Специфика и периодизация древнерусской литературы. Наука о древней русской литературе на современном этапе
|
Скачать 1.98 Mb.
|
7. Тематическое богатство и художественное своеобразие од Г.Р. Державина. Именно в творчестве Державина лирика обрела, наконец, свободу от посторонних социально-нравственных заданий и стала самоцельной. Как считал сам Державин, его собственная настоящая поэтическая деятельность началась с 1779 г., когда он окончательно отказался от попыток подражания своим поэтическим кумирам. В 1805 г., создавая автобиографическую записку и называя себя в ней в третьем лице, Державин так определил смысл происшедшего в его позиции перелома: «Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но, хотев парить, не мог выдержать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь» [2]. Властитель — тоже человек!!!!!!!!!!!!!!!!! Контрастность словесно-тематическая и контрастность выразительных средств — приемов антитезы и анафоры. Сближение категорий исторического события и обстоятельств частной жизни. Все эти свойства становящейся индивидуальной поэтической манеры Державина как в фокусе собрались в его оде «Фелица», посвященной Екатерине II. С публикации этой оды в 1783 г. для Державина начинается литературная слава, для русской похвальной оды — новая жизнь лирического жанра, а для русской поэзии — новая эпоха ее развития. В формальном отношении Державин в «Фелице» строжайше соблюдает канон ломоносовской торжественной оды: четырехстопный ямб, десятистишная строфа с рифмовкой аБаБВВгДДг. Но эта строгая форма торжественной оды в данном случае является необходимой сферой контрастности, на фоне которой отчетливее проступает абсолютная новизна содержательного и стилевого планов. Державин обратился к Екатерине II не прямо, а косвенно — через ее литературную личность, воспользовавшись для оды сюжетом сказки, которую Екатерина написала для своего маленького внука Александра. Действующие лица аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре» — дочь киргиз-кайсацкого хана Фелица (от латинского felix — счастливый) и молодой царевич Хлор заняты поиском розы без шипов (аллегория добродетели), которую они и обретают, после многих препятствий и преодоления искушений, на вершине высокой горы, символизирующей духовное самосовершенствование. Это опосредованное обращение к императрице через ее художественный текст дало Державину возможность избежать протокольно-одического, возвышенного тона обращения к высочайшей особе. Подхватив сюжет сказки Екатерины и слегка усугубив восточный колорит, свойственный этому сюжету, Державин написал свою оду от имени «некоторого татарского мурзы», обыграв предание о происхождении своего рода от татарского мурзы Багрима. В первой публикации ода «Фелица» называлась так: «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка». Уже в названии оды личности автора уделено ничуть не меньше внимания, чем личности адресата. И в самом тексте оды отчетливо прорисованы два плана: план автора и план героя, связанные между собою сюжетным мотивом поиска «розы без шипов» — добродетели, который Державин почерпнул из «Сказки о царевиче Хлоре». «Слабый», «развратный», «раб прихотей» мурза, от имени которого написана ода, обращается к добродетельной «богоподобной царевне» с просьбой о помощи в поисках «розы без шипов» — и это естественно задает в тексте оды две интонации: апологию в адрес Фелицы и обличение в адрес мурзы. Таким образом, торжественная ода Державина соединяет в себе этические установки старших жанров — сатиры и оды, некогда абсолютно контрастных и изолированных, а в «Фелице» соединившихся в единую картину мира. Само по себе это соединение буквально взрывает изнутри каноны устоявшегося ораторского жанра оды и классицистические представления о жанровой иерархии поэзии и чистоте жанра. Но те операции, которые Державин проделывает с эстетическими установками сатиры и оды, еще более смелы и радикальны. Естественно было бы ожидать, что апологетический образ добродетели и обличаемый образ порока, совмещенные в едином одо-сатирическом жанре, будут последовательно выдержаны в традиционно свойственной им типологии художественной образности: абстрактно-понятийному воплощению добродетели должен был бы противостоять бытовой образ порока. Однако этого не происходит в «Фелице» Державина, и оба образа с точки зрения эстетической являют собой одинаковый синтез идеологизирующих и бытописательных мотивов. Но если бытовой образ порока в принципе мог быть подвержен некоторой идеологизации в своем обобщенном, понятийном изводе, то бытового образа добродетели, да еще и венценосной, русская литература до Державина принципиально не допускала. В оде «Фелица» современников, привыкших к абстрактно-понятийным конструкциям одических обликов идеального монарха, потрясла именно бытовая конкретность и достоверность облика Екатерины II в ее повседневных занятиях и привычках, перечисляя которые Державин удачно использовал мотив распорядка дня, восходящий к сатире II Кантемира «Филарет и «Евгений»: Мурзам твоим не подражая, Почасту ходишь ты пешком, И пища самая простая Бывает за твоим столом; Не дорожа твоим покоем, Читаешь, пишешь пред налоем И всем из твоего пера Блаженство смертным проливаешь: Подобно в карты не играешь, Как я, от утра до утра (41). И точно так же, как бытописательная картинка не до конца выдержана в одной типологии художественной образности («блаженство смертных», вклинивающееся в ряд конкретно-бытовых деталей, хотя Державин и здесь тоже точен, имея в виду знаменитый законодательный акт Екатерины: «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового уложения»), идеологизированный образ добродетели тоже оказывается разрежен конкретно-вещной метафорой: Тебе единой лишь пристойно. Царевна! свет из тьмы творить; Деля Хаос на сферы стройно, Союзом целость их крепить; Из разногласия — согласье И из страстей свирепых счастье Ты можешь только созидать. Так кормщик, через понт плывущий, Ловя под парус ветр ревущий, Умеет судном управлять (43). В этой строфе нет ни одной словесной темы, которая генетически не восходила бы к поэтике торжественной оды Ломоносова: свет и тьма, хаос и стройные сферы, союз и целость, страсти и счастье, понт и плаванье — все это знакомый читателю XVIII в. набор абстрактных понятий, формирующих идеологический образ мудрой власти в торжественной оде. Но вот «кормщик, через понт плывущий», умело управляющий судном, при всем аллегорическом смысле этого образа-символа государственной мудрости, несравненно более пластичен и конкретен, чем «Как в понт пловца способный ветр» или «Летит корма меж водных недр» [7] в оде Ломоносова 1747 г. Индивидуализированному и конкретному персональному облику добродетели противостоит в оде «Фелица» обобщенный собирательный образ порока, но противостоит только этически: как эстетическая сущность, образ порока абсолютно тождествен образу добродетели, поскольку он является таким же синтезом одической и сатирической типологии образности, развернутым в том же самом сюжетном мотиве распорядка дня: А я, проспавши до полудни, Курю табак и кофе пью; Преобращая в праздник будни, Кружу в химерах мысль мою: То плен от персов похищаю, То стрелы к туркам обращаю; То, возмечтав, что я султан, Вселенну устрашаю взглядом; То вдруг, прельщался нарядом, Скачу к портному по кафтан (41). Таков, Фелица, я развратен! Но на меня весь свет похож. Кто сколько мудростью ни знатен, Но всякий человек есть ложь. Не ходим света мы путями, Бежим разврата за мечтами, Между лентяем и брюзгой, Между тщеславьем и пороком Нашел кто разве ненароком Путь добродетели прямой (43). Единственное, в чем заключается эстетическая разница образов Фелицы-добродетели и мурзы-порока — это их соотнесенность с конкретными личностями державинских современников. В этом смысле Фелица-Екатерина является, по авторскому намерению, точным портретом, а мурза — маска автора оды, лирический субъект текста — собирательным, но конкретным до такой степени образом, что до сих пор его конкретность вводит исследователей творчества Державина в соблазн усмотреть в чертах этой маски сходство с лицом самого поэта, хотя сам Державин оставил недвусмысленные и точные указания на то, что прототипами для этого собирательного образа вельможи-царедворца ему послужили Потемкин, А. Орлов, П. И. Панин, С. К. Нарышкин с их характерными свойствами и бытовыми пристрастиями — «прихотливым нравом», «охотой до скачки лошадей», «упражнениями в нарядах», страстью ко «всякому молодечеству русскому» (кулачному бою, псовой охоте, роговой музыке). Создавая образ мурзы, Державин имел в виду и «вообще старинные обычаи и забавы русские» (308). Думается, в интерпретации лирического субъекта оды «Фелица» — образа порочного «мурзы» — наиболее близок к истине И. З. Серман, увидевший в его речи от первого лица «такой же смысл и такое же значение», какое имеет «речь от первого лица в сатирической журналистике эпохи — в «Трутне» или «Живописце» Новикова. И Державин, и Новиков применяют допущение, обычное для литературы Просвещения, заставляя своих разоблачаемых и высмеиваемых ими персонажей самих говорить о себе со всей возможной откровенностью» [8]. И здесь нельзя не заметить двух вещей: во-первых, того, что прием саморазоблачительной характеристики порока в его прямой речи генетически восходит прямо к жанровой модели сатиры Кантемира, а во-вторых, того, что, создавая свой собирательный образ мурзы в качестве лирического субъекта оды «Фелица» и заставляя его говорить «за весь свет, за все дворянское общество» [9], Державин, в сущности, воспользовался ломоносовским одическим приемом конструкции образа автора. В торжественной оде Ломоносова личное авторское местоимение «я» было не более чем формой выражения общего мнения, и образ автора был функционален лишь постольку, поскольку был способен воплощать собою голос нации в целом — то есть носил собирательный характер. Таким образом, в «Фелице» Державина ода и сатира, перекрещиваясь своими этическими жанрообразующими установками и эстетическими признаками типологии художественной образности, сливаются в один жанр, который, строго говоря, уже нельзя назвать ни сатирой, ни одой. И то, что «Фелица» Державина продолжает традиционно именоваться «одой», следует отнести за счет одических ассоциаций темы. Вообще же это — лирическое стихотворение, окончательно расставшееся с ораторской природой высокой торжественной оды и лишь частично пользующееся некоторыми способами сатирического миромоделирования. Пожалуй, именно это — становление синтетического поэтического жанра, относящегося к области чистой лирики — следует признать основным итогом творчества Державина 1779—1783 гг. И в совокупности его поэтических текстов этого периода очевидно обнаруживается процесс перестройки русской лирической поэзии в русле тех же самых закономерностей, которые мы уже имели случай наблюдать в публицистической прозе, беллетристике, стихотворном эпосе и комедиографии 1760—1780-х гг. За исключением драматургии — принципиально безавторского во внешних формах выражениях рода словесного творчества — во всех этих отраслях русской изящной словесности результатом скрещивания высокого и низкого мирообразов была активизация форм выражения авторского, личностного начала. И державинская поэзия не была в этом смысле исключением. Именно формы выражения личностного авторского начала через категорию лирического героя и поэта как образного единства, сплавляющего всю совокупность отдельных поэтических текстов в единое эстетическое целое, являются тем фактором, который обусловливает принципиальное новаторство Державина-поэта относительно предшествующей ему национальной поэтической традиции. 8. Проблематика и художественное совершенство комедии «Горе от ума» А. С. Грибоедова. И. А. Гончаров о Чацком (статья «Мильон терзаний»). Белорусские страницы биографии А.С. Грибоедова. Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» была написана после Отеч-ой войны 1812 года, в период подъема духовной жизни России. В комедии поставлены злободневные общественные вопросы того времени: о государственной службе, крепостном праве, просвещении, воспитании, о рабском подражании дворян всему иностранному и презрении ко всему национальному, народному. Идейный смысл - в противопоставлении двух общ-ных сил, жизненных укладов, мировоззрений: старого, крепостнического, и нового. Конфликт комедии — конфликт между Чацким и фамусовским обществом, между «веком нынешним и веком минувшим». Что же собой представляют враждующие стороны? Общество в комедии получило название фамусовского по фамилии Павла Афанасьевича Фамусова. Он типичный представитель своего общества, обладает всеми достоинствами, ценящимися в нем: богатством, связями; он является примером для подражания. Фамусов — чиновник, но к своей службе относится лишь как к источнику дохода. Его не интересуют смысл и результаты труда — только чины. Идеалом этого человека является Максим Петрович, который «пред всеми знал почет», «на золоте едал», «езжал-то вечно цугом». Фамусов, как и все общество, восхищается его умением «сгибаться в перегиб», «когда же надо подслужиться», так как именно эта способность помогает в Москве «дойти до степеней известных». Фамусов и его общество (Хлестовы, Тугоуховские, Молчалины, Скалозубы) представляют собой «век минувший». Чацкий, напротив, представитель «века нынешнего». Это выразитель передовых идей своего времени. В его монологах прослеж-ся политическая программа: он разоблачает крепостничество и его порождения: бесчел-сть, лицемерие, тупую военщину, невежество, лжепатриотизм. Он дает беспощадн. хар-ку фамусовскому обществу, клеймит «прошедшего житья подлейшие черты». Монолог Чацкого «А судьи кто?..» рожден его протестом против «Отечества отцов», так как не видит в них образца, которому следует подражать. Он осуждает их за консерватизм: Сужденья черпают из забытых газет Времен Очаковских и покоренья Крыма... за страсть к богатству и роскоши, добываемым «грабительством», ограждая себя от ответственности круговой порукой и подкупом: Да и кому в Москве не зажимали рты Обеды, ужины и танцы? Крепостников-помещиков он называет «знатными негодяями» за бесчеловечное отношение к крепостным. Один из них, «тот Нестор негодяев знатных» променял своих верных слуг, которые «и жизнь и честь его не раз спасали», на три борзые собаки; другой негодяй «на крепостной балет согнал на многих фурах от матерей, отцов отторженных детей», которые затем были все «распроданы поодиночке». В фамусовском обществе внешняя форма как показатель карьерных успехов важнее просвещения, бескорыстного служения делу, наукам и искусствам: Мундир! один мундир! он в прежнем их быту Когда-то укрывал, расшитый и красивый, Их слабодушие, рассудка нищету... Все блага и привилегии, которыми пользуется фамусовское общество, достигаются холопством, раболепием перед вышестоящими и хамской спесью перед нижестоящими. Это наносит огромный нравственный урон обществу, лишая людей чувства собственного достоинства. В комедии Фамусов и Чацкий противопоставлены друг другу: с одной стороны, серые, ограниченные, заурядные, Фамусов и люди его круга, а с другой — талантливый, образованный, интеллектуальный Чацкий. Дерзкий ум Чацкого сразу настораживает привыкшее к спокойствию московское общество. Диалоги Фамусова и Чацкого — это борьба, и она начинается с первых же минут встречи Фамусова и Чацкого. Чацкий резко осуждает принятую в Москве систему воспитания дворянской молодежи: В России под великим штрафом, Нам каждого признать велят Историком и географом. А Фамусов высказывает мысль: Ученье — вот чума, ученость — вот причина… Отношение Фамусова и Чацкого к службе тоже противоположно. Чацкий основной целью видит служение делу. Он не приемлет «прислуживание старшим», угождение начальству: Служить бы рад, прислуживаться тошно. Для Фамусова же служба — дело легкое: А у меня что дело, что не дело, Обычай мой такой: Подписано, так с плеч долой. Противоречиями во взглядах м/у «веком нынешним» и «веком минувшим» пронизана вся комедия. И чем больше общ-ся Ч. с Ф. и его окружением, тем большая разделяет их пропасть. Ч. резко отзывается об этом обществе, которое, в свою очередь, называет его «вольтерьянцем», «якобинцем», «карбонарием». Чацкий вынужден отречься даже от любви к Софье, понимая, что она его не любит и не видит в нем идеала, оставаясь представительницей «века минувшего». Каждое новое лицо в комедии пополняет фамусовское общество, а значит — становится в оппозицию Чацкому. Он пугает их своими рассуждениями и идеалами. Именно страх заставляет общество признать его сумасшедшим. И это было лучшим средством борьбы с вольномыслием. Но перед тем как навсегда уйти, Чацкий в гневе говорит фамусовскому обществу: Из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день пробыть успеет, Подышит воздухом одним, И в нем рассудок уцелеет... Кто же Ч. — победитель или побежденный? И. А. Гончаров в статье «Мильон терзаний» говорит: «Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей. Он вечный обличитель лжи...» Драма Чацкого в том, что он видит трагизм в судьбе общества, но повлиять ни на что не может. А. С. Грибоедов поднял в своей комедии важные вопросы эпохи: вопрос о крепостном праве, о борьбе с крепостнической реакцией, о деятельности тайных политических обществ, о просвещении, о русской национальной культуре, о роли разума и прогрессивных идей в общественной жизни, о долге и достоинстве человека. Белорусские страницы в биографии Грибоедова. Становление Гр. как драматурга происходило на белорусской земле. В 1813-15 он служил в Бресте в штабе генерала Кологривова. По делам службы был в Орше, Слониме, Борисове, Минске. Первые гриб-ские произв-ия, появившиеся в печати, написаны в Бресте. В основе публикаций – события на бел-ой земле в годы Отеч-ой в-ны 1812. Они сод-т важные познавательные мат-лы по истории края, есть стихи, посвящённые бел. природе. В водевиле « Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом» (1823) отражены некоторые наблюдения за укладом белорусских мелкопоместных дворян (воспоминания о гусарской молодости на белорусской земле), Во время пребывания в Бресте оформились гражданские идеалы и эстетические вкусы Грибоедова. Возможно, что в основе страстного протеста Чацкого против угнетения крестьян лежат переживания самого Гр. о тяж. положении бел. мужика. Встреча в Бресте с Александром Шаховским пробудила интерес к сценическому искусству. Здесь же он впервые пробуется в жанрах, развитых в дальнейшем – публицистические статьи, стихи, комедии. В Брест-Литовском Гр. нашёл верных друзей на всю жизнь (Бегичев – перевёл «Горе» на дел.яз.). Прототип Репетилова – брестский сослуживец Гр. |
Похожие:
 |
Экзаменационные вопросы по древнерусской литературе. Периодизация... Этапы развития древнерусской литературы тесно связаны с этапами развития древнерусской народности и государства. С учетом своеобразия... |
|
Аннотация к рабочей программе по Литературе Программа построена так, что в ней последовательно даются этапы развития литературы: «Устное народное творчество», «Из древнерусской... |
|
Рабочая программа Значение русской литературы для духовного развития современного общества. Русская литература как часть мировой литературы. Периодизация... |
|
Фгбоу впо «Орловский государственный университет» утверждаю проректор по научной работе Основные особенности русской литературы XIX века. Современная постановка вопроса о национальном своеобразии, мировом значении русской... |
|
Вопросы для подготовки к вступительному испытанию по литературе Самобытный характер древнерусской литературы. Богатство и разнообразие жанров. “Слово о полку Игореве”. История открытия “Слова о... |
|
Литература др. Руси ставила своей целью создание духовного идеала... Границы и периодизация древнерусской литературы. Характеристика её основных этапов |
 |
Зачет по литературе в 10-а классе (февраль 2013-2014 уч год) Основные темы и проблемы русской литературы 19-го века Классицизм, сентиментализм, романтизм. Зарождение реализма в русской литературе... |
|
Какие темы привлекали внимание авторов древнерусской литературы? Основные жанры древнерусской литературы; особенности жанров жития и воинской повести |
|
«Особенности употребления концепта Любовь в английской паремиологии» На современном этапе развития языкознания современная лингвистическая наука все большее внимание уделяет сопоставительному изучению... |
|
Занятие №3 Становление классицизма русской литературе 30-50-х годов... Занятие №3 Становление классицизма русской литературе 30-50-х годов XVIII века. Специфика художественно-эстетической системы |