Идеологическая составляющая советской модели брака и семьи
Аннотация: Грандиозность задач, которые поставили большевики после взятия власти, первоначально заслонили социально-бытовые проблемы, в частности отношение к институту семьи. Эта тенденция явно входила в противоречие с преобладающей патриархальной традицией. Автор обращает внимание на то, что перелом наступает с переходом к мирной жизни. Дискуссия на самом высоком политическом уровне (В. Ленин, И. Арманд) положили начало формированию новой идеологии семейно-бытовых отношений, в основе которой лежали не принципы свободной любви, а сочетание традиции (моногамия) и новации (равноправие полов). Это и составило содержание статьи.
Ключевые слова: Идеология, семейные отношения, традиции, социальный институт, самодостаточность, концепция, пропаганда, семейная функция, социальная функция, тенденция, воспроизводство населения, патриархальность.
Семья в Советской России представляла собой институт, с одной стороны, унаследовавший прежний авторитарно-патриархатный стиль, а с другой, представляла собой стремительно изменяющийся институт под воздействием трансформации нового государства. Воздействие целенаправленной государственной политики на семейные структуры и формы внутрисемейных отношений отмечено многими исследователями. Семейная политика советского государства строилась на основе идеологии равенства (классового и полового) и отрицания буржуазных форм брака и семьи. Светская политика в отношении семьи была сосредоточена на вопросах регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин и на вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства.
Исследователи социальной истории семьи выделяют несколько, принципиально разных по своей направленности и влиянию на внутрисемейные отношения и структуру семьи, периодов в истории социальной политики советского государства.
Период (1918 - начало 30-х гг.) часто называют временем радикального переустройства института семьи в России. Этот период характеризуется либеральным законодательством и легитимацией ряда запрещенных в имперский период индивидуальных, в том числе сексуальных, прав и свобод. Советская власть декретом "О гражданском браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния" от 18 декабря 1917 г. утвердила единую процедуру гражданской, светской регистрации брака, отменив церковную регистрацию брака как единственно легитимную и легальную форму регистрации брака до революции. Кроме того, было узаконено формальное равенство женщин и мужчин во всех сферах жизни по обеспечению равного доступа к работе, образованию, социальным услугам и благам. Россия была не только одной из первых стран мира, провозгласившей равенство полов, но и первой страной, в которой начала проводиться направленная социальная политика по созданию условий для реализации равных прав и равных возможностей для женщин. Благодаря такой политике государства, в СССР на практике была создана одна из самых первых в мире, в отношении женщин и детей систем социального обеспечения.
Развод, как и брак, регистрировался и санкционировался церковью. Однако, начиная с 1760-х гг., и вплоть до 1860-х гг. разводов было очень мало, так как их количество жестко контролировалось церковью. Ситуация радикальным образом изменилась в 1917г., когда декретом "О расторжении брака" процедура развода стала светской и доступной. Дела о разводах, возбужденных в одностороннем порядке, были переданы из церковного ведения в ведение местных судов. Принятый в октябре 1920г. Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве упрощал процедуру развода: развод по взаимному согласию происходил в ЗАГСе, а по заявлению одного из супругов - в суде. Однако судебная процедура развода была упрощена: дела слушались без участия заседателей, а в случае неявки в суд обоих супругов, дело о разводе слушалось заочно.
Постановление Наркомата здравоохранения и Наркомата юстиции от 18 ноября 1920г., разрешавшее в России искусственное прерывание беременности в медицинских учреждениях, было первым в европейской истории практикой легализации абортов. В имперский период истории России согласно уголовному уложению 1903г. существовала уголовная ответственность за аборт и для врача (до 6 лет), и для матери (до 3 лет).
Среди мер социальной политики советского государства в отношении женщин и детей стоит указать на пропаганду и частичную реализацию политики освобождения женщин от "быта". Речь идет о снятии и разделении с государством ответственности женщин за рекреационные функции семьи и социализацию детей. Именно в 20-е гг. появляются теоретические работы Александры Коллонтай, в которых ставится вопрос о необходимости введения специальной государственной политики в отношении семьи и женщин. А.Коллонтай, предлагала отказаться от традиционных форм семьи и семейной жизни. Она писала о необходимости "революции быта", о необходимости реорганизации частной и семейной жизни, включение женщин в производство, оказание материальной поддержки матерям, путем социализации домашнего труда (организацию общественных столовых, прачечных, ремонтных мастерских, яслей, детских садов). Реалии семейных практик и в городе, и в деревне были связаны с нищенским существованием отставленных, разведенных матерей с несовершеннолетними детьми. Так как при упрощении процедуры развода, неразвитости социальных служб и отсутствии обязательной и фиксированной поддержки со стороны государства, женщины, особенно с несовершеннолетними детьми, были экономически зависимы от своих мужей.
В целом, по мнению С.Чуйкиной, семейная идеология тех лет характеризовалась двумя важнейшими принципами: декларированным стремлением к достижениям равенства возможностей и мужчин и женщин в профессиональном плане, и равенством ответственности в семейной жизни и в родительстве; принципиальной открытостью публичных дискуссий о семье, любви, сексе. Таким образом, этот период характеризуется многоукладностью и разнообразием форм семейной жизни. Апробировались и легализовывались как самые разные формы семейных союзов гражданский брак, тройственные союзы, семьи-коммуны, так и государственные практики социальной поддержки матерей и несовершеннолетних детей.
Конец политики сексуальных свобод и социального экспериментаторства в сфере семьи, начинается с 1927г. В ряде официальных публицистических статей, осуждались сексуальная свобода, разврат, невоздержанность, поднимались вопросы защиты прав матерей с несовершеннолетними детьми. В сторону ужесточения моральных норм и ограничения сексуальных свобод эволюционирована и услуга бесплатного аборта. В 1926г. в Советской России были полностью запрещены аборты: а) забеременевшим впервые б) женщинам, перенесшим эту операцию менее полугода назад. Попутно, с середины 20-х гг. началась в печати кампания против абортов, в ходе которой осуждался эгоизм нерожающих женщин, вред операции аборта для женского организма. Следующим шагом по пути ограничения доступности аборта стало введение платы за эту операцию, а затем введение полного запрета на аборт в советских медицинских учреждениях. За криминальный аборт предусматривалась уголовная ответственность и для самой женщины, и для врача, и для лиц, выполнявших посреднические функции.
В 1936г. выходит постановление о запрете абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей, детских садов, усилении уголовного наказания за неуплату алиментов и некоторых изменениях в законодательстве о разводе. Постановление содержало требование, что все беременности должны заканчиваться родами. По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей, введение таких мер в семейную политику было связано с необходимостью увеличения рождаемости, так как ослабление семейных устоев, легализация разводов и неразвитость социальной инфраструктуры, вместе с насаждавшимся принудительным трудовым укладом индустриально развивающейся страны, способствовало значительному снижению рождаемости.
Однако, помимо этого "демографического" объяснения социальной политики советского государства, существует и другое - "стратегическое" объяснение. Советское государство стояло перед сложной задачей создания индустриальных рабочих из крестьян, ставших "новыми горожанами". Для этого их надо было убедить в приоритетности интересов государства перед интересами индивидов и их семей. Стратегическая задача изменения социальной политики была связана не только с установлением нового, коммунистического социального порядка, но и с установлением новой трудовой дисциплины в стремительно индустриализировавшемся обществе. Именно в 30-е гг. получила широкое распространение малая (нуклеарная) семья. Появление малой семьи связанно с характерной для индустриальных обществ тенденцией к индивидуализации частной жизни и масштабными миграциями. Постепенно менялся не только тип семьи и характер внутрисемейных отношений: в семье происходил отход от модели авторитарно - патриархальных отношений к более демократичным и равноправным, как между супругами, так и между родителями и детьми.
Семейная политика Советского государства эволюционировала в сторону ужесточения законодательства по пути "принудительной стабилизации семьи". Так, июльский 1944 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания "Мать-героиня" и учреждении Ордена "Материнская слава" и медали "Материнств" вновь менял статус и конфигурацию семьи, и внутрисемейных отношений. Указ придавал правовое значение только зарегистрированным бракам (при этом всем лицам, вступившим в фактические брачные отношения в период с 1926 г. по 1944г., предписывалось зарегистрировать брак, в противном случае брак объявлялся не действительным). Указ ужесточал процедуру развода, было введено обязательное судебное разбирательство при разводе и решение дела только в вышестоящей судебной инстанции. Делам о разводе стала придаваться широкая огласка, публичное судопроизводство, с привлечением свидетелей, обязательная публикация в местной прессе объявлений о слушании дел о разводах. Эта норма, после отмены имперских законов в 1917г., вновь вводила понятие "незаконнорожденный", ибо дети, рожденные вне брака, не могли получить фамилию отца, даже если последний давал на это согласие.
Во время войны, и связанных с ней массовых миграций, вся ответственность за внебрачную близость ложилась на женщину и впоследствии на ее ребенка. Государство снимало ответственность за внебрачного ребенка с мужчин-отцов и перекладывало ее на женщин-матерей и частично на государство, обязавшись выплачивать ежемесячные пособия на каждого рожденного вне брака ребенка. Таким образом, государство решало вопрос воспроизводства населения в военные и послевоенные годы.
Эти изменения в законодательстве о семье выполняли одновременно ряд чрезвычайно важных и амбивалентных задач в области семейной политики. Первая, практическая задача, была связана со стимулированием рождаемости в условиях войны и ликвидацией демографического перекоса полов (нехватки мужчин). Вторая задача - идеологическая - была связана с потребностью стабилизации общества и введением семейных норм жизни малой семьи. Последняя задача была предельно важна, ибо в условиях войны, массовых миграций, эвакуации, плена, оккупации, с одной стороны, происходил распад семей, и государство путем ограничения разводов стремилось ограничить индивидуальные свободы и индивидуальную мобильность своих граждан. С другой стороны, в военных и послевоенных условиях реальной нехватки мужчин нормой повседневной жизни становилась материнская семья, поэтому было необходимо ввести в повседневность понятие "нормальной" семьи - семьи, состоящей из отца, матери и детей. Понятие нормы семьи задавалось через конструирование понятия неполная семья, через дискредитацию фактических браков и материнских семей.
Кузнецова Алла Николаевна
Аспирантка кафедры история Отечества
Специальность: 07.00.02 - Отечественная история
Научный руководитель: д. и. н., профессор Ляпунова Н.В.
Русское старчество
Аннотация: В статье говорится о старчестве, как об одном из самых ярких проявлений русской религиозной традиции. Автор показывает основные вехи в развитии данного исторического явления, определяет направления и школы русского старчества на протяжении всего периода развития Российского государства.
Ключевые слова: Русское старчество, православные традиции, духовничество.
Старчество на Руси одно из самых древних и ярких явлений русской христианской традиции. Русская Православная Церковь всегда славилась своими духовниками и старцами. Из глубокой древности до нас дошли святые имена преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских, Сергия Радонежского, Мефодия Пешношского, Серафима Саровского, святых Оптинских старцев, святого праведного Иоанна Кронштадского.
Сейчас, вглядываясь вглубь веков и видя всю тысячелетнюю историю Русского Православия, отрадно сознавать, что нить духовной преемственности не прервалась. В современном российском обществе также высока потребность в институте старчества и его мудром руководстве. Множится интерес к истокам духовничества на Руси, его историческому развитию, особенностям и роли в политической и социально-культурной жизни государства Российского.
Путь старческого окормления (от слова «кормчий»), руководства во все века христианства признавался всеми отцами и учителями Церкви самым надёжным и удобным из всех, какие известны в достижении и познании христианских истин. Старчество процветало в древних египетских и палестинских киновиях (от греч. - общежительный монастырь), впоследствии развивалось на Афоне, а с Востока перенесено в Россию.
Уже на самых ранних этапах своей истории, восточно–христианское монашество имело институт старчества. В особенности эта традиция была характерна для уединённых подвижников. На ее основе сложилась духовная школа исихазма (от греч. - покой, безмолвие).
Известно, что монашеское жительство имеет тенденцию к трепетному сохранению традиций зародившихся в его среде. Также консервативен в своём развитии и институт старчества.
В связи с этим, русское старчество, как историческое явление, вызывает к себе особый интерес, так как оно представляет собой определённо новую форму древней традиции. «Наше старчество едва ли не с первых лет появления в России вступило на самостоятельный путь,– пишет профессор В.И. Экземплярский, – и в результате, здесь возник некоторый новый тип старчества» [14]. Из этого следует, что для изучения и понимания феномена русского старчества требуется исторический и сравнительный подход. Явление старчества на Руси необходимо рассматривать в сопоставлении с древними традициями старчества, уходящими к первым векам христианства, где исторически и зарождалось это явление.
К изучению традиций древней Церкви обращались многие русские учёные: митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Арсений (Стадницкий), И.К. Смолич, А.В. Карташов, Г.В. Флоровский и другие, а также представители западной богословской научной школы – католики отец Иреней Осер, отец Шпидлик, отец Гавриил Бунге.
Анализируя выводы большинства из них, можно наметить основные черты старчества, как исторического явления. Древнее монашество проявилось в форме анахоретства (от греч. - отшельничество). Уходя от суетного мира, иноки, прежде всего, искали уединения и углубления в свой внутренний мир, желая таким образом привести свою душу к спасению и жизни вечной. Слава о великих молитвенных и физических подвигах отдельных анахоретов, не смотря на их закрытость от мира, быстро распространялась, и вновь пришедшие, стараясь перенять их опыт и получить духовные советы, селились рядом. Новый отшельник строил себе келью недалеко от подвижника или поселялся вместе с ним, чтобы иметь возможность взаимного общения. Добровольно отказываясь от собственной воли, ученик связывал себя обещанием полнейшего повиновения духовному отцу. Таким образом, было положено начало старчеству – широкому явлению в жизни Православия, связанного с духовным руководством старцами менее опытных в делах веры людей.
Институт старчества, как одно из древнейших явлений Восточной Церкви, тесно связан с историей исповедничества и с развитием монашеской жизни вообще. Выражение «pater spiritualis» (от лат. духовный отец) встречается в творениях святых отцов уже в IV столетии.
Этим определением пользовались отшельники Сирии, Палестины, Египта и латинские святые отцы. При этом имелся в виду не священник, а просто опытный монах, живущий в монастыре или скиту. В обязанности этого человека входило духовное окормление насельников, и даже настоятель, не мог оспаривать его решений.
Многие великие старцы в древней Церкви не имели священного сана, но их духовный суд был не менее важен, чем исповедь у пресвитера (от греч. глава общины, в общеупотребительном обиходе — священник или иерей).
Эта значимость наставнического суждения не определялась законами священства, она зиждилась на общецерковном признании человека, имеющего способность руководить другими на пути к христианскому совершенству. Понятие старец не связано также с возрастом человека. Часто сравнительно молодой, но духовно твёрдый человек, становился наставником монашествующих, мирян, людей разного пола и возраста.
Возникновение старчества как особого института, относится к X веку, в это время под влиянием исихазма, на горе Афон (Греция) появилось несколько православных монастырей, ставших сосредоточением старческого водительства.
Избравшему монашеский подвиг, до принятия иноческих обетов полагалось быть учеником или послушником одного из опытных монахов, который назывался старцем. Старчество определяло особую духовную связь между старцем – наставником и его учеником – послушником. От старца, обладающего даром духовного рассуждения, требовалось духовное окормление и руководство, от подчинённых ему - необходимо было вступить на путь, указанный наставником, полностью отказавшись от своей воли. Многие авторитетные раннехристианские исследователи считали, что такое подчинение опытному старцу является наиболее верным путём достижения духовного совершенства.
Послушник и его учитель, как правило, проживали вместе, образуя так называемую «диаду» (двоицу). Именно эта антропологическая «диада» и стоит в основе изучаемого явления. Её образование и существование в ней двух обращенных друг другу людей: старца и ученика, создаёт духовный процесс становления, возрастания послушника в подвижника.
Сохранилось множество памятников литературы древнего старчества «Апофтегмов» (от греч. - краткое изречение, афоризм), которые представляют собой рассказы о старцах, о пути подвижника, его испытаниях, способах достижения духовных высот. Старческое служение здесь открыто как руководство, предполагающее духовную прозорливость: старцу следует прозревать, то есть предвидеть внутреннее движение ученика, воздействовать на него, управлять им, тем самым, присоединив духовный мир послушника к своему собственному. Путь духовной аскезы (от греч. - упражнение, практика) показывает, что жизнь в подвиге развивает у человека эти духовные способности.
Тесную связь этих свойств с духовным руководством отмечал протоиерей Г.В. Флоровский: «В духовном свете открывается человеку природа его собственной души… Это самопознание дает прозорливость… В прозорливости обосновывается право на духовное руководство» [13].
Что же касается служения самого послушника, его определяющий принцип - абсолютное повиновение и послушание старцу. Послушание - ключевая установка для первых шагов в монашестве. Послушание как определение имеет несколько значений: это один из монашеских обетов, этим же словом называют всякую работу, определяемую монаху, первая ступень монашества также именуется послушничеством. В «Лествице» преподобного Иоанна Лествичника Синаита послушание во всех его видах имеет подробное описание.
Испытания ученика - одна из ведущих тем в литературе о древнем монашестве. Из «апофтегм» мы узнаём, что искушения часто бывают очень суровыми, для современного человека кажутся непонятными и бессмысленными. Подобные элементы приводят сознание послушника в состояние шока, которое сопровождается различными аффективными состояниями, приводящими в икономию (строение некоторой деятельности) покаяния. Цель последних – увести человека из обычных режимов сознания, присущих простому мирскому существованию и построить фундамент для полного обновления и изменения внутренней реальности. В икономии послушания такие полярные состояния человека ведут к отказу от собственной воли.
Отсечение воли, одно из необходимых условий для того, чтобы войти в новый порядок существования и стать более восприимчивым к его законам. Иными словами, прежде чем войти в новую жизнь, послушник должен сделать свой внутренний мир чистым листом для того, чтобы приблизиться к подвижничеству и стать последующим звеном в существующей духовной традиции.
Православие, как мы знаем, пришло на Русь из Византии, принеся с собой и традицию старчества. «Византийские монастыри были многочисленны и богаты: вся империя была ими покрыта; казалось, что это сплошной монастырь, нечто вреде монашеского царства» [3]. Идеалы монашеской жизни проникали в светское общество. «Отшельник, отказавшийся от всякого общения с миром, должен был служить образцом для каждого благочестивого человека» [3].
Русское христианство предполагало новые исключительные качества, несло с собой идеи о необходимости самоотречения, отказа от мира, уважение к слабости и бедности. В усвоении этих идеалов и проявилось чисто русское восприятие – божественное слово стало пониматься не только как призыв к самоотречению, но и как закон милосердия и действенной любви.
Очаги монашеской жизни прослеживались на Руси ещё до её Крещения (988 год) и представляли собой подобие византийским. Широко известным монашество стало, после возникновения Киево-Печерской лавры (1051 г).
У исследователей русского старчества нет единого мнения по поводу временных рамок возникновения этой традиции. Идя же от самих истоков христианства на Руси, мы можем видеть пример старческого окормления в житиях преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских (XI в.). Преподобный Антоний, принявший монашество на Афоне, естественным образом перенял опыт Афонских монахов и перенёс его на берега Днепра. Вернувшись в Киев, Антоний не поселился в городском монастыре, а желая вести жизнь отшельника, вырыл себе в земле яму для Церкви и кельи. Молва о его прозорливости вела к нему богатых и бедных, знатных и холопов, и в отличие от других киевских игуменов, старавшихся отгородиться от паломников, он принимал и окормлял всех. Его ученик – преподобный Феодосий Киево-Печерский строит монастырь на земле и ведёт активное духовное руководство своей братией, что отражено в летописи преподобного Нестора.
Очень важное письменное свидетельство, написанное преподобным Епифанием и относящееся к первой половине XV века, встречается в житии преподобного Сергия Радонежского: «Никто же свой помысл от преподобнаго утаити ему, аще в нощи, аще в дни» [1]. Опираясь на эти строки, можно говорить о действующей старческой практике в монастыре Преподобного Сергия, для которой было характерно ежедневное исповедание помыслов. Старцем для братии был сам игумен (от греч. ведущий, настоятель) монастыря Преподобный Сергий, и нужно отметить, что его окормление было иноческим, то есть обращено именно к монахам. В этой связи мы можем говорить о влиянии византийской традиции, которая была очень сильна в те годы.
Преподобный Сергий принимает множество мирян, известны примеры, когда сильные мира сего испрашивают у него совета, и здесь преподобный проявляет себя как мудрый политик. Он благословляет Дмитрия Донского на Куликовскую битву. В другой раз преподобный Сергий едет послом к рязанскому князю Олегу, чтобы склонить его к примирению и союзу с великим князем Дмитрием [11].
Участие преподобного Сергия Радонежского в судьбе молодого Московского государства, говорит о том, что он являлся не только духовным учителем, но и был одним из строителей русского национального единства.
Один из первых учеников Сергия Радонежского - преподобный Мефодий. Духовно окормляясь у игумена Сергия и желая жить в молчании, он по благословению учителя уходит в леса и ставит келью вблизи города Дмитрова за рекой Яхрома, для подвигов жизни отшельника. Вскоре около него собирается братия, и по благословению Преподобного Сергия, начинается строительство обители во имя святителя Николая. Сам Мефодий принимает в этом самое деятельное участие, «пеш» (пешим) нося деревья через речку, которую от того и назвали Пешношей. Отсюда и берёт название Николо - Пешношский монастырь (1391 г.). Мефодий, как и преподобный Сергий, возлагает на себя духовное руководство насельниками монастыря и вскоре обитель, которая существует и по сей день, становится одним из крупнейших духовных центров России. Об этом можно судить из немногочисленных источников, дошедших до нашего времени. Вот лишь один яркий пример из истории русского старчества, который можно трактовать как важный эпизод в истории Российского государства. В 1553 году, после взятия Казани, царь Иоанн Васильевич Грозный посетил Николо – Пешношский монастырь.
«Преславной ради победы и ради чадородия…поидоша царь и царица и со отрочати ея, по святым местам помолитися, и быша … у Святаго Николы на Пешноше…» [5]. Иоаан IV посетил находившего здесь на покое бывшего Коломенского епископа Вассиана, который некогда пользовался расположением отца Грозного – Василия Ивановича. В духовной беседе царь задал вопрос: «Как лучше править государством?» И получил ответ: «Хочешь быть истинным самодержцем, то не имей советников мудрее себя; держись правила, что ты должен повелевать, а не слушаться, что ты должен учить, а не учиться, Тогда будешь тверд на царстве и грозою вельможь». Поцеловав руку Вассиану, Иоанн IV с живостью сказал: «Сам отец мой не дал бы мне лучшего совета!» [5].
Более сорока обителей основали ученики преподобного Сергия Радонежского по всей русской земле: Савво-Сторожевский Звенигородский монастырь, Кирилло-Белозерский, Соловецкий, Андрониковский и Чудов монастыри в Москве.
В XVI столетии разрастается и становиться центром старчества знаменитый Псково-Печерский монастырь под руководством преподобного Корнилия. В монастырских летописях Корнилия и его соратников уже называют «старцами». О старческом служении неоднократно упоминается и в монастырской «Повести о Печерском монастыре» конца XVI века.
С конца XVIII века, после значительных притеснений духовного сословия в Петровскую эпоху, происходит мощный всплеск монашеского строительства. В Брянской, Калужской и многих других губерниях Центральной России, появляются места пустынножительства, где отшельники согласуют свою жизнь с традициями древнего анахоретства.
Многие из них были учениками преподобного Паисия Величковского (1722 – 1794). Преподобный Паисий, видя в Русской земле оскудение благочестия, совершил паломничество на Афон, где обнаружил рукописи древних подвижников. На своей родине – Молдавлахии, он с учениками перевёл их на русский язык. Впоследствии, из этой общины развилось мощное движение старчества XVIII – XX столетий. Их духовные установки были перенесены в 212 монастырей, из которых со временем выдвинулось несколько центров духовного значения. Это: Оптина, Глинская, Зосимова пустыни, Саровский, Николо-Пешношский, Псково-Печерский монастыри и скиты Троице-Сергиевой лавры.
Наибольшего развития русское старчество получает именно в Оптиной пустыни. Преподобные Моисей и Леонид – строгие подвижники исихастской молитвенной дисциплины. С конца тридцатых годов XIX века, под попечением старца Макария (1788 – 1860) в обители начинается интенсивная издательская деятельность, продолжающая труды Преподобного Паисия, и монастырь ещё больше поворачивается к миру в своём духовном делании. Образы преподобного Макария и самого известного из Оптинских старцев Амвросия (1812 – 1891) дают законченный образ классического русского старчества. Главная его черта – сочетание строгого подвижничества с активным обращением к миру. Это выражается в тесном общении с мирянами, в служении людям в качестве духовного советника, помощника и наставника, примера истинной христианской жизни.
«Существование всяких книг и всякого мышления, - писал в сороковых годах XIX столетия русский мыслитель Иван Киреевский, находившийся под руководством преподобного Макария из Оптиной пустыни, - найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты бы мог сообщить каждую мысль свою… Такие старцы, слава Богу, есть ещё на Руси!» [9].
Русское старчество, способствуя духовно-нравственному просвещению народа, находило обратную крепкую с ним связь. Так, настоятель Валаамского монастыря отец Дамаскин был крестьянином Тверской губернии, старец Гефсиманского скита Варнава – крепостной крестьянин Тульской губернии.
Повсеместно распространялось такое явление как женское старчество: игуменья – старица Евгения, основавшая Тихвинский монастырь, и игуменья – старица Павлина из Крестовоздвиженского Белёвского монастыря были крестьянками.
В XX веке не смотря на закрытие монастырей, традиции старчества не прерываются. Мы имеем перед собой примеры Святой блаженной старицы Матроны Московской (1881–1952), преподобномученника Игнатия (1884 – 1936), старцев Глинской пустыни, помогавших людям в годы Великой Отечественной войны, архимандрита Иоанна Крестьянкина (1910–2006).
Дух и смыл старчества, как христианского явления, неразрывно связан с сутью религиозного сознания, с применением его теоретической базы в конкретных житийных ситуациях. И в этом смысле русское старчество уходит от предложенной ему восточной формы предельной созерцательности, углублённости лишь внутрь себя и закрытости от внешних обстоятельств. Русское старчество вышло из стен монастырей и, предложив свой огромный опыт христианского руководства, живо участвовало на протяжении многих веков в формировании национального самосознания русского народа. Как деятельный пример духовного руководства и опыта христианской жизни, старчество хотя и не родилось в России, но стало неотъемлемой частью русской духовной жизни и составило великое наследие мировой Православной культуры.
Литература:
Епифаний Премудрый. Житие и чудеса преподобного Сергия игумена Радонежского. - М.: Св.-Троицкая Сергиева лавра, 1997.
Иоанн Лествичник Синаит. Лествица, возводящая на небо. - М.: Синодальная типография, 1862.
История русской святости. Сборник статей. - М.: Молодая гвардия, 2001. - С. 21.
Калайдович К.Ф. Историческое и топографическое описание мужского монастыря святого Николая, что на Пешноше. - М.,1837.
Киприан, митрополит Киевский и всея России. Степенная книга царского родословия. - М.: тип. при Импер.ун –те, 1775.
Марк Лозинский, игумен. Отечник проповедника. 1221 примеров из Пролога и патериков. - М.: Св.-Троицкая Сергиева лавра, 1996.
Нестор летописец. Повесть временных лет. СПб тип. В.Безобразова 1863г.
Смирнов С.И. Духовные отцы в древней Восточной церкви. - М.: Сергиев Посад, 1906. Ч. I.
Смолич И.К. История Русской Церкви 1700 – 1917 гг. - М.: изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. Ч. I – II.
Смолич И.К. Русское монашество. 998–1917гг. Жизнь и учение старцев. Приложение к истории Русской Церкви. - М.: Православная энциклопедия, 1999. – С. 376.
Федотов Г.П. Святые древней Руси. – М.: 1997С. 149–150.
Феномен русского старчества: примеры их духовной практики старчества. Сборник статей. Сост. Хоружий С.С.– Ярославль 2006г.
Флоровский Г.В. Византийские Отцы V–VIII вв. – Париж, 1933. - С. 159.
Экземплярский В.И. Старчество. Доклад. М; Просветительское общество М., 1917.
Сватухина Евгения Николаевна
Аспирантка кафедры отечественной истории
Специальность: 07.00.02 Отечественная история
Научный руководитель: д.и.н., профессор Ляпунова Н.В.
|
