом, как в конце концов потерпели неудачу и все совместные усилия, прилагавшиеся русскими бретерами для поддержания правильного, с их точки зрения, поведения дворянина в вопросах чести. Для изучающего дуэль чести в России из всех нарушений кодекса чести наиболее поразительным является терпимость русских к применению грубой физической силы. Источники постоянно описывают нанесение дворянами друг другу жестоких побоев, которые не только часто остаются неотомщенными, но и, по-видимому, не наносят особого бесчестья побитому. Иногда кажется, что дуэль в России так и не вытеснила полностью традицию жестоких драк, о которых часто и с удив-лением упоминают иностранцы в записках о России XVI и XVII веков. Вероятно даже, что русская дуэль до какой-то степени вобрала в себя эту "национальную традицию", так что кулачные бои и удары по лицу стали неофициальной, но неотъемлемой частью дуэльного ритуала. Парадоксальным образом, применение грубой физической силы в рамках русского дуэльного поведения не отменяет того факта, что дуэль в России появилась и укоренилась как средство защиты индивидуума от посягательств со стороны как другого индивидуума, так и государства. Важнейшей функцией дуэльного поединка в России была защита личной неприкосновенности дворянина в самом прямом и точном смысле слова: речь шла о праве не быть битым равными и старшими, а также не подлежать принудительному телесному наказанию в законном порядке. В свете вышесказанного и должны пониматься попытки русских бретеров привить соотечественникам представления о "правильной" дуэли чести: их основной целью было добиться уважения к личному пространству дворянина и его телесной неприкосновенности. Русская литература отражает эту озабоченность темой личной физической неприкосновенности. Поэтому, обращаясь к литературе, я буду уделять особое внимание произведениям, в которых идет речь об этом аспекте русского дуэльного поведения. Моя книга состоит из двух частей: обзора проблематики русской дуэли (главы 1-3) и литературного анализа (главы 4-6). Глава 1 - семиотический очерк о дуэльном поведении вообще и его русских особенностях. В этой главе я развиваю идеи своих предшественников, особенно Ю.М. Лотману и А.В. Вострикову, в чьих работах большое внимание уделяется семиотике дуэли. Мой вклад в обсуждение этой темы состоит в особом акценте на изменчивости дуэльного поведения, которое часто кажется столь жестким, и на открытости этого поведения для интерпретаций. Даже при наличии общепринятого кодекса дуэли значение дуэльного поведения всегда остается не вполне определенным - не только для нас, но и для современников описываемых событий. Эта особенность делает дуэль еще более трудным объектом исторического исследования, но она же делает ее удобной для различных символических заявлений - в том числе, что особенно важно для русского контекста, заявлений в поддержку личной независимости и физической неприкосновенности. В главе 2 предлагается обзор дуэльной традиции в России, начиная с медленного и неохотного усвоения дуэльного поведения в XVIII веке и заканчивая почти полным исчезновением дуэлей в ходе Первой мировой войны. Хорошо сознавая импрессионистический характер моего обзора, я не претендую на то, чтобы предложить всеобъемлющую историю дуэли в России. Моя задача состоит в том, чтобы установить временныґе рамки и контекст исследования и по возможности отмежеваться от предвзятых мнений и культурных предрассудков. В главе 3 в центре моего внимания - открытость грубой физической силе, которая была свойственна русской дуэли на протяжении более двухсот лет ее существования. Я пытаюсь показать, что в принятии физической агрессии как нормы дуэльного поведения парадоксальным образом выражалось стремление высших классов России обеспечить свою физическую неприкосновенность при отсутствии надежных юридических гарантий. Не будучи в состоянии обеспечить себе полную личную неприкосновенность, русские дуэлянты стремились подменить иерархическую, и поэтому унизительную, жестокость телесного наказания уравнительной жестокостью дуэли. При этом они сталкивались с традицией, терпимой к тому, что вышестоящие дают нижестоящим пинки и пощечины. Пытаясь разрушить эту традицию, русские дуэлянты приспосабливали ее к дуэльному обиходу. Включенные в ритуал дуэли и ставшие обоюдными, такие жесты наказания, как пощечина или удар палкой, теряли свою способность навязывать побитому иерархические отношения и становились средством установления равенства между соперниками. Популярность дуэли также отражала глубокую тревогу дворян по поводу власти государства над их телом - то есть возможности подвергать их телесному наказанию по суду или в административном порядке. Дуэль стала энергичным - хотя и в значительной степени символическим - протестом против нарушения государством физической неприкосновенности личности. Вторая половина моей книги посвящена анализу изображения дуэлей в литературе13 . В России художественная литература оставалась основной областью для обсуждения темы дуэли практически до конца XIX века. Литература рекомендовала русским дуэль, обучала их правилам дуэльного поведения, обсуждала ограниченность дуэли как средства разрешения конфликтов, порицала ее жестокость, размышляла о принудительном характере point d'honneur и о власти идеи чести над личностью. К концу XIX века литература начала сетовать на разложение "дуэльного сознания" и разрушение кодекса чести. Что важнее всего, своим неусыпным вниманием к теме дуэли литература способствовала созданию ее высокого статуса в русской культуре и интерпретации ее как эффективного средства защиты личного пространства индивидуума и его телесной неприкосновенности. Физическое насилие над личностью (сначала речь шла о дворянине, потом о любом образованном человеке, еще позже - о человеке вообще) и его политические, социальные и нравственные импликации всегда были центральной проблемой в русских литературных трактовках дуэли. Начиная с "Жития Федора Васильевича Ушакова" (1789) Радищева, пощечина или оплеуха является устойчивым мотивом в дуэльных сюжетах. Тема эта проникает даже в рациональный мир "новых людей" Чернышевского, несмотря на то что они отрицают дуэль в принципе и, будучи оскорбленными, прибегают к физическому насилию, не сдерживаемому дуэльными условностями. Тем не менее герои романа "Что делать?" озабочены мощной социальной символикой этого жеста: "Мы не признаем, что пощечина имеет в себе что-нибудь бесчестящее [говорит Кирсанов Лопухову], - это глупый предрассудок, вредный предрассудок, больше ничего. Но имеешь ли право теперь подвергать мужчину тому, чтобы он получил пощечину? ведь это было бы с твоей стороны низким злодейством, ведь ты отнял бы спокойствие жизни у человека. Понимаешь ли ты это, глупец? Понимаешь ли ты, что, если я люблю этого человека, а ты требуешь, чтоб я дал ему пощечину, которая, по-моему и по-твоему, вздор, пустяки, - понимаешь ли, что, если ты требуешь этого, я считаю тебя дураком и низким человеком, а если ты заставляешь меня сделать это, я убью тебя или себя, смотря по тому, чья жизнь менее нужна, - убью тебя или себя, а не сделаю этого? Понимаешь ли это, глупец? Я говорю о мужчине и пощечине, которая глупость, но которая пока отнимает спокойствие жизни у мужчины. <...> Слышишь, я говорю, что у тебя бесчестные мысли"14. При всей его невнятности, этот пассаж содержит все наиболее важные концепты, характерные для русского литературного дискурса о физическом насилии: бесчестье, пощечину, самоубийство и убийство. Особенно важно, что в приведенном фрагменте признается способность пощечины обесчестить. Сходным образом тургеневский Базаров, отрицая дуэль по теоретическим соображениям, не может стерпеть даже мысли о пощечине. Вот его размышления о вызове, полученном от Павла Кирсанова: "Экую мы комедию отломали! Ученые собаки так на задних лапах танцуют. А отказать было невозможно; ведь он меня, чего доброго, ударил бы, и тогда... (Базаров побледнел при одной этой мысли: вся его гордость так и поднялась на дыбы.) Тогда пришлось бы задушить его как котенка" [Тургенев, VIII: 349]. Несмотря на свое очевидное презрение к кодексу чести, он готов убить за удар по лицу. Повышенное внимание русской литературы к физическому насилию в контексте дуэльного поведения делает необходимым уделить этой теме особое внимание в главах книги, посвященных литературе. После краткого обзора появления дуэльной темы в русской литературе XVIII - начала XIX века (глава 4) я сосредоточусь на авторах, для которых тема физической неприкосновенности особенно важна: это Бестужев-Марлинский (глава 5) и Достоевский (глава 6). Бестужев не только создал русский дуэльный дискурс, но в своих Ливонских повестях впервые закрепил за дуэлью функцию защиты личного пространства и телесной неприкосновенности. Его сочинения повлияли на всех писателей, писавших о дуэли после него. Достоевский в особенности развил многие идеи, впервые вы-сказанные Бестужевым. Центральной для него оказалась мысль о способности дуэли охранять неприкосновенность человека. В развитии этой идеи Достоевский пошел дальше Бестужева: и в своих художественных произведениях, и в публицистике он неоднократно высказывал мысль, что человек, не умеющий постоять за свою телесную неприкосновенность, подозрителен в нравственном отношении. Гоголевский Пирогов был для Достоевского примером такого человека. Идеалом же благородного поведения, эффективно предотвращающего посягательства на личную неприкосновенность, являлись для него дуэлянты декабристского поколения. В заключительной главе я прослеживаю развитие дуэльной темы в литературе конца XIX и XX веков, обращая особое внимание на исключительную важность наследия Достоевского для писателей этого времени. В своей трактовке дуэли непосредственные преемники Достоевского - Лесков, Куприн, Арцыбашев - не могли игнорировать тем, поставленных Достоевским в центр дуэльного дискурса. Особенно это относится к теме физической неприкосновенности и необходимости ее защиты. Преемники Достоевского, даже споря с ним, продолжали огля-дываться на него. Наследие Достоевского оказалось еще более важным для писателей послереволюционного времени. Идеалистически утверждая право личности на физическую неприкосновенность и указывая на аморальность отказа от этого права, Достоевский дал критерий оценки нравственной деградации общества. Отстаиваемая им позиция позволила сохранять идеал целостности человеческого тела в эпоху, враждебную не только идеям физической неприкосновенности и личного пространства, но и самому понятию личности. Достоевский приписал дуэлянтам начала XIX века некое идеальное благородное поведение. Этот идеал, при всем его утопическом характере, помог русским сохранять чувство собственного достоинства в условиях, при которых любой несимволический протест в защиту личности был просто невозможен. При советском режиме почитание памяти дуэлянтов прошлого, как исторических фигур, так и литературных героев, стало средством сохранения чести нации. Русские писатели XX века, подводя итоги сделанному их предшественниками, видели физическую жестокость не только как нравственный вопрос, но и как топос дуэльного дискурса. Так, в 1930-е годы Даниил Хармс населяет свои сценки персонажами, которые раздают друг другу пощечины, топчут друг друга ногами и даже, в лучших традициях Достоевского, откусывают друг другу уши. Несмотря на то что в этих сценках автор не упоминает дуэли прямо, он наполняет их косвенными отсылками к дуэльному дискурсу в литературе XIX ве-ка. Контекст этих отсылок настолько не вяжется с идеей о дуэли чести, что, если не бояться анахронизма, можно было бы говорить о деконструкции дуэльного дискурса у Хармса. В более близкий к нам период к такой деконструкции прибегает Вячеслав Пьецух в рассказе "Я и дуэлянты". Хорошо понимая металитературный характер своего произведения, Пьецух не только привлекает внимание читателей к литературной традиции, но также дает понять, что само написание произведения о дуэли автоматически присваивает ему статус русского писателя. Русская литература, таким образом, сохранила тему дуэли не только как средство обсуждения вопросов физической неприкосновенности и нравственной высоты, но и как ин-струмент литературной игры. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Русская дуэль. Феномен русской дуэли Дуэль Онегина и Ленского в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (1823-1831 гг.) |
|
Агрессия Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. — Спб: Питер, 2001. — 352 с: ил. — (Серия «Мастера психологии») |
|
Тематическое планирование уроков литературы в 11-м классе Сведения о русской и европейской литературе, о месте русской литературы в мировой культуре |
|
Исследовательская работа по литературе на тему: «Образ Демона в русской художественной культуре» Введение 2 |
|
Проекта Приобщение детей к народной культуре посредством ознакомления с русскими народными сказками, занимающими достойное место в русской... |
|
Дуэль и смерть А. С. Пушкина Дуэль – дворянский способ решить спор, смыть оскорбление, восстановить честь собственную и близких. Это поединок из-за достоинства... |
 |
1. романтизм в русской литературе 1800-1840-х годов: этапы, проблема типологии, положение жанров Романтизм широкое идейное и художественное направление в русской культуре, охватившее все виды искусства и гуманитарную науку в конце... |
|
Мбдоу «Детский сад №3 «Колосок» с. Красное» Занятие по ознакомлению с окружающим Цель: Создание условий для приобщения детей к народной культуре посредством ознакомления с русскими народными сказками, занимающими... |
|
Зачет по литературе в 10-а классе (февраль 2013-2014 уч год) Основные темы и проблемы русской литературы 19-го века Классицизм, сентиментализм, романтизм. Зарождение реализма в русской литературе... |
|
В русской литературе XX-XXI веков Учебная программа факультативных занятий по русской литературе общеобразовательных учреждений с белорусским и русским языками обучения... |