Скачать 9.85 Mb.
|
БОРИСОВ Петр Иванович Борисов (1800—1854) — активный участник декабристского движения, основатель, идейный руководитель и главный деятель Общества соединенных славян, мыслитель-материалист. Будучи хорошо образованным, отличаясь глубокими интеллектуальными интересами, П. И. Борисов уделял много внимания естественнонаучным проблемам, волновавшим физиков, химиков, биологов того времени. 71 Философские, моральные, социологические проблемы, их практическое применение и решение были в центре внимания Борисова в течение всей его жизни. В решении философских вопросов П. И. Борисов, основываясь на данных и выводах конкретных наук, придерживался материалистических позиций, критиковал религиозное миропонимание, считал христианство «рабской рели-гией». П. И. Борисову были хорошо известны многие труды выдающихся деятелей французского Просвещения, представителей французского материализма и атеизма Гольбаха, Дидро, Гельвеция, Вольтера и Руссо. Наиболее важной и интересной для характеристики материалистических воззрений П. И. Борисова является его статья «О возникновении планет», написанная им в виде отзыва на работу Г. Дейхмана «Мысли об основании землеописательной науки» (СПб., 1827). Отрывок из статьи П. И. Борисова «О возникновении планет» подобран по изданию: «Избранные социально-политические и философские произведения декабристов», т. III. M., 1951. О ВОЗНИКНОВЕНИИ ПЛАНЕТ [...] Из всех предположений о происхождении земного шара и других подобных тел самое вероятнейшее есть предположение, что вначале первоначальные атомы, составляющие нашу планету, были рассеяны в неизмеримых пространствах, что вследствие непреложного закона природы они совершали поступательные и вращательные движения, что приблизясь один к другому на такое расстояние, на котором обнаруживается влияние притягательной силы, они слеплялись вместе и составляли известные сочетания; это продолжалось до тех пор, пока однородные и разнородные атомы, имеющие между собою сродство, вошли в новые сочетания и образовали различные тела, которые также двигались и обращались вокруг самих себя и, наконец, встретившись вместе, по силе притяжения составили какую-нибудь планету. Должно думать, что эти тела имели фигуру сфероидов, ибо, не принимая даже, что во время своего образования все тела были в жидком состоянии, мы необходимо должны принять, что сфероидная форма есть форма первоначальная; мы встречаем ее в первоначальных атомах, составляющих кристаллы и все тела, доселе разложенные химиею; они же поражают наши взоры и в беспредельном пространстве эфира, где около огромного огненного шара кружатся с быстротою бурного ветра планеты-сфероиды, более или менее сжатые. Таким образом, система г-на Д. кажется нам весьма удовлетворительной: она соглашает науки математические с естественными. Некоторые ученые не без основания полагают, что комета Энке, которой орбита, видимо, уменьшается, со временем упадет к Солнцу и составит с ним одно тело. Правда, некоторые наблюдения дают право думать, что почти все вообще кометы не имеют плотности, потому что при прохождении своем в весьма близком расстоянии от планет и спутников их они не производят ощутительных возмущений в орбитах этих небесных тел; однако же нельзя отрицать, что и кометы состоят из частей матерьяльных и 12 движение их претерпевает значительные возмущения, от тяготения планет, подле которых они проходят; точно так же мнение о мировом происхождении аэролитов, принятое многими учеными мужами нашего века, мнение, которое каждый день становится ве-роятнейшим, подтверждает некоторым образом вышеизложенную гипотезу. Кажется, что Палласово железо свидетельствует нам, что образование новых тел из рассеянных в пространстве эфира первоначальных частиц еще продолжается и, вероятно, будет продолжаться вечно, даже, может быть, наше Солнце с окружающими его планетами со временем соединится с какою-нибудь звездою Геркулесова созвездия, к которому оно несется, составит новый мир и даст бытие новым существам. Сомнительно, но не невероятно, что наша Земля и другие планеты произошли от соединения небесных тел, уже населенных разного рода животными и растениями, которые погибли при сем соединении. Принимая в соображение прогрессивное увеличение планетных орбит по мере удаления их от солнца, остроумный Галилей предсказал, что между Марсом и Юпитером должна непременно находиться еще планета. По прошествии почти двух веков Оль-берс, Пиадун (?) и Гардинг (?) открыли четыре телескопические планеты, которые многие астрономы почитают обломками некогда существовавшей в сем месте большой планеты. Известно, что это мнение основывается на угловатой фигуре планет, на слишком большом угле наклонения их орбит к эклиптике и на разноцен-трости и перепутанности их путей; но нельзя ли с таковой же вероятностью предположить, что эти четыре планеты суть приготовительные части новой будущей, которая должна занять место Весты и таким образом пополнить промежуток правильной прогрессии в расстоянии планет от солнца. Надобно знать, что предположение угловатой фигуры телескопических планет основано на быстром изменении их света, но такие изменения, может быть, происходят от не известных еще нам причин. Во всех отраслях наших знаний мы находим первоначальные частицы шарообразными; возьмем химию: новейшие опыты и наблюдения заставляют предполагать первоначальные атомы шаровидными. Микроскопические наблюдения показывают нам в физиологии и анатомии, что части крови и других влаг шарообразны, а физика парообразные и текучие жидкости принимает за тела, состоящие из маленьких шариков; в ботанике атомы плодотворной ныли и сперулы имеют сферическую фигуру; в геологии был пробел, который пополняет теория г-на Д.; теперь и череп земли состоит из сфероидов. Если бы тщательные наблюдения над понижением пластов и не доказывали с математической точностью такового состава земного черепа, то и тогда должно бы было принять это предположение, следуя одним только умственным выводам, потому что все тела от малейшего атома до солнца и до величайшей из неподвижных звезд представляют нам шарообразную фигуру, которой величина может возрастать в правильной, но бесконечной для нас прогрессии в беспредельном пространстве Вселенной. Впрочем, на каждую гипотезу можно иметь два воззрения. Можно говорить против нее, можно говорить и в ее пользу, но вообще все софисты, если они добросовестны, то, наверное, 73 знания их поверхностны, ибо нельзя защищать гипотезу, когда мы знаем, что есть другие, вероятнейшие. Еще более нельзя отвергать ее, видя превосходство ее над другим (стр. 79—82). БАРЯТИНСКИЙ Александр Петрович Барятинский (1798—1844) последовательно и ярко утверждал атеистические идеи. Особенно это заметно в его стихотворении «О боге», где он нападает на религиозное вероучение. Стихотворение «О боге» дается по изданию: «Избранные социально-политические и философские произведения декабристов», т. II. М., 1951. О БОГЕ Восседающий на молниях этот бог, исполненный гнева, Вдыхает испарения дымящейся повсюду крови... — Да, у всех народов, в древнейшие времена Лилась всегда кровь во имя твое, пугающее всей. — Это ты создал это всеобщее стремление, — Ты сам пил без конца кровь беспомощной жертвы. Но мало этого. Чтобы насытить алчущего Титана, Вооружилось, чем могло, всякое живое существо. Это ты заострил огромный коготь льва И вытянул клыки у черного вепря. Видишь ужасную змею, свернувшуюся клубком? Это ты напоил ядом ее жало! Это ты зубами бешеного пса Сеешь повсюду смерть, пылающую в крови. (Часто мрачный дар твоей красоты Превращается в палача из самого нежного друга). Это ты для обмана беззащитной жертвы Спрятал в вероломный бархат кошачий коготь. Сколько страдания на земле, в волнах, в воздухе! Акула пожирает сонмы морских живых существ, Остроглазый ястреб кровавыми когтями Разрывает в воздухе дрожащую голубку, А голубка своим невинным клювом Безотчетно давит стонущее насекомое, А оно, силой того же стремления, своим крохотным жалом Уничтожает живой атом, незаметный взору. 74 Отвратительный паук в серой бархатистой шерсти Соизмеряет свою ловкость со своею прожорливостью... Прозрачная паутина, сотканная им, Обманывает беспечный полет насекомого — Чудовище, прыгнув на него, сжимает его в своих объятиях И, не внемля его стонам, упивается его медленной смертью, Острыми зубами грызет его, и медленный яд По капле выпускает и кровь его, и жизнь. Пусть мудрец видит божество в этом переплетеньи — Но сердце мое отвергает его за такую жестокость. Воистину, — какая слава для небесного владыки, Что живое существо может жить лишь за счет другого! И вот, — когда солнце, поднявшись на небо, Заливает Вселенную океаном огня, Когда гром, раскатываясь в мрачных высотах, Бросается из тучи на колеблющиеся горы, Когда сверкающий поток молний освещает все небо, — Тайный ужас заставляет признать твое имя. И когда темная ночь расстилает свой покров, Я читаю твое величие на челе звезд, — Но крик птицы, умирающей в острых когтях, Внезапно отталкивает от тебя мое упавшее сердце. Жестокий инстинкт кошки, несмотря на всю огромность твоего * творения. Отрицая благость твою, отрицает твое существование. — «Остановись, дерзкий вопрошающий», — скажут мне: «Ты хочешь своим законам подчинить собственного твоего творца! Если он заботливо хранит весь этот огромный мир, То что значит убыль нескольких живых созданий?.. Давая всему бесконечную жизнь, его щедрая рука, Ничего не уничтожая, могла бы уничтожить все, Чтобы сохранить жизнь всей природе! Излишек жизни берет он от бытия, — Увы, если смерть — удел всякого существа, Не все ли равно, от кого она приходит! В лоне смерти бесконечно рождается жизнь». [...] Но... которое имя его внушает Вселенной, То, что имя его обожествлено, что выполняются его предначертания. Это — естественные плоды воспитания. Ах, я видел не одного отрекавшегося мудреца, Чувствовавшего весь ужас этих басен, [Напрягая] тончайшие фибры мозга, С помощью разума, с помощью силы Тщетно добивается он уничтожения заблуждения, Но след остается! И в возрасте немощей и страдания — Это один из предрассудков, баюкавших его детство. Увы, кто из нас, клеймя эти заблуждения. Не любил, не лелеял эти тщетные ужасы? Сколько раз... утомившись игрою, Соединенные дружбой и [невинностью?..] Мы ................... ужасы Мы ................... наши юные сердца Около ................ умирающего .... старая 75 Магическим покрывалом удлиняя наше бдение, Это святой, преследуемый окровавленным призраком Ужас .............. .наш ..... Или все угасает ................... Не будучи в силах остановить его расточительство, Его жестокость ......... .должна ограничивать его благость. Столь щедрый бог, пред которым преклоняется разум, Расточает жизнь, чтобы ее разрушить. Но может ли он лишить нас этих роковых благ ......... .остановить стремление вперед во всяком существе? И, отнимая от нас оружие бешенства и злобы. Остановить в ......... кипучее волнение жизни? Если он не может этого, ты должен, считая его благим, Уменьшить его предвидение и связать его волю. Ведя сонмы солнц и мельчайших звезд, Блещущих планет и незаметных [тел], Он кажется тебе слишком большим и м'огущественным, Чтобы услышать стон страдающего насекомого. ...Твой разум, закутывая его непроницаемым покровом, Измеряет его величие ......... .высотою звезд ....... Остановись, если он существует, и уважай его имя. — Нужен же был какой-то бог и для сотворения мошки! — И, если этот бог ее сотворил, бесконечное могущество Должно же напоить инстинктами ее хрупкое существование! Атом, как и земной шар, свидетельствует о его величии, И размеры. ...... .не нужны его величию. Но, допуская бога .................... О, разобьем. ................... Пусть страх сжимает наше сердце более. ............. Вот это и есть колыбель заблуждений мира. .............. О, разобьем алтарь, которого он не заслужил. Или он благ, но не всемогущ, или всемогущ, но не благ. Вникните в природу, вопросите историю, Вы поймете тогда, наконец, что для собственной славы бога, При виде зла, покрывающего весь мир, Если бы даже бог существовал, — нужно было бы его отвергнуть (стр. 437—440). ПРОСВЕТИТЕЛИ ПНИН Иван Петрович Пнин (1773—1805) — видный общественный деятель, просветитель-публицист, философ и поэт России, современник и во многом последователь А. Н. Радищева, один из идейных предшественников декабристов. Очень рано (с 15 лет) приобщился к литературной и публицистической деятельности, возглавлял издание «С.-Петербургского журнала» (вместе с А. Ф. Бестужевым, 1798 г.), был членом «Общества любителей словесности, наук и художеств». И. П. Пнин отличался большой эрудицией, многогранностью творческой деятельности. Все его творчество (в том числе и поэтическое) философично, проникнуто глубокими раздумьями, содержит многоплановые обобщения. Собственно философские воззрения Пнина ярко выражены в поэтических произведениях «Время» (1798 г.), «Человек», «Бог» (1805 г.) и других, в философско-публи-цистических работах «О предрассудках», «Гражданин» (1798 г.), «Вопль ненависти, отвергаемой законами» (1802 г.), «Опыт о просвещении относительно к России» (1804 г.). В его философских взглядах, материалистических по своей сути, немало элементов деизма и пантеизма. Здесь заметны следы влияния Ломоносова, Радищева, французских и немецких просветителей XVIII в. • Понятия о «властвующей повсюду» природе, о вечном «разрушении мира» и о «всеобщем пожаре натуры», проблемы космогонии и астрономии согласуются во взглядах Пнина с понятием о Вселенной, как существующей «самобытно», хотя бог — всему начало («Время»). Царствующий в мире Человек величественнее Солнца — души Вселенной. В нем, по убеждению русского просветителя, нашла венец своего развития и совершенства сама природа — «зерцало истины вечной». Четко выявляются деистические черты философских воззрений И. П. Пнина — необходимая дань своему времени. Для многих прогрессивных мыслителей России XVIII в. деизм является формой реакции на духовную инквизицию православной церкви и святейшего синода. И тем не менее ограниченность деизма сказалась на воззрениях Пнина в целом, привела к ограниченности его политического радикализма. 77 Общественно-политические воззрения Пнина отражают просветительский гуманизм, близкий по своей социальной природе угнетенным и обездоленным народным слоям общества. Отсюда созвучие его идейной программы основным идеям «Путешествия...» Радищева (критика крепостничества, своеволия и лихоимства государственной бюрократии, дворян и царских сановников, осуждение царящего в стране беззакония, произвола, защита республиканских, демократических идеалов). Но при этом имеется явная переоценка роли просвещения в деле преобразования общественной жизни. Этика Пнина основана на элементах народных, оплодотворена пафосом гражданственности, который присущ всему его творчеству. Многими сторонами она противостоит атике Канта, в ней заметно влияние радищевской традиции. Журналы, в которых печатались произведения Пнина, — «С.-Петербургский журнал», «Русский Вестник», «Журнал для пользы и удовольствия», «Любитель словесности», «Журнал российской словесности» — оказывали большое влияние на современников. Фрагменты из произведений И. П. Пнина подобраны автором данного вступительного текста П. С. Шкуриновым по изданию: «Классики революционной мысли домарксистского периода», т. III. И. Пнин. М.,1934. ГРАЖДАНИН [...] Истинный гражданин есть тот, который, общим избранием возведен будучи на почтительную степень достоинств, свято исполняет все должности, на него возлагаемые. Пользуясь доверенностью своих сограждан, он не щадит ничею, жертвует всем, что ни есть для него драгоценнейшего, своему отечеству, трудится и живет единственно только для доставления благополучия великому семейству, коего он есть поверенный. Столь же беспристрастный судия^ как закон, которого он есть орудие и которого справедливые решения никогда не причиняли слез угнетенной невинности, — он есть тот человек, который, завсегда следуя по стезе добродетели, посвящает себя совершенно всем полезным должностям: то налагая узду закона на беспорядки, общество возмущающие, то возбуждая трудолюбие, поощряя торговлю, ободряя все художества, отдаляя, предупреждая бдительностию своею несчастия, которые непредвидеиие или заблуждение могли бы некогда навлечь на соотечественников его. Он есть хранитель государственного сокровища, который, зная, что залог, попечениям его вверенный, часто бывает плод трудолюбия, предпочитает богатству, на грабительстве и злодействе основанному, славу честного и бескорыстного человека. Он есть тот воин, который, подобно Курцию, ввергается в бездну, у ног его разверстую. Наконец, он есть тот, который, будучи добрым отцом, нежным супругом, почтительным сыном, искренним и верным другом, являет всем почтением своим к законам и нравам живой пример гражданских добродетелей. Вот, вот каких граждан отечество признает за истинных своих детей (стр. 175-176). 78 ОПЫТ О ПРОСВЕЩЕНИИ ОТНОСИТЕЛЬНО К РОССИИ [...] Итак, рассмотрим, что такое есть просвещение? Из всех политических предметов ни один столько не занимает философов, как сей. Сколько издано книг о народном просвещении! Каждый философ не упустил в свою чреду соорудить систему и предложить оную свету как самую удобнейшую, по крайней мере по его мнению. [...] Просвещение, в настоящем смысле приемлемое, состоит в том, когда каждый член общества, в каком бы звании ни находился, совершенно знает и исполняет свои должности: то есть когда начальство с своей стороны свято исполняет обязанности вверенной оному власти, а нижнего разряда люди ненарушимо исполняют обязанности своего повиновения. Если сии два состояния не переступают своих мер, сохраняя должное в отношениях своих равновесие, тогда просвещение достигло желаемой цели. [...] Права человека согласуются ли сколько-нибудь с правами гражданина и какие права может иметь естественный человек, который только умственно разумеем быть может? Дикой или естественный человек, живя сам собою, без всякого отношения к другим, руководствуется одними только естественными побуждениями или нуждами, им самим удостоверяемыми. Доколе пребывает он в сем состоянии, дотоле ничем не отличается от прочих животных. Следовательно, естественный человек, имея одни только нужды, не может никаких иметь прав, ибо самое слово сие означает уже следствие некоторых отношений, некоторых условий, некоторых пожертвований, в замену коих получается сей общий залог частного благосостояния. Человек, из недр природы в недра общества пришедший, с сей только минуты начал познавать права, дотоле ему неизвестные и которые только различествуют от первоначальных нужд его, сколько он сам различествует от гражданина. Всякий человек может сделаться гражданином, но гражданин не может уже сделаться человеком. Переход первого из дикого состояния в общество согласен с целию природы, переход же другого из общежития к дикости был бы противен оной. Естественный человек во всякую минуту жизни своей стремится к своему сохранению, и чувство сие ни на минуту его не покидает. Напротив того, истинный гражданин на всякое мгновение готов пожертвовать собою и не столько печется о своем сохранении, сколько о сохранении своего отечества (стр. 123—125). [...] Россия заключает в себе четыре рода состояний. Первое землевладельческое, второе мещанское, третье дворянское и четвертое духовное. Из сих четырех состояний одно только землевладельческое является в страдательном лице, поелику сверх государственных повинностей, коим оно подлежит и непременно подлежать должно, потому что все требуемое от землевладельца для пользы государства есть сколько необходимо, столько и справедливо. Всякое же другое требование есть уже зло, для отвращения коего нужно законодателю употребить всю свою деятельность. Как можно, чтобы участь только полезнейшего сословия граждан, от которых зависит могущество и богатство государства, состояла в неограниченной власти некоторого числа людей, которые, позабыв в них подобных себе человеков — человеков, их питающих и даже прихотям их удовлетворяющих, — поступают с ними иногда 79 хуже, нежели с скотами, им принадлежащими. Ужасная мысль! Как согласить тебя с целию гражданских обществ, как согласить тебя с правосудием, долженствующим служить оным основанием? [...] Итак, самый важнейший предмет, долженствующий теперь занимать законодателя, есть тот, чтобы предписать законы, могущие определить собственность земледельческого состояния, могущие защитить оную от насилий, словом: сделать оную неприкосновенною (стр. 132—133). домещичьи крестьяне в таком находятся теперь положении, что они никакой не имеют собственности, выключая величайших трудов их, прилагаемых на приобретение вещей, которых при всем том не могут назвать своими, потому что сами, будучи господскою собственностию, нисколько в себе не уверены. Сие ужасное злоупотребление власти помещиков над их крестьянами, [сия непомерная над ними помещиков власть, сие рабство, в котором они их содержат]', сей бесчеловечный торг, который они ими производят, столько унижают Россию перед всеми европейскими державами, что без душевного прискорбия нельзя произнести сей истины. Горестно, весьма горестно для россиянина, свое отечество любящего, видеть в нем дела, совершающиеся только в отечестве негров, коих, однако ж, несчастную участь просвещенная Англия, несмотря на прибыльный ими торг, лучше желает облегчить, лучше желает лишиться всех получаемых ею чрез то выгод, нежели идти против природы, против прав человечества, столько ею почитаемых и приемлемых ею в основание всех ее постановлений (стр. 139). ЛУБКИН Александр Степанович Лубкин (ок. 1771—1815) — просветитель, философ и публицист, видный организатор гимназического и университетского образования в России. Первоначально преподаватель Костромской гимназии (немецкого языка, математики и философии), ректор Армейской семинарии, смотритель Петербургского педагогического института, директор училищ Оренбургской губернии (1792—1812 гг.), профессор умозрительной (т. е. теоретической) и практической философии Казанского университета. Его труды «Начертание логики» (1801 г.), «Письма о критической философии» (1805 г.), «Рассуждение о том, можно ли нравоучению дать твердое основание, независимо от религии», «Опыт разбора российских сословий» (1815 г.), а также «Начертание метафизики» (издано посмертно в 1818—1819 гг.) стяжали ему в России начала XIX в. славу мыслителя самобытного, выступающего против остатков схоластики, религиозного обскурантизма и философского догматизма. Критика А. С. Лубкиным кантианства не потеряла значения и в наши дни. Несмотря на деистический характер своих взглядов, автор «Начертания логики» и «Писем о критической фи* лософии» проявлял огромный интерес к передовым материалистическим учениям Европы и России, выступал в русле атеистических движений своего времени. Фрагменты из произведений А. С. Лубкина подобраны автором данного вступительного текста П. С. Шкуриновым по изданию: «Русские просветители», т. 2. М., 1966. 80 ПИСЬМА О КРИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПИСЬМО ПЕРВОЕ Претрудную комиссию вы возложили на меня, г[осу-дарь] м[ой], требуя, чтоб я сообщил вам свои мысли о новой философии, известной под именем критической, которую основал славный Кант. Она ныне столько прославилась или столько наделала шума, что почти опасно явно обнаруживать о ней свое мнение. Ибо, г[осударь] м[ой], последователи Кантовы, коих число ныне очень умножилось и между которыми находятся уже известные ученые, не стыдяся, называют всех тех * оглашенными в философии (uneingeweihte) или еще отрочествующими, кои не признают согласно с ними их философию единственно возможною, истинною и ненарушимою или кои еще думают в ней находить некоторые недостатки. С другой стороны, слепо последуя большинству голосов, не видеть в Кантовой философии некоторых важных неясностей и произвольных и недоказанных положений значило бы более, нежели философическое самоотречение, значило бы вольное порабощение своего ума мнениями подобного себе смертного. [...] Кант разделил свою философию на три части. В первой рассуждает он о пределах человеческого ума и о предметах, кои подлежат его познанию. Во второй философствует он о должностях и обязанностях человека. В третьей — о его чаяниях и надеждах. Первая часть составляет у него логику, вторая — нравоучение, а третья — естественную религию. Самая важнейшая из них есть первая, известная под именем «Критики теоретического ума», ибо в ней находятся те мысли, по которым столько Кантова философия отличается от всех прочих. По свойству предметов нашего познания он разделяет ее на две части: в первой говорит он о познании предметов чувственных, а во второй — о познании предметов вышечувственных. В рассуждении познания предметов чувственных утверждает он, что мы познаем вещи не так, как они сами в себе суть, но только как они нам через наши чувства во времени и пространстве являются. Что, по моему * Доказательством на сие служат самые заглавия книг: 1) «Kte-sewetters Darstellung der kritischen Philosophie, für Uneingeweihte». 2) Ben-David. Darstellung der kritischen Philosophie и проч. 81 млению, значит то же, что мы о вещах чувственных, собственно, никакого познания иметь не можем, а только о их явлениях. Сие основывает он на понятии времени и пространства, о которых утверждает, что отнюдь от вещей не происходят, а имеют основание в свойстве наших чувств и по поводу ощущения внешних предметов в душе нашей возбуждаются, почему он и называет их формою нашей чувствующей способности. Итак, ежели пространство и • время основаны в нашей душе, то мы о предметах не более будем иметь познания, как сколько они ограничивают (modificieren) сии души нашей понятия о времени и пространстве; иначе говоря, мы чувствуем и познаем не вещи, а изменевия находящихся в нас понятий о времени и пространстве (стр. 7—8). НАЧЕРТАНИЕ ЛОГИКИ К ЧИТАТЕЛЮ IX. Если бы кто пожелал знать, какой системы придерживался сочинитель в сем начертании, то он признается, что заимствовал от многих как новейших, так и недавних писателей, но, собственно, системе чьей-либо не последовал никакой. Что ж касается до его образа мыслей в рассуждении познаний человеческих, то он думает, что «иное можем мы знать прямо, иное познавать, иному по необходимости должны верить, иное по такой же необходимости предполагать, об ином только правильно догадываться, а об ином напрасно и голову Не ломать». X. Сверх сего, для возможного предупреждения без нужды обоюдных толков сочинитель объясняет, что философию, в смысле науки (Wissenschaft) взятую, по причине собственного ей образа умодеятельности почитает он очень от других наук отличною. Он представляет себе философию не цепью вытекающих одна из другой истин, где первое звено составляющая уже по необходимости руководит разум к признанию всех последующих (каковое свойство имеет математика), но многосоставным целым, где каждая часть прилеплена к другой и сама по себе и сверх того придерживается в -сем положении другими, смежными и где потому за отторжением одной какой-либо 82 части неминуемо надлежит последовать расторжению союза между всеми. Почему он думает, что философствующий должен иметь в виду не только логическую необходимость последования одной истины из другой, но и всеобщее всеми соотношение и всеобщую гармонию. А потому хотя б что и не следовало еще очевидно из предполагаемых начал, но естьли без того всеобщая гармония истин, очевидно, подвергается расстройству, то почитать оное не менее справедливым, как что формальным образом может быть доказано. И вообще сочинитель такого мнения, что в рассуждении о предметах философских один только аналитический способ, без помощи синтетического, совсем почти бесполезен. [...] ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ВВЕДЕНИЕ О ПОНЯТИИ И ЧАСТЯХ ФИЛОСОФИИ § 1. Трояким образом можем мы познавать вещи, и ежели мы бываем известны непосредственно о бытии оных и о различных переменах, с ними случающихся, то сие познание называется историческим. Ежели имеем познание о количестве какой-либо вещи и о количестве сил, ей свойственных, то такое познание называется математическим. И наконец, ежели познаем причины, почему какая вещь существует и для чего она сим, а не другим образом находится, то такое познание обыкновенно называется философическим. § 2. О познании историческом замечать надлежит: I. Что предметами оного служат вещи, подлежащие нашим чувствам, и оные столько могут быть нам известными, сколько действуют на наши чувства. П. Оно есть первое и нижайшее познание, а посему по необходимости должно предшествовать познаниям прочим. § 3. О познании математическом должно помнить: I. Что оному предшествовать долженствует историческое познание нескольких вещей, которые одна с другою сличаются и сравниваются, для того дабы можно было узнать их меру или их количество относительное. П. Вещи представляются имеющими количество или относительно их протяженности, или их состава, или судя по силам, им приличным, или их силам двигательным. Итак, предмет математического познания есть тот, чтоб 83 найти или протяженность, или состав тела, что будет то же, что найти груз оного, или определить количество двигательных его сил, или найти все вместе. III. Ежели математическое познание о какой-либо вещи мы получаем непосредственным сличением или сравниванием оной с другой, то таковое познание называется простонародным. Но ежели узнаем количество ее помо-щию умствований и математических выкладок, тогда сие познание заслуживает название ученого. § 4. Что касается до познания философского, то следует примечать следующее: I. Мы не можем познать причины какой-либо вещи, ежели не рассмотрим совершенно связи, или отношения, которое находится между вещию и ее причиною. Но отношения вещей не подлежат нашим чувствам, а посему и для познания философского не довольно одних чувств, но надобно еще способность усматривать союз и отношения вещей; сия способность называется разумом. II. Предмет философского познания есть двоякий: или одну вещь из другой изъяснить, или одну истину вывести из другой. Итак, философствование состоит в объяснении бытия, состояния и качеств вещей или в сравнении между собой уже приобретенных общих сведений о вещах, дабы посредством оного можно было вывести новую какую-либо истину, которая была дотоле нам еще неизвестна или недовольно известна и темна. III. Весьма часто случается, что мы не можем узнать причину какой-либо вещи, ежели не узнаем наперед точного количества обоих. Из сего явствует, что математическое познание нередко открывает путь к познанию философскому и посему иногда бывает основанием оного. IV. Бывает также, что от бытия какой-либо вещи заключаем о бытии другой, которой отнюдь не чувствуем, хотя и уверяемся, что она есть. Однако ж такого познания никак историческим назвать не можно, ибо оно основывается не на чувствах, но на умозаключении. § 5. Кто исследывает причины вещей и дает своим суждениям пристойные резоны, тот, поколику сие делает, философствует. Но может ли, однако ж, потому назваться философом? Так как математиком прямо может назваться только тот, который основательно знает науку о измерении тел и свое знание, когда потребует случай, может употребить в действо, а не тот, который кое как может 84 саженью вымерять свой дом или поле; равным образом недостоин такой имени философа, который отчасти может изъяснить причины нескольких вещей, с ним ежедневно встречающихся, но разве который приобрел навык и легкость судить о представляющихся нам вещах правильно и достаточно и который удобно может усматривать, что в какой вещи может быть почтено за истинное, и таковые свои рассуждения твердо доказывать. § 6. Однако ж сие понятие о философии будет очень пространно, так что философия должна бы была в себе заключать все основательные о вещах познания, какие только люди иметь могут. То есть она бы долженствовала содержать в себе все человеческие сведения, науки и художества, какового, однако ж, философа по причине ограниченности человеческих способностей никогда не было и не будет. Почему и должно понятие философии несколько ограничить, .естьли желаем иметь постоянное и отличительное понятие об оной -яко об особой науке. Для того, судя по нынешнему состоянию и содержанию философских наук, можем мы назвать философию системою тех сведений, которые человеку яко человеку знать нужно для снискания благополучия. Сие определение весьма сходствует с греческим и древним оной наименованием философии, которое означает любовь или старание о мудрости, ибо естьли хотя немного вникнуть, то мудрость есть не что иное, как умение достигать благополучие. § 7. Но что человеку нужно для того, чтобы он знал, в чем состоит его благополучие и как его достигнуть? То, чтобы он ведал свою природу и природу тех вещей, посреди коих он находится, чтобы правильно мог усматривать соотношения между собою и оными и дабы, наконец, оттуда вывел для себя правила и образец своих поступков. § 8. В сем намерении человек может предложить себе сии вопросы: кто я? где я? откуда я и прочие окружающие меня вещи? к какому концу я от природы назначен? что мне должно делать, дабы достигнуть сего конца? Сими предметами должна заниматься философия, естьли не долженствует быть причисленною к наукам тщетным и бесполезным. § 9. Итак, вся философия разделяется на две главнейшие части: то есть на теоретическую, или умозрительную, которая предлагает о свойствах вещей, и практическую, 85 или деятельную, которая содержит в себе правила и наставления, как поступать и жить, основанные на истинах, в теоретической части открытых. Равным образом части философии различаться могут так, что одна заниматься будет рассуждениями о человеке, которая и называется посему антропологиею, а другая — вещами, находящимися вне его. Та, которая трактует о вещах, чувствам подлежащих, известна под именем физики, а которая занимается изложением того, что мы познаем посредством одного разума, и которая изъясняет главнейшие понятия вещей и рассуждает о внутренней их природе, которая предлагает главнейшие истины о естестве мыслящих существ, о мире, вообще взятом, и о боге, называется метафизикою и разделяется на четыре части: на онтологию, пневматологию, космологию и богословию естественную. |
Мировой философии в четырех томах По техническим причинам первый том выпускается в двух частях. Примечания, указатели и содержание даны в конце второй части |
Том первый Н73 Теория доказательственного права. Монография в 2-х томах. Том – М. Ставрополь: зао «пресса» 2004. 304с |
||
Лев Николаевич Толстой Том Детство, Отрочество, Юность Серия: Собрание... «Собрание сочинений в двадцати двух томах»: Москва, Художественная литература, 1978-1985 |
Собой чистым Счастьем Первое русское издание (в 2 томах) Том I |
||
Философ в России не только философ (особенности русской философии) Поэтому основное внимание в пособии уделяется освещению истории мировой философии, начиная с религиозно-философских учений Древнего... |
Особенности русской философии содержание введение 3 Главная задача философии заключается в том, чтобы разработать теорию о мире как едином целом, которая бы опиралась на все многообразие... |
||
Сергей Вячеславович Перевезенцев Антология философии Средних веков и эпохи Возрождения Данная книга содержит изучаемые в высших учебных заведениях произведения философов средневековья и эпохи Возрождения от Тертуллиана... |
Александр Сергеевич Пушкин Стихотворения 18231836 «Собрание сочинений в десяти томах. Том второй»: Государственное издательство Художественной Литературы.; Москва; 1959 |
||
Александр Сергеевич Пушкин Стихотворения 1823-1836 «Собрание сочинений в десяти томах. Том второй»: Государственное издательство Художественной Литературы.; Москва; 1959 |
Сочинения в шести томах Основная работа настоящего, пятого тома Сочинений Канта, основная как по ее значению для понимания философии самого Канта, так и... |
Поиск на сайте Главная страница Литература Доклады Рефераты Курсовая работа Лекции |