Актуальные вопросы германистики
|
Скачать 3.11 Mb.
|
|
Литература 1. Кураев, А. Церковь и молодежь: неизбежен ли конфликт? [Текст] / А.Кураев. – СПб: Издательский дом «Русский остров», 2006. – 442 с. – С. 283. 2. Лапшина, М.Н. Семантическая эволюция английского слова (изучение лексики в когнитивном аспекте) [Текст] / М.Н. Лапшина. – СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1998. – 160 с. – С. 100. 3. The Oxford English Dictionary // Ed. by Simpson J.A., Weiner E.S. – Oxford: Clarendon Press, 1989. ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ В.В. Некоз г. Ишим, Российская Федерация Интерес к интертекстуальным связям, а также к интертекстуальности как к лингвистическому явлению, возник в конце 60-х годов XX века в рамках литературоведческого постструктурализма и постмодернизма (Р.Барт, Ю.Кристева, М.Риффатер, Ж.Деррида). В настоящее время теория интертекстуальности получила широкое развитие в других сферах культуры: в сфере рекламы, в дискурсе СМИ, в кинематографе, в современных анекдотах, в разговорной речи. Расширение предмета исследования в теории интертекстуальности связано с формированием лингвокогнитивного подхода в языкознании и понятием прецедентности, которое получило научное обоснование в теории прецедентных феноменов Д.Б. Гудкова, И.В. Захаренко, В.В. Красных, Д.В. Багаевой (1997). Под прецедентными феноменами понимают особую группу вербальных и вербализуемых феноменов, которые известны любому среднему представителю того или иного лингвокультурного сообщества и входят в когнитивную базу этого сообщества [2, с. 148]. Среди прецедентных феноменов (ПФ) выделяют прецедентный текст (ПТ), прецедентную ситуацию (ПС), прецедентное имя (ПИ) и прецедентное высказывание (ПВ). ПФ разделяются на собственно вербальные (ПИ, ПВ) и вербализуемые, т.е. поддающиеся вербализации (ПТ, ПС). Апелляция к прецедентному тексту и прецедентной ситуации происходит через прецедентное имя и прецедентное высказывание. Мы рассмотрим понятие, структуру, семантику и функционирование прецедентного высказывания в речи. ПВ интересно тем, что в формальном аспекте является феноменом «собственно-лингвистической природы», обязательно неоднократно воспроизводится в речи, в чем проявляется его специфика и отличие от других прецедентных феноменов, которые могут быть потенциально частотными [3, с. 100]. ПВ также обладают своеобразной структурой и имеют функциональные особенности. Имеется ряд проблем, возникающих при изучении прецедентных высказываний. Одна из таких проблем связана с планом выражения ПВ. Так, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров к «языковым афоризмам», которые, в определенной степени, сходны с прецедентными высказываниями, относят: 1) пословицы и поговорки; 2) крылатые слова; 3) призывы, девизы, лозунги; 4) общественно-научные формулы и естественно-научные формулировки [1, с. 100]. В определенном смысле с ПВ соотносятся и рассматриваемые А.Е. Супруном «текстовые реминисценции». Ученый выделяет следующие типы «реминисценций»: 1) цитаты (от целых фрагментов до отдельных словосочетаний); 2) «крылатые слова»; 3) отдельные определенным образом окрашенные слова, включая индивидуальные фразеологизмы; 4) имена персонажей; 5) прямые или косвенные напоминания о ситуации [4, с.17]. При рассмотрении формы ПВ мы придерживаемся точки зрения авторов теории прецедентных феноменов, согласно которой ПВ может быть представлено: 1) всем текстом-источником (например, небольшие детские стишки); 2) собственно языковой единицей (словосочетанием, предложением, «фразой»), построенной по законам языка, но получившей статус прецедентного феномена; 3) паремией (пословицей, поговоркой) [3, с.100; с. 68]. Еще одной важной проблемой, связанной с прецедентным высказыванием, является проблема разграничения ПВ и собственно фразеологизмов. По мнению Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова различие между языковыми афоризмами и фразеологизмами в том, что: 1) первые имеют синтаксическую форму фразы, а вторые – синтаксическую форму словосочетания; 2) фразеологизмы выступают как знаки понятий и поэтому, они содержательно эквивалентны словам; афоризмы – это знаки ситуаций или отношений между вещами, семантически эквивалентные предложениям [1, с. 92]. Мы принимаем точку зрения авторов теории прецедентных феноменов, которые разграничивают ПВ от собственно фразеологизмов на основании критерия «наличие/отсутствие прецедентности». Фразеологизмы: 1) не связаны с каким-либо ПФ (текстом, ситуацией), хотя имеют конкретный денотат; 2) могут быть заменены словом. Прецедентные феномены: 1) не связаны со словом (имеют синтаксическую самостоятельность); 2) связаны с ПТ и /или ПС; 3) являются единицами дискурса, а не единицами языка. Приведем определение прецедентного высказывания. Под ПВ понимается «репродуцируемый продукт речемыслительной деятельности, законченная и самодостаточная единица, которая может быть, или не быть предикативной, сложный знак, сумма значения которого не равна его смыслу; в КБ входит само ПВ как таковое. ПВ неоднократно воспроизводится в речи языковых носителей» [2, с.107]. К числу ПВ принадлежат цитаты из текстов различного характера, под которыми понимаются: 1) собственно цитаты в традиционном понимании (как фрагмент текста); 2) название произведения; 3) полное воспроизведение текста, представленного одним или несколькими высказываниями. ПВ может рассматриваться в системном и функциональном аспектах. С точки зрения системного аспекта, структура ПВ включает следующие уровни значений: 1) поверхностное значение, равное сумме значений компонентов высказывания; 2) глубинное значение, которое не равно простой сумме значений компонентов высказывания, но представляет собой семантический результат сочетания компонентов ПВ, формирующих его лексико-грамматическую структуру; 3) системный смысл, представляющий собой «сумму» глубинного значения и знания прецедентного феномена (текста, ситуации) и связанных с ним коннотаций. Смысл может присутствовать в системе: (а) имплицитно и проявляется лишь в функционировании в виде коннотаций; (б) эксплицитно, т.е. имеет важнейшее значение в формировании функционального смысла высказывания [3, с.101]. Замечено, что вышеприведенные уровни значений ПВ имеются не у всех ПВ. Соответственно выделяются несколько групп ПВ: (1) группа ПВ, имеющих только поверхностное значение; (2) группа ПВ, не имеющих поверхностного значения; (3) группа ПВ, обладающих поверхностным и глубинным значением, которая включает несколько подгрупп: (3.1) подгруппа ПВ, которую, в основном, составляют автономные ПВ, т.е. утратившие тесную связь с текстом-источником; (3.2) подгруппа ПВ, полное понимание функции смысла которых возможно при актуализации системного смысла высказывания [3, с.101 - 106]. Уровневая структура ПВ проявляется в функционировании данных единиц. В этом случае мы имеем дело с функциональным смыслом, подразумевая «кто, когда и где использует прецедентное высказывание, что, зачем и почему хочет сказать автор текста, содержащего данное высказывание. Функциональный смысл состоит из системных значений и имеет первоочередное значение для удачного протекания акта коммуникации» [3, с.102]. Гудков Д.Б. также рассматривает ПВ в «трансформационном аспекте», т.е. в аспекте возможности ПВ быть подвергнутым определенным трансформациям. При этом затрагивается и содержание ПВ. Выделяются следующие типы ПВ: 1) «канонические»; они выступают как строгая цитата, не подвергающаяся изменениям; 2) трансформированные ПВ; они подвергаются определенным изменениям, которые таковы, что ПВ легко опознаются и восстанавливаются. Используются следующие типы трансформаций: 1. «Замещение» - вместо «канонического» слова» вставляется другое слово, совпадающее с первым по своим морфологическим характеристикам, ритмической структуре и синтаксической позиции; 2. «Усечение» - «усеченным» могут быть все ПВ или только какой-либо из компонентов; 3. «Контаминация» - соединение двух или нескольких ПВ в одно; 4. «Добавление» - к исходному ПВ добавляются несколько новых компонентов, на которые падает основная смысловая нагрузка [2, с. 209 - 210]. Принимая во внимание системный и функциональный аспекты, уровни значения высказывания и структурно-семантические трансформации, попытаемся проследить актуализацию ПВ в художественном тексте. В качестве материала исследования нами взяты рассказы – новеллы О.Генри. Источниками ПВ в рассказах О.Генри, как показало наше исследование, являются: цитаты из художественных произведений, изречения исторических лиц, Библия, мифология, сказки, песни, названия детских игр. В ходе исследования было выявлено, что ПВ используются автором внутри текстов и в заголовках. Рассмотрим некоторые ПВ, встречающиеся внутри текстов. Анализ проводится от формы к значению. В текстах встретились «канонические» и трансформированные ПВ. 1. «Канонические» ПВ представлены а) в форме словосочетаний: названия художественных произведений - “Little Dorrit”; названия популярных песен – “Yankee Doodle”; библейских названий – “the Land of Nod”; названий детских игр “King William”; «фраз» из сказок – “a slave of the lamp”; изречений авторов художественных произведений- “the Law of the Jungle” (R. Kipling); б) в форме предложений: цитата из художественного произведения – “Love may feed on itself” (W. Shakespeare). Проанализируем случай употребления «канонического» ПВ. В рассказе ‘Girl’ описывается эпизод – разговор героев, якобы соперничающих друг с другом за право на «руку» девушки по имени Вивьен (Vivienne). Приведем пример. “Townsend, …, came up the stairs three at a time. He stopped at sight of Hartley and looked foolish. ‘Go back’, said Hartley firmly, pointing downstairs with his forefinger. ‘Hullo, feigning surprise!’ said Townsend. ‘What’s up? What are you doing here, old man?’ ‘Go back’, repeated Hartley inflexibly. ‘The Law of the Jungle? Do you want the Pack to tear you to pieces? The kill is mine” [5, p. 658]. «Канонические» прецедентные высказывания ‘The Law of the Jungle’ и ‘The kill is mine’ представлены словосочетанием и предложением. С точки зрения системного аспекта, ПВ входят в группу ПВ, обладающих поверхностным и глубинным значением. Поверхностное значение – ‘указание на то, что в джунглях есть свой закон’. Однако за поверхностным значением стоит глубинное значение – ‘в джунглях выживает сильнейший’. Системный смысл складывается из глубинного значения, знания прецедентного феномена и связанных с ним коннотаций. В нашем случае системный смысл выражен имплицитно, хотя имеются контекстуальные «подсказки» - ‘Do you want the Pack to tear you to pieces?’ и ‘The kill is mine’. ПВ ‘The Law of the Jungle?’ и ‘The kill is mine’восходят к прецедентной ситуации, за которой стоит прецедентный текст - ‘The Jungle Book’ Р. Киплинга. Функциональный смысл может быть понят только при соположении реальной ситуации, в которой используется ПВ с прецедентным текстом, или прецедентной ситуацией, т.е. при актуализации системного смысла высказывания. По закону джунглей тот, кто первым обнаруживает «добычу», тому она и достается (‘The kill is mine’), иначе он сам станет жертвой стаи (‘Do you want the Pack to tear you to pieces?’). Реальная ситуация показывает, что мистер Хартли приходит к Вивьен первым, поэтому он так недоброжелательно относится к своему «сопернику» мистеру Таунсенду. Однако, как показывет широкий контекст, Вивьен нужна мистеру Хартли не в качестве жены, а в качестве кухарки, а мистер Таунсенд приходит в дом Вивьен для того, чтобы встретиться с сантехником. Таким образом, путем соположения реальной ситуации с прецедентной, автор достигает комического эффекта. 2. Трансформированные ПВ представлены разными собственно-языковыми единицами: словосочетанием (A Knight of the Round Table), предложением (Oh, East is East, and West is San Francisco), «фразой» (Talk about coals to Newcastle!), фрагментом из художественного произведения. ПВ также могут быть представлены пословицами (misery certainly does enjoy the society of accomplices). Втекстах используются следующие типы трансформаций: 1) «замещение» (‘make a laughing hyena of himself’ из ‘make a laughing stock of oneself’); 2) «усечение» (‘The Pied Piper’ из ‘the Pied Piper of Hamelin’); 3) «контаминация» (‘as plain as egg on the chin of an O’Grady on a Friday’ из ‘as plain as the day’ + ‘sure as eggs is eggs’); 4) «добавление» и «замещение» (‘the World is a stage, and, Man, its Audience Who Persists in Throwing Bouquets Thereupon’ из ‘all the world is a stage and all the men and women merely players’). В ходе исследования нами также были выявлены ПВ, трансформации которых, по всей видимости, не зафиксированы исследователями. Одну из них можно было бы назвать трансформацией «перестановки» (термин заимствован из теории перевода). Например, ‘We are short, and Art is long’ из ‘Art is long, Life is short’). В данном ПВ также использована трансформация «замещение». Был обнаружен ряд трансформаций лексико-грамматического характера (a regular Paradise lost). Проведем анализ трансформированного ПВ. В рассказе ‘The Duplicity of Hargraves’ описывается эпизод - герой рассказа мистер Харгрейв (актер), иногда посещает другого персонажа, майора Тэлбота, аристократа-южанина, испытывающего ностальгию по временам до Гражданской войны США между Севером и Югом, и часто застает его за приготовлением напитка, называемого ‘julep’ (an American drink in which alcohol and sugar are mixed and poured over ice, and mint is added [7, p. 600]). Приведем пример. “It occurred to me,” the major would begin – he was always ceremonious – “that perhaps you might have found your duties at the – at your place of occupation – sufficiently arduous to enable you Mr. Hargraves, appreciate what the poet might well have had in his mind when he wrote, ‘tired Nature’s sweet restorer,’ – one of our Southern Juleps [6, p, 256]. В приведенном примере используется ПВ ‘tired Nature’s sweet restorer,’в трансформированном виде - применена трансформация «усечение». Данное ПВ восходит к фрагменту из известной поэмы Эдуарда Янга ‘Tir’d Nature’s sweet restorer, balmy sleep!’ Системный аспект выражен поверхностным и глубинным значением. Поверхностное значение – ‘указание на то, что «что-то» придает силы природе’. Но, за поверхностным значением стоит глубинное значение – ‘то, что восстанавливает силы’, которое является частью системного смысла. Необходимо знать данное ПВ, потому что его незнание «может привести к непониманию коннотаций, с ним связанных и обусловленных тем прецедентным феноменом, который за ним стоит» [3, с. 104-105]. Функциональный смысл формально раскрывается при помощи трансформации «замещение». Автор, замещая ‘balmy sleep’ словосочетанием ‘one of our Southern juleps’, создает комический эффект – у поэта силы природе возвращает сон (‘balmy sleep’), в реальной ситуации, описываемой в рассказе, - алкогольный напиток (julep). Некоторые заголовки рассказов содержат «канонические» и трансформированные прецедентные высказывания. Немногочисленные «канонические» ПВ представлены словосочетанием (“The Guilty Party”). Трансформированные ПВ представлены словосочетанием и пословицами (‘The Last of the Troubadours’ из ‘The Last of the Mohicans’) – трансформация «замещение»; (‘Proof of the Pudding’ из ‘The Proof of the Pudding is in the Eating’) – трансформация «усечение»; (‘A Madison Square Arabian Night’ из ‘The Arabian Nights’) – трансформация «дополнение». В заключение можно сделать следующие выводы: 1) в своих рассказах О.Генри использует довольно многочисленные прецедентные высказывания; 2) ПВ представлены внутри текстов и в некоторых заголовках; 3)ПВ выступают в форме словосочетаний, предложений, «фраз», паремии; 4) ПВ могут рассматриваться в системном и функциональном аспектах: в системном аспекте ПВ имеют уровневую систему значений; в функциональном аспекте важно уметь определить функциональный смысл; 5) в рассказах неоднократно используются ПВ, обладающие поверхностным и глубинным значениями; для понимания системного и функционального смыслов необходимо знание прецедентной ситуации и прецедентного текста; 6) автор использует «канонические» и трансформированные ПВ - последние образуются при помощи разных трансформаций «замещение», «усечение», «контаминация», «дополнение», «перестановка», лексико-грамматические замены; 6) иногда ПВ образуются при помощи ряда трансформаций; 7) неоднократно прецедентные высказывания используются автором для создания комического эффекта. Литертаура 1. Верещагин, Е.М. Язык и культура [Текст] / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М., 1980. 2. Гудков, Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации [Текст] / Д.Б. Гудков. – М., 2001. 3. Красных, В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология [Текст] / В.В. Красных. - М., 2003. 4. Супрун, А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление [Текст] / А.Е. Супрун // Вопросы языкознания. – 1995. - №6. 5. O Henry 100 Selected Stories [Текст] / O Henry. – Wordsworth Editions Limited, 1995. 6. O. Henry Selected Stories [Текст] / O. Henry – Progress Publishers Moscow 1977. 7. Longman Dictionary of Contemporary English - Longman 1978. ИМЯ КАК СРЕДСТВО ХРАНЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ИНФОРМАЦИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ШВЕДСКОГО ЯЗЫКА) У.П. Природина г. Москва, Российская Федерация Имя служит не только средством именования людей, но и содержит информацию об историческом и культурном развитии общества, в котором протекают различные социальные процессы. Р. Oттербьёрк [Svenska förnamn 1973], Б. аф Клинтберг [Namnen i Almanackan: fakta om kulturhistoria om svenska förnamn 2005], подробно описывая хронологию становления имени собственного в шведской культуре, фактически определяют социальную базу имени. Б. аф Клинтберг отмечает, что древнейшие свидетельства об именах собственных в Швеции имеются в составе некоторых топонимов и в рунических надписях. В качестве примеров первых, содержащих древние имена, можно привести следующие: Gislaved (Гиславед) и Gisle (Гисле), Sibbarp (Сиббарп), Sibbe (Сиббе) – краткая форма имени Sigbjörn (Сигбьёрн). В рунических надписях, датируемых в большинстве своем 850–1100 гг., встречается более 3000 мужских и женских имен. Многие из них уже вышли из употребления, но весьма значительная часть дошла в неизменном виде до наших дней, например: Erik (Эрик), Ingrid (Ингрид), Sigrid (Сигрид) или Siri (Сири), Sten (Стен) и Tora (Тора) [av Klintberg В. 2005: 13]. Изначально Р. Oттербьёрк [Otterbjörk R. 1973: 7], а впоследствии Б. аф Клинтберг [av Klintberg В. 2005: 13], И. Валленстин [Wallensteen I. 2008: 15] указывают на то, что отражение культа языческих богов мы видим в большом количестве сложных имен, первым компонентом которых являются слова As- (Ас-): Asta (Аста), Astrid (Астрид); Gud- (Гуд-): Gudmar (Гудмар), Gudmund (Гудмунд), Gudrun (Гудрун); Ing- (Инг-): Ingeborg (Ингеборг), Ingegerd (Ингегерд), Ingemar (Ингемар) и Ingvar (Ингвар); Ragn- (Рагн-): Ragna (Рагна), Ragnar (Рагнар), Ragnhild (Рагнхильд), Ragnvald (Рагнвальд); Tor- (Тор-): Torbjörn (Торбьёрн), Torborg (Торборг), Torgny (Торгни) и Torsten (Торстен) и Ås- (Ос-). И. Валленстин уточняет, что элементы As- /Ås- в антропонимах восходят к шведскому ‘as’ или ‘asagud’ – ас, скандинавский бог; компонент Ragn– соотносится с глаголом regera (‘править, управлять’) и может быть понят как «сила богов» (gudamakter). Имена с первым компонентом Ing- особенно часто встречаются в восточной части Свеаланда (Средней Швеции) и связаны с богом плодородия Фреем. В «Саге об Инглингах» (гл. X) Фрейр, вероятно, предстает под своим полным именем: здесь он назван Ингви–Фрейром (Yngvi–Freyr) и объявлен родоначальником шведско-норвежской королевской династии Инглингов («потомков Инга») [av Klintberg В. 2005: 13]. В произведении Снорри Стурлусона «Круг земной» у Фрея было еще одно имя – Yngvi (Ингви). Сохранились древнеанглийские стихи, в которых также фигурирует Инг [Ellis Davidson H.R. Scandinavian Mythology. L., 1969: 79; av Klintberg В. 2005: 13]. В данном контексте необходимо отметить наименование ингевонов у Тацита: надо полагать, что Инг(ви) (др. – сканд. Yngvi = др.–англ. Ing) считался эпонимическим предком этого германского племени. Б. аф Клинтберг отмечает, что в рунах XI–XII вв. встречаются также ранние формы первых христианских имен, таких как Johannes (Йоханнес), Andreas (Андреас) и Kristina (Кристина). Вероятно, в период укрепления позиций христианства, культ святых оказал сильное влияние на целый пласт скандинавских имен. Имена святых, которые раньше доходили в греческом или латинском написании, например: Nikolaus (Николаус), Stefanus (Стефанус), Katarina (Катарина), Helena (Хелена), Margareta (Маргарета), Petrus (Петрус) и Laurentius (Лаурентиус), – со временем ассимилировались и в шведском языке приобрели формы Niklas (Никлас) или Nils (Нильс), Staffan (Стаффан), Karin (Карин), Elin (Элин), Margit (Маргит), Per (Пер) и Lars (Ларс). Канонизированные короли в средневековой Скандинавии были особо чтимы: Olav (Улав) в Норвегии, Erik (Эрик) в Швеции и Knut (Кнут) в Дании. Церкви, где находились их мощи, стали местами паломничества, а имена получили широкое распространение. В XV веке, наряду с традиционным мужским именем Jon (Йон), в Швеции одним из самых распространенных было также Olof (Улоф). С Запада в Скандинавию пришло изначально кельтское христианское имя Brigida (Бригида), которое впоследствии, под влиянием культа den heliga Birgitta (Святой Биргитты) из Вадстены, получило различные формы бытования. Одно из женских имен – Eva (Эва) – вряд ли когда–либо встречалось в средневековой Швеции. Раньше девочек не хотели называть в честь библейской прародительницы человеческого рода, поскольку она ослушалась Бога и сорвала в Райском саду запретный плод. По совершенно обратной причине имя Maria (Мария) употреблялось в Средние века крайне редко. Культ Божьей матери (Guds Moder), которую в церквях изображали с короной на голове и младенцем Иисусом на коленях, делал это имя «слишком святым» для того, чтобы дать его обычной земной женщине. То же самое относилось и к имени Joses (Иисус). В XVI веке происходит резкая перемена, и имя Мария вскоре становится одним из самых распространенных женских имен, каким является и в настоящее время. В связи с эпохой Реформации и закреплением лютеранства в XVI веке имена святых перестали занимать особое положение в языке. Ветхий Завет начал играть важную роль в жизни крестьян, исповедовавших лютеранство; вошли в употребление некоторые упоминавшиеся в нем имена: Abraham (Абрахам), Sara (Сара) и Isak (Исак). В северной части Норрланда (Северной Швеции) они бытовали довольно долго. Языковое влияние иного характера исходило из княжеских дворов в эпоху Ренессанса. Снова вошли в употребление имена античных императоров и вождей. Первыми, кто попытался ввести в Швеции новую моду на имена, были сыновья Густава Васы Эрик XIV и Юхан III. По распоряжению первого из них, трех его дочерей окрестили Lucretia (Лукреция), Virginia (Виргиния) и Constantia (Констанция), а у второго было два внебрачных сына, названных Julius (Юлиус) и Augustus (Августус). Даже полководец Понтус Делагарди (Pontus De la Gardie), француз по происхождению, сделавший карьеру в Швеции во время правления Юхана III, носил имя, предвещающее возрождение древнеримской культуры. Благодаря ему мужское имя Понтус сохранилось в Швеции и по сей день, в то время как в остальных европейских странах оно перестало существовать. Путь, проделанный именем Понтус, характерен, возможно, и для некоторых других шведских антропонимов: возникая в шведском языке благодаря какому-нибудь дворянину–иностранцу, оно передавалось по наследству к его потомкам. Вместе с тем имя часто переходило в другие знатные династии при заключении браков. Однако распространение подобных имен среди других общественных классов началось не ранее второй половины XIX века. Это касается, например, таких имен, как Robert (Роберт) и Patrik (Патрик), которые были введены шотландскими дворянскими семьями, а также имени Stellan (Стеллан): оно пришло в шведский язык благодаря немецкому роду Мёрнер (Mörner). К. Нюман, изучая историю шведских антропонимов, пришла к выводу, что немецкое влияние было значительным начиная с XIII века. С этого же времени вошли в активное употребление такие имена, как Henrik (Хенрик), Vilhelm (Вильгельм) и Sivert (Сиверт) [Nyman C. 2009: 9]. И. Валленстин, Р. Oттербьёрк подчеркивают, что расширение международных контактов в эпоху великодержавия (1611–1718) способствовало активному употреблению немецких антропонимов. Начиная с этого времени, в Швеции появляются следующие мужские имена: Adolf (Адольф), Fredrik (Фредрик), Ludvig (Людвиг), Otto (Отто), а также женские – Amalia (Амалия), Emma (Эмма), Ida (Ида) и Matilda (Матильда). Р. Oттербьёрк отмечает, что в период Тридцатилетней войны и некоторое время спустя имена в шведский язык проникали из нижненемецкого языка; он впоследствии был вытеснен верхненемецким языком, имена в нем значительно отличаются от соответствующих шведских форм в звуковом и графическом плане. Так, имя Vilhelm (Вильгельм) стали употреблять вместо Velam (Велам), Rudolf (Рудольф) заменил Rolf (Рольф), Bernhard (Бернхард), Eberhard (Эберхард), Gerhard (Герхард) начали использоваться вместо Ber(e)nt (Бер(е)нт), Evert (Эверт), Gert (Герт) соответственно [Otterbjörk R. 1973: 24]. Первоначально Р. Oттербьёрк [Otterbjörk R. 1973: 25, 27], а впоследствии Б. аф Клинтберг [av Klintberg В. 2005: 15], О. Даун [van Luik C. 2009: 79,80], К. Нюман [Nyman C. 2009: 9,10] указывают, что в XVIII веке антропонимические модные веяния диктовались, в основном, Францией. Так, Б. аф Клинтберг пишет, что в высших и зажиточных средних слоях общества при обращении друг к другу стали употребляться французские формы имен: например, женщина могла быть крещена под именем Йоханна, но в кругу друзей ее называли Jeanette (Жаннетт). Неофициальные французские антропонимические образования вскоре приобрели статус официальных, даруемых человеку при крещении. Возникшая в XVII веке традиция давать детям двойные имена достигла своего пика в XVIII столетии. Зачастую это были женские имена французского происхождения. Такие двойные имена, как Anne Charlotte (Анна Шарлотта), Beate Sophie (Беата Софи) и Marie Louise (Мари Лиуза) переживали в то время свой расцвет. Они сохранили свою популярность вплоть до 1930–50–х гг., но в несколько иной орфографии (между частями имени ставился дефис) [av Klintberg В. 2005: 15]. Примеры мы находим у О. Даун: Ann–Marie (Анн–Мари), Ulla–Maj (Улла–Май), Sven–Olof (Свен–Улоф), Lars–Olof (Ларс–Улоф), Nils–Arvid (Нильс–Арвид). Многие женские имена меняли свой графический облик в угоду французской традиции: Charlottа (Шарлотта) превратилась в Charlott (Шарлотт), а Sofia (София) могла стать Sophie (Софи) [Nyman C. 2009: 10]. Имена Charlotte (Шарлотта), Louise (Луиза), Marianne (Марианна), Jean (Жан), Pierre (Пер), Eugen (Эжен), – взяло на вооружение духовенство, затем городская буржуазия, вслед за ними жители развитых провинциальных областей, а также ремесленники, торговцы, солдаты. Крестьяне выбирали подобные антропонимы в качестве крестильных, желая с помощью модного имени избавиться от «печати нищеты» [van Luik C. 2009: 79]. Б. аф Клинтберг, Р. Oттербьёрк констатируют, что главенство французской традиции продержалось до начала XIX века, когда на смену стилю рококо пришел романтизм. Произведение шотландца Джона Макферсона «Песни Оссиана», которое было провозглашено «народным эпосом» (несмотря на то, что в его создании по большей части участвовал сам Макферсон), ввело в Швецию XIX века моду на такие имена, как Oskar (Оскар) и Selma (Сельма). Причиной популярности первого имени стало то, что по предложению Наполеона, Карл XIV Юхан дал при крещении имя Оскар своему старшему сыну. В Скандинавии романтизм выражался в почитании эпохи викингов, брутальность которых контрастировала с изящной культурой французских королевских дворов XVIII века. Вследствие возрождения языкового наследия эпохи викингов, важную роль стало играть творчество скандинавских писателей. Начиная с XIX века, в обиход вошло немало английских имен: причиной тому были иммиграционные процессы и переводы английских книг на шведский язык. Упоминая о первом факторе, Р. Oттербьёрк отмечает, что речь идет, в основном, об именах из шотландских родов, таких как: Hamilton (Хэмильтон), Murray (Мюррей), Sinclair (Синклейр). Благодаря им шведский именник пополнился следующими антропонимами: Gilbert (Гилберт), Hugo (Хюго), Malkolm (Малькольм), Patrik (Патрик). Второй фактор обусловил употребление таких имен, как William (Уильям), Oskar (Оскар), Benny (Бенни), Fanny (Фэнни) и Annie (Энни) [Nyman C. 2009: 10]. Исследователь пишет, что особой популярностью стали пользоваться имена, оканчивающиеся на -y и -ie: Billy (Билли), Kitty (Китти), Lilly (Лилли), Molly (Молли), Peggy (Пегги), Teddy (Тедди), Tommy (Томми), Eddie (Эдди), Maggie (Магги) [Otterbjörk R. 1973: 27]. В XX веке, англосаксонские, главным образом, американские имена массово стали проникать в Швецию вместе с еженедельной прессой, фильмами, радио- и телепередачами, интернетом. В моду вошли следующие имена: Bill (Билл), Kenneth (Кеннет), Roger (Роджер), Ronny (Ронни) и Sonny (Сонни); Ella (Элла), Jane (Джейн), Jessica (Джессика), Nancy (Нэнси) и Violet (Вайолет). В XX веке иммиграционные процессы продолжили пополнять систему личных имен Швеции. В 1939–1940 г.г. по причине Второй мировой войны в страну эвакуировали большое количество детей из Финляндии, что способствовало появлению таких имен, как Aili (Аили), Eila (Эила), Hilja (Хилья), Jussi (Юсси). Второй приток иммигрантов из Финляндии пришелся на период 1960–1970 г.г., а вместе с ними в шведском языке появились Aulikki (Ауликки), Kari (Кари), Roine (Ройне). Эва Брюлла, отмечает, что, начиная с конца 1970–x годов, количество иммигрантов резко увеличилось. Швеция становится мультикультурным обществом, в котором помимо шведского языка, встречается около 200 других языков [Brylla E. 2004: 9]. В подтверждение этих слов, Э. Брюлла приводит примеры имен из арабского языка Ali (Али), Mohamed (Мухамед), Fatima (Фатима), сербского – Dragan (Драган), польского – Jadwiga (Ядвига), хорватского – Zoran (Зоран). Нельзя не согласиться с исследователем в том, что этот факт оказывает влияние на шведскую культуру в языковой ее части, а именно: на состав имен и их употребление. Данный процесс активно продолжается и в начале XXI века. В заключение мы пришли к следующим выводам: 1. Основными «эпохами» имен в шведской культуре можно считать имена периода Средневековья (medeltida namn) (1060–1521), Нового времени (nyare tidens namn), в рамках которой особо выделяются имена Реформации (reformatioinen) (1521–1611) и эпохи великодержавия (stormaktstiden) (1611–1718). Имя в истории шведской культуры прошло этапы барокко (namnbarock), классицизма (namnklassism), романтизма (namnromantism), совпадающие с общепринятой периодизацией в европейской культуре. 2. Различные социальные процессы всегда оснащены культурными атрибутами: ценностями, знаниями, нормами, символами; наглядным примером последних является имя. Литература
|
Похожие:
 |
Актуальные вопросы германистики Ответственность за аутентичность и точность цитат, имен, названий, иных сведений, а также за соблюдение законов об интеллектуальной... |
|
Акмеология Актуальные вопросы ветеринарной биологии Перечень, сообщить об этом по e-mail:, указав название журнала и базу цитирования |
 |
Актуальные вопросы формирования имиджа туристской дестинации Федеральные и региональные проблемы развития внутреннего и въездного туризма в России |
|
Акмеология Актуальные вопросы ветеринарной биологии Перечень российских рецензируемых научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты |
|
Форма участия Республиканская научно-практическая конференция «Проблемы преподавания русского языка и литературы в полиэтническом регионе. Актуальные... |
|
Акмеология Актуальные вопросы ветеринарной биологии Перечень российских рецензируемых научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты |
|
Ооо «лит» группы компаний «Скайград», 141090, г. Юбилейный Московской... Организация производства рзм при комплексной переработке фосфогипса. Актуальные вопросы |
|
Заявка участника конференции «Актуальные вопросы физиотерапии и курортологии» Фамилия: … Крымское республиканское учреждение «Научно-исследовательский институт физических методов лечения и медицинской климатологии имени... |
|
В средней школе А 43 Актуальные вопросы теории и методики обучения математике в средней школе [Текст]: сборник научных статей. Вып. – Киров: Изд-во... |
|
Актуальные проблемы литературоведения Дисциплина «Актуальные проблемы литературоведения» относится к блоку М. 1 Общенаучного цикла (Базовая часть) дисциплин учебного плана... |