Образно-символический мир в поэзии Се Тяо (Vв.)
|
Скачать 5.1 Mb.
|
|
Глава III Образы мира и проблема «лирического субъекта» Известно, что ещё во времена ханьской династии создавались стихотворные произведения, посвящённые «предметам» или «объектам» окружающего мира. Из «Записок о разном из Западной столицы» («西京雜記») мы узнаём, как «Лянский Сяован320, пребывая в Доме забвения тоски, собрал всех мужей, кто следовал за ним, и приказал им сочинить оды. Мэй Шэн написал «Оду плакучей иве», Лу Цяожу «Оду журавлю», Гунсунь Гуй «Оду узорчатому оленю», Цзоу Ян «Оду вину», Гунсунь Шэнь «Оду луне», Ян Шэн «Оду ширме». Хань Аньго писал «Оду малому столику», но у него не получилось, тогда Цзоу Ян написал за него. Цзоу Яну и Аньго дали выпить штрафных три меры вина, Мэй Шэну и Лу Цяожу подарили шёлковых тканей по пять мер на человека...»321. Специфика лиро-эпического жанра «од» – фу (賦) – заключалась в том, что, несмотря на «тему», заявленную в названии, «оды» слагались в качестве посвящений «Господину», которого они призваны были «восславить», и который являлся подлинным центром притяжения их образной системы. Детализация «титульного» образа произведения, которая оказывалась, как правило, весьма развёрнутой, не могла быть полной, с точки зрения смысловых значений, безотносительно этого главного, подспудно присутствовавшего «героя». «Герой» в данном случае едва ли может считаться «лирическим». Дошедшие до нас в составе тех же «Записок» оды представляют собой относительно короткие для ханьских фу произведения, одно из которых – «Ода ширме» («屏風賦») – звучит так: «Ширма кожаная окружает, Господина князя моего закрывает. Ряды цветов [на ней] и вышивки богатство, Яшмовых дисков ярусы и подвесок гирлянды. Украшена тканью узорной, Блистает [нитями] золотыми, Изображены [на ней] древние герои. Величественна и высока. Князья и княгини, подстать ей. Да будет долголетие [Господина] безгранично!» («屏風鞈匝。蔽我君王。重葩累繡。沓璧連璋。飾以文錦。映以流黃。畫以古烈。顒顒昂昂。藩后宜之。壽考無疆322). Образ «ширмы», который можно считать собирательным и во многом условным, воссоздаётся в неразрывной связи с образом «Господина», атрибутом которого «она» является. Каждый из «её» элементов призван подчеркнуть добродетели и достоинства последнего, и именно в этом качестве оправдана их детализация. Заключительные слова о «долголетии» напоминают о том, что сложение од и их содержание продолжали иметь ритуальное значение. Несмотря на то, что в образе «ширмы» могли содержаться намёки на человеческое окружение князя – его «слуг» – степень авторской самоассоциации с данным образом представляется ограниченной. О «воспевании вещей» («詠物») в жанре ши («詩»), где понятие «вещи» включало в себя наряду с «неодушевлёнными» предметами также растения, животных и даже людей – в результате чего Р. Мэтер предлагает термин «поэзии воспевания объектов» («poems singing of objects»323) – также известно ещё со времён ханьской династии, однако тогда этих произведений существовало совсем немного. У Цай Юна (蔡邕) – 133-192гг. – есть стихотворение «О зимородке» («翠鳥詩»), у Фань Циня (繁欽) – ?-218гг. – «Воспевая ароматную траву» («詠蕙詩»), у Чжан Хуа (張華) – 232-300гг. – «О лотосе» («荷詩»). Жанры ши и фу, начав сближение и оказывая друг на друга всё более заметное влияние, тем не менее, сохраняли принципиальные различия. Одним из главных в их числе можно считать характер соотнесённости «титульного» образа с авторским субъектом и способность последнего организовывать вокруг себя композицию. Обращают на себя внимание ранние «герои» «поэзии предметов»: все они являются «объектами» окружающего мира, имеющими «природное» происхождение, каждый из которых представляет собой уже сложившийся «образ» в сознании людей с набором узнаваемых (и предсказуемых) атрибутов. Это наделяет их своеобразной «судьбой», которая, будучи «традиционной», тем не менее, привлекает к себе интерес. Это качество вдыхает в образы «птиц» и «растений» своеобразную «художественную» жизнь, которой они вызывают к себе сочувствие. Кажущиеся естественными параллели с миром людей реализуются здесь не только потому, что человек «хочет» выразить свои чувства в образах окружающего мира, но и потому, что их природные прототипы – в том виде, в каком они сложились исторически в сознании традиции – «позволяют» ему это делать. Двойственная природа «вещественных» образов, сочетающая в себе «естественное» и «человеческое», не делает их до конца ни тем, ни другим. Человеческие переживания воплощаются в образе, который является самодостаточным и понятным, и обходится в ряде случаев без «оговорок» в форме прямой речи, раскрывающих его иносказательное содержание. В этом качестве он сохраняет право на существование в двух «параллельных» плоскостях – как «образ мира» и как «образ иносказания». Стихотворение Фань Циня «Воспеваю ароматную траву»324 («詠蕙詩») демонстрирует, как уже на раннем этапе эволюции «поэзии вещей» в авторской традиции титульный образ достигает определённых «высот» своего раскрытия, которые будут свойственны ему впоследствии в рамках данного жанра: Ароматная трава родилась к северу от горы, 蕙草生山北。托身失所依。 Искала себе место, [но] потеряла опору. Пустила корень у тёмного утёса, 植根陰崖側。夙夜懼危頹。 День и ночь страшится погибели. Студёный источник мочит мой корень, 寒泉浸我根。淒風常徘徊。 Холодный ветер всё время [меня] терзает. Три сияния светят на восемь пределов, 三光照八極。獨不蒙餘暉。 Только [мне] не достаётся остатков света. Цветы и листья навечно сгинут, 葩葉永雕瘁。凝露不暇晞。 Выпавшая роса неизбежно высохнет. Сотня трав вся в цветении, 百卉皆含榮。己獨失時姿。 Я одна потеряла былую стать. Вот, мои цветы как раскроются, 比我英芳發。鶗鴂鳴已衰。 Так кукушка уж пропоёт о конце. Несмотря на то, что данное стихотворение сложно считать до конца «лирическим», и в нём так же, как и в «одах», присутствуют определённые жанровые ограничения, предлагающие «традиционного» героя, тем менее, собственно герой здесь присутствует. В отличие от «од» его можно с гораздо большей степенью уверенности ассоциировать с титульным «объектом» и отметить его бóльшую целостность в этом качестве. Герой, будучи «ролевым»325– в данном случае это «ароматная трава» с набором «свойственных» ей черт – тем не менее, оказывается «ближе» к авторскому «я», нежели титульные «объекты» в «одах», а присутствие «Господина», хоть и не исчезает до конца – о чём свидетельствует традиционная символика «цветения» – становится менее заметным. Акцент внимания смещается в сторону «героя», который в значительно большей степени (хоть и не до конца) оказывается «частным» («лирическим») образом ассоциирован с авторским субъектом. Справедливо будет утверждать, что жанры ши и фу были изначально построены на совершенно разных принципах, и что в данном случае имеет место не столько наследование жанрами определённых качеств друг друга в исторической последовательности, сколько их параллельное сосуществование во времени. Справедливо и то, что жанры следовали определённым парадигмам сознания, которые были, в свою очередь, подвержены исторической эволюции. Популярность ши и усиление лиризма в поэзии откликались явлениям социума и духовной жизни людей. Усиление внимания к феноменологии мира индивидуальности и его психологизму было производным от явлений мировоззренческого характера, которые находили отражение в художественной интерпретации образов мира и главного среди них – образа авторского «я». Обращает на себя внимание, что именно в период юнмин, несмотря на общую тенденцию на снижение значимости жанрового регламента в лирической поэзии, беспрецедентной популярности достигают «стихи о вещах». Они становятся одним из знаковых явлений своего времени наряду с широко известными явлениями «звука». Чжан Дуньи (張敦頤) (Южная Сун) писал: «В древности ши не имели названий, названия давались по двум словам из первого куплета «песни», названия появляться, начиная с юэфу. Начиная с Се Тяо и Шэнь Юэ, пели о каждом предмете на циновке, [и тогда] стали появляться «подназвания» («分題») [стихотворений]»326. Известно, что в литературном салоне Сяо Цзыляна практиковались поэтические «игры» среди которых были: стихосложение на заданную тему, на заданную рифму, палиндромы (回文), аллитерации (雙聲), «связанные стихи» ляньцзюй (聯句) – и «поэзия предметов» в том числе. В сборник Се Тяо вошло два стихотворения, относящихся к циклу «Вместе воспеваем то, что перед глазами, там, где сидим» («同詠坐上所見 一物») – «Воспеваю циновку» («詠 席») и «Воспеваю бамбуковую грелку» («詠竹火籠») – одно стихотворение из цикла «Вместе воспеваем безделицы на месте, где сидим» («同詠坐上器玩») – «Воспеваю подставку для сидения из чёрной кожи» («詠烏皮隱几») – и одно из цикла «Вместе воспеваем музыкальные инструменты» («同詠樂器») – «Воспеваю цинь» («詠琴»). Выбор «тем» данных циклов был, скорее всего, коллективным решением, хотя, возможно, он оставался за «Господином». Что касается выбора индивидуальных «предметов» – которые и составляли те самые «подназвания», принадлежавшие к единому циклу – то также не совсем очевидно, был ли он совершенно «авторским» или зависел от мнения многих, однако нет сомнений, что стихотворения данных циклов предполагали коллективное прочтение в кругу литературного салона – в том числе и «Господином» – что должно было определённым образом сказываться на их содержании: «Воспеваю циновку» («詠席»327) 1. В начале росла [я] у озера Утра и вечера, 本生朝夕池， 2. Закатное солнце в листьях [моих] сверкало. 落景照參差． 3. На отмелях рек затмевали [меня] цветы, 汀洲蔽杜若， 4. В песках островов глушили пряные травы. 幽渚奪江籬． 5. Тебя повстречала, когда за травой Ты отправился, 遇君時採擷， 6. [Чтоб] кубок златой на яшмовом троне нести. 玉座奉金巵． 7. Вот только хочу одежды твоей касаться, 但願羅衣拂， 8. Не дай же белой пыли меня замести. 無使素塵彌． Оставаясь в «песенном» жанре, «стихи о предметах» – особенно те, что принадлежат к коллективным циклам – содержат элемент обращения к «Господину» – и это свидетельствует об их «месте» в общественно-литературной жизни. Подражая по стилю «юэфу», они отчасти претендуют на роль, которая раньше отводилась «одам» в качестве жанрового «медиума» литературных посвящений «слуги» своему «Господину». Справедливо было бы заметить, что «песни» изначально содержали в себе похожую способность говорить с «Господином» – но на своём языке, и это не делало их «одами». В «песнях», как правило, присутствовало «двое», и мысленная устремлённость к «Одному», не затмевала «другого» («другую»), а, скорее, наоборот подчёркивало «его» («её») значение. В «песнях» складывался образ «героя», находившегося, как правило, в «слабой» позиции, а напряжение его внутреннего мира, представлявшее главный интерес, открывало дверь лирическому сознанию. Несмотря на присутствие «Господина», последний уже не является в приведённом случае центром притяжения образной системы произведения, который находится на титульном «предмете». Его характер обнаруживает своеобразную двойственность: с одной стороны, это «циновка из тростника» («席»), с другой – сам «тростник», который был срезан «Господином», чтобы стать «циновкой», и одно переходит в другое через тонкую грань между «предметами», которая, кажется, не имеет для автора большого значения. Восприятие «циновки» неотделимо от восприятия её «судьбы» – «вещь» воспринимается целостно, как «история» или «представление» о ней, по аналогии с человеческим миром. От похожего явления в случае с «ароматной травой» у Фань Циня «циновку» Се Тяо отделяет определённо-утилитарный модус её «применения» – «смыслом» её существование является «кубок златой на яшмовом троне нести», иначе говоря, «служить» во дворце. Ассоциация с «Господином» здесь оказывается достаточно определённой, и также чётко обозначается роль «предмета», в рамках которой реализуются его «достоинства». Несмотря на сказанное о том, что «На отмелях рек затмевали [её] цветы, В песках островов глушили пряные травы», речь идёт именно о «скромности» героя (героини), составлявшей главное качество «придворного». Сознание, всё с той же лёгкостью пересекая грань между «вещами», переходит в измерение «человеческого» мира, где образ «циновки» находит ассоциативное продолжение. Чиновник, служащий во дворце, преподносит себя «Господину», подобно «вещи», идеально подходящей для роли, которую «она» выполняет, и в этом качестве рассчитывает на «Его» благоволение. Характер героя, выполняющего определённую «роль», не лишает его состоятельности в качестве образа, а лишь ограничивает его рамками традиционного «поведения». Жанровый элемент в данном случае не является свидетельством «консерватизма» данной поэзии, с точки зрения присутствия в ней лирического начала, а лишь устанавливает «правила игры», которые соблюдаются сознательно. Следует помнить о том, что, хоть и, будучи «юэфу» – к тому же помещёнными в «салонный» контекст – эти произведения являются детищем эпохи, познавшей совершенно иные высоты «лиризма» и языкового мастерства. Этот «багаж», растекаясь по жанровым «формам» традиции, наполняет их новым содержанием, сообразным «ему самому». Ограниченность сюжетного пространства не препятствует, а, скорее, неожиданным образом способствует глубине художественной проработки его деталей. «Картинность» композиции, которая отчасти предопределена самим названием – «воспеваю предмет» – трансформирует «динамику» традиционного «сюжета» в «статику» сцены и интенсивность чувств. Явление массовой популярности «поэзии вещей» в период юнмин – не имевшей исторического прецедента – говорит о том, что «вещи» стали видеться по-иному. В них, наряду с новыми «деталями» и «красками», читался прообраз индивидуальных сущностей, имевших самостоятельную ценность, безотносительно их места в «материальной» иерархии мира. «Предмет» становился центром притяжения авторского внимания, с легкостью превращаясь в «героя». «Сцена», которая разворачивается ему подстать, обнаруживает его самого в центре, а вокруг, как декорации – или та самая «ширма» – его множественные атрибуты, в числе которых и знаковые, призванные подчеркнуть его достоинства – как когда-то достоинства «Господина» – которым, с точки зрения направленности авторского внимания, становится он сам. «Стихи о вещах» за авторством Се Тяо, входящие в упомянутые циклы, можно с большой долей уверенности отнести к периоду существования Цзинлинского содружества, что делает их одними из наиболее ранних произведений поэта. Как уже отмечалось, циклы носили «коллективный» характер, будучи составлены из произведений нескольких авторов, о чём каждый раз свидетельствуют их названия – «Вместе воспеваем...» («同詠…»). Наряду с произведениями Се Тяо в них входят также стихотворения Шэнь Юэ, Ван Жуна, Юй Юяня (虞炎) и Лю Хуэя (柳惲), каждое из которых посвящено определённому «предмету»:
Произведения циклов представляют собой памятник литературы своего |
Похожие:
 |
До недавних пор образ грозного "русского медведя", несмотря на все... Такова была инерция последнего столетия, таков был символический капитал, накопленный Российской и Советской Империей |
|
Урок «Тайна эпитета» Методическая информация Формировать представление о поэзии как об особом взгляде на мир, учить воспринимать окружающий мир живым и одушевленным, ощущать... |
 |
Урок биологии и литературы на тему: «Природа в поэзии XIX века» Земли; развивать интерес к изучению природы, к поэзии; воспитывать любовь к природе, стремление охранять её |
|
Урока Тема урока Опорные понятия А. С. Пушкин(5ч.+2ч р р.). Образно-тематическое богатство и художественное совершенство пушкинской лирики |
|
Задачи урока: Воспитательные Воспитать любовь к родной природе и чувство патриотизма. Обучающие Цель урока: показать внутреннюю связь поэзии, живописи и музыки на примере поэзии Николая Рубцова |
|
Конспект урока по предмету «час души» тема: «А. С. Пушкин «Зимнее утро» Дорогие ребята! Сегодня мы с вами продолжаем увлекательное путешествие в волшебный мир поэзии. Нас ждет встреча с еще одним классиком... |
|
Сценарий мероприятия «Сказочный мир А. С. Пушкина» Еще при жизни его называли “солнцем русской поэзии”. Пушкин первым из русских поэтов заговорил простым народным языком. Этот язык... |
|
Урок внеклассного чтения русская природа в музыке и поэзии. «У нас... Цель урока: продолжить знакомство с поэзией А. С. Пушкина и музыкой П. И. Чайковского; показать связь через восприятие природы живописи,... |
|
Евгений Александрович Евтушенко Обществом поощрения русской поэзии по инициативе Анатолия Борисовича Чубайса и при финансовой поддержке рао «еэс россии» в апреле... |
|
Информационно-библиографический отдел Обществом поощрения русской поэзии по инициативе Анатолия Борисовича Чубайса и при финансовой поддержке рао «еэс россии» в апреле... |