Муки и радости
|
Скачать 11.14 Mb.
|
2Мастерская представляла собой обширное, с высоким потолком, помещение. В нем остро пахло красками и толченым углем. Посредине стоял грубый дощатый стол, укрепленный на козлах, вокруг него сидело на скамейках с полдесятка молодых учеников с сонными лицами. В углу, около входа, какой-то подмастерье растирал краски в ступе, а вдоль стен были свалены картоны, оставшиеся от написанных фресок: «Тайной Вечери» в церкви Оньисанти и «Призвания Первых Апостолов» в Сикстинской капелле в Риме. В дальнем, самом уютном, углу сидел на деревянном возвышении мужчина лет сорока; в отличие от всей мастерской его широкий стол был в идеальном порядке — карандаши, кисти, альбомы лежали на нем один к одному, ножницы и другие инструменты висели на крючках, а позади, на полках вдоль стены, виднелись аккуратно расставленные тома украшенных рисунками рукописных книг. Граначчи подошел к возвышению и встал перед учителем. — Синьор Гирландайо, это Микеланджело, о котором я вам рассказывал. Микеланджело почувствовал, что на него устремлен взгляд тех самых глаз, о которых говорили, что они видели и запоминали в одно мгновение гораздо больше, чем глаза любого другого художника в Италии. Мальчик тоже поднял свой взгляд: его глаза вонзились в Гирландайо, это были не глаза, а пара карандашей с серебряными остриями: они уже рисовали на воображаемом листе и лозу сидящего на помосте художника, и его васильковый кафтан, и красный плащ, наброшенный на плечи для защиты от мартовской стужи, и красный берет, и нервное, капризное лицо с полными пурпурными губами, и глубокие впадины на щеках, и сильные выступы скул под глазами, и пышные, разделенные прямым пробором черные волосы, спадающие до плеч, и длинные гибкие пальцы его правой руки, прижатой к горлу. Микеланджело припомнил слова Гирландайо, которые, как передавал Граначчи, он произнес несколько дней назад: «Прискорбно, что теперь, когда я начал постигать суть своего искусства, мне не дают покрыть фресками весь пояс городских стен Флоренции!» — Кто твой отец? — спросил Гирландайо. — Лодовико ди Лионардо Буонарроти Симони. — Слыхал такого. Сколько тебе лет? — Тринадцать. — Мои ученики начинают в десять. Что ты делал последние три года? — Тратил понапрасну время в школе у Франческо да Урбино, зубря латынь и греческий. Углы темно-красных, как вино, губ Гирландайо дернулись — это означало, что ответ мальчика ему понравился. — Умеешь ты рисовать? — Я умею учиться. Граначчи, горя желанием прийти на помощь другу, но не смея признаться, что он таскал потихоньку у Гирландайо гравюры и давал их перерисовывать Микеланджело, сказал: — У него прекрасная рука. Он изрисовал все стены отцовского дома в Сеттиньяно. Там есть такой сатир… — А, мастер по стенным росписям, — усмехнулся Гирландайо. — Соперник для меня на склоне лет. Все чувства Микеланджело были в таком напряжении, что он принял слова Гирландайо всерьез. — Я никогда не пробовал писать красками. Это не мое призвание. Гирландайо что-то хотел сказать в ответ, но тут же поперхнулся. — Я тебя мало знаю, но если говорить о скромности, то ты наделен ею в должной мере. Значит, ты не хочешь быть моим соперником не потому, что у тебя нет таланта, а потому, что равнодушен к краскам? Микеланджело скорее почувствовал, чем услышал, как укоризненно вздохнул за его спиной Граначчи. — Вы не так меня поняли. — Ты говоришь, что тебе тринадцать лет, а посмотреть — так ты очень мал. Для тяжелой работы в мастерской ты выглядишь слишком хрупким. — Чтобы рисовать, больших мускулов не требуется. И тут Микеланджело понял, что его поддразнивают, а он отвечает совсем невпопад и к тому же повысил голос. Все ученики, повернув головы, уже прислушивались к разговору. Через минуту Гирландайо смягчился: у него, по сути, было отзывчивое сердце. — Ну, прекрасно. Предположим, ты для меня делаешь рисунок. Что бы ты нарисовал? Микеланджело оглядел мастерскую, пожирая ее взглядом, как деревенские парни на осеннем празднике вина пожирают виноград, засовывая его в рот целыми гроздьями. — Могу нарисовать вот хоть вашу мастерскую! Гирландайо пренебрежительно рассмеялся, словно бы найдя выход из неловкого положения. — Граначчи, подай Буонарроти бумагу и угольный карандаш. А теперь, если вы ничего не имеете против, я снова примусь за свою работу. Микеланджело сел на скамейку около двери, откуда мастерская была видна лучше всего, и приготовился рисовать. Граначчи не отходил от него ни на шаг. — Зачем ты выбрал такую трудную тему? Не спеши, рисуй как можно медленней. Может, он и забудет о тебе… Глаза и рука, трудясь, помогали друг другу, они выхватывали из просторного помещения мастерской и заносили на бумагу самое существенное: длинный дощатый стол посредине с сидящими по обе его стороны учениками, помост, на помосте возле окна Гирландайо, склоненного за работой. Только теперь, впервые с той минуты, как Микеланджело переступил порог мастерской, он начал дышать ровно и спокойно. Вдруг он почувствовал, что кто-то подошел и встал у него за спиной. — Я еще не кончил, — сказал он. — Хватит, больше не надо. — Гирландайо взял листок и минуту разглядывал его. — Не иначе как ты уже у кого-то учился. Не у Росселли? Микеланджело знал, что Гирландайо давно питает неприязнь к Росселли, своему единственному во Флоренции сопернику: у того тоже была художественная мастерская. Семь лет назад Гирландайо, Боттичелли и Росселли по приглашению папы Сикста Четвертого ездили в Рим расписывать стены только что отстроенной Сикстинской капеллы. Росселли добился расположения паны, угодив ему тем, что применял самую кричащую красную, самый яркий ультрамарин, золотил каждое облачко, каждую драпировку и деревцо, — и таким путем завоевал столь желанную им денежную награду. Мальчик отрицательно покачал головой: — Я рисовал в школе Урбино, когда учитель отлучался с уроков, рисовал и с фресок Джотто в церкви Санта Кроче, и с фресок Мазаччо в церкви дель Кармине. Потеплев, Гирландайо сказал: — Граначчи говорит правду. Рука у тебя крепкая. Микеланджело протянул свою ладонь прямо к лицу Гирландайо. — Это рука каменотеса, — с гордостью сказал он. — Каменотесы нам не нужны, у нас в мастерской пишут фрески. Я возьму тебя в ученики, но при условии, как если бы тебе было всего десять лет. Ты должен уплатить мне шесть флоринов за первый год… — Я не могу вам уплатить ничего. Гирландайо бросил на него пронзительный взгляд. — Буонарроти — это не какие-нибудь бедные крестьяне. Если твой отец хочет, чтобы ты поступил в ученики… — Мой отец порол меня всякий раз, как я заговаривал о живописи… — Но я не могу тебя взять до тех пор, пока он не подпишет соглашения цеха докторов и аптекарей. И разве он не выпорет тебя снова, если ты заведешь разговор об ученичестве? — Не выпорет. Ваше согласие взять меня послужит мне защитой. И к тому же вы будете платить ему шесть флоринов в первый год моего ученичества, восемь во второй и десять в третий. Гирландайо широко раскрыл глаза: — Это неслыханно! Платить деньги за то, чтобы ты соизволил учиться у меня! — Тогда я не буду на вас работать. Иного выхода нет. Услышав такой разговор, подмастерье, растиравший краски, оставил свое занятие и, помахивая пестиком, изумленно глядел через плечо на Гирландайо и Микеланджело. Ученики, сидевшие у стола, даже не притворялись, что работают. Хозяин мастерской и желающий поступить в ученики мальчишка словно бы поменялись ролями: дело теперь выглядело так, будто именно Гирландайо, нуждаясь в услугах Микеланджело, захотел поговорить с ним и позвал его к себе через посыльного. Микеланджело уже видел, как складывались губы Гирландайо, чтобы произнести решительное «нет». Он стоял не шелохнувшись, всем своим видом показывая и почтительность к старшему, и уважение к себе. Его устремленный в лицо Гирландайо взгляд словно бы говорил: «Вы должны взять меня в ученики. Вы не прогадаете на этом». Прояви он малейшую слабость и неуверенность, Гирландайо тут же повернулся бы к нему спиной. Но, наткнувшись на столь твердый отпор, художник почувствовал невольное восхищение. Он всегда старался поддержать свою репутацию обходительного, достойного любви человека и поэтому сказал: — Совершенно очевидно, что без твоей бесценной помощи нам никогда не закончить росписей на хорах Торнабуони. Приведи ко мне своего отца. На Виа деи Таволини, где с самого раннего часа суетились и толкались разносчики товаров и шел оживленный торг, Граначчи ласково обнял мальчика за плечи: — Ты нарушил все правила приличия. Но ты добился своего! Микеланджело улыбнулся другу так тепло, как редко улыбался, его янтарные глаза с желтыми и голубыми крапинками радостно блеснули. И эта улыбка сделала то, что так неуверенно нащупывал карандаш, когда мальчик рисовал себя перед зеркалом в спальне: раскрывшись в белозубой счастливой улыбке, его губы словно бы налились и пополнели, а подавшийся вперед подбородок оказался на одной линии со лбом и уже отвечал всем требованиям скульптурной симметрии. |
Похожие:
 |
Положение о краевом литературном конкурсе «Семейные радости» для замещающих семей Настоящее положение определяет порядок проведения краевого литературного конкурса «Семейные радости» для замещающих семей (далее... |
|
Положение о краевом литературном конкурсе «Семейные радости» для замещающих семей Настоящее положение определяет порядок проведения краевого литературного конкурса «Семейные радости» для замещающих семей (далее... |
|
Антарова Конкордия Наука радости 1 Побеждай любя — и ты победишь все. Ищи радостно — и все ответит тебе. Жизнь, вся жизнь Вселенной, всегда утверждение. Строить можно,... |
|
Первым моим словом должно быть слово сердечной радости и искреннего... Гётеануме, должен быть глубоко обрадован и искренне удовлетворен интересом, высказываемым столь чрезвычайным образом Вашим посещением.... |
|
Кухня любого народа также является культурным наследием, как и язык,... Для украинской кухни свойственна сложная обработка продуктов, например, сначала варятся или обжаривается, а затем тушатся или запекаются.... |
|
“Сокровища русского народа народные игрушки и фольклор”, эпиграфы Самая существенная черта русского народного промысла праздничное ощущение радости |
|
Симхат Тора Из книги "Осенние праздники" Предисловие Шалаш Единство После дней Божественного суда, тшувы и искупления приходят дни праздника и веселья: когда сердце наше очищается, мы становимся достойными... |
|
Александр Комфорт Радости секса Писателя-биолога, изучающего половое поведение людей, просят прочесть много предполагаемых к выпуску книг предостерегающих, сверхъестественных,... |
|
Бим. К нам приехал цирк бродячий. Цирк – вот это дело! Так что радости... ... |
|
Технология игры в песок Игры на мосту По нему можно пройти от болезни к выздоровлению, от жизненных неурядиц к благополучию и процветанию, от непонимания между родителями... |