Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти




Скачать 4.19 Mb.
Название Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти
страница 1/35
Дата публикации 20.05.2014
Размер 4.19 Mb.
Тип Книга
literature-edu.ru > Философия > Книга
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   35

www.koob.ru

Владимир Леви

ИСПОВЕДЬ ГИПНОТИЗЁРА

КНИГА ТРЕТЬЯ

ЭГО ИЛИ ПРОФИЛАКТИКА СМЕРТИ



(Пролог)

...Февральская оттепель, ночь... Шепчутся капли, с глу­хим стуком падают талые комья...

..Я знаю, знаю, КТО ТЫ — но боюсь называть...

...Спешу, страшно спешу, и вот доспешился до того, что... Странно, все может кончиться в любое мгнове­ние — все и кончится через мгновение — но страшен не сам конец, а то, что я не успею — конечно же не успею! — отдать ТЕБЕ и тысячной доли своих богатств — ведь они ТВОИ... Вселенные во мне, океа­ны, бездны памятей и скорбей — неужто же лишь пы­линки праха... неужто развеется в опустошении...

Горстка времени, ничего больше? Вечность? Зачем?

О, кто бы мне подсказал, как распорядиться, как вы­кроить этот остаток...

(Черновик рукописи, фрагмент)

В день и час... (зачеркнуто)... пусть это будет 6 июня (...) года, 21.35 по московскому, пускай так — в озна­ченный, стало быть, день и час, с которого мы начина­ем повествование, Эго находился в квартире, записан­ной на имя известного психотерапевта, ученого, писа­теля, лауреата какой-то премии, президента чего-то, руководителя того и сего, члена обществ, комиссий, редколлегий и прочая, скончавшегося минуту назад.

(На полях карандашом: Смахивает на начало дешево­го детектива. «Эго» — всего лишь «я»?.. Неправда. Соз­дание, мне неведомое. Душа).

С разных ракурсов эпизод этот уже дважды являлся в предутренних сновидениях, и в одном была эта непре­менная муха, льнущая, неизгонимая муха, черт знает откуда возникающая, если уж конец или скоро... Даже в операционных, среди зимы...

Умерший сидел за столом.

Грех жаловаться, далеко не всякому везет так вот, не

шелохнувшись, впечататься в небытие. Тихой ледяной молнией обняла тело смерть: лопнул магистральный сосуд, все центры мозга отключились единогласно. Так можно вырубиться невзначай и где-нибудь на концер­те, и...

(Плотно зачеркнуто. На полях: «Хорошенькая психо­терапия для мнительных. А ведь так, как я, филигран­но щадить нервишки читателя вряд ли кто... читателя знаю подробнее, чем...»)

Неоперабельная аневризма. Никак иначе.

Но вот ошибка. (На полях: «Всякая ошибка есть неиспользованная свобода»). Это должно было прои­зойти в другом месте, не здесь. Не за этим столом.

Стараясь не смотреть, Эго приблизился.

Венецианский шедевр в стиле то ли позднего барок­ко, то ли раннего рококо (покойник всегда их позорно путал), львинолапый красавец в золотистом литье — такой стол мебелью не назовешь, это уже существо. Дух изысканно-живой, беззаботный, пьющий на бру­дершафт с вечностью, сотворил это произведение рука­ми неведомого мастера — и теперь звонко протестовал. Что такое, вопрошал он, к чему эта буфетная скоропос­тижность? Мне оскорбительно давление мертвой пло­ти, я и так многое претерпел.

Теперь уже не узнать, какими путями прикочевал в скудный дом этот ссыльный аристократ. Гнутые орехо­вые ноги уже лет шестьдесят взывали о скорой помо­щи; грудастые бронзовые рожицы побурели; врезная, цвета спелой маслины, кожа столешницы... (неразбор­чиво) царапинами и вмятинами, кое-где вспухла; на черной тисненой кайме зиял шрам, выжженный сига­ретой. Так увековечил себя приятель (нрзбр) с подруж­кой...

(Вычеркнутая страница. На полях: «К... бабушке этот домашний пейзаж. Обрыдлое логово полухолостяка. Только дети что-то замечают, а взрослые ни черта, хоть и озирают все. Действует не обстановка, а дух.)

Умерший сидел — как и был застигнут, в рабочем кресле. Рука — вжата в недописанный лист.

Взгляд уходящих не мигает. Разминованш путей бескрылый ум не постигает.

Судьба не разожмет когтей и душу, легкую добычу, ввысь унесет, за облака, а кости вниз, таков обычай и человеческий, и птичий, пришедший к нам издалека...

Морозное поле, стоячая стынь. По меньшей мере, за тридцать метров... Иной толстокожий и не ощутит, но, принагнувшись в прощании...

Отойти,- отойти. Поваляться еще немного на скрипу­чей розовощекой тахте. Вынестись за пределы клетки... Можно не подниматься, снаружи все выучено назубок.

Безгоризонтное городское пространство. Балконы, оскаленные бельем. Две лежачие башни — окно в окно. Каждый вечер там, в гнездышке, что смотрит прямо тебе в пуп, какой-то в майке и какая-то в зеленом халатике — несколько деловитых передвижений — полотенце — крем или что там — да, там, в каюте напротив...

Распружинившись, Эго прыгнул на ковер, сделал стойку, на руках подошел к столу и, возвернувшись на ноги, глянул через окаменелое плечо на бумаги.

— Можно вас попросить... Убрать лапку?..

Не среагировал.

Эго1 нагнулся, ухватил ножки кресла и отодвинул его от стола с седоком вместе, насколько смог.

В освободившемся пространстве осталась мутвобеле-сая аура. Отдунув ее несколькими энергичными выдо­хами — она нехотя, как дым трубочный, поползла не в ту сторону — и не обращая более внимания на фантом, Эго придвинул к столу вращающийся фортепианный стульчик, уселся и принялся читать.

Осенних строчек ломкий хворост, озноб, озноб... Горят слова, и рвется мысли тетива, и сердце набирает скорость. Лети, неведомая повесть, в глубины памяти стремись, стрелой в полете распрямись, настраивай, как скрипку, совесть, и пусть несовершенный^ не в звуки верует, а в дух,

и строчка выпорхнет, как птица, и ложь невольная простится...

Давал зарок, что никогда

не напишу воспоминаний,

не стану продавцом стыда.

Но есть и праздники признаний,

не взлом по ордеру, но взгляд,

каким при вскрытии глядят

на сердце — может быть, забьется...

Но это редко удается.

— О ком же это... Позвольте спросить? — Эго обер­нулся.

Кресло было пусто.

Закат заваливался за крыши; город, не знающий зари, готовился зажечь собственную, ущербную. Все на месте было внизу — полувсамделишные деревья, по­пытки газона, встрепанная песочница, кучка ребяти­шек и пенсионеров, общественная собачонка. Уже тре­тий вечер подряд у подъезда с настойчивой флегматич­ностью стояла карета скорой помощи. «Останови-те му-зы-ку!»,— умолял чей-то осипший магнитофон.

Что ж, пора. Свободные полеты в пространстве с этого мига становятся не передвижением, а лишь изменени­ем состояния. Еще там, в плену, при переходе с вось­мой на седьмую ступень ограниченности стало ясно, что время никуда не идет, что это мы Бременимся из-за неполноты нашей любвеспособности. Полномерная любовь перепрыгивает через время как девочка через скакалочку.

Эго привстал на цыпочки, потянулся, бросил прощаль­ный взгляд на рукописи — с ними уж как-нибудь разберутся — и...

Психовизор

Из «Я и Мы» Из «Дневника Эго»

БАГАЖ

Фрагмент утерянной записи Разгонка к роману

Зачеркнутое «я», сию секунду зачеркнутое, похоронен­ное в черновике,— так начинаю, как начинают писать мне письма, которые отправляют или не отправляют, как начинают все. Было вольнее придумать себе двойни­ка или полудвойника, мыслящею вполголоса, не красав­ца, себе не принадлежащего, так удобнее, но все равно нельзя без приправ, так я уже начинал.

Попроще. Еще раз оглянуться.

15 000+37+=?

Это мой багаж, мое уравнение.

Пятнадцать тысяч — сильно ли вру? — ив какую сторону? — округленное число душ, принятых за врачеб­ное время: примерно по тысяче в год, за 15 лет... Включая внезапные консультации...

А сколько вос-принял?.. И все ради единственной строчки, которая кого-то спасет? Пять-семь слов, не более...

А спасет вовсе не самая совершенная. Может быть, и вот эта.

Тридцать семь лет мне сегодня. Разум, говорят люди мудрые, в этом возрасте вступает лишь в юношество, политикой заниматься еще нельзя, врачеванием — только-только, ибо опыт лишь начинает плодоносить ясновидением, а душа, если верить поэтам, уже имеет право на пенсию.

Цифра 37 интересна некоторыми элегантными совпа­дениями. По сумме цифр — десятка; тройка, семерка, туз — ерунда, но 37 % — критический объем усвоения информации любого содержания из любого текста. Как ни старайся, больше не получается, меньше — тоже, потому что мозг сам ищет и находит свои 37 %, ни больше, ни меньше — нормальное разведение, остальное должно быть водой, фоном. 37 — излюбленный срок жизни-смерти личностей, творческих* но можно боль­ше и можно меньше.

«п» опубликованных книг. А в голове сколько?

10

1. Нос всерьёз

Когда говорят о физиономике, то обычно произносят имя человека, труды которого стали физиономической библией.

С конца восемнадцатого столетия имя это шокирует мыслящую Европу: Иоганн-Гаспар Лафатер, цюрих­ский пастор, считается основателем подозрительной дисциплины, до сих пор не получившей прав граждан­ства.

Гибкий и длинный, с торчащим носом и выпуклыми глазами, всегда экзальтированный, он походил на взволнованного журавля. Уверяли, что женщины, зави­дев его, почему-то начинали усиленно вспоминать о своих домашних обязанностях. Возможно, причиной тому была и не внешность, а проповеди, которые дышали благочестивым рвением. Одно время он состо­ял членом общества аскетов.

Трудно сказать, в какой мере натуре его свойствен был аскетизм, но художник в нем жил бесспорно. Он рисовал с детства, почти исключительно портреты, и в рисунках всецело следовал своей безграничной впечат­лительности: лица, понравившиеся ему или поразив­шие своим уродством, он перерисовывал по многу раз в филигранной старинной технике; зрительная память его была великолепна.

Как-то, стоя у окна в доме приятеля, молодой Лафа­тер обратил внимание на проходившего по улице граж­данина.

— Взгляни, Поль, вон идет тщеславный, завистливый деспот, душе которого, однако, не чужды созерцатель­ность и любовь к Вечному. Он скрытен, мелочен, бес­покоен, но временами его охватывает жажда величест­венного, побуждающая его к раскаянию и молитвам. В эти мгновения он бывает добр и сострадателен, пока снова не увязает в корысти и мелких дрязгах. Он по­дозрителен, фальшив и искренен одновременно, в его речах всегда в трудноопределимой пропорции смеша­ны правда и ложь, ибо его никогда не оставляет мысль о производимом впечатлении...

Приятель подошел к окну.

— Да это же Игрек! — Он назвал фамилию.— Ты с ним давно знаком?

— В первый раз вижу.

11

— Не может быть! Откуда же ты узнал его характер? И главное, абсолютно точно!

— По повороту шеи.

Будто бы этот эпизод и послужил толчком к созда­нию физиономической библии. С некоторых пор пас­тор твердо уверовал в свою способность определять по внешности ум, характер, а главное, степень присутст­вия «божественного начала» (иными словами, мораль­ный облик). Занятие его, надо сказать, этому благо­приятствовало. Исповеди служили превосходным конт­ролем, которому позавидовал бы любой психолог. А в альбоме теснились силуэты и профили, глаза, рты, уши, носы, подбородки. И все это с комментариями, то пространными, то лаконичными. Здесь он давал волю своей фантазии, восторгам и желчи; здесь была вся многочисленная паства, люди знакомые и незнакомые, великие и обыкновенные, и, наконец, он сам собствен­ною персоной. Вот фрагмент из его физиономического автопортрета:

«Он чувствителен и раним до крайности, но природ­ная гибкость делает его человеком всегда довольным... Посмотрите на эти глаза: его душа подвижно-контрас­тна, вы получите от него все или ничего. То, что он должен воспринять, он воспримет сразу либо никогда... Тонкая линия носа, особенно смелый угол, образуе­мый с верхней губой, свидетельствует о поэтическом складе души; крупные закрытые ноздри говорят об умеренности желаний. Его эксцентричное воображение сдерживают две силы: здравый рассудок и честное сердце. Ясная форма открытого лба выказывает добро­сердечие. Главный его недостаток — доверчивость, он доброжелателен до неосторожности. Если его обманут двадцать человек подряд, он не перестанет доверять двадцать первому, но тот, кто однажды возбудит его подозрение, от него ничего уже не добьется...»

Он верил в свою беспристрастность.

В диссертации на степень магистра наук и последо­вавших за нею физиономических этюдах, предназна­ченных для широкой публики, обосновывались начала новой науки. Совершенный физиогном, воплощением которого был, конечно, он сам,— лицо, отмеченное перстом Всевышнего. У него есть некий мистический нюх. Это главное. Остальное — опыт, знание мелких признаков, искусство анализа и так далее, тоже очень

12

важно, но имеет силу только когда есть этот вот нюх. Он озаряет все.

Слава выросла быстро, как мухомор. На физиономи­ческие сеансы ездила вся великосветская Европа, при­водили детей, невест, любовников, присылали портре­ты, силуэты и маски (фотографии еще не изобрели). И хотя с Лафатером иногда приключались ужасные кон­фузы (он принял, например, преступника, приговорен­ного к смерти, за известного государственного деяте­ля), в массе случаев он сумел доказать свою компетен­тность.

Молодой приезжий красавец аббат очаровывал всех в Цюрихе; Лафатеру его физиономия не понравилась. Через некоторое время аббат совершил убийство.

Граф, влюбленный в молодую супругу, привез ее к знаменитому физиономисту, чтобы получить новые свидетельства исключительности своего выбора. Она была удивительно хороша собой, он хотел услышать, что и душа ее так же прекрасна. Лафатер заколебался: по некоторым признакам он почувствовал, что мораль­ная устойчивость юной графини оставляет желать лучшего. Огорчать мужа не хотелось, и Лафатер попы­тался увильнуть от ответа, но граф настаивал. Наконец Лафатер решился и выложил ему все. Граф обиделся, не поверил. Через два года жена бросила его и кончила свои дни в непотребном заведении.

Дама из Парижа привезла дочь. Взглянув на девочку, Лафатер пришел в сильное волнение и отказался гово­рить. Дама умоляла. Тогда он написал что-то, вложил в конверт и взял с дамы клятву распечатать его не рань­ше чем через полгода. За это время девочка умерла. Мать вскрыла конверт. Там была записка: «Я скорблю вместе с вами».

— Вы страшный человек,— сказал Лафатеру на ауди­енции император Иосиф I,— с вами надо быть насто­роже.

— Честному человеку нечего меня бояться, ваше величество.

— Но как вы это определяете? Я понимаю: сильные страсти накладывают отпечаток, ум или глупость вид­ны сразу, но честность?

— Это трудно объяснить, ваше величество. Я стара­юсь не следовать авторитетам, а полагаться Tia чувство и опыт. Иногда все решает мельчайшая черточка. Лицо

13

может быть безобразным, неправильным, но честность и благородство придадут его чертам особую гармо­нию...

Разумеется, он начинал не на пустом месте. За его спиной возвышалась массивная тень Аристотеля, кото­рый в своем всеведении, конечно, не мог обойти столь пикантный предмет:

«У кого руки простираются до самых колен, тот смел, честен и свободен в обращении.

Кто имеет щетинистые, дыбом стоящие волосы, тот боязлив.

Те, у коих пуп не на середине брюха, но гораздо выше находится, недолговечны и бессильны.

У кого широкий рот, тот смел и храбр».

Титан античности положил начало и так называемой животной физиономике: толстый, как у быка, нос оз­начает лень; с широкими ноздрями, как у свиньи,— глупость; острый, как у собаки,— признак холерическо­го темперамента; торчащий, как у вороны,— неосто­рожность. Направление это было развито до полного тупика знаменитым Портой, художником итальянско­го Возрождения, который достиг предельного искусст­ва во взаимной подгонке физиономий зверей и людей, так что их уже нельзя было и отличить друг от друга. В лице Платона Порта, между прочим, уловил сходство с физиономией умной охотничьей собаки, по этой тра­диции знаменитого дипломата Талейрана сравнивали с лисой; у грозного Робеспьера находили в лице нечто тигриное, а старые ворчуны-аристократы времен Лю­довика XIV, говорят, были похожи на благородных королевских гончих.
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   35

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Книга была написана Беряевым за восемь лет до смерти. Черновик ее...
Кламаре и Пиле. Работа над рукописью продолжалась фактически до последних лет жизни философа. Книга вышла уже после смерти Бердяева,...
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Книга была написана Беряевым за восемь лет до смерти. Черновик ее...
Кламаре и Пиле. Работа над рукописью продолжалась фактически до последних лет жизни философа. Книга вышла уже после смерти Бердяева,...
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Книга третья Век святого Скиминока
Один за другим поднимались они на помост и дерзали коснуться рукояти Меча Без Имени
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Комплексно-целевая программа Профилактика наркомании, токсикомании
Циклограмма деятельности педагогического коллектива по реализации комплексно-целевой программы «Профилактика наркомании, токсикомании...
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Анцупов А. Я. А74 Профилактика конфликтов в школьном коллективе
А74 Профилактика конфликтов в школьном коллективе. — М.: Гуманит изд; центр владос, 2003. — 208 с. — (Б-ка школьного психолога)
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon К читателям
Третья книга должна была называться "Случаи из практики". Я считал, что двумя предыдущими книгами система завершена, и в третьей...
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Третья волна «Третья волна»: ООО «Фирма «Издательство act»; Москва;...
Преображаются все аспекты жизни общества: социальные взаимосвязи, государственное устройство, политика, медиарынок, даже семья и...
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Происхождение и развитие сознания
Активация коллективного бессознательного и изменения Эго в период полового созревания
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon Книга третья. Природа и человек … Пока мы не знаем закона природы,...
«Чудеса: Популярная энциклопедия. Том 2»: Главная редакция Казахской советской энциклопедии; Алма-Ата; 1991
Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти icon «Литургия смерти и современная культура», в рамках которых он поставил...
«похоронный механизм», чтобы сделать [смерть] как можно более безболезненной, спокойной и незаметной для нас, остающихся жить дальше»...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции