Образно-символический мир в поэзии Се Тяо (Vв.)
|
Скачать 5.1 Mb.
|
«Конец династии» Ещё со времён Восточной Хань в районе Гуйцзи (會稽), где проживали виднейшие северные фамилии, имело хождение «Учение пяти мер риса» («五斗米道») – культ даосского толка. Во времена цзиньской династии главой секты был некто Сунь Тай (孫泰). Летопись «Цзиньшу» («晉書») сообщает, что «народ почитал его как бога, отдавали всё имущество, приводили сыновей и дочерей молиться о благословлении»48. Опасаясь, как бы не вышло смуты, император Сыма Даоцзы заманил и обезглавил Сунь Тая и шесть его сыновей. Сын его старшего брата – Сунь Энь (孫恩) – бежал после этого события на остров в море. Многочисленные последователи секты никак не могли поверить в то, что их «учитель» был убит, в результате чего распространился слух, что он «сбросил кожицу цикады и превратился в бессмертного» («蟬蛻登仙»49). Бежавшему на остров Сунь Эню делались пожертвования, а вокруг него собралась сотня соратников. Вновь высадившись на берег, эта сотня подняла мятеж. В результате «в считанные дни количество народа достигло ста тысяч»50. Беспорядки охватили как раз те самые земли «к востоку от Чжэ» («浙東»), где располагались земли «северной» аристократии. Были убиты несколько виднейших представителей фамилии Се, такие как наместник Усина (吳興) Се Мяо (謝邈), наместник Юнцзя (永嘉) Се И (謝逸), Нанькангун (南康公) Се Минхуэй (謝明慧), хуанмэнлан (黃門郎) – «дворцовыый секретарь» – Се Чун (謝沖) – последний приходился Се Тяо двоюродным прадедом. Родовые ценности и амбары были разграблены, большое количество крестьян («капитал» родовой экономики) было убито. В целом «пришлая» аристократия понесла тяжёлый экономический урон, который не замедлил отразиться на её политическом влиянии. Неудивительно, что гасить беспорядки был послан Се Янь (謝琰) – сын Се Аня и двоюродный прадед Се Тяо, во главе всё той же армии Бэйфуцзюнь. Мятежников разогнали, однако в результате военных действий и мародерства «в городах не осталось человеческих следов, лишь через месяц с лишним [люди] начали возвращаться»51. Сунь Энь вновь удалился на остров в море. Однако всего через пол года он опять высадился, и в результате стремительного наступления смог настичь и обезглавить Се Яня и двух его сыновей. В Цзянькане началась паника, стянули войска, лучше укрепили линию береговой обороны, и в конечном счёте после очередной вылазки на сушу с острова Сунь Энь был разбит, а в его войске, как сообщает «Суншу» (宋書), «более половины умерло от болезней»52. Сам он с сотней последователей утопился в море и стал «водным божеством» («水仙»53). Наследием восстания Сунь Эня стала классическая ситуация «конца династии». Власть дома Сыма постепенно слабла, после смерти императора Сыма Яо на трон возвели неполноценного от рождения Сыма Дэцзуна (司馬德宗), регентом при котором стал один из его родственников Сыма Даоцзы (司馬道子), фактически узурпировавший власть. Командующий армией Бэйфуцзюнь Ван Гун (王恭) поднял сначала один, затем второй мятеж. Их с трудом подавили, однако стало очевидно, что Бэйфуцзюнь превратилась в мощную политическую силу, которую не могли эффективно контролировать ни трон, ни аристократия. В армии началась «чистка», несколько видных генералов старшего поколения казнили – но зато поощрили молодых офицеров «второй линии». В их числе был генерал Лю Юй (劉裕). Формально он тоже принадлежал к благородным фамилиям «с севера», однако семья его была небогата, в детстве он «рубил камыш»54, и карьеру сделал полностью по военной линии, особо отличившись в действии против Сунь Эня. 28 февраля 404г. Лю Юй вместе с несколькими офицерами среднего и низшего звена Бэйфуцзюнь поднял мятеж, который удался, в результате чего он «принял» титул губернатора Янчжоу и главы правительства лу шан шу ши (錄尚書事), в то время, как на троне продолжал оставаться неполноценный Сыма Дэцзун. Официально Лю Юй не менял название династии и не провозглашал себя императором ещё долгих 16 лет. «Течение вспять» В 420г., всё-таки взойдя на престол, он основал династию Сун (宋), получившую впоследствии приставку «Южная» – но, пробыв в качестве «Сына Неба» всего три года, умер. Его старший сын Лю Ифу (劉義符) принял трон, однако через два года был смещён в результате заговора придворных, в котором были замешаны представители крупных родов. Военными делами при дворе в то время заправлял Се Хуэй (謝晦), двоюродный дядя Се Тяо. Группе заговорщиков хотелось возвести на престол третьего сына основателя династии – Лю Илуна (劉義隆). Однако для этого необходимо было сначала убить его второго сына – Лю Ичженя (劉義真) – которого они ненавидели. В результате убили обоих старших сыновей и возвели на престол Лю Илуна, провозгласив его Вэньди (文帝). Этот Вэньди приходился Се Тяо дедом по материнской линии. Се Хуэй был послан губернатором в Цзинчжоу, дабы контролировать войска в верхнем течении Янзцы, однако Лю Илун не оправдал надежд своих покровителей – все они были объявлены виновными в убийстве его братьев, и один за другим расстались с жизнью. Се Хуэя привезли в Цзянькан и отрубили голову. Реальная власть на какое-то время снова оказалась в руках «Сына Неба». Соперничество между военной элитой и аристократией становилось всё более отчаянным. Стремясь ослабить влияние шицзу в аппарате центральной власти и на местном уровне, дом Лю стал набирать «адъютантов» («шэжень», «舍人») в Чжуншу (中書) – «канцелярию трона» – из незнатных семей «ханьжэнь» («寒人»), а наместников в «главные» земли – Цзинчжоу (荊州), Янчжоу (揚州) и Наньсюйчжоу (南徐州) – только из членов царствующей фамилии (ванов). Так, аристократия лишилась части традиционных мест в бюрократическом аппарате. Ваны, получавшие в ведение важные стратегические пункты, становились ещё и командующими местных гарнизонов. В результате были фактически сформированы независимые удельные правительства со своими армиями. Это явление стало причиной чудовищной «мясорубки» в царствующем доме Лю и последующих Южных династий (南朝), быстро сменявших друг друга. Вэньди – дед Се Тяо по матери – определил наследным принцем своего сына Лю Шао (劉劭), однако, через какое-то время передумал и решил назначить нового наследника. Лю Шао, однако, оказался быстрее отца. С группой солдат из Восточного дворца (東宮) он вошёл в императорскую резиденцию, убил отца, премьер-министра и ещё несколько человек. В это время третий сын Вэнди Лю Цзюнь (劉駿) находился в военном походе. Узнав, что отца убили, он пошёл с войсками на Цзняькан. К нему, бросив семью в столице, бежал его дядя Лю Игун (劉義恭), пятый сын основателя династии Лю Юя. Узнав об этом, Лю Шао убил двенадцать сыновей Лю Игуна, а также несколько ненавистных ему ванов, членов императорской семьи, проживавших во дворце. Взяв дворец, Лю Цзюнь казнил Лю Шао, а также четырёх его сыновей, ещё одного своего брата (второго сына Вэнди, водившего дружбу с Лю Шао) Лю Цзюня (劉濬) и трёх его сыновей. В то время в народе ходил куплет: «Издали гляжу на город на Цзянькан, Речка малая, петляя, вспять течёт, Сначала сын убил отца, Потом младший брат старшего» («遙望建康城, 小江逆流縈, 前見子殺父, 後見弟殺兄»55). Лю Цзюнь (дядя Се Тяо по матери) взошёл на трон и назвался Сяоуди (孝武帝) – приставка «сяо» – «почтительный сын» – по образу ханьских императоров, была добавлена в знак отмщения за родителя. За десять лет своего царствования он убил: своих братьев Лю Шо (劉鑠), четвёртого сына Вэнди, Лю Хуня (劉渾), десятого сына Вэнди, Лю Сюмао (劉休茂), четырнадцатого сына Вэнди и Лю Даня (劉誕), шестого сына Вэнди. Последний, бывший наместником Гуанлина (廣陵), попал в немилость к старшему брату, в результате чего тот приказал войску окружить Гуанлин и, взяв его, вырезать всех мужчин выше пяти чи (尺) (один чи – 26 сантиметров). Погибло более тысячи человек, а всех женщин города отдали солдатам как трофей. Скончавшись собственной смертью в 464г., Лю Цзюнь оставил на троне шестнадцатилетнего сына Лю Цзые (劉子業). Первыми из близких, кого тот казнил, был двоюродный дед Лю Игун, пятый сын Лю Юя, и его четыре сына. Затем были убиты его собственные младшие братья, Лю Цзылуань (劉子鸞) и Лю Цзыши (劉子師). Казнённых высших чинов из благородных фамилий было не счесть. В государстве царила паника. Планы казнить всех пятерых выживших братьев своего отца (сыновей Вэнди), однако, не увенчались успехом. Те объединились, убили Лю Цзые и возвели на трон Лю Юя (劉彧), одиннадцатого сына Вэнди, провозглашённого Минди (明帝). Это, однако, не устроило регентов при других малолетних братьях Лю Цзые, формально имевших право на наследование престола. В результате разгорелась настоящая война, в которой Минди всё же одержал победу, убив всех до единого двенадцать сыновей Лю Цзюня, старшему из которых было всего 11 лет. Удержавшись на троне, Минди продолжил печальную «традицию», казнив четырёх из пяти своих родных братьев. Единственный из выживших Лю Сюфань (劉休範) не замедлил пойти войной на возведённого на престол Лю Юя (劉昱), сына Минди, впоследствии тоже развенчанного. Однако столицу отстоял генерал Бэйфуцзюнь Сяо Даочэн (蕭道成), стяжавший в ходе бесконечной усобицы реальную власть в своих руках. В 477г. он убил Лю Юя, поменял его на троне на его младшего брата Лю Чжуня (劉準), временно провозглашённого Шуньди (順帝), вырезал влиятельных вельмож, а затем воцарился как Гаоди (高帝), сменив название династии на Ци (齊). Единственный (!) из многочисленных князей Южной Сун, оставшийся в живых, был девятый сын Вэньди Лю Чан (劉昶), который спасся тем, что капитулировал к «варварскому» государству Северное Вэй (北魏). «Три учения» Упадок государства, ускоренный переездом на «левобережье», постоянные войны и естественные процессы социальной эволюции привели к тому, что реальная власть в стране становилась всё более «подлой». Это относилось не только к трону, который оказался под каблуком военного сапога. Как уже отмечалось, в целях повышения своей независимости от аристократии новые самодержцы всё чаще передавали «важные дела» (機要) в руки тунши шэжэнь (通事舍人) – «исполнительных секретарей» – которых разрешалось набирать из «простых». В условиях концентрации власти в руках одного человека, шэжэнь, служившие, как правило, при Чжуншу (中書), «канцелярии трона», и отвечавшие за издание приказов от его лица, часто оказывались влиятельней старших министров, в роли которых по-прежнему оставались представители шицзу. С ними император лично обсуждал дела, а часть из них мог отдать им на усмотрение. Одного из таких временщиков при Люй Цзюне (劉駿) по имени Дай Фасин (戴法興), в детстве продававшего на рынке холщёвые ткани, называли «подлинным Сыном Неба» («真天子»). Цисский Уди Сяо Цзэ (蕭賾) говорил: «Все эти учёные не годятся для управления государством, только много книг читают, да и всё. Для управления государством одного Лю Сицзуна (имя фаворита из простых. Д.Х.) хватит! Шэнь Юэ, Ван Жун – сотни таких – в делах что от них толку?»56 От «недремлющего глаза» этих «секретарей» не были свободны и члены царствующего дома. Напомним, что со времён Лю Цзюня посты наместников важных пунктов могли занимать только сыновья императора («ваны»). Их возвраст (и опыт) зачастую был невелик, поэтому при ванах оказывались чины из шицзу, на которых возлагались административные задачи. Но трон не доверял аристократии, имевшей свои интересы. Поэтому к каждому вану на место командировался так называемый дяньцянь (典籤) – «адъютант» – из проверенных «слуг» императора. Он мог оказаться в роли «наставника» и проводника государевых указаний, а мог (что чаще всего и бывало) служить доносчиком на вана и всю местную администрацию. Ослабление позиций шицзу расшатывало традиционные устои их жизни. Некоторые – в особенности те, что участвовали в государственной деятельности – были вынуждены идти на браки с безродными представителями новой элиты. Брак отца Се Тяо с пятой дочерью императора Лю Илуна – «принцессой» Чанчэнгунчжу (長城公主), матерью поэта – а затем и самого Се Тяо с дочерью Ван Цзинцзэ (王敬則), занимавшего должность дасыма (大司馬) – «старшего военного министра» – при Сяо Даочэне – в числе таких примеров. «Наньши» сообщает, что «мать Ван Цзинцзэ была шаманка»57 («女 巫»), а сам он в детстве торговал на рынке собачатиной. Общество «левобережья» переживало естественные процессы интеграции, которые приносили всё более заметные «плоды». В их числе главными можно считать смешение «старой» и «новой» элит, а также – «северной» и «южной» культур, взаимопроникновение которых происходило (в существенной своей части) в рамках придворной жизни. Возможно, в этом кроется одна из причин того, почему эпоха Южных и Северных династий была даже в большей степени, чем предшествовавшие ей Вэй (魏) и Цзинь (晉), отмечена религиозно-философским плюрализмом. Принято считать, что именно в это время в обществе была достигнута точка равновесия «трёх учений» – «конфуцианства», «даосизма» и «буддизма». Конфуцианство, служившее идейной основой ханьской империи, со времени её заката пребывало в глубоком кризисе, переживая отток жизненных сил в «альтернативные» школы. Принято считать, что «учение» дискредитировало само государство, осуществлявшее монополию на идеологию – и морально обанкротившееся. В Хань принадлежность к касте конфуцианских книжников давало средства к существованию большому числу людей. Как писал Бань Гу (班固), автор «Ханьшу», «больших мастеров, умеющих об одном каноне сказать больше миллиона слов, наберётся тысяча с лишним человек. Наверное, это путь к карьере и выгоде»58. Косность и лицемерие делали так называемый «лес конфуцианцев» (жулинь, 儒林) объектом насмешек и дискредитировали в глазах общества то «учение», которое они призваны были проповедовать. По своему характеру конфуцианство являлось социальной философией. В условиях общественной нестабильности, вызванной множеством причин, оно лишалось главной своей опоры – социума и государства. Возникал замкнутый круг: с одной стороны, расшатывание «морали» приводило к деградации социальной системы, с другой, упадок общества и государства не давал возможности реализации системы ценностей, заложенной в «учении». Это состояние было свойственно всему постханьскому периоду. Исключительность положения конфуцианцев в Хань имела, скорее, политические причины. Даосская школа никогда не исчезала со сцены китайской мысли и даже, наоборот, к началу ханьской империи была на подъёме. Об этом свидетельствует появление таких значительных памятников как «Люйши чуньцю» («呂氏春秋») и «Хуайнаньцзы» («淮南子»), которые, надо заметить, обнаруживают приметы синтеза философских школ – и в том числе влияния конфуцианства. С падением Хань популярность даосизма продолжала стремительно нарастать, достигнув своего апогея в эпоху Западная Цзинь (西晉) (265-316гг.). Главная причина популярности этого направления в постханьский период заключается в том, что даосы предлагали объяснение мира таким, каким он достался свидетелям «смутного времени». Центральная идея их учения – Дао (道), «Путь Космоса», «субстантивированная закономерность»59 – была категорией абсолютной, делавшей «Дао» недоступным для сознания человека, оперировавшего «конечными» понятиями. Тем не менее, как «Лаоцзы», так и «Чжуанцзы» пытались приблизить человека к пониманию «непознаваемого» через множественные образы его проявления в достоверном мире. В контексте даосской философии человек обретал связь с Космосом, не опосредованную социумом. В условиях общественного упадка это давало смысл существования личности. Целью мыслящего индивидуума становился не поиск своего места в социуме – который зачастую этого места не давал – а нахождение «связи» с Дао – как понимания своего места во Вселенной. В «Чжуанцзы» есть слова: «Небо и Земля рождаются вместе со мной, десять тысяч вещей со мной едины» («天地與我並生, 萬物與我為一»60), – осознав своё «единство» с Дао, человек обретал право «следовать» Ему как Закону Вселенной. В этом основа известной концепции «недеяния» («無為»), понимавшегося не как «бездействие», а как специфический модус сознания, построенный на вере в то, что Дао вершит всем сущим – и в том числе «человеческими» делами. «Человек» становился явлением мира. Его мысли и чувства стали рассматриваться как феномен, который можно было исследовать, а мир его «сознания» становился миром его «духа». В «Дао-дэ-цзине» есть слова: «Человек следует Земле, Земля следует Небу, Небо следует Дао, Дао следует Естественности» («人法地, 地法天, 天法道, 道法自然»61). Помещение человека в «Великое Единое» не умаляло, а лишь подчёркивало его значение. В «Лецзы» («列子»), памятнике (предположительно) постханьского времени, есть слова: «Небо рождает десять тысяч вещей, и только человек [среди них] благородный. То, что мне досталось быть человеком, это радостно» («天生萬物, 唯人為貴, 而吾得為人, 是一樂也»62). «Естественность» («自然») – «само собой таковое» – стала одной из важнейших тем философской мысли. «Природа десяти тысяч вещей это естественность, поэтому можно следовать, но нельзя вершить, можно понять, но нельзя управлять [ею]» («萬物以自然為性, 故可因而不可為也, 可通而不可執也»63), – писал Ван Би. «Естественность» была непостижима, но «её» проявление достоверно. Будучи категорией «Дао», она «вершила» явлениями материального мира – и человеческими «чувствами». Цзи Кан (稽康) писал: ««Шесть канонов», главным образом, ограничивают и направляют, [но] человек по природе [таков, что он] находит радость в следовании своим желаниям. Ограничить и направить – значит пойти против его воли, следовать желаниям – значит обрести естественность. Стало быть, обретение естественности не происходит через ограничивающие и направляющие «Шесть канонов». Основе полноценной природы не нужны ранящие чувства ритуалы и правила. Поэтому «гуманность» и «долг» служат мудрствованию и искусственности, они не есть метод взращивания истинности; «честность» и «уступчивость» рождаются от борьбы и стяжательства, они происходят не от естественности»64. Будучи не раз оспорены, «добродетели» конфуцианства – даже «негативно» – продолжали оставаться в центре общественного внимания. Справедливо, что с конца ханьской эпохи ни одна философская школа не существовала в «чистом виде», а мысль времени была «конфуцианской снаружи и даосской изнутри» («外儒而內老莊»). Так «Ицзин» (易經) – часть конфуцианского «Пятикнижия» – стал одним из трёх «столпов» даосизма, а толкование «Лаоцзы» («老子») и «Чжуанцзы» («莊子») испытало на себе заметное влияние конфуцианской традиции комментария. Крах цзиньской династии показал, что конфуцианство, будучи единственной государственной идеологией, было обречено на бесконечный «роман» с властью. Хорошо известны слова генерала Хуань Вэня (桓溫), который, глядя издали на «центральную равнину» («中原»), сказал: «[За то], что привело Священную землю к хаосу, на сто лет в запустение, Ван Ифу (Ван Янь. Д.Х.) и все эти люди не могут не нести ответственности»65. Ещё со времён «трёх Цао», которых конфуцианские отротодксы обвиняли в потворстве даосской «ереси», можно проследить амбивалентность отношения власти к их школе. Видя в качестве идеала «правления» эпоху ханьского Вэньди (漢文帝) – 179-157гг. до н.э. – оставшуюся в исторической памяти своего рода «даосской идиллией», Цао Пи (曹丕), став «Сыном Неба», издал приказ: «Вымести золу из Тайсюэ (высшей конфуцианской школы при императоре. Д.Х.), починить старые каменные ворота, положить жалование учёным мужам, по ханьским правилам проводить экзамены»66. Государственное образование, имевшее целью поступление на «службу», по букве и духу продолжало оставаться конфуцианским. Каждый новый узурпатор пытался начать своё правление – в числе прочих «благообразных» поступков – с учреждения конфуцианских школ при центральном правительстве. Так сунский Вэньди в 380г. учредил школу в северном пригороде столицы у горы Цзилуншань (雞籠山), возглавить которую согласился видный конфуцианец того времени Лэй Цицзун (雷次宗), долгие годы «скрывавшийся» – отказывавшийся служить «Государю» – и ведший просветительскую деятельность частным образом. Знаком времени стало и то, что всего через год троном была учреждена также и даосская школа («Сюаньсюэ», «玄學»), а затем историческая школа («Шисюэ», 史學) и даже школа словесности («Вэньсюэ», 文學). Вскоре появилась и пятая школа – «Иньянсюэ» («陰陽學») – однако, все они из-за очередных беспорядков в государстве в 450г. прекратили своё существование. На фоне неспособности государства служить моральным авторитетом во множестве проповедовали разного толка «учителя», собиравшие вокруг себя целые школы последователей. Обучение в юном возрасте в кругу семьи становилось более значимым – и более свободным. Известно высказывание Чжан Чанпу (張昌蒲), матери Чжун Хуэя (鐘會), одного из участников «чистых бесед», которая в семь лет принуждала сына учить «Луньюй», в восемь «Шицзин», в девять «Шаншу», в одиннадцать «Ицзин», в двенадцать «Цзочжуань» и «Речи царств», а в тринадцать «Лицзин»: «Если учиться очень многому, то устанешь; устав, сознание притупляется; я боялась, чтобы твоё сознание не притупилось, поэтому обучала тебя постепенно. Теперь ты можешь учиться самостоятельно»67. По мере того, как даосская классика набирала популярность, в круг чтения людей времени с ранних лет попадали и «Лаоцзы» и «Чжуанцы» – но справедливо будет сказать, что, наверное, не было ни одного «даоса» – из числа тех, что прославились в «чистых беседах» – кто бы не знал наизусть «Пять канонов» и другие конфуцианские книги. Ставшие знаковым явлением постханьского периода «чистые беседы» («清談»), известные своей «даосской» тематикой, в результате чего они также вошли в историю под более поздним названием «сюань тань» («玄談») – «беседы о сокровенном» – берут своё начало с конца ханьской династии. Тогда они назывались «беседами о чистой добродетели» («清德之談»), откуда и пошло это название, а в их содержании доминировали конфуцианские темы. Можно сказать, что среда «чистых бесед» была своего рода «сценой», на которой менялись «декорации» и «актёры» вослед популярности «школ». На раннем этапе в Вэй (魏) было ощутимо влияние древнего софиста Хуэйцзы (惠子), говорившего о соотношении «имени» («名») и «содержания» («實»). Затем звёздную славу обрели Ван Би (王弼), Хэ Янь (何晏), Лю Шао (劉劭), Чжун Хуэй (鍾會), Ван Янь (王衍), говорившие о Дао. Ко времени Южных и Северных династий предметом «дискуссий» всё чаще становились вопросы литературы, звука и, наконец – буддийская тематика. Крушение Западной Цзинь похоронило размах «цинтань», но не прекратило их вовсе. На «левобережье» переместились те же люди – однако в их числе было всё меньше «вундеркиндов» и всё больше представителей сильных мира, совмещавших философию с увеселениями. Видные сановники, такие как Ван Дао (王導), Юй Лян (庾亮), собирали вокруг себя интеллектуальную элиту, и беседы продолжались. «Все господа, перешедшие Реку, каждый раз, когда выдавался хороший день, приглашали друг друга в Синтин (新亭), пили вино на траве. Чжоу хоу, сидевший среди прочих, сказал со вздохом – «Пейзаж вроде тот же, только горы и реки другие» – Все переглянулись и заплакали...»68. Император Сяоуди (孝武帝) Сыма Яо (司馬曜) династии Восточная Цзинь был также в центре «чистых бесед». При нём появлялись Се Ань, Се Вань, знаменитый каллиграф и художник Ван Сичжи (王羲之). «Цзиньшу» сообщает о Сыма Яо: «Император ублажал себя вином и женщинами, начал долгими ночами пить. В конце года появилась комета (зловещее предзнаменование. Д.Х.), император в сердце очень негодовал по этому поводу, в Хуалиньюане (華林園), подняв кубок, он сказал: «Комета побуждает нас выпить вина, с древности разве бывал ещё вечный Сын Неба?»»69 Принято считать, что буддизм впервые попал в Китай примерно на рубеже нашей эры в эпоху Западная Хань (西漢). Известно, что уже в конце Восточной Хань в императорском дворце была официальная кумирня, посвященная Будде – называвшегося тогда Футу (浮屠) – которая, однако, ещё совмещалась с даосской кумирней Хуанлао (黃老). Буддизм довольно долго бытовал в Китае в виде распространявшихся устно представлений весьма обрывочного характера, что упрощало его сосуществование с даосским культом. В обстановке религиозной терпимости люди постханьского времени всё чаще заостряли внимание на общем в учениях, нежели на их различиях. Вот несколько высказываний из памятников эпохи: «Чжоу [и] Кун это Будда, Будда это Чжоу [и] Кун – лишь внешнее и внутреннее имя, да и только» («周孔即佛, 佛即周孔, 蓋外內名之耳»70); «Конфуций, Лаоцзы, Будда – хоть трёх учений различны дороги, но в стремлении к Добру у них общая колея» («孔老如來, 雖三訓殊路, 而習善共轍也»71); «Дао это Будда, Будда это Дао» («道既即佛, 佛即道也»72). Как видно, знак равенства поставлен между всеми. Учёные времени хоть и имели свои пристрастия, но были, как правило, «универсальны». Чжоу Юн (周顒), который считается наиболее вероятным основоположником учения о «четырёх тонах», «широко читал сто школ, был силён в буддийском законе»73, он же «одинаково хорошо знал «Лаоцзы» и «Ицзин»». Чжан Жун (張融) даже возжелал, чтобы его похоронили, «вложив в левую руку «Сяоцзин» и «Лаоцзы», а в правую «Фахуацзин»...»74 Ко второй половине «Шести династий» «три учения» пришли к относительному паритету своего влияния. Конфуцианство, перестав быть официозным, пополнилось достойными именами. К его подвижникам тянулись не только простые «ученики», но и представители власти. Основатель династии Южная Ци (南齊) Сяо Даочэн (蕭道成) ещё будучи тринадцати лет от роду учился у Лэй Цицзуна в школе у горы Цзилуншань. При его сыне Сяо Цзэ (Уди) Наставником наследного принца (太子少傅) и «Министром по делам государственного образования» (Го цзы цзи цзю, 國子祭酒) был Ван Цзянь (王儉), видный конфуцианец своего времени, на дому у которого была открыта конфуцианская школа, заменявшая государственную. Он оказал заметное влияние на молодое поколение современников (в том числе и на Се Тяо, который в первые годы службы находился у него в подчинении), увлекавшихся больше литературным творчеством, нежели изучением «канонов». Прецедент открытия государственной школы на дому у Ван Цзяня обращает на себя внимание. Государство настолько дискредитировало себя, что ни за какие деньги трон не мог привлечь достойных книжников с неподмоченной репутацией. Точно так же, как на исходе Хань, когда популяризация даосизма приводила к оттоку умов «в горы», к началу Южных и Северных династий конфуцианцы оказались «в горах» в оппозиции ко власти. Но это уже были совершенно другие люди – не избалованные государевым жалованием догматики, а настоящие подвижники учения, единственным достоянием которых было их «имя». В числе таковых прославились: Шэнь Линьши (沈驎士), Хэ Инь (何胤), Сю Бочжэнь (徐伯珍), Фу Маньжун (伏曼容), Хэ Тунчжи (何佟之) – все небогатого происхождения (Шэнь Линьши в юности бедствовал и был поддержан Шэнь Юэ; Сю Бочжэнь был нищим сиротой), все приобрели известность за счёт рьяной учёбы и блестящих знаний классики – причём как конфуцианской, так и даосской, которую преподавали и комментировали. Вокруг них собирались последователи, в то время как государственные школы были десятилетиями закрыты. Характерно, что почти все эти люди, как и знаменитый Лю Се, (劉勰) – современник Се Тяо – в разное время жили при уже многочисленных буддийских монастырях. Особо отметим фигуру Лю Хуаня (劉瓛) – виднейшего конфуцианца своего времени. Его имя стало легендарно в связи с успехом воцарения дома Сяо. Известно, что когда Сяо Даочэн готовился взойти на престол, он отправился к Лю Хуаню, чтобы спросить у него «о правлении». Тот ответил коротко: «правление в Сяоцзине» («政在孝經»), подразумевая, что править следует по конфуцианскому принципу «сыновнего почтения» – «сяо» («孝»). На фоне братоубийственной резни в доме Лю, это высказывание имело особый вес и рассматривалось многими как благословление на царствование. Не только Сяо Даочэн, но и его потомки испытывали к Лю Хуаню огромное уважение. У Се Тяо есть стихотворение, написанное по поводу коллективного посещения могилы Лю Хуаня, которое называется: «По приказу Цзинлинвана в ответ [на стихотворение] «Вместе с Шэнь юшуай, проходя мимо могилы господина Лю»» («奉和竟陵王同沈右率過劉先生墓»). Существует несколько одноимённых «хэши» («和詩») – «стихотворных ответов» – за авторством Сяо Цзылуна, Шэнь Юэ, Лю Хуэя и Би Яня. Внимание ванов к Лю Хуаню было неслучайным. Чем быстрее менялись династии, тем тускней была их легитимность в глазах общества. Признание со стороны добродетельных людей, имевших моральный авторитет, хоть ненадолго, но давало им право на «Небесный мандат». |
Похожие:
 |
До недавних пор образ грозного "русского медведя", несмотря на все... Такова была инерция последнего столетия, таков был символический капитал, накопленный Российской и Советской Империей |
|
Урок «Тайна эпитета» Методическая информация Формировать представление о поэзии как об особом взгляде на мир, учить воспринимать окружающий мир живым и одушевленным, ощущать... |
 |
Урок биологии и литературы на тему: «Природа в поэзии XIX века» Земли; развивать интерес к изучению природы, к поэзии; воспитывать любовь к природе, стремление охранять её |
|
Урока Тема урока Опорные понятия А. С. Пушкин(5ч.+2ч р р.). Образно-тематическое богатство и художественное совершенство пушкинской лирики |
|
Задачи урока: Воспитательные Воспитать любовь к родной природе и чувство патриотизма. Обучающие Цель урока: показать внутреннюю связь поэзии, живописи и музыки на примере поэзии Николая Рубцова |
|
Конспект урока по предмету «час души» тема: «А. С. Пушкин «Зимнее утро» Дорогие ребята! Сегодня мы с вами продолжаем увлекательное путешествие в волшебный мир поэзии. Нас ждет встреча с еще одним классиком... |
|
Сценарий мероприятия «Сказочный мир А. С. Пушкина» Еще при жизни его называли “солнцем русской поэзии”. Пушкин первым из русских поэтов заговорил простым народным языком. Этот язык... |
|
Урок внеклассного чтения русская природа в музыке и поэзии. «У нас... Цель урока: продолжить знакомство с поэзией А. С. Пушкина и музыкой П. И. Чайковского; показать связь через восприятие природы живописи,... |
|
Евгений Александрович Евтушенко Обществом поощрения русской поэзии по инициативе Анатолия Борисовича Чубайса и при финансовой поддержке рао «еэс россии» в апреле... |
|
Информационно-библиографический отдел Обществом поощрения русской поэзии по инициативе Анатолия Борисовича Чубайса и при финансовой поддержке рао «еэс россии» в апреле... |