Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1




Скачать 1.58 Mb.
Название Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1
страница 3/11
Дата публикации 23.09.2014
Размер 1.58 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > История > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Глава II

Роман «Парижские тайны» и изобретение прозы



Никто и не заметил, как власть в Европе и США постепенно перешла к медиамагнатам. Именно эти люди теперь определяли, как именно станут жить их подданные. Каждая передовица принадлежащих им газет была как королевский указ. Каждый новый блок новостей читался будто Священное Писание.

А для того чтобы их власть стала и вовсе незыблема, владельцы медиаимперий создали никогда прежде невиданную штуку. Называлась она «литература».

1



В марте 1831 года директором парижской Гранд-опера стал Луи-Дезире Верон. На тот момент ему едва исполнилось тридцать. Единственное, о чем он мечтал, — разбогатеть.

До изобретения кино в тот момент оставалось еще лет пятьдесят. До повсеместного внедрения радио — почти век. Так что индустрия развлечений выглядела хиленько. Единственный шанс весело провести вечерок как раз в том и состоял, чтобы сходить на балет, потаращиться на длинные ножки балерин.

Заняв директорское кресло, Вернон запустил сразу несколько масштабных проектов. Самым масштабным стала опера «Роберт Дьявол». По ходу дела главный герой ночью забирается в брошенный монастырь, где его встречают повылезшие из могил призраки грешных монашек. Вернону хотелось, чтобы зритель увидел такое, чего прежде и представить себе не мог. Он нанял постановщика спецэффектов, который умудрился сделать так, чтобы монашки не только прыгали над сценой метров на пять-шесть, но и в самом конце улетали бы, маяча кружевным нижним бельем, вертикально вверх.

Публика была в нокауте. Шоу тут же провозгласили «самым необычным зрелищем со времен изобретения театра». Очереди перед кассой не могли рассосаться несколько лет подряд. Как-то прямо во время спектакля исполнительница главной роли сорвалась с тонкого троса и грохнулась на нарисованные руины, сломав ногу и перепортив кучу реквизита. Но даже это не могло бросить тень на репутацию Вернона как самого толкового продюсера в развлекательной индустрии тех лет.

Выжав из театрального искусства все, что возможно, Луи-Дезире стал подумывать, куда бы дальше вложить заработанные бабки. Вместе с компанией приятелей он каждый вечер обедал в лучших ресторанах Парижа, ездил к самым красивым девушкам Парижа и устраивал самые развеселые вечеринки в Париже. На все это нужны были деньги, и Вернон активно присматривался: на чем бы еще попробовать нажить?

Кто-то из собутыльников посоветовал присмотреться к издательскому бизнесу. Воодушевившись, Вернон купил газету Constitutionnel . Однако ничего, кроме убытков, она ему не принесла. Вечеринки Вернона месяц от месяца становились все менее веселыми. Деньги таяли, и нужно было что-то предпринимать. Но что именно, Вернон не понимал.

Самым близким его приятелем в тот момент был молоденький пижон, которого звали Эжен Сю. В жизни этот молодой человек успел повидать немало, а теперь (точно так же как и Вернон) подумывал, как бы поправить свое финансовое положение. Именно он помог Луи-Дезире сделать шаг, который превратил их обоих в миллионеров.

Папа Эжена был самым известным парижским хирургом. Когда у папы родился сын, свидетелями на церемонии его регистрации выступали Жозефина и Эжен Бонапарты (жена и пасынок Наполеона). Сам папа несколько лет спустя стал личным доктором короля Карла X. Правда, сын по его стопам не пошел. Яблочко от яблоньки упало ох как далеко. Уже в пятнадцать лет единственное, что интересовало Эжена, — это бабки, телки и хорошенько напиться. Вместо того чтобы учиться, паренек не вылезал из театров, борделей и ресторанов. В те годы эти заведения совсем друг от друга не отличались.

После того как Эжен с приятелями вылакали все запасы папиных коллекционных вин (а среди них находилось несколько бутылок, подаренных австрийским императором и прусским королем), Сю-старший понял, что меры нужно принимать срочно. Сына он отправил в действующую французскую армию, которая как раз тогда сражалась в Испании. Потом настоял на том, чтобы тот поступил во флот. Как корабельный врач, Эжен посещает экзотические острова и Южную Америку. Но, вернувшись, тут же крадет у папы часы, принадлежавшие когда-то последнему французскому королю, продает их и на вырученные деньги устраивает пирушку для старых приятелей. Не выдержав, папа умер от огорчения, и после этого непутевый сын пустился во все тяжкие.

Его состояние оценивалось в громадную сумму: одна только рента приносила до восьмидесяти тысяч франков в год. Эжен переезжает в роскошную квартиру, велит поставить там ванну из слоновой кости, ездит в театр на трех каретах, сопровождаемых тремя лакеями, и вроде бы спит одновременно с тремя любовницами. За одной из них (куртизанкой Олимпией Плисье) пробовал ухаживать молоденький Бальзак, да только куда ему было против блестящего Сю!

Париж полнится неправдоподобными слухами. Все горничные во дворце Эжена ходят в прозрачных туниках, надетых прямо на голое тело. Чаевые этот пижон дает исключительно золотыми луидорами, которые по утрам его дворецкий с мылом моет в большом тазу. В общем, нет ничего странного, что всего через несколько лет папино наследство кончилось. Эжену Сю пришлось впервые в жизни искать работу. Сомнениями он мучался недолго: единственное, что может заинтересовать такого человека, как он, это журналистика.

Да и куда еще он мог пойти? Способов разбогатеть в то время было немного. Самый надежный вел в колониальные войска: именно в далеких и теплых краях ковалось финансовое благополучие нынешней Европы. Но гробить молодость в колониях Сю было не интересно. Все-таки он привык к совсем иной жизни. А дома возможностей разбогатеть было немного. Одним из самых верных как раз и было податься в журналисты.

Медиаимперии в тот момент только-только начинали разворачиваться фронтом. Деньги в этой области ковались даже быстрее, чем в банках, которые тоже как раз тогда начинают подминать под себя мир. Люди, которые жили за счет продажи интересных историй, превратились в сплоченную и очень влиятельную мафию. Издатели и редактора на глазах становились куда более значимыми фигурами, чем политики, военные или прежняя аристократия. Причем им было не жалко поделиться частью своих денег и влияния с авторами. Теми, кто, собственно, и создавал те интересные истории, которые издатель потом продавал публике.

Как-то во время вечеринки Вернон спросил у своего друга Эжена, не мог бы тот написать для его газеты «фельетон»? Этим словом в те годы назывался роман, который с продолжением печатался в самом подвале газеты: каждый день по небольшой главке. Тот ответил, что с радостью возьмется выручить старого друга. По рукам ударили тут же. И уже со следующего понедельника в верноновской газете Constitutionnel начинает выходить новый роман Эжена Сю.

2



Первая глава романа Сю «Парижские тайны» была опубликована 19 июня 1842 года. Именно этот день можно считать датой рождения современной литературы. Потому что прежде такой штуки, как «роман», просто не существовало. Вернее, как? Конечно существовало: письменные истории существуют столько же, сколько существует письменность. И до Эжена Сю были написаны тысячи произведений, которые принято называть «романами». И до его «Парижских тайн» люди, бывало, богатели на газетных историях. Да только все это было не то.

До того как за дело взялись медиамагнаты, никому из уважающих себя литераторов и в голову бы не пришло писать прозу. Проза — это было так, для простонародья. Когда варяжские скальды желали прославить своих конунгов, то посвящали им не роман, а все-таки стихи. И французские трубадуры посвящали прекрасным дамам не романы, а тоже стихи. И даже какой-нибудь Гаврила Романович Державин посвящал спонсировавшей его творчество императрице Екатерине никакой не роман, а опять-таки стихи. Иначе и быть не могло.

Отношение к прозе было таким же, как сегодня отношение к «падонкавскаму йазыку»: прикольно, конечно, но в приличном обществе как-то не комильфо. Во все времена, во всех культурах это разделение было конкретным, как Великая Китайская стена. Тот, кто собирался жить за счет богатенького спонсора (как скальды за счет конунгов или Державин за счет Екатерины), должен был посвящать спонсору именно стихи. А тот, из кого толковый литератор не получился, мог сколько угодно писать свою прозу — за нее денег все равно никто не платил.

Место поэзии было во дворцах и спальнях дам. Единственным местом для прозы был рынок. Там, на рынках, скоморохи и прочие юродивые тешили необразованное быдло прозаическими байками. Так было всегда: во все времена и во всех культурах. До тех пор, пока за дело не взялись медиамагнаты.

Именно эти ребята перевернули ситуацию с ног на голову. Это старик Державин мог жить за счет единственного спонсора (императрицы Екатерины). Медиамагнаты собирались жить, продавая свои истории миллиону покупателей. То есть тому самому быдлу с рынка, которое плохо разбиралось в стихах, зато знало толк в сказках, страшилках, анекдотах, эротических прибаутках и прочих видах прозы. Читатели массовых европейских газет были не очень образованными и не ахти какими утонченными. Но именно они платили за газеты, а значит, именно на их вкус должен был теперь ориентироваться тот, кто мечтал разбогатеть.

Первым разбогатеть на прозе удалось как раз Эжену Сю. Написанный им роман «Парижские тайны» стал первым мегабестселлером планеты. В нем было все, к чему привыкли парижане из низов: немного от сказки, немного от страшилки, немного от анекдота, немного от эротической прибаутки. Сю писал свой роман шестнадцать месяцев: каждый будний день по небольшой главке. За письменный стол он садился в шесть утра, а к половине девятого работа была окончена. Только один раз читатели не нашли на привычном месте продолжения истории: Сю свалился с простудой и на неделю прекратил работу. Для Франции это стало национальной катастрофой. В первый же день редакция получила полмиллиона писем с вопросом: что случилось? ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, СЛУЧИЛОСЬ?!

Сказать, что «Парижские тайны» стали популярны, значит, ничего не сказать. Аристократы и богатеи мечтали быть представленными писателю. Первые красавицы Парижа, увидев его, выпрыгивали из платьев, как столетие спустя школьницы будут выпрыгивать из джинсов при виде Мика Джаггера. За время публикации романа тираж газеты вырос в семнадцать раз. А гонорар самого Сю — в шесть.

К середине XIX века Эжен получал больше, чем любой другой автор в мире. За публикацию романа «Вечный Жид» старый друг Вернон заплатил Сю сто тысяч франков. Эти деньги складывались из тех мелких монеток, которые плохо образованные парижане, с грязными руками, уплачивали за газетку с новым выпуском «Жида».

Никого французские писатели не ненавидели так, как Сю. Едва увидев в толпе его знаменитую пижонскую шляпу, коллеги скрипели зубами, матюгались и переходили на другую сторону улицы. Бальзак впадал в бешенство, едва заслышав его фамилию. О гонорарах Сю он упоминал в письмах своей возлюбленной Ганской даже чаще, чем о самой любви. Между тем, кроме самих себя, винить было и некого. Точно так же, как и Сю, все остальные классики французской литературы публиковали свои опусы в газетах. И кто виноват, что тираж Сю оказался больше, чем тираж их изданий?

На тот момент во Франции издавалось около десяти тысяч газет. Из них приблизительно полсотни были крупными и могли позволить себе заказывать «фельетоны». Так же как сегодня у каждой крупной студии звукозаписи есть собственные рок-идолы, а у каждой крупной кинокомпании — конюшня режиссеров и звезд, так же и полтора века тому назад каждая крупная газета заводила себе автора, в обязанности которого входило сдавать каждый будний день по новой главе романа.

Бальзак начинал в изданиях медиамагната Эмиля Жирардена. Там же опубликовал свои главные бестселлеры Дюма-отец. Жорж Санд работала на газету «Сьекль». Гюго считал себя слишком крутым, чтобы делиться бабками с кем-то еще. Под свои романы он пытался открыть собственную газету, однако прогорел. Впервые в истории за литературу стали платить серьезные деньги, и в эту сферу тут же ринулась целая толпа народу. Авторы мечтали о гонорарах Сю, но достичь его уровня никто из них так и не сумел.

Сегодня «писателем» называется тот, чьи сочинения издаются в виде книг. А тот, кто публикует свои опусы в журналах, именуется «журналистом» и немного этого стесняется, ведь быть писателем — это вроде как круче, чем быть журналистом. Но полтора века тому назад все было ровно наоборот. Тираж книг в те годы был совсем крошечным. Абсолютный бестселлер, мегахит XVIII столетия, «Энциклопедия» Дидро была выпущена тиражом всего в 4250 экземпляров и продавалась потом больше двадцати лет. Спустя еще век вполне хитовый роман Достоевского «Преступление и наказание» был опубликован смешным тиражом в две тысячи экземпляров, продавался семь лет и даже после этого не был распродан до конца.

Понятно, что жить на гонорары с книжек было невозможно. Этот бизнес не окупал сам себя. Да, собственно, никакого массового издания художественных книжек нигде в мире до самого начала XX века и не существовало. Зато существовали газеты и журналы: единственное место, где могла выжить литература. В отличие от книжек, тиражи прессы росли быстрее, чем сегодня растет цена на нефть. Туда и шли те, кто мечтал о карьере профессионального литератора. Написал хит типа «Парижских тайн» и обеспечен до конца жизни.

3



А лет за восемь до того, как Сю выпустил свой бестселлер, на другом конце Европы скромно открылась небольшая книжная лавка. Располагалась она прямо на Невском проспекте, главной улице Российской империи, в здании левого флигеля лютеранского собора Святого Петра. Владельцем лавки был купец Александр Филиппович Смирдин.

Скажу сразу: в России, в отличие от Франции или Великобритании, с прессой и книжками дела тогда обстояли не очень. Первая книжная лавка была открыта в Петербурге всего через несколько лет после основания города. В продаже имелась «Азбука» и несколько печатных царских указов. Покупатели не заглядывали в лавку даже случайно. Просуществовав всего семь лет и не сумев продать товаров даже на полкопеечки, лавка закрылась.

На протяжении следующего столетия заезжие авантюристы несколько раз пытались открыть в России типографию или книжный магазин. В Париже этот бизнес приносил владельцам состояние — может, все выгорит и в Петербурге? Однако дело каждый раз заканчивалось крахом. За полстолетия после Петра Первого в России было издано всего 323 книги. Причем 262 из них — на иностранных языках, а почти все остальные — в переводе с иностранных языков. В среднем получается по пять-шесть книжек в год. Крестьяне, да и большинство горожан были неграмотны. Купцы книжек не читали категорически, военные тоже. Что-то почитывала аристократия, но исключительно на иностранных языках. Зачем в такой стране нужен был книжный магазин?

Кроме всего прочего, книги очень дорого стоили. Это был предмет роскоши, доступный только крошечной прослойке населения. Зарплата среднего чиновника в те годы составляла 60–80 рублей в месяц. А небольшой сборник стихов стоил аж десять рублей. Роман, изданный в двух частях, — рублей двадцать пять. То есть около трети месячной зарплаты. Даже лет сто пятьдесят тому назад литературные новинки у нас в стране предпочитали переписывать от руки: это было дешевле и проще, чем купить книгу в магазине.

Ситуация напоминала замкнутый круг. Книжки не читали, потому что не было книжных магазинов, где можно было бы выбрать себе что-нибудь по душе. А магазины не могли толком открыться, потому что не было спроса: никто не покупал эти чертовы дорогостоящие книги. Именно поэтому первые книжные лавки в России работали не как торговые точки, а по системе так называемых «библиотек для чтения».

Старшее поколение русских должно помнить: когда в начале 1990-х в страну пришло видео, в каждой подворотне открывались такие штуки, как «видеопрокаты». Выбираешь по каталогу или прямо на прилавке интересующий тебя фильм, оставляешь залог и можешь забрать кассету домой. Стоит это раз в десять дешевле, чем покупать кассету насовсем.

Точно так же в эпоху Пушкина работали книжные магазины. Там тоже не торговали книгами, а за деньги давать их почитать. Абонемент можно было купить на год, полгода или даже на несколько дней. В год это стоило около пятидесяти рублей: для того времени очень серьезная сумма. Зато за эти деньги ты покупал не одну какую-то книжку, а мог хоть ежедневно брать в «библиотеке» модные новинки.

Всего в Петербурге было где-то двадцать таких заведений. Самой популярной из них стала «Книжная лавка Плавильщикова». Открылась она в 1813 году на набережной Мойки — ровно напротив места, где двумя веками позже появился модный клуб «Порт». Восемь лет подряд бизнес шел в гору, а потом Плавильщиков умер. И во главе предприятия встал бывший плавильщиковский приказчик Александр Смирдин. Не старый еще мужчина, с лысиной и в очках. Именно он первым в России попробовал не только продавать книги, но и издавать их.

4



Издательств в том виде, в котором они существуют сегодня, в России не было почти до самой революции. Так что, закончив свое гениальное произведение, автор понятия не имел, что с ним делать дальше. Готовый текст обычно отдавали профессиональным писарям, и те переписывали его каллиграфическим почерком на хорошей бумаге. А уж дальше — как пойдет. Обычно стих или пьесу давали почитать приятелям, те заказывали сделать копию, что-то барышни копировали себе в альбомчики, а иногда находился восторженный почитатель, который соглашался оплатить печать произведения в типографии. Однако такое случалось крайне редко.

Единственный шанс на публикацию: отнести свое произведение в журнал. Пресса в России худо-бедно развивалась и понемногу приучала русских к чтению. Первым русским медиамагнатом попробовал стать Карамзин. Редактируемый им журнал имел аж 580 подписчиков. Лет через пять появился еще «Русский инвалид»: его тираж составлял целых 800 экземпляров. Литературная среда была такой крошечной, что автор мог запросто знать всех своих читателей по именам.

Члены первых русских литературных кружков писали не для читателей, а друг для друга. Ни о какой коммерческой выгоде речь, разумеется, не шла. Авторы писали, барышни вздыхали, критики критиковали — все вроде бы работало. Чтобы поделиться написанным с кем-то еще, сами же поэты иногда открывали под свои произведения журналы. Жуковский издавал «Вестник Европы». Кюхельбекер — «Невский зритель». Пушкин — «Современник». Но при этом тиражи даже самых массовых изданий в России никогда не превышали нескольких сотен экземпляров. А тираж «Литературной газеты», которую издавал Пушкин, составлял и вовсе лишь сто штук. Дальше крошечного круга самих литераторов вся их продукция совсем не распространялась.

Тусовалась литературная публика именно в лавке Смирдина. Проснуться к обеду, хлопнуть кофею, нацепить шляпу-боливар, пешком дошагать до Александра Филипповича, встретить приятелей, отправиться в кафе, хлопнуть еще кофею, потом перейти на шампанское и до самого рассвета болтать о литературе — ничего лучше, чем такой распорядок дня, первые русские поэты не могли и представить. Известным литераторам Смирдин предоставлял у себя в лавке кредит. Те в ответ могли написать на стене его заведения какое-нибудь шутейное стихотворение. Присматриваясь несколько лет к этой компании, в конце концов Александр Филиппович решил рискнуть. Он первым из владельцев «библиотеки» решился не только сдавать книжки в аренду, но и издавать их.

Сама бизнес-модель к тому времени уже давно существовала. Среди литераторов имелись признанные звезды, произведения которых могли приносить ощутимую прибыль. Этому кружку не хватало толкового продюсера. Человека, который подошел бы к вопросу с необходимой серьезностью. Эту роль и взял на себя Смирдин.

Он первым попробовал не просто издавать книжки, а зарабатывать на книгоиздании. То есть делать все то же самое, что до него делали и сами литераторы, но немного сместив акценты. Он первым стал ориентироваться не на вкус, а на рынок. В конце концов, на руках у него были данные ежедневных продаж: Смирдин прекрасно видел, чего хотят читать его посетители. И первым в России попробовал дать им то, что они хотят. И вдруг выяснилось: издавать литературу — это очень прибыльный бизнес.

В 1834-м Александр Филиппович открыл журнал совершенно нового типа. Назывался он «Библиотека для чтения». Это был уже не мутный самиздат, типа пушкинских или карамзинских журнальчиков, а нормальное коммерческое издание: внятная обложка, дорогая бумага, читабельный шрифт, цветные картинки. В журнале имелся раздел мод, публиковалась куча полезных советов и непременные рассказы о поездках в экзотические края (аналог современному разделу «Туризм»).

Всего через год тираж «Библиотеки» составлял уже пять тысяч экземпляров. Через два — семь тысяч. Это неплохо даже сегодня, а для первой половины позапрошлого века это была революция, потому что тираж ближайшего конкурента (журнала «Сын Отечества») был ровно в пятнадцать раз меньше и составлял 470 экземпляров.

Первое, что сделал Смирдин, это (как и подобает серьезному капиталисту) постарался монополизировать рынок. Цены на свои издания он изо всех сил держал на минимальной отметке. Жирарден во Франции опустил планку до одного франка, а Мэнси в США до десяти центов. Журнал Смирдина, конечно, не стоил десять копеек. Не стоил он и рубля: в России отсутствовали рекламодатели, которые из своего кармана могли бы покрыть недополученную издателем прибыль. Однако цены Смирдина все равно были такими низкими (около трех рублей за выпуск), что конкурентов просто разорили.

Вторым его нововведением стало то, что именно Смирдин начал платить своим авторам гонорар. До него деньги и литература существовали в России отдельно друг от друга и никогда друг с другом не встречались.

Как и повсюду в мире, авторы пытались понравиться тому, кто мог заплатить за их труд. Да только в России это были не тысячи читателей, а всего один человек — царь. Карамзин написал свой бестселлер «История государства Российского» и получил за него фантастическую сумму в 60 000 рублей. Но это был не процент с продаж, а премия, выписанная автору царем. Именно на деньги царя у нас существовали живопись и архитектура, переводилась иностранная литература, были проведены первые гастроли иностранных музыкантов и вообще существовало все, что может быть названо культурой.

Писателей цари не то чтобы очень уж любили — предпочитали художников и музыкантов. Но при случае им тоже кое-что перепадало. Не в смысле денег конечно, а, скажем, должность при дворе. Или внеочередное звание. Или орден. Или пенсию по старости. Державин был одарен за свою оду золотой табакеркой. Рылеев и Жуковский — перстнями (тоже золотыми). Пушкин всю жизнь жил в долг, причем оплатил эти долги после его гибели опять-таки царский двор. Зачем писателям нужен был денежный гонорар, если средства на жизнь они все равно получали непосредственно от монарха?

В любом случае, привычной системы (написал бестселлер — заработал на этом миллион) в России тогда не существовало. Не существует в общем-то и сегодня. Продажи у нас всегда были отдельно, а деньги и слава отдельно. Самый первый авторский гонорар в России был выплачен лет за десять до Смирдина: авторы, сдавшие стихи в альманах «Полярная звезда», получили от его издателя по сто рублей. Но только Смирдин стал платить своим авторам действительно серьезные бабки.

Первым из его фаворитов стал баснописец Иван Крылов. К началу 1830-х годов на издании своих книг тот заработал невиданную по тем временам сумму в сто тысяч рублей. Чуть позже на рынок мощно вторгся Александр Пушкин. Сперва Смирдин сомневался в его потенциале и платил по средней ставке: пять рублей за строчку. Однако пушкинские книжки шли так лихо, что скоро ставка доползла аж до одиннадцати рублей — рекорд за все время существования смирдинского издательства.

За «Кавказского пленника» Пушкин получил пятьсот рублей, за «Бахчисарайский фонтан» уже три с половиной тысячи, за «Бориса Годунова» больше десяти тысяч, а «Евгения Онегина» поэт решил публиковать по частям и в результате нажил на нем больше двадцати пяти тысяч рублей. В те годы столько стоило небольшое имение где-нибудь в глубинке.

Как только за литературу стали платить, литература стала производиться в довольно больших объемах. Именно на деньги Смирдина состоялся первый яркий расцвет русской литературы. Больше перед автором не стоял вопрос, что делать с написанным произведением. Неси к Смирдину, и если он его оценит, ты получишь за свой труд приличные деньги! Вечно нищим русским литераторам больше не нужно было пресмыкаться перед спонсорами: один за другим они переходили на содержание непосредственно к читателю.

Теперь лучше жил не тот, у кого богаче покровитель, а тот, чья история лучше продавалась. Авторы могли не думать о хлебе насущном и целиком сосредоточиться на своем ремесле. Именно так в России и появилась собственная литература.


1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Похожие:

Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Книга возникла на основе статей, написанных автором для журнала
В нашем мире время, как известно, обладает множеством удивительных свойств, поэтому "прошлое" и "будущее" на самом деле понятия относительные....
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Илья Стогов Отвертка chm book by Pyrovozoff Амофора; 2002 isbn 5-94278-321-7
Илья Cтогoff представил на суд читателей книгу, энергичную, бодрую, с крепким сюжетом, построенным по всем законам детективного жанра....
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Книга предназначена для всех, кто не равнодушен к проблемам рождения...
Никогда не сомневайтесь в том, что маленькая группа сознательных ответственных граждан может изменить мир, на самом деле только это...
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Илья Стогов Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила
«Стогоff Илья Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила»: аст, Астрель; Москва; 2010
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Илья Стогов Пепел империй «Пепел империй»: Амфора; спб; 2001 isbn 5-94278-230-x
Я собираюсь изменить такое положение вещей. К последней странице книги, которую вы держите в руках, законы истории будут найдены....
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Петра Андреевича Зайончковского введение
История порой причудливо распоряжается своим материалом, и явления, которым положено быть значительными, на самом деле оказываются...
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Кэмпбелл Росс "Как на самом деле любить детей"
Наша цель показать матерям и отцам ясный и практически доступный путь освоения удивительной и в то же время внушающей благоговение...
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Решение отчаянно смелое объявить людям, что ты нашел смысл жизни...
«Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии»: Время; М.; 2010
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon Книга это не просто мемуары политического деятеля. Это поучительные...
«Сингапурская история. Из «третьего мира» – в первый»: мгимо (У) мид россии; М.; 2005
Илья Юрьевич Стогов Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах Как на самом деле устроен мир 1 icon История античной эстетики аристотель и поздняя классика история античной эстетики, том IV
При переходе от Платона к Аристотелю мы чувствуем себя как бы покинувшими один мир и перешедшими в совершенно другой мир. Это касается...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции