Три портрета
|
Скачать 275.53 Kb.
|
| Реувен Пятигорский ТРИ ПОРТРЕТА "Только не говорите нам, что мы - одно и то же" Луи Лево, "Павильон Флоры" Далеко не все разделяют мнение, согласно которому мир стоит даже не накануне, а в самом разгаре первого этапа противостояния цивилизаций. Но даже несогласным полезно знать, какие психологические архетипы скрываются за портретами участников этого противостояния - мусульманина, христианина и еврея. Правда, стоит завести разговор о мусульманине, христиане и еврее, всегда найдутся желающие заявить, будто еврей тут посторонний - дескать, не велика значимость. Тем не менее, два обстоятельства не позволяют исключить его из рассмотрения. И церковь, и мечеть вышли из синагоги, это раз. Во-вторых, может, по чистой случайности, а может, здесь проявилось какое-то фундаментальное качество мира, но из-за еврея все и началось. Он оказался как бы в центре общего разлома. Так что давайте оставим его в поле анализа. (Без него все равно ничего не получится, - многие пытались.) Итак, обратимся к базису монотеизма, трем китам, на которых покоится современное человечество, - к исламу, христианству и иудаизму. Причем наша скромная задача - всего лишь посмотреть на идеальные образы всей триады. Сначала для удобства изложения дадим героям имена: Ишмаэль, Эсав и Яаков, - так по возрасту. Ишмаэль - сын Авраама, первого проповедника единобожия, и Агари-египтянки. Он - обобщенное лицо мусульман, их портрет и характер. Эсав и Яаков - сыновья-близнецы Ицхака, второго сына Авраама, (сына уже от Сары, а не Агари, ее служанки), обоих родила Ривка. Христиане ассоциируются с Эсавом, семя которого рассеялось в среде народов, позже принявших учение Христа. Евреи - с Яаковом, это их видовое название: так себя именовали и патриарх, и его двенадцать сыновей. Понятно, что как персонажи Торы, а ее признают своей основой все три монотеистические религии, Ишмаэль и Эсав обладали вполне конкретными человеческими качествами, не совсем совпадающими с тем, что продиктовано исламом и христианством, хотя бы потому, что ислам и христианство возникли много позже сроков жизни своих первообразов. И все же не случайно все арабы считают себе потомками Ишмаэля: значит, какие-то его черты ими ощущаются как наследственные. И не случайно многие исследователи прошлого (например, еврейские и исламские философы и проповедники) полагают, что, поскольку христианство приняли народы, в лоне которых расселились потомки Эсава, то последние не могли не оказать глубинного влияния на эти народы и их готовность увлечься притчами Нового Завета. Впрочем, если вы не согласны с таким подходом, давайте смотреть на имя Эсав просто как на термин, не обязывающий нас ни к чему. Теперь самое время перейти от терминов к изложению. Три напряженных узла видятся в картине: отношение к Богу, отношение к себе и отношение друг к другу. Другими словами: внутренний мир, который все и определяет; внешний мир, но все еще семейный, внутриклановый; и внешний мир, пограничный, что называется - по ту сторону стены. Начнем с еврея, с Яакова. (С себя всегда легче.) Еврей ведет напряженный разговор с Богом. Причем говорят обе стороны - еврей и Бог. Это то, что называется диалогом. О его внутреннем содержании чуть ниже, оно нам представляется одним из самых важных пунктов всего анализа, тем, что послужило началом трех мировых религий. Если смотреть со стороны, то картина выглядит несколько странно: оба участника - Бог и Яаков - оживленно беседуют, причем иногда настолько увлеченно, что начинает казаться, будто оба куда-то торопятся, перебивают друг друга, сбиваясь на раздраженный тон или даже на крик, - но один другого не оставляют. И никого, кроме себя, не замечают. Доказательство? Да само наличие заповедей. Бог их вручил и, не отрываясь, следит за исполнением. В свою очередь исполнитель ревниво наблюдает за контролером, как актер на генеральной репетиции - за режиссерскими замечаниями из зала. Теперь посмотрим на Эсава: у того с Богом - скорее монолог. Причем говорит главным образом Бог, а Эсав слушает. Порой начисто теряет связь (когда голос абонента скрывается за разрядами телефонных всполохов на линии), изредка пытается понять сообщение; бывает, что и отвечает, - но все равно как-то не убедительно (это его собственная оценка), комкая слова, словно его жизнь - черновик, который будет переписан. Так или иначе, поскольку вещает Бог, то перед нами моноспектакль, в котором, по замыслу драматурга, ближе к финалу свой текст прочтет и человек - с начала и до конца. Но где тот финал, спрашивается. Жизнь мусульманина тоже больше похожа на монолог, однако здесь роли поменялись: говорит человек - громко и четко, а Бог выступает в роли терпеливого слушателя. Он молчит и как бы соглашается с репликами, порой удивляясь, но чаще просто усваивая информацию, которая густо поступает Ему с земли. Так верховный правитель внимает своим министрам-референтам, кивая в нужных местах головой и убеждаясь, что пока все в порядке. Пока. Вы возразите: какое нам дело, как ведутся эти три диалога? Лучше скажите, о чем они! - Верно, сейчас скажем о чем. Но разве не интересно, как выглядит человек, во внутренний мир которого мы начинаем погружение? Яаков живет настоящим моментом, он весь в "теперь", "сейчас". Будущее для него - всего лишь ожидаемое объявление оценки того, что происходит сейчас. Прошлое для него - подготовка к "сейчас", увертюра. А в данный момент идет экзамен, последнее и самое важное испытание. И потому Яаков боится. Боится, что не справляется с обязательствами, что финальная оценка его усилий окажется негативной. (Не дай Бог не добрать баллов! - вам знакомо это чувство?) Недаром само название религиозного еврея - "хареди", страшащийся, пребывающий в трепете. Он страшится греха, своего непослушания перед Богом: не ошибается ли он в эту секунду, туда ли идет? Понятно, что всегда есть возможность исправления, раскаяния, возврата в до-грешное состояние. Но кто сказал, что возврат состоится, что он заслужит оправдание? Даже поговорка такая бытует: где стоит исправившийся, там не может встать безгрешный. Не потому, что ему трудно там встать, тяжело подняться до того места, а потому, что нет такого места вообще! Раскаяться почти невозможно, легче совсем не ошибаться, но кто живет не ошибаясь? Итак, Яаков боится себя, вернее, своей способности совершать ошибки, грешить. Эсав тоже боится. Но не своих ошибок, а того, что его по каким-то причинам не простят. Он живет будущим. "Сегодня" - это черновик. "Вчера" - эскизы к черновику, а реальное праведное существование начнется завтра, ближе к вечеру. И никогда не поздно перед этим "завтра" - но все равно не теперь - раскаяться и горячо попросить прощения. И тогда будешь прощен, лишь бы не упустить последний момент. Ибо Бог добр. Не то что у Яакова. Еврейский Бог простит ошибки (не человека, заметьте, а всего лишь его ошибки), поможет исправиться, изменить самого себя - но только если у человека появится такое желание. Бог же Эсава не так суров и ревнив: Он готов простить всех, включая самого страшного грешника. (Именно грешника, а не грехи, поскольку последние живут как бы в отрыве от нас.) Потому что Он - и есть милосердие и безграничная любовь. В отличие от двух своих оппонентов по мировой истории, Ишмаэль - в виде отдельной личности или всего мусульманства в целом - живет сразу во всех временах: прошлом, нынешнем и будущем. Он ничего не боится (если говорить о "готическом" страхе веры). Ибо, однажды приняв на себя обязательства, последователь Магомета пребывает в спокойствии: Бог-Аллах учел это принятие и теперь никогда не предаст своего верного раба. (Кстати, жить во всех трех временах, по мнению некоторых - совсем нигде не жить. Ну да это чисто христианский взгляд на мир; мусульманин обитает в другой системе ценностных координат.) Итак, повторяем (это важно): Ишмаэль - всегда, Яаков - теперь, Эсав - завтра. Это их личные самоощущения. Так они вывернуты: Яаков в себя, Ишмаэль в пространство, Эсав в грядущее завтра. Которого, кстати говоря, он несколько побаивается, ибо в дне наступающем нет ярких красок греха и волнующих запахов соблазна, наполняющих день сегодняшний; финальное завтра скучновато и совсем не зовет. Короче говоря, ученик Христа не так тянется в рай, как страшится ада. В этом его напряженная составляющая бытия. Он знает, что грешит, но не готов считать себя грешником. Ишмаэль ада не боится, а поэтому смотрит на Эсава, как на ребенка, который напуган детскими страхами темной комнаты и неясных звуков ночного сада за окном. Самоощущение Ишмаэля, даже если он женщина, - взрослость, опытность. Мусульманский идеал человеческой личности - убеленный сединами советчик жизни. Недаром мусульмане - замечательные исполнители всего, что задумали. Салах-ад-дин всегда победит в битве. Но если зеленому знамени придется отступить, то непременно с достоинством, не спеша, до лучших времен - ибо земля, однажды под этим знаменем побывавшая, навечно входит в ареал мусульманского мира. Уверенность Ишмаэля в собственной непогрешимости (непобедимости) - не от презрения к ошибкам и не от завышенной самооценки. Просто Аллах - всегда с ним, Он не даст ошибиться. Так что не придется и исправляться. И каяться не надо. Ибо Он помогает всегда! Отсюда важное отличие каждого из трех миров от других: Яков - индивидуалист даже на уровне народа, хотя со всеми готов вступить в контакт. Эсав живет общиной, даже если она охватывает несколько стран и материков. Ишмаэль обитает во всей вселенной и не видит границы между собой и другими людьми, странами или далекими звездами: всё должно быть как он! Теперь чуть подробней (тут весь смысл - в деталях). Повторяем, Яаков из всех - самый упрямый индивидуалист. Он ведет диалог с Богом. Сугубо и безнадежно личный. И никого в том диалоге, кроме двух его участников, нет. Он (личность, человек) и Бог - больше никого. Схема работает так: Всевышний ставит человека в некую ситуацию, тот отвечает своей репликой, своими действиями. В ответ на эти действия Бог конструирует и реализует новую ситуацию. Реплики Бога ведутся по особым правилам, в принципе записанными в Торе. Цель диалога - поднять человека, привести его к некоторой духовной цели. Самоустранение невозможно, пропустить очередь своей реплики не дано. Остальные люди здесь - не участники, они всего лишь проявления "внешнего", т.е. того же Бога. Ты стоишь перед Ним один, полностью отвечая за все, что думаешь, говоришь и делаешь. Не на кого свалить вину, вся ответственность на тебе. Согласитесь, страшная картина. Недаром евреи "боятся". И все же даже в этом предельно индивидуальном существовании присутствует элемент коллективности. Во-первых, люди, которые тебя окружают, - вполне одушевленны, просто каждый из них тоже ведет свой диалог. (А потому не спеши их осуждать или судить: у них свой суд, где ты - свидетель обвинения или защиты, как кому больше нравится.) Их действия для тебя - поступок Бога, но не всегда слепо наказывающий, т.е. его можно - или нужно - упредить. А во-вторых, люди вокруг - это такой же объект заботы Творца, как ты сам. А потому - люби их, ибо такова первая из заповедей. (О врагах и ненависти чуть ниже. А о национальном моменте среди евреев вообще надо вести отдельный разговор.) Второй у нас Эсав, христианин. Вроде бы, у Эсава не меньше оснований считать себя индивидуалистом (по известной формуле: нет еврея, грека, американца, а есть только последователи Христа. Или не-последователи, а значит, сторонники антихриста). Но нет, христиане живут одним лагерем, общиной (так и называется - церковь). И пусть каждый держит свой ответ перед Судьей, но проходят-то они все "по одному делу". А значит, их рассмотрение, как говорится, выделено в общее производство. "Не я один, мы все так поступали", - прямодушно скажет христианин на Суде, и что интересно - будет прощен. Но вот на мусульманина даже в Суд никто не подаст. Его уже ждет блаженство - со всеми атрибутами рая "он-лайн". В то время как христианин наслаждается своей западной техно-цивилизаций на уровне "Матрицы" (потому и не насытится никак: виртуально же!). Тут обнаруживается тонкое отличие (не скатиться бы к иронии): Эсав надеется на будущее прощение. Он этим утешен теперь. Потому и не спешит встать в позу защиты: чего защищаться, если "ударили по правой щеке - подставь левую"? Что вполне по-человечески понятно: тебя завтра будут судить, ты надеешься на милость, поэтому не зазорно уже теперь проявить милость к другим людям - глядишь, на Суде зачтется. Это "подставь левую щеку", как ни удивительно, - чисто еврейский образ. Вся разница в трактовке персонажей. Если ударил враг, то подставь врагу, - это по-христиански. Для еврея - тебя атакует не враг, врагов вообще нет, а Сам Всевышний (который дал кому-то совершить то, что ты воспринимаешь как наказание). А следовательно, вся формула звучит с некоторым уточнением: если тебя ударил Бог (через других людей), то подставь Ему (Богу) вторую щеку (т.е. прими урок с почтением и признанием). Но это еще не означает, будто врагам надо подставлять щеки. Может, Бог как раз этому тебя и учит - как, давая сдачу и не отступая, уметь победить. В итоге, христианское требование любить врага Яакову представляется несколько завышенным, чрезмерным; он заранее знает, что не справится, потому и не берется. Другое дело, что Яаков перевел всю полемику в иную плоскость: я не могу полюбить врага, но постараюсь не относиться к нему с ненавистью. Согласитесь, тоже не мало. В то время как на поле оппонентов мы видим другую картину: я обязан врага полюбить, но мне это не всегда удается, и поскольку я все равно опустил духовную планку, то мне разрешено его ненавидеть. Ишмаэль врага ненавидит всегда. И это хорошая ненависть, чистая, светлая, как огонь в очаге. Врагу остается только одно средство избежать этого ровного, неугасимого огня - перейти в мусульманство. Кстати, о прозелите. Ишмаэль его примет в любое время дня и года. Эсав - еще с большей радостью, ибо для того и живет, чтобы нести людям свет своего ученья. Яаков - никогда. Т.е. и он примет, но с напряженным недоверием, так как в статусе нееврея, если говорить теоретически, на уровне идей, не видит ничего плохого; просто ему самому этот статус запрещен, вот и вся недолга. (Ах, как все у нас не глубоко прописано! Да что делать, если в этой теме каждое положение требует отдельной иллюстрации, пояснения, особой книги! Материал, поверьте, абсолютно не тронутый. Некому его тронуть, не объявилась еще такая профессия: верующий ученый-аналитик в области компаративного религиоведения.) Отношению к добру и злу. Хотите ракурс, в котором, как через линзу, видно многое? Пожалуйста: зло - для Эсава - существует объективно и безусловно. В глазах реального христианина - дьявол (сатана, черт, лукавый) живет своей автономной жизнью, и уклониться от встречи с ним - своего рода судьба (или не судьба). (Рассказывают, Лев Гумилев атаковал в разговоре Александра Меня: сам Бог не мешает дьяволу в его кознях! И Мень соглашался, вот что странно.) Но уже для мусульманина или еврея - зла в мире ровно столько, сколько обнаружишь его в своем сердце. Важный момент: то, как вы поняли это предложение, - характерно для Ишмаэля. Трактовка Яакова (сравните со своей) несколько иная: зло - это не больше и не меньше, чем болезненная для меня реакция Бога на мои собственные действия; Он меня учит, наказывает - но продолжает любить. Следствие указанных точек зрения: мир справедлив! Так утверждают Яаков и Ишмаэль. Ибо я сам таков, - говорит Яаков. Ибо наш мир таков, - говорит Ишмаэль. А Эсав добавляет: ну да, мир должен быть справедливым, но в том-то и дело, что он - всего лишь искушение, соблазн, от которого надо отказаться, который надо преодолеть - опять-таки в своем сердце, и тогда он отпадет, как шелуха. А раз отпадет, то нет в нем ни боли, ни страданий, ни потерянной надежды. Это и есть справедливость. Слышите? Потерянная надежда - самое большое страдание, не теряйте ее… В области отношений между "собой" и "чужим" поведение наших героев - Яакова, Ишмаэля и Эсава - проще всего описать, используя понятия "почет" и "позор". Мусульманская позиция: чтоб чужие не смеялись. Вернее даже так: не дай Аллах, чтобы свои подумали, будто я стерпел позор от чужих; в таком случае лучше умереть. Христианский подход несколько резче: не от чужих или своих боюсь позора, а от самого себя. Поэтому разбитый сарацинами рыцарь-крестоносец возвращается во Францию под покровом ночи. Через месяц он снова начнет давать балы (или устраивать набеги на соседние замки), но сегодня, сгорая от стыда, не глядит даже в зеркало. В то время как теснимые Реконкистой арабы покидают Испанию с гордо поднятой головой: мы сюда еще вернемся. И только еврею страшен не столько срам от людей, сколько нелюбовь Бога, что проглядывает из-под складок на этом сраме: еще одно испытание, которое надо пережить достойно. (Несомненно, одно из самых характерных еврейских качеств: даже позор надо пережить не теряя лица! Где вы такое встретите на улицах Рима или Мекки? Чистый Иерусалим.) |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 |
Проблемы словесного портрета в современной лингвистике Функционально – коммуникативный подход к изучению словесно художественного портрета с. 5 |
|
Любви в лирике А. С. Пушкина Свобода, творчество, любовь – три стихии духа, прекрасные в человеке, три сферы активности. Разбивающие замкнутый мирок эгоизма личности,... |
|
Конкурс портрета Р. Гамзатова Банк данных одарённых детей в мкоу «Верхнеказанищенская сош №2 им. Героя России Закира Даудова» |
|
Тезисы Вступление Прижизненных изображений Пушкина в скульптуре не было. Эти два портрета имеют большую ценность. Почему? |
|
Иван Владимирович Тюленев Через три войны «Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941-1945»: Центрполиграф; 2007 |
|
Типология и поэтика портрета в русской лирической поэзии Работа выполнена на кафедре русской классической литературы и славистики Литературного института им. А. М. Горького |
|
Юрий Андреевич Андреев Три кита здоровья Предисловие к 14-му официальному изданию Не кажется ли Вам, читатель, что время невероятно ускорило свой бег и движется воистину стремительно? Мне, например, неоднократно... |
|
Игорь Геннадьевич Ермолов Три года без Сталина. Оккупация: советские... «Ермолов И. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941–1944. (На линии фронта. Правда... |
 |
Интегрированный урок речевого развития для 9-10 класса (2 часа) Интегрированный урок речевого развития для 9-10 класса (2 часа). Долг в представлении русского языка и культуры: «Ритм нашей жизни... |
|
А. С. Пушкин Три девицы под окном |