Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить




Скачать 2.82 Mb.
Название Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить
страница 1/23
Дата публикации 18.06.2014
Размер 2.82 Mb.
Тип Документы
literature-edu.ru > Философия > Документы
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23


УДК 13 ББК87

А 76

Оформление Марины Медведь

А 76 Апокалипсис смысла. Сборник работ западных филосо­фов XX-XXI вв. — М: Алгоритм, 2007. - 272 с.

ISBN 978-5-9265-0427-6

Разложение заложено в самой природе, что невозможно отрицать. Но без временного ограничения оно — незапамятное и неизбежное зло, к кото­рому мы привыкли как к чему-то обязательному и естественному. А разло­жение цивилизации — творение наших рук и нашего воображения — осо­бенно тягостно потому, что представляется случайным, сознаваемой или несознаваемой обреченностью.

Человеку выпадает время, в котором ему удается если не процветать, то, по крайней мере, жить, и совершенно очевидно, что он свыкается с этим.

Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить.

УДК 13 ББК87

ISBN 978-5-9265-0427-6

ООО «Алгоритм-Книга*, 2007

Часть1 ВОССТАЛ БРАТ НА БРАТА

Георг Зиммель1

Человек как враг.

О естественной враждебности между человеком и че­ловеком говорят скептические моралисты, для которых homo homini lupus est2 и «в несчастье наших лучших дру­зей есть нечто, не вполне для нас неприятное». Однако же и противоположным образом настроенная моральная фи­лософия, выводящая нравственную самоотверженность из трансцендентных основ нашего существа, отнюдь не избегает подобного пессимизма. Ведь она признает, что в наших волнениях, опытно постижимых и исчислимых, невозможно обнаружить жертвенное отношение .# к Ты. Следовательно, эмпирически, согласно рассудку, человек является просто эгоистом, и обратить этот естественный факт в его противоположность уже никогда не сможет сама природа; на это способен лишь deus ex machine3 не­коего метафизического бытия внутри нас. Видимо, дан­ная враждебность оказывается, по меньшей мере, некото­рой формой или основой человеческих отношений наря-ДУ с другой — симпатией между людьми. Примечательно:

1 Зшлмель Георг (1858—1918) — немецкий философ и социолог, пред­ставитель «философии жизни».

2 «Человек человеку — волк» (лат.).

3 Бог из машины; развязка вследствие непредвиденного об­стоятельства (лат.).

Георг Зиммель

сильный интерес, который, например, человек испытыва­ет именно к страданиям других людей, можно объяснить только смешением обеих мотивировок.

На сущностно присущую нам антипатию указывает и такое нередкое явление, как «дух противоречия», свой­ственный отнюдь не только принципиальным упрямцам, всегда говорящим «нет» (к отчаянию своего окружения, будь то дружеский или семейный круг, комитет или теат­ральная публика). Нельзя сказать, что наиболее характер­на область политическая, где «дух противоречия» торже­ствует в тех деятелях оппозиции, классическим типом ко­торых для Маколея1 был Роберт Фергюсон; His hostility was not to Popery or to Protestantism, to monarchical gov­ernment or to republican government, to the house of Stuarts or to the house of Nassau, but to whatever was at the time

established2.

Все эти случаи, считающиеся типами «чистой оппози­ции», не обязательно должны ею быть; ибо такого рода оп­поненты объявляют себя защитниками угрожаемых прав, борцами за объективно правильное, охранителями мень­шинства как такового. Абстрактное стремление к оппози­ции, по-моему, гораздо отчетливее демонстрируют куда менее примечательные ситуации: тихое, едва осознанное, часто сразу же улетучивающееся побуждение противоре­чить некоторому утверждению или требованию именно тогда, когда оно встречается в категоричной форме. Даже во вполне гармоничных отношениях у многих достаточ­но податливых натур этот оппозиционный инстинкт вы-

1 Маколеи Томас Бабингтон (1800—1859) — лорд, знаменитый анг­лийский писатель, историк и политический деятель. — Примеч. ред.

2 Его враждебность относилась не к папству или протестантизму, мо­нархическому правлению или республиканскому правлению, дому Стю­артов или Нассаускому дому, но вообще ко всему в то время установив­шемуся (ангя.). Речь идет о памфлетисте Р.Фергюсоне (1637—1714). -- При­меч. перев.

Человек как враг

ступает с неизбежностью рефлекторного движения и под­мешивается, пусть и без видимых последствий, к поведе­нию в целом. Допустим, это действительно захотели бы назвать защитным инстинктом — ведь и многие живот­ные автоматически выбрасывают свои приспособления для защиты и нападения в ответ на одно только прикос­новение. Но тем самым был бы только доказан изначаль­ный, фундаментальный характер оппозиции, так как это означало бы, что личность, даже и не подвергаясь напа­дению, лишь реагируя на самовыражения других, не спо­собна утверждать себя иначе, как через оппозицию, что первый инстинкт, при помощи которого она себя утвер­ждает, есть отрицание другого.

Прежде всего, от признания априорного инстинкта борьбы невозможно отказаться, если присмотреться к не­вероятно мелким, просто смехотворным поводам самой серьезной борьбы. Один английский историк рассказы­вает, как передрались между собой две ирландские пар­тии, вражда которых возникла из спора относительно мас-1 и какой-то коровы. В Индии несколько десятилетий на-:*ад происходили серьезные восстания вследствие распри двух партий, ничего не знавших одна о другой, кроме того, что они — партии правой и левой руки. И только, так ска­зать, на другом конце эта ничтожность поводов для спо­ра обнаруживает себя в том, чт.о часто он завершается яв­лениями просто ребяческими. Магометане и индусы жи­вут в Индии в постоянной, латентной вражде и отмечают ее тем, что магометане застегивают свое верхнее платье слева направо, а индусы — справа налево, что на общих трапезах первые усаживаются в круг, а вторые — в ряд, что бедные магометане используют в качестве тарелки одну сторону листа, а бедные индусы — другую. В чело­веческой вражде причина и действие часто до такой сте­пени находятся вне связи и разумной пропорции, что не­возможно правильно понять, является ли мнимый пред-

Георг Зиммель

мет спора его действительным поводом или всего только выходом для уже существующей вражды. Что касается, например, отдельных процессов борьбы между римски­ми и греческими партиями в цирке, борьбы Алой и Белой розы, — то невозможность обнаружить какое-либо рацио­нальное основание для борьбы заставляет нас по меньшей мере сомневаться в ее смысле. В целом создается впечат­ление, что люди никогда не любили друг друга из-за ве­щей столь малых и ничтожных, как те, из-за которых один другого ненавидит.

Наконец, на мысль о том, что существует изначальная потребность во враждебности, часто наводит и невероят­но легкая внушаемость враждебного настроения. В общем, среднему человеку гораздо труднее удается внушить дру­гому такому же доверие и склонность к некоему третьему, прежде ему безразличному, чем недоверие и отвращение. Весьма характерно, что это различие оказывается относи­тельно резким именно там, где речь идет о низших сте­пенях того и другого, о первых зачатках настроенности и предрассудка в пользу или против кого-либо; что касает­ся более высоких степеней, ведущих к практике, то тогда решает уже не эта мимолетная, однако выдающая основ­ной инстинкт наклонность, но соображение более осоз­нанного характера. Здесь обнаруживается тот же факт, но как бы иначе повернутый: легкие, словно бы тенью набе­гающие предубеждения на наш образ другого могут быть внушены даже совершенно безразличными личностями; для возникновения же благоприятного предрассудка ну­жен уже некто авторитетный или находящийся с нами в душевной близости. Быть может, без этой легкости или легкомыслия, с каким средний человек реагирует именно на внушения неблагоприятного рода, и aliquid haeret1 не стало бы трагической истиной.

1 Что-то не ладится (лат.}.

в

Человек как враг

Наблюдение всяческих антипатий и разделения на партии, интриг и случаев открытой борьбы, конечно, мог­ло бы поставить враждебность в ряд тех первичных чело­веческих энергий, которые не высвобождаются внешней реальностью их предметов, но сами для себя эти предме­ты создают. Так, говорят, что человек не потому имеет ре­лигию, что верит в Бога, но потому верит в Бога, что име­ет религию как настроенность своей души. В отношении любви, пожалуй, общепризнано, что она, особенно в мо­лодые годы, не есть лишь реакция нашей души, которую вызывает ее предмет (например, как воспринимается цвет нашим аппаратом зрения). Душа имеет потребность лю­бить, и только сама объемлет некоторый предмет, удов­летворяющий этой потребности. Да ведь душа впервые и наделяет его, при определенных обстоятельствах, таки­ми свойствами, которые якобы вызвали любовь. Нет ни­каких оснований утверждать, что то же самое (с некото­рыми оговорками) не может происходить и с развитием противоположного аффекта, что душа не обладает авто­хтонной потребностью ненавидеть и бороться, часто толь­ко и проецирующей на избираемые ею предметы, их воз­буждающие ненависть свойства.

Это не столь очевидный случай, как любовь. Дело, ви­димо, в том, что влечение любви, благодаря тому, что в юности оно невероятно физиологически обострено, несо­мненным образом подтверждает свою спонтанность, свою определенность со стороны terminus a quo1. Влечение не­нависти, пожалуй, только в виде исключения имеет такие острые стадии, которые могли бы позволить равным обра­зом осознать ее субъективно-спонтанный характер.

Итак, если у человека действительно есть формальное влечение враждебности как парная противоположность потребности в симпатии, то, по-моему, исторически оно

1 Исходный пункт (лат.).

Георг Зим мель

берет начало в одном из тех психических процессов дис­тилляции, когда внутренние движения, в конце концов, оставляют в душе после себя общую им форму как не­кое самостоятельное влечение. Интересы различного рода столь часто побуждают к борьбе за определенные блага, к оппозиции определенным личностям, что, вполне вероят­но, в качестве остатка в наследственный инвентарь нашего рода могло перейти состояние возбуждения, само по себе побуждающее к антагонистическим выражениям.

Известно, что — в силу неоднократно обсуждавших­ся причин — взаимоотношения примитивных групп поч­ти всегда враждебны. Пожалуй, самый радикальный при­мер — индейцы, у которых каждое племя считалось нахо­дящимся в состоянии войны с любым другим, если с ним не был заключен внятный мирный договор. Но нельзя за­бывать, что на ранних стадиях культуры война есть едва ли не единственная форма, в которой вообще идет речь о соприкосновении с чужой группой. Покуда межтеррито­риальное торговое общение было неразвито, индивидуаль­ные путешествия неизвестны, а духовная общность еще не выходила за границу группы, помимо войны не было никаких социологических взаимосвязей между различ­ными группами. Здесь взаимоотношения элементов груп­пы и примитивных групп между собой проявляются в со­вершенно противоположных формах. Внутри замкнутого круга вражда, как правило, означает прерывание взаимо­связей, отстраненность и избегание контактов; эти нега­тивные явления сопровождает даже страстное взаимодей­ствие открытой борьбы. Напротив, каждая из групп в це­лом равнодушна к другой, покуда длится мир, и лишь во время войны они обретают друг для друга активную зна­чимость. Поэтому одно и то же влечение к экспансии и действенности, которое внутри требует безусловного мира как основы сцепления интересов и взаимодействия, вовне может выступать как воинственная тенденция.

10

Человек как враг

* * *

Война, возникающая на основе единства и равенства, очень часто бывает более страстной и радикальной, чем в случае, если партии не составляли одно целое. Древний иудейский закон разрешает двоеженство, но он же нала­гает запрет на брак с двумя сестрами (хотя после смер­ти одной из них можно жениться на другой), ибо такой брак особо способствовал бы возбуждению ревности. То есть прямо предполагается как факт опыта, что на почве родственной общности возникает более сильный антаго­низм, чем между чужими. Взаимная ненависть мельчай­ших соседних государств, у которых вся картина мира, локальные связи и интересы необходимым образом весь­ма сходны и нередко должны даже совпадать, часто на­много более страстна и непримирима, чем между больши­ми нациями, пространственно и по существу совершенно чужими друг другу. Этот рок настиг и Грецию, и после-римскую Италию, и с еще большей силой он обрушивал­ся на Англию, пока там после норманнского завоевания не сплавились обе расы. Они, эти расы, жили вперемеж­ку на одной и той же территории, были привязаны друг к другу постоянно действовавшими жизненными интереса­ми, их удерживала вместе единая идея государства. И все-таки внутренне они были совершенно чужды, во всем су­ществе каждой из них сказывалось отсутствие взаимопо­нимания, а во властных интересах они были абсолютно враждебны одна другой. Справедливо сказано, что ожес­точение и ненависть тут были большими, нежели они во­обще могли проявиться в отношениях между внешне и внутренне разделенными племенами.

Дела церковные наиболее показательны, ибо здесь ма­лейшее отличие, поскольку оно догматически фиксирова-

11

Георг Зим мель

но, сразу заключает в себе логическую непримиримость: если отклонение вообще имеет место, то в категориальном отношении безразлично, велико оно или мало. Так обстоя­ло дело в конфессиональных спорах между лютеранами и реформатами в XVII в. Едва только состоялось великое обособление от католицизма, как тут же целое расщепля­лось по ничтожнейшим поводам на партии, по заявлени­ям которых скорее возможна была бы общность с папи­стами, чем со сторонниками иного исповедания. А когда в 1875 г. в Берне возникла трудность с определением мес­та католического богослужения, папа не разрешил, чтобы оно состоялось в церкви старокатоликов1, лучше тогда уж в реформатской церкви.

Два рода общности следует принять во внимание как фундамент особенно острого антагонизма: общность ка­честв и общность благодаря включенности в единую со­циальную связь. Первая сводится исключительно к тому, что мы являемся существами различными. Вражда должна тем глубже и сильнее возбудить сознание, чем больше схо­жесть партий, от которой она отталкивается. При мирной или исполненной любви настроенности это — отличный защитный инструмент объединения, сравнимый с преду­предительной функцией боли в организме; ибо именно явственная осознанность, с какой заявляет о себе диссо­нанс в обычно гармоничных отношениях, сразу же при­зывает к устранению почвы для спора, чтобы он не разъ­ел отношения до самого основания.

Но где нет этого намерения при любых обстоятель­ствах все-таки договориться, там сознание антагонизма, обостренное равенством во всем остальном, делает анта­гонизм еще острее. Люди, у которых много общего, часто куда горше, несправедливее обижают друг друга, чем со-

1 Стйрокатолицизм — течение, отколовшееся от католицизма после Ватиканского собора 1869—1870 гг. — Примеч. ред.

12

Человек как враг

вершенно чуждые. Иногда это случается потому, что боль­шая область их взаимной общности стала чем-то само со­бой разумеющимся, и поэтому не она, а то, что на дан­ный момент их разнит, определяет позиции по отношению друг к другу. Преимущественно это происходит именно в силу их немногих различий, а всякий мельчайший ан­тагонизм приобретает иное относительное значение, чем это бывает между людьми более отчужденными, с самого начала взаимно ориентированными на возможные разли­чия. Отсюда — семейные конфликты из-за совершенней­ших пустяков, трагичность «мелочей», из-за которых по­рой расходятся вполне подходящие друг другу люди. Это отнюдь не всегда означает, что гармонизирующие силы еще прежде пришли в упадок; как раз большая схожесть свойств, склонностей, убеждений может привести к тому, что расхождение в чем-то совсем незначительном (из-за остроты противоположностей) будет ощущаться как не­что совершенно невыносимое.

К этому добавляется еще следующее: чужому, с кем не объединяют ни общие качества, ни интересы, люди про­тивостоят объективно, пряча личность в скорлупу сдер­жанности, поэтому отдельное различие не так легко ста­новится доминантой человека. С абсолютно чужими со­прикасаются лишь в тех точках, где возможны отдельные переговоры или совпадение интересов. Ими ограничива­ется и течение конфликта. Чем больше у нас как целост­ных людей общего с другим человеком, тем легче наша целостность станет сопрягаться с каждым отдельным от­ношением к нему. Отсюда та непомерная резкость, те сры­вы, какие люди, обычно вполне собою владеющие, ино­гда позволяют себе как раз с самыми близкими. Счастье и глубина отношений с человеком, с которым мы, так ска­зать, ощущаем свое тождество, когда ни одно слово, со­вместная деятельность или страдание не остаются под-
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Укрепление законности и борьба с преступностью
Тем не менее, последствия преступления играют не последнюю роль при квалификации деяния и назначении на­казания. Вот, пожалуй, и...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon О Духоведении, Евангелии и будущем Человечества в качестве введения...
Его, конечно, трудно понять, и поэтому пройдет еще некоторое время, пока люди снова будут его постигать. Осенью 1808 г. Гегель был...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon История, Археология, Этнография
Религия шаманизм наследие охотничьего периода. Монголы-звероловы. Установить, кто был монголом, кто тюрком, кто тунгусом пока трудно....
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Миротворчество нравственная миссия воина
Особенно остро она воспринимается теми, кто выбирает путь воина. Как воспитывать будущего военного человека? Какие жизненные цели...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Русская литература XIX века Жена поэта
Трудно найти не только в русской, но и во всей мировой истории женщину, которая оставила бы такой неизгладимый след в людской памяти,...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Важное примечание
Единственная причина, по которой человек прекращает изучение предмета, не понимает о чем идет речь или просто не в состоянии учиться...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Альковные секреты шеф-поваров (The Bedroom Secrets of the Master Chefs)
И однажды ненависть, бушующая в душе Дэнни, позволяет ему наложить на недруга чудовищное заклятие. Его не избыть ни магией, ни медициной....
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon 01. Чувство Парижа. Ориентация Париж никогда не кончается, и каждый,...
Мы всегда возвращались туда, кем бы мы ни были, и как бы он ни изменился, как бы трудно или легко ни было попасть туда. Париж стоит...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Биография Александра Сергеевича Пушкина ярка и насыщенна, его жизнеописанию...
Наоборот, эта памятная дата трагична, ведь в этот день в 1837 году скончался А. С. Пушкин – величайший российский поэт, имя и творчество...
Но вот ему угрожает падение, последствия которого пока трудно пред­ставить icon Эрудит-Марафон Учащихся «эму-специалист 2013» литературное чтение
Библиотека Сказочной Австралии расширяется и развивается. Библиотекарь Сумчатый Крот решил, что ему необходим помощник. Он просит...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции