Л. А. Ходанен (Кемерово) Семиосфера храма и поэтика монастырских сюжетов в творчестве М. Ю. Лермонтова в целом ряде произведений М. Ю. Лермонтова храм является значимым пространством сюжетного действия. В лирике, в
|
Скачать 247.82 Kb.
|
1 2
Л. А. Ходанен (Кемерово)Семиосфера храма и поэтика монастырских сюжетов в творчестве М. Ю. ЛермонтоваВ целом ряде произведений М. Ю. Лермонтова храм является значимым пространством сюжетного действия. В лирике, в ранней драматургии, в романе «Вадим», но более всего, в поэмах появляются монастыри, кельи, церкви, часовни, колокольни, описывается внутреннее убранство храма, общий вид монастырского архитектурного ансамбля. Наряду с этим, достаточно часто в поэзии слово храм и его синонимический ряд выступают метафорами, раскрывающими состояния внутреннего мира героев. В лирических монологах родная душа сравнивается с храмом, горы в масштабном кавказском пейзаже превращаются в «престолы» Бога, а в счастливые минуты покоя герой воспринимает сотворенный мир как величественный храм и прозревает в небесах его горние высоты. В этой семиосфере1 лермонтовские герои ищут любви, спасения, покоя, защиты, вступают в богообщение. Одним из важнейших пространственных топосов является монастырь. Особым местом действия он становится у Лермонтова в ряде ранних произведений, в поэмах «Мцыри» и «Демон». С этим пространством связана группа сюжетных мотивов. Примечательны в формировании их содержания два сохранившихся черновых наброска. В первом есть замысел «…написать записки молодого монаха 17-ти лет. – С детства в монастыре; кроме священных книг не читал. – Страстная душа томится. – Идеалы» (IV, 341, 348). Во второй записи акцентируется внимание судьбе молодого монаха-сироты. Случайно увидев сестру и отца нищими, он убегает из монастыря, чтобы их спасти. Монастырская тема получает начало в раннем творчестве поэта. В стихотворении «Оставленная пустынь предо мной…» (1830) пунктирно обозначено историческое содержание. Лирический герой посещает разрушенные временем Новоиерусалимский храм Гроба Господня и скит патриарха Никона. В группе монастырских баллад присутствуют традиционные для этого жанра роковая любовь и уход в монастырь («Гость», 1830?), мистические пророчества черного монаха («Баллада», 1830). Пришедшие из европейской литературы эпохи романтизма, эти коллизии были уже освоены русской поэзией в форме переводов и подражаний, Лермонтов только меняет колорит, вводит свои детали. Но есть и сравнительно редкий балладный сюжет - насильственный постриг девушки («Песня», 1831?), восходящий к русскому фольклору [21, с. 91–92, 244]. Поэмный вариант освоения монастырской темы также проходит через все творчество Лермонтова, трансформируясь в связи с выбором центрального персонажа и его установок. Герой поэмы «Исповедь» оказывается в монастыре не по своей воле, а в результате проступка и последовавшего наказания. Арсений из поэмы «Боярин Орша» и Мцыри убегают из обителей. Мотивировки бегства будут меняться вместе с изменением художественной семантики образа монастыря. Инвариантом мотива бегства является уход в монастырь. Наиболее полно он воплощен в «Демоне». Тамара ищет в обители защиты от «терзающего духа лукавого». Этот вариант можно считать художественным воплощением монастырского пути, наиболее приближенным к канонической цели аскезы. Как пишет Преподобный Иоанн Лествичник, «все усердно оставившие житейское, без сомнения, сделали это или ради будущего царствия, или по множеству грехов своих, или из любви к Богу. Если же они не имели ни одного из сих намерений, то удаление их от мира было безрассудное»[12, с. 29–30]. В последних редакциях поэмы финальная сцена победы Ангела в борьбе за душу Тамары свидетельствует о покаянии и об искуплении и прощении грехов героини перед лицом вечности. Ее уход в монастырь был не безрассуден, а спасителен. В ранних романтических произведениях бегство из монастыря не декларируется как отречение от богообщения. И хотя в основе поступков героев лежит личностное волеизъявление, романтический протест против этических норм и общественных отношений, сковывающих личную свободу, но акцент сделан не на богоборчестве, а на свободном выборе в социуме. В поэме «Исповедь» (1831?) проглядывает пунктирный сюжет о разлученных возлюбленных, томящихся в монастырях. Тайну имени своей героини монах, после побега осужденный монастырским судом на смерть, не говорит даже в своей последней исповеди духовнику, зная об ожидающем его вечном наказании: «Я о спасенье не молюсь, Небес и ада не боюсь» (II, 126). Вечность рая ему не нужна, если он вновь не встретит там свою любовь. Заметим, что монастырский сюжет в «Исповеди» тонко совмещен с сюжетом узническим, хотя это пока остается на уровне отдельных намеков и отсылок. «Боярин Орша» (1835–36) – еще одна поэма, в которой развивается монастырская тема. Намеченный сюжет монастырского узничества получает историческое наполнение. Действие поэмы отнесено к эпохе Ивана Грозного, а поединок боярина Орши и Арсения происходит во время Ливонских войн. Роль монастыря в жизни Арсения значима, поскольку там прошло его детство «среди молитв и пыльных книг». Герой вспоминает о своем детском побеге из святых стен в мир природы. Принятый из обители в дом боярина, Арсений вскоре находит себе «товарищей бесстрашных» в лесах и строит планы побега вместе с дочерью Орши. Суд над героем в монастыре составляет центральную часть поэмы, но монолог Арсения не является предсмертной исповедью по установкам, которые его предваряют. Слепой игумен выступает не исповедником, а суровым судьей, поэтому, прерывая эмоциональные признания юноши о бурных движениях сердца, о своем сиротстве, он допрашивает его. «На что нам знать твои мечты? В другом ты ныне обвинен, и хочет истины закон» (II,260). А когда Арсений не называет имен своих друзей, ему грозит пытка. Суровый приговор вызван не только по наущению боярина, дочь которого предалась Арсению и проклята отцом. Важно здесь и другое. В монологе перед слепым игуменом и монахами лермонтовский герой говорит о свободе волеизъявления, о праве выбора. В. Г. Белинский, как известно, высоко ценивший поэму «Боярин Орша», писал о «великой мысли», звучащей в сцене суда, связывая ее с «нравственными вопросами о судьбе и правах человеческой личности» [2, с. 430]. Такой поворот в смысловом наполнении сюжета о воспитаннике монастыря, который отстаивает свое право на свободный выбор собственной судьбы, протестует против авторитета церковного суда, был для Лермонтова поиском своего героя в русском историческом материале. Историческое содержание меняет облик монастырской обители. Лермонтов глубоко раскрывает особенности духовной атмосферы, характерной именно для эпохи Ивана Грозного. Тема суда, торжество приговора игумена и сам образ слепого старца, выразителя высшей суровой законности, не знающей пощады для грешника, были очень точно с культурно-исторической точки зрения найдены поэтом. Как отмечает Г. П.Федотов, к XVI веку главенствовавшее в московском благочестии и богословии иосифлянское направление во многом способствовало «преобладанию законнических и ритуальных моментов религиозности, в большей суровости нравственных и обрядовых предписаний, подкрепляемых эсхатологической угрозой», а также вело к «сближению власти Бога и царя». В народном сознании, по мысли Г. П. Федотова, формировался образ «народного Христа, Небесного Царя с его религией закона» [26, с.121]. Усиление волевого авторитарного и деспотического начала в правлении Ивана Грозного, развивавшегося одновременно с этими явлениями идеологического плана, становилось почвой для возникновения своеволия и непокорности, перерождавшихся в демонизм и бунтарское отпадение от устойчивых форм жизненного уклада, сложившегося в Древней Руси. Все это подтверждает глубину исторического мышления Лермонтова. Художественным средством его выражения является романтический конфликт-отчуждение как опорная категория всей структуры поэмы “Боярин Орша” и новеллистический сюжет с вымышленным героем. На этом основании историческое содержание конфликта остается достаточно обобщенным, сохраняя связи с эпохой Ивана Грозного в большей мере колоритной живописностью, эмоциональной атмосферой, символичностью сцены суда, нежели конкретными историческими деталями. В поэме “Мцыри” (1839) образ монастыря более многозначен. Монастырь приобретает статус особого жизненного пространства. Существует легенда об этом монастыре, которая говорит о том, что этот «монастырь креста» был когда-то соединен длинной цепью с Мцхетским собором, и монахи переходили из собора в нагорную церковь и обратно, не соприкасаясь с мирянами [23, с. 538]. Сравнивая текст поэмы и картину Лермонтова «Военно-Грузинская дорога близ Мцхета», И. Л. Андронников предполагал, что Лермонтов поднимался к монастырю и оттуда написал картину. Пребывание Мцыри в монастыре предстает в ходе развития сюжета и как спасение и приобщение к христианским ценностям, и как ненавистный плен, из которого герой вырывается, стремясь на родину, и как место, куда он возвращен волею судьбы и где умирает, так и не достигнув родного края. Таким образом, сюжетный мотив монастыря-тюрьмы оказывается совмещен с событием вхождения героя в христианскую обитель, спасением его, участием и состраданием к нему в последние часы жизни [17, с. 241]. Объединение этих значений оказалось возможным в связи с выбором особого героя. Мцыри – горец, в духе руссоистского идеала, воспринятого романтиками, он человек природного мира. Но принадлежность Мцыри к естественному миру углублена в поэме большей определенностью его судьбы в ее культурно-историческом содержании, наряду с этим, имеющийся эпиграф намечает параллель из Священной Истории, вводя содержание в библейский контекст. В первой части поэмы монастырь включен в достаточно широкую перспективу исторического времени. Одна из ее вех – присоединение Грузии к России. Дата этого события довольно прозрачна во вступлении: «…Такой-то царь, в такой-то год вручал России свой народ…» [II, 405]. Вслед за ней дана отсылка к эпохе военных действий по покорению несмирившихся горцев: «… Однажды русский генерал из гор к Тифлису подъезжал, / Ребенка пленного он вез…» [5]. Как и свойственно романтическому типу воссоздания прошлого, история предстает в материальных памятниках, символах, архитектурных образа: кладбище последних грузинских царей, мемориальная плита, запечатлевшая дату присоединении Грузии к России. Архитектурно-природный ландшафт на слиянии Арагвы и Куры во Вступлении напоминает о более далекой ретроспекции вглубь истории. Храм на слиянии двух грузинских рек был создан в эпоху крещения Грузии, ее присоединения к христианскому миру [18]. Знаменательно, что современники Лермонтова понимали сложность глубоких преобразований, которые переживали народы Кавказа в эпоху его присоединения к России. Так, С. Броневский, автор известных в лермонтовское время трудов, писал: «Три разные веры господствуют на Кавказе: христианская, магометанская, идолопоклонство в различных обрядах… Грузинские цари, сколько ни старались поддерживать христианскую веру между черкесами и осетинцами, равно и российские государи, посылавшие туда своих проповедников со времен Ивана Грозного, не имели в том успеха… дух веры слабее в них (горцах – Л. Х.), нежели нравы и обычаи [4, с. 100]. Эти слова ученого, этнографа перекликаются с судьбой юноши-горца в лермонтовской поэме. Сложность конфликта, в который Мцыри вовлечен силою обстоятельств, состоит в не только в том, что он не находит пути на родину, в горский аул, но и в том, что обусловлена борьбой разных импульсов к поступкам и переживаниям, открывающихся в тот момент, когда в предсмертной исповеди он рассказывает о трех дня своего побега. Целый ряд событий и впечатлений получают двойное толкование, соотносясь с разными обычаями и ритуалами и, в конечном счете, с разными картинами мира – христианской и языческой. Эпиграф к поэме из Первой Книги Царств «Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю» образует еще одну параллель к основному сюжету, соотнося его с эпизодом из Ветхого Завета. Это слова Ионафана на суде, по незнанию нарушившего приказ отца, царя Саула, и приговоренного к смерти за нарушение заклятия. Слова библейского героя Лермонтов цитирует не полностью, исключив конкретные реалии – жезл, которым Ионафан отведал дикий мед. В лермонтоведении эпиграф получил разное истолкование. По мысли Л. М. Назаровой, «… библейский эпиграф имеет символическое значение, подчеркивая жизнелюбие Мцыри» [19, с. 326]. Г. П. Макогоненко считает, что Лермонтов из библейского текста «создал новый афоризм, имеющий только обобщенный смысл: «… нарушивший запрет должен умереть,… слово «мед» обрело новый символический смысл -«запретный плод», … запретность усилена самым страшным наказанием: смертью» [19, с. 263]. Но следует заметить, что Лермонтов оставил указание на источник своей цитаты – «1-я Книга царств», тем самым напоминая читателю об определенном смысле текста. Н. А. Мещерский отмечает, что «…Лермонтов используя старую форму «мед», возможно, бессознательно перевел это слово из плана вещественности в план отвлеченный и возвышенный» [20, с. 104]. Прослеживая слово мед в библейском словоупотреблении, заметим, что оно не содержит семантики запретного плода. Мед – символ благоденствия и изобилия, либо, наоборот, бедности (дикий мед – пища в период голода). В переносном значении мед – радость жизни, которой нельзя злоупотреблять. Божье откровение свыше пророки также сравнивали с вкушением меда [25, с. 604]. Думается, что в общем контексте сопоставления эпиграфа и основного теста поэмы важно и другое. Значимой становится не только связь с нарушением запрета, но и сближающая героев близкая смерть. Оба они должны молодыми уйти из жизни, мало узнав ее радости. Ионафан нарушил запрет по незнанию царского заклятия, Мцыри – подчинившись максимализму юности, голосу крови. Сопоставление подчеркивает и разницу судеб героев. Ионафана спасает от сурового приговора отца весь народ. Комментируя эпизод из Первой Книги Царств(14: 27–45), А. В. Лопухин пишет, что «народ несомненно знал о нарушении Ионафаном Саулова заклятия (27–30), но, сознавая безрассудство этого заклятия (24) и питая вполне законное чувство любви и благодарности к герою дня Ионафану, которому, видимо, сам Бог помогал в одолении врагов (42, 45), решил не допустить Саула до совершения другого, еще худшего безрассудства. И освободил народ Ионафана, и не умер он» [15]. Мцыри не спасается от смерти. Родного отца он потерял, равно и народ, к которому он принадлежал по рождению, не знает его. Нового Небесного Отца и монастырское братство он не обрел. Открывшийся ему путь покаяния после возвращения он принять не может. Свобода и героика, которые выбирает Мцыри, оказались сопряжены с одиночеством. Христианский мир был открыт для горца. В поэме последовательно упомянуты все этапы вхождения в него и обретения благодати. Побег приурочен к достаточно определенному периоду жизни Мцыри – совершеннолетию (“цвет лет”). Из слов старика-монаха на кладбище автор-повествователь узнает о монастырской стезе, которую он готовился принять. Отмечены таинства и обряд пострижения: «…Был окрещен святым отцом, И с пышным светом не знаком, уже хотел … принять монашеский обет…». Возвращенный после побега в монастырь, измученный герой умирает и перед смертью исповедуется своему иноку-духовнику. Но эти традиционные этапы не пройдены в полноте исполнения высокой цели. Первое таинство – крещение, через которое человек присоединяется к Святой Церкви, возрождается благодатью Святого Духа в новую жизнь. В полном совершении этого таинства крещению предшествует наречение именем. Имя героя не произнесено, он остался Мцыри. В авторском примечании приведен перевод его имени. Мцыри – «послушник» [27, с. 102].Таинство исповеди не приуготовило к причащению. По исполнению таинства нет полноты приобщения к благодати Святого Духа и соединения с Богом. Мцыри исповедуется, но не кается и не молит о прощении. Более сложным и неоднозначным представлено движение героя к инициальному событию – обряду пострижения. Посвящение в монахи его ожидает как закономерный итог воспитания в монастыре. Оно предполагает послушничество, испытания веры, странничество, после которых принимаются обеты бедности, безбрачия, послушания, происходит наречение новым именем. В этом свете примечательна безымянность лермонтовского героя и мучительные воспоминания о «родных сладостных именах» близких, взамен которых должны появляться иные формы духовного родства и братства в обители, но их нет. Три дня побега в этом случае становятся мученическим искушением запретными радостями, которые необходимо победить. В исповеди Мцыри появляются узнаваемые библейские образы. Он воспринимает открывшееся многоцветие природы, невольно воспроизводя вошедшие в сознание ритмы литургического времени, в котором сосуществуют незыблемая вечность, свойственная Божественному бытию, и время, в котором развивается сотворенный мир, в литургическом времени соединены Творец и творение [1, с. 85; 55–97]. В первый день за стенами монастыря Мцыри слышит голоса птиц, видит золотой восход солнца, кудри виноградных лоз, прозрачную зелень листвы, полный ровной синевы небесный свод, где “ангела полет прилежный взор следить бы мог”, – все это превращает для героя мир в “Божий сад”. Бежавший из монастыря, он видит в природе черты рая. Величие сотворенного мира открывается герою в полноте соединения горних высот мира и многообразия земной природы. Переход Мцыри вспоминает как падение, и здесь почти «на краю грозящей бездны» ему открывается другая обитель спасения – поющая грузинка с кувшином воды, две сакли у скалы, огонек во тьме. Но герой выбирает путь борьбы, сражения с природой во имя своей цели – найти родной дом. Заметим, что с нарастанием героики в его сознании не исчезают до конца черты христианского восприятия своей судьбы как одинокого страдания. Мир третьего дня – это «пустыня мира», иссушенного палящим солнцем, спящего «в оцепенении глухом». Как символ мученичества в какой-то миг лицо израненного героя обрамлено «терновым венцом» иссохших листьев. Приближение смерти герой, возвращенный в монастырскую келью, воспринимает в связи с христианской верой в бессмертие души. Смерть – это возвращение души «к Тому, кто всем законной чередой дает страданье и покой», это движение вверх, в небесный «святой заоблачный край, где …дух найдет себе приют». Но не менее отчетливо представлена и пробудившаяся языческая связь и высшее родство с природой. Начальный эпизод – побег в грозу [16, с. 43], пробуждение физических сил («Я сам, как зверь, был чужд людей и полз и прятался как змей…»), вместе с этим рождается жажда борьбы за место в этом природном мире. Черты инициального обряда в поединке Мцыри с барсом, как давно замечено лермонтоведами, отсылают к грузинскому эпосу «Витязь в тигровой шкуре» и к более древним «охотничьим балладам» “Юноша и тигр”, “Юноша, ищущий бессмертия”. Эта перекличка возникает не только благодаря обязательным атрибутам обряда – лес, одиночество, молчание, с инициацией соотносим главный эпизод – убийство священного животного. Анализируя грузинский охотничий миф, Е. А. Вирсаладзе пишет, что «убитый зверь был предметом …особого поклонения, как нечто священное. Крупные хищники, например барс, оплакивались… Характерный повтор звучит в песне матери убитого охотника: “И барс не был бессильным и мой сын не был трусом»[7, с. 147–149]. Особенность переживаемого Мцыри состояния в том, что герой уподобляет себя зверю в битве с барсом и одухотворяет борьбу своего соперника как равного себе мужественного врага, встретившего «смерть лицом к лицу» как боец. Таким образом, лермонтовская поэма перекликается в названном эпизоде именно с кавказским, а точнее, с древнегрузинским исполнением инициального обряда. Мифологизированные черты окружающего кавказского мира узнает Мцыри в панораме гор, стоящих как «братья в пляске круговой», в ступенях скал, когда-то «злой дух по ним шагал», в сердитых голосах горного потока, вечно спорящего с грудой камней. Умирающий от ран на берегу горной речки, Мцыри переживает ощущение приближающейся смерти от ран в форме характерного для языческих представлений многих народов погружения в глубинные воды, слияния с природой. Мцыри зовет туда усыпляющий голос зеленоглазой рыбки «Усни, постель твоя мягка, / Прозрачен твой покров,/ Пройдут века, пройдут года / Под говор чудных снов…» (II, 422–423). Но дуальность мировосприятия лермонтовского героя открывается в исповеди не как итог, а как мучительное противоречие, разрешить которое герой не в силах. Мир природы, где герой хочет найти себе место, обрести утраченную родину, глух и нем к нему и, в конечном счете, ведет к гибели. Радостное открытие родства с Кавказом сменяется горьким признанием «…То жар бессильный и пустой, / Игра мечты, болезнь ума». Монастырская обитель также получает далеко не однозначную оценку. Она стала «тюрьмой», которая в душе «печать свою оставила», таинство последней исповеди для гордого юноши – «жалости позор», а монастырский колокол – убийца детских снов, «сгонявший виденья снов живых про милых ближних и родных». Вместе с тем, в предсмертном обращении к старику-иноку Мцыри вспоминает умиротворяющую панораму гор, среди которых « |
1 2
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Мбоу «Гимназия №2» Урок литературы в 8 классе Учитель: Липина О.... А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, А. А. Фета, А. Н. Майкова о русской природе |
 |
Урока: изучение нового материала. Оборудование Цель урока: узнать, какую роль в творчестве Лермонтова сыграл Кавказ и познакомиться с некоторыми архивными документами той поры;... |
|
Урок по русской литературе на тему «Встреча с поэмой «Мцыри» продолжается... Наглядность: презентации с портретами М. Ю. Лермонтова, с иллюстрациями к поэме «Мцыри» |
|
О конкурсе на лучший урок М. Ю. Лермонтова, в честь 200-летия со дня рождения поэта с целью привития любви и общественного интереса к произведениям М. Ю. Лермонтова,... |
|
План урока по русской литературе. Тема Восстановить сведения о личности и творчестве М. Ю. Лермонтова, полученные в прошлые годы |
|
Контрольная работа по лирике Лермонтова, роману «Герой нашего времени» Беляева Н. В. Уроки литературы в 9 классе: кн для учителя / Н. В. Беляева, О. А. Ерёмина. — М.: Просвещение, 2009. — 384 с |
|
Литература. Классы 9, 10 отделения слабослышащих детей. Тема: «Единство... Автор – учитель русского языка и литературы, учитель- дефектолог высшей категории Борунова Надежда Ивановна |
|
Борис Викторович Томашевский Теория литературы. Поэтика 1931 г Задачей поэтики (иначе — теории словесности или литературы) является изучение способов построения литературных произведений. Объектом... |
|
Курсовая на тему: Поэтика цветовых и звуковых обозначений в романе... I. Поэтика произведений М. Е. Салтыкова – Щедрина в трудах литературоведов |
|
Конспект урока литературы по теме: «Стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино» Конспект урока литературы по теме: «Стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино» как интерпретация реальных событий» |