Скачать 2.29 Mb.
|
Предварительные замечания Летом 1922 года доктор Рудольф Штайнер прочитал серию лекций на тему мировой экономики. Можно только поражаться тому, что знания и прозрения доктора Штайнера, покрывающие буквально все области от философии и физики до искусств, включают и экономику. На первый взгляд этот цикл лекций дает весьма неожиданную точку зрения и особое понимание экономики. При повторном взгляде можно обнаружить причину этого: экономика рассматривается не как система, но как органическая жизнь, будучи следствием решений и образа действия живых людей. А органическая жизнь требует для своего понимания иного научного подхода, чем, например, физика. В случае последней можно взирать на материю, строить теории, ставить эксперименты, короче — следовать хорошо известному научному пути. В случае экономики, однако, мы имеем дело с иным миром, с иным предметом. Он требует вхождения внутрь себя и попытки понимания того, что происходит, «изнутри». Это, в свою очередь, требует такого рода мышления, которому мы не обучены и к которому не привыкли: живого мышления для понимания живого мира действий. Тогда, когда доктор Штайнер дал эти лекции, наш мир только что прошел через одну из главных катастроф современной цивилизации: первою мировую войну. Как мы знаем теперь, за первой мировой войной последовала еще худшая вторая мировая война. Мы знаем также, что одной из основных исходных причин первой мировой войны — которая привела ко второй — был тот факт, что проблемы экономической жизни не могли быть разрешены с помощью национального экономического подхода, а также тех мыслей, которые основаны на теории, а не на реальности. Эти лекции представляют собой новый подход к экономической реальности через живое мышление, то есть применение как наших мыслей, так и «знания» нашего сердца. В то время, летом 1922 года, лишь немногие люди поняли то, что имел в виду Рудольф Штайнер. В наше время мы можем пережить, как продолжающаяся традиционность экономического мышления ведет человека ко все нарастающим катастрофам: как для него самого, для его человеческого достоинства, так и для всего нашего окружения. Чтение и изучение данных лекций может послужить отправной точкой призыва к пробуждению, — найти в себе мужество и взять на себя нелегкий труд действительного открытия реальности: того, что мы — люди, обладающие собственной свободой и ответственностью перед всеми живыми существами нашей планеты Земля. Р.С.Х. Мейс, доктор экономических наук, голландский банкир ПЕРВЫЙ ДОКЛАД Дорнах, 24 июля 1922 года Сегодня я, прежде всего, хотел бы дать своего рода введение, а завтра — перейти к тому, что в определенном отношении образует круг национально-экономических, социально-экономических вопросов, которые в настоящее время должен задавать себе человек. Национальная экономика, о которой теперь говорят, является, собственно, новым творением. Она возникла в эпоху, когда экономическая жизнь народов чрезвычайно усложнилась по сравнению с прежними хозяйственными отношениями. И поскольку мы будем строить этот курс, ориентируясь, в основном, на студентов-экономистов, то с самого начала укажем на своеобразие современного экономического мышления. Совсем не надо очень далеко уходить в прошлое, чтобы увидеть, как, по сравнению с прежними отношениями, изменилась хозяйственная жизнь в течение, скажем, только XIX века. Примите во внимание хотя бы тот факт, что, например, Англия в значительной степени обрела новый экономический облик уже в первой половине XIX столетия; сравнительно мало радикальных изменений в экономической структуре Англии последовало в дальнейшем ходе этого века. Серьезные социальные вопросы, которые в новое время соединяются с вопросами экономическими, возникли в Англии уже в первой половине XIX века. И уже тогда те, кто начинал развивать социально-экономическое мышление в новом духе, могли проводить свои исследования в Англии; в то время подобные исследования, скажем, в Германии были бы бесплодны. В Англии первой трети XIX столетия уже образовались широкие торговые связи, и, благодаря такой структуре торгового дела, в английской экономике была создана основа для торгового капитала. В Англии не было необходимости искать какую-либо иную исходную точку для новой экономики, кроме торгового капитала; он произошел из всей совокупности торговых отношений, существовавших уже в первой трети XIX века. Начиная с этого времени, экономическое развитие в Англии происходило в определенной последовательности. Только нельзя забывать, что вся английская экономика была возможна лишь на основе тех отношений, которые сложились у Англии с колониями, особенно с Индией. Английская экономика вообще немыслима без связи Англии с Индией. Иначе говоря, эта экономика, получившая возможность образовать крупный капитал, была построена, в известной мере, за счет экономически девственной страны. Мы не должны упускать это из виду, переходя теперь от английской экономики к германской. Обращаясь к германской экономике, мы видим, что она, например, в первой трети XIX века, в своих существенных чертах следует хозяйственным обычаям, сложившимся еще в эпоху средневековья. Хозяйственный уклад и хозяйственные связи в Германии первой трети XIX столетия полностью оставались старыми. А потому и все темпы хозяйственной жизни были другими, чем, например, в Англии в первой трети, и даже в первой половине XIX века. В Англии уже в первой половине столетия действовало то, что можно назвать расчетом на быстро изменяющиеся жизненные обычаи. Общий ход экономической жизни в существенных чертах оставался прежним, но он уже был рассчитан на быстрое изменение привычных навыков. В Германии же сами эти навыки оставались консервативными. Экономическая жизнь здесь еще двигалась со скоростью улитки — в соответствии с тем, что в техническом смысле ее условия в течение долгого времени оставались почти неизменными, и что так же медленно менялись и потребности. Но во второй трети XIX века в этом отношении происходит переворот. Под влиянием развития промышленности быстро растет сходство с английскими условиями. В первой половине XIX столетия Германия в основном была еще аграрной страной, но она быстро превращалась в индустриальную. Намного быстрее, чем где бы то ни было в другом месте земного шара. Это связано с еще одним обстоятельством. Можно сказать так: в Англии переход к индустриальной структуре народного хозяйства происходил инстинктивно, его, собственно, не осознавали. Он осуществлялся подобно явлению природы. В Германии первой трети XIX века существовали средневековые условия — она оставалась аграрной страной. Но в то время, как экономические отношения внешне складывались так, что их можно было назвать почти средневековыми, человеческое мышление основательно изменилось. В сознание людей входила мысль, что должно прийти что-то другое, что существующие условия больше не соответствуют времени. И получилось так, что преобразование экономических отношений во второй трети XIX века происходило в Германии сознательнее, чем в Англии. В Германии люди гораздо лучше понимали — в Англии об этом совсем не думали, — как входить в современный капитализм. Если бы вы теперь прочли, о чем тогда спорили, что обсуждали в связи с переходом к индустриализму, то получили бы представление, как удивительно люди мыслили тогда в Германии. Они видели полное освобождение человека в том, что называлось либерализмом, демократией; они считали исцелением человечества выход из средневековых связей, из старого корпоративного строя и переход к полностью свободному положению — так это называлось — человека в экономической жизни. Поэтому в Англии мы не найдем ни одной экономической теории, подобной созданной в Германии в расцвете охарактеризованной мною эпохи. Шмоллер, Рошер1 и другие исходили в своих взглядах из расцвета этой либеральной экономики. Они вполне сознательно основывались на том, что следовало из этого духа. Англичанин такое экономическое учение нашел бы просто никчемным. Он бы сказал, что о таких вещах незачем размышлять. Поэтому посмотрите только на радикальное различие между тем, что говорили об этих вопросах в Англии — возьмем лишь таких людей, которые достаточно занимались теорией, подобно Биконсфилду, — и тем, что говорили в Германии Рихтер, Ласкер или сам Брентано. Таким образом, в Германии люди сознательно вступали в этот второй период. Затем пришел третий период, по сути дела период государственный. В последней трети XIX века германское государство консолидировалось принудительными средствами. Консолидировалось не так, как мечтали идеалисты 48-го года и даже 30-х годов, но чисто принудительными мерами. И это государство постепенно и вполне сознательно подчинило себе хозяйственную жизнь. Так что в последней трети XIX века вся структура хозяйственной жизни была пронизана принципами, противоположными прежним. Во второй трети столетия она развивалась в духе либеральных воззрений, теперь же в ней возобладали воззрения в духе государственного принципа. Это наложило на хозяйственную жизнь Германии особый отпечаток; и хотя в ее развитии использовались элементы сознательности, но целое все же опять оставалось неосознанным. Важнейшим отныне являлось то, что таким путем не только в мышлении, но и в самом хозяйстве создалась радикальная противоположность между экономикой Англии и экономикой Средней Европы. И на этой противоположности основывались хозяйственные связи между ними. Развитие всей экономики XIX века вплоть до XX века было бы немыслимо без этой противоположности между Западной и Средней Европой. Она определяла, каким образом продавали, вывозили и производили товары. Как на основе владения Индией постепенно образовалась возможность развития английской экономики, так на основе противоположности между западной и среднеевропейской экономикой стало возможным дальнейшее расширение хозяйственной жизни. Ведь экономическая жизнь основывается не на том, что мы видим в ближайшем окружении, но на обширных взаимных связях во всем мире. С этой противоположностью мир вступал и — не мог войти в мировое хозяйство. Ибо оно основывалось на инстинктивных элементах, проявившихся как обрисованная мною противоположность между Англией и Средней Европой. В XIX веке мир, сам того не осознавая, не замечая, пришел к тому, что эта противоположность становилась все актуальней и актуальней, все глубже и глубже. И возникла громадная проблема: экономические отношения развились из противоположностей, они несут в себе эти противоположности все дальше и дальше в будущее; но в то время как противоположности все больше и больше возрастают, невозможно осуществлять совместную хозяйственную деятельность. Это была великая проблема XIX века: противоположность творит экономику, экономика усиливает противоположность, противоположность требует разрешения. Отсюда вопрос: как разрешить противоположности? Историческое развитие показало, что люди были не в состоянии ответить на него. То, что я говорю сейчас, можно было бы говорить в 1914 году, в мирное время. Но тогда обнаружилась неспособность решить эту проблему мировой истории. И тогда пришла болезнь, если взглянуть на вещи со стороны экономики. На противоположностях основывается, в сущности, возможность всякого развития. Назову только одну такую противоположность. Из-за того, что английская экономика сложилась гораздо раньше, чем экономика Средней Европы, англичане не могли производить некоторые товары так же дешево, как Германия. Возникла большая противоположность в связи с конкуренцией; «Made in Germany» — это был вопрос конкуренции. А затем, когда война кончилась, встал вопрос: каким образом можно теперь, после того как люди поразбивали головы, вместо того, чтобы заняться поисками решения — каким образом можно теперь справиться с создавшимся положением? Тогда я думал, что прежде всего должны найтись люди, способные понять необходимость создания противоположностей в другой области; ибо жизнь основана на противоположностях и может существовать только тогда, когда есть взаимодействие, игра противоположностей. В 1919 году можно было сказать: укажем на те противоположности, к которым, собственно, направляется развитие мировой истории, — на экономическую, государственно-правовую и духовно-культурную, — на противоположности трехчленного разделения социального организма. Что же, в сущности, было правильным в нашем намерении внести мысль о трехчленном разделении в сознание возможно большего числа людей? Сегодня я охарактеризую это только с внешней стороны. Самое важное тогда состояло в том, чтобы эта мысль вошла в сознание возможно большего количества людей прежде, чем в экономике возникнут последствия, которые вскоре действительно возникли. Подумайте: когда мы впервые заговорили о трехчленном разделении, у нас еще не было сегодняшних затруднений с валютой; наоборот, если бы тогда оно было понято, эти трудности никогда бы не пришли. Но люди оказались не в состоянии понять что-либо в действительно практическом смысле. Мы старались тогда разъяснить трехчленное разделение, а нам отвечали одно: да, все это было бы хорошо, мы это тоже понимаем; но все же первая наша задача — противодействовать падению валюты. Этим людям можно было только сказать: но ведь решение и заключается в трехчленном разделении! Займитесь им, оно — единственное средство противодействия падению валюты! Люди спрашивали, как добиться того, что как раз и должно было прийти с трехчленным разделением, с трехчленностью. Следовательно, они не понимали трехчленного разделения, хотя и утверждали, что понимают. Теперь дело обстоит так, что необходимо сказать следующее: сегодня нельзя говорить с людьми, с вами, например, в тех же формах, что и прежде; нужен другой язык. Я и хотел бы дать вам это здесь, в этих докладах. Я хотел бы показать, как теперь можно мыслить об этих вопросах, особенно если человек молод и сможет еще участвовать в создании того, что должно образоваться в ближайшем будущем. Итак, можно характеризовать XIX столетие, как эпоху всемирно-исторических экономических противоположностей. Но можно пойти еще дальше назад, к тому времени, когда люди только начинали думать об экономике. Если вы возьмете историю экономики, то увидите: раньше все происходило инстинктивно, и только в новое время экономическая жизнь так усложнилась, что люди почувствовали необходимость думать об этих вещах. Я говорю теперь, собственно, для студентов, говорю о том, как следует им ориентироваться в экономической науке. Поэтому я хотел бы указать на самое существенное, от чего все зависит. В то время, когда пришлось задуматься об экономической науке, уже больше не было мыслей, способных охватить такую область, какой является народное хозяйство. Для этого просто не было идей. Я приведу вам пример из естествознания, чтобы показать, что это именно так. Дело в том, что мы, люди, имеем физическое тело, обладающее, как и другие физические тела, некоторой массой. После обеда оно становится тяжелее, чем до обеда. Его можно даже взвесить. Это значит, что мы являемся частью всеобщей массы. Но с этой массой, являющейся свойством всей весомой материи, мы мало что могли бы сделать в связи с человеческим телом; самое большее, мы могли бы бродить в мире как автоматы, а не как сознательные существа. Я уже не раз говорил о том, что нам нужно для образования понятий, имеющих какой-то смысл, что необходимо человеку для мышления. Человеческий мозг, если взвесить его отдельно, весит приблизительно 1400 граммов. Если бы все 1400 граммов давили на расположенные у основания черепа кровеносные сосуды, они были бы совсем раздавлены. Вы не могли бы прожить и минуты, если бы человеческий мозг давил всей своей тяжестью в 1400 граммов. Счастье для человека, что существует закон Архимеда: всякое тело в воде теряет в весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Итак, если в воде находится тело какого-либо веса и объема, то оно теряет в своем весе ровно столько, сколько весит точно такой же объем воды. Мозг плавает в мозговой жидкости и теряет при этом 1380 граммов, ибо таков вес этой жидкости, равной по объему человеческому мозгу. Мозг только 20-ю граммами давит на свое основание, и такое давление это основание может выдержать. Если мы теперь спросим себя, для чего все это нужно, то должны будем сказать: мы не могли бы мыслить мозгом, который являлся бы только имеющим вес веществом. Мы не мыслим весомой материей, мы мыслим устремлением вверх. Сначала вещество должно потерять свою тяжесть, и тогда мы можем мыслить. Мы мыслим тем, что отлетает от Земли. Но мы осознаем себя во всем теле. Благодаря чему мы осознаем себя во всем своем теле? В нашем теле имеется 25 биллионов красных кровяных телец. Они очень малы, но все же имеют определенный вес; они имеют этот вес потому, что содержат в себе железо. Каждое из этих 25 биллионов кровяных телец плавает, плавает в плазме крови и теряет в весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Так что и здесь, в каждом отдельном кровяном тельце образуется некое устремление вверх, и оно образуется 25 биллионов раз. Мы осознаем себя во всем своем теле благодаря тому, что устремляется вверх. И можно сказать: когда мы принимаем в себя пищевые вещества, они должны сначала в значительной мере потерять свой вес, должны преобразоваться в нас, чтобы иметь возможность служить нам. Этого требует организм. Способность мыслить таким образом и руководствоваться подобными представлениями была утрачена в ту эпоху, когда возникла необходимость мыслить экономически. В ту пору стали считаться только с весом вещества и перестали задумываться о том, какое, например, превращение претерпевают в организме все вещества, получая устремление вверх. Еще пример. Вспомните: когда вы учили физику, вам говорили о спектре, показывали, как с помощью призмы образуется цветовая полоса — красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Видимая часть спектра простирается от красного до фиолетового. Но вы знаете, что перед видимой областью существует так называемое инфракрасное излучение, а за ней — ультрафиолетовое излучение. И если кто-то говорит лишь о свете, то он не охватывает явление в целом, он должен говорить о том, что свет полярно видоизменяется с двух сторон. Он должен говорить о том, что свет за пределами красного погружается в теплоту, а за пределами фиолетового — в химические процессы и, собственно, исчезает как свет. Итак, если кто-то дает только учение о свете, то он дает лишь некий отрывок. И мы получаем неверное учение о свете. В то время, когда появилась необходимость мыслить о явлениях экономики, физика, физическое мышление были в состоянии создать лишь некое неверное учение о свете. Я привел вам этот пример потому, что здесь имеется подходящая аналогия. Рассмотрите теперь, пожалуйста, не человеческое хозяйство, а хозяйство воробьев или ласточек! Это ведь тоже своего рода хозяйство; но это хозяйство в животном царстве, не так уж далеко проникающее в царство людей. У сусликов, например, даже существует, можно сказать, некий звериный капитализм. Существенная черта хозяйства животного мира заключается в том, что природа предлагает свои плоды, а каждое отдельное животное берет их себе. Человек отчасти еще находится в этом животном хозяйстве, но он должен выходить из него. Хозяйство, которое впервые можно назвать собственно человеческим, сравнимо со световой, видимой частью спектра, а то, что относится к природе, мы должны сравнить с инфракрасной его частью. Здесь мы входим в область сельского хозяйства, в область экономической географии и так далее. В этом направлении мы не можем точно определить границы экономического учения. Оно вступает в область, которая должна изучаться совсем иначе. Это — с одной стороны. С другой стороны, именно при наших усложнившихся экономических отношениях постепенно приходят к тому, что экономическое мышление человека, собственно, опять отказывается работать. Подобно тому, как свет в ультрафиолетовой части спектра перестает быть светом, так человеческая деятельность в экономике перестает быть чисто экономической, хозяйственной деятельностью. Я не раз описывал, как это произошло. Начало этого явления относится, собственно, только к XIX столетию. До этого времени в хозяйственной жизни еще многое зависело от умения одного человека. Отдельные личности еще что-то значили. Банк процветал, если в нем работал один одаренный человек. Я часто приводил занятный пример, как однажды к Ротшильду пришел министр, посланный королем Франции. Он хотел сделать вклад. Ротшильд был как раз занят переговорами с торговцем кожами, и, когда ему доложили о посланце французского короля, сказал: «Пусть он немножко подождет». Тот был страшно шокирован: он должен ждать, а там сидит какой-то кожевник! Когда слуга вышел и сказал ему это, он не поверил. «Скажите же господину Ротшильду, что я пришел по поручению короля Франции». Слуга принес ответ: «Вам все же придется подождать». Тогда он забегает внутрь и говорит: «Я посланец короля Франции!» — Ротшильд отвечает: «Пожалуйста, садитесь. Возьмите себе стул». — «Но я послан королем Франции!» — «Пожалуйста, возьмите два стула.» Да, так и было тогда в экономической жизни; она осознавалась человеческой личностью. Но теперь стало иначе. Теперь от отдельной личности во всей экономической жизни зависит очень мало. Хозяйственная деятельность человека уже очень сильно входит в то, что я хотел бы сравнить с ультрафиолетовой частью спектра. Это та часть, в которой работает капитал как таковой. Работают массы капитала как таковые. Над хозяйственной жизнью расположена ультрахозяйственная жизнь, определяемая в значительной степени собственной энергией масс капитала. Таким образом, можно сказать: если мы теперь действительно хотим понять экономическую жизнь, то должны рассматривать ее как находящуюся посередине между двумя областями, причем одна ведет вниз, к природе, а другая вверх, к капиталу. И между ними лежит то, что мы должны постичь как собственно экономическую жизнь. Но из этого следует, что еще нет понимания того, как правильно определить границы экономического учения и ввести его в общую систему знаний. Ибо мы увидим, что странным образом только та область, которая еще не входит в собственно хозяйственную жизнь и которую можно сравнить с инфракрасной частью спектра, только эта область постигается человеческим рассудком. Здесь можно, наряду с другими процессами, размышлять о том, как возделывать овес, ячмень и так далее, как в горном деле наилучшим способом добывать руду. По существу, только об этом можно правильно мыслить с помощью рассудка, которым мы привыкли пользоваться в науке нового времени. Это имеет огромное значение! Вспомните: я только что говорил о понимании, в котором нуждается современная наука. Мы потребляем пищевые вещества, имеющие определенный вес. Они могут служить нам потому, что в нас они постоянно теряют свой вес и полностью изменяются. Причем настолько, что в каждом органе они преобразуются по-разному — в печени иначе, чем в мозгу или в легких. Организм дифференцирован, и для каждого вещества в каждом органе существуют свои условия. От органа к органу происходит непрерывное изменение качества. Приблизительно так же обстоит дело, когда, обращаясь к экономике в целом, мы говорим о стоимости товаров. Совершенно бессмысленно, дав определение какому-нибудь веществу, скажем, углероду, ставить затем вопрос: как действует он в человеческом теле? — Ведь углерод вплоть до своего веса становится совершенно другим, чем тут или там во внешнем мире. Столь же неоправданно ставить вопрос о стоимости товара. Она меняется в зависимости от того, лежит ли товар в магазине или куда-нибудь транспортируется. Идеи экономики должны быть подвижными. Нам надо отказаться от привычки конструировать понятия путем определений. Нужно уяснить, что мы имеем дело с живым процессом и должны образовывать понятия в живом процессе. Но люди пытались охватить как раз такие явления, как стоимость, цена, производство, потребление и так далее, с помощью имевшихся в наличии идей. Но эти идеи ни на что не годились. Поэтому мы и не имеем, по существу, учения о народном хозяйстве, не можем с помощью привычных понятий ответить, например, на вопрос: что такое стоимость? что такое цена? Ибо для этого мы должны то, что имеет стоимость, рассматривать в постоянном кругообороте, цену, соответствующую некоей стоимости, рассматривать в постоянной циркуляции. Видите ли, изучая простые физические свойства углерода, вы ничего не узнаете о том, что происходит с ним, например, в легких, хотя он там присутствует, потому что его конфигурация в легких совершенно иная. Так же и железо, которое вы находите в руднике, — иное, чем в экономическом процессе. Экономика имеет дело с чем-то совсем другим, чем то, что существует как железо. И нужно считаться с такими подвижными факторами. Когда-то, около сорока пяти лет назад, я был в одной семье. Мне показали картину, пролежавшую, я думаю, около тридцати лет на чердаке. Пока она там лежала, и не было человека, который знал бы о ней что-либо сверх того, что это есть вещь, которая валяется в углу, она в экономическом процессе не имела никакой стоимости. Когда же узнали, что это — ценная вещь, картина получила стоимость в 30 тысяч гульденов. А тогда 30 тысяч гульденов были большой суммой. От чего же зависела эта стоимость? Только от того, что изменился взгляд на картину. Картина оставалась на месте, но люди стали думать о ней иначе. Таким образом, как бы не имеет никакого значения то, что «существует» на самом деле. Именно экономические понятия никогда нельзя развивать, следуя внешнему положению дел, их надо развивать следуя самому экономическому процессу. А внутри процесса обстоятельства непрерывно меняются. Поэтому об экономической циркуляции надо говорить прежде, чем о таких вещах, как стоимость, цена и так далее. В современной экономической науке, как вы знаете, начинают с определения стоимости и цены. Но главное — это представление об экономическом процессе в целом. Только тогда выясняются вещи, с которых сегодня необходимо начинать. В 1919 году, когда все было, в сущности, разрушено, думалось, что люди увидят: надо начинать с чего-то нового, свежего. Но этого не случилось. Те немногие, кто верили тогда, что нужно начинать по-новому, тоже очень скоро впали в инертность: ничего, мол, нельзя сделать! — Тем временем пришло великое бедствие, обесценивание валюты в странах Восточной и Средней Европы, а вместе с ним — полный переворот в положении различных слоев общества. Ибо при дальнейшем обесценивании денег человек, живущий тем, что мы сравнили с ультрафиолетовой частью спектра, само собой разумеется, должен беднеть. Это происходит и будет происходить, может быть, в большей мере, чем теперь это замечают. Поэтому мы и должны здесь прежде всего указать на понятие социального организма. Ибо все яснее становится, что обесценивание валюты обусловлено существующими государственными границами. Государственные разграничения вмешиваются в экономический процесс. Это требуется осмыслить, но сначала нужно понять социальный организм. Все экономисты, начиная с Адама Смита2 вплоть до новейших, принимают в расчет в качестве социальных организмов небольшие области. Они совсем не учитывают, что уж если пользоваться простой аналогией, то она должна соответствовать существу дела. Эти люди вовсе не учитывают, что аналогия должна быть правильной. Видели ли вы настоящий взрослый организм, составленный, например, таким образом: вот один человек, вот второй человек, вот третий человек и так далее. Хороши были бы человеческие организмы, склеенные между собой таким способом; этого все-таки у взрослых организмов не бывает. Но это случается с государствами. Организмы нуждаются в свободном пространстве между собой. Отдельные государства вы можете сравнить, самое большее, с клетками организма. И только всю Землю, как хозяйственное тело, вы можете сравнить с неким организмом. Это надо принять во внимание. Очевидно, что с тех пор, как появилось мировое хозяйство, мы можем сравнивать отдельные государства только с клетками. Земля в целом, понятая как хозяйственный организм, есть социальный организм. Это нигде не принимается во внимание. Все экономическое перестало соответствовать действительности, ибо хотят установить принципы, которые должны иметь значение только для одной клетки, отдельной то других. Поэтому, изучая, например, французское экономическое учение, вы находите в нем иные принципы, чем когда изучаете английское, немецкое или какое-либо другое экономическое учение. Но, как экономисты, мы нуждаемся уже в понимании целостного социального организма. Это я и хотел сказать вам сегодня в качестве введения. |
Исследования. 2 Другими словами, основу современной рыночной экономики всех стран и мировой экономики в целом составляют отношения, связанные с инвестированием... |
Программа дисциплины «мировая экономика» Москва Изучение мировой экономики базируется на базе предварительного ознакомления студентов с дисциплинами политической экономии и макроэкономики... |
||
8 Рыночное и государственное регулирование валютных отношений Мировой... Мировой опыт свидетельствует, что в условиях рыночной экономики осуществляется рыночное и государственное регулирование международных... |
1. Экономика и политика России и государств ближнего зарубежья: аналит... Экономика и политика России и государств ближнего зарубежья: аналит обзор, апр. 2007 / Рос акад наук, Ин-т мировой экономики и междунар... |
||
Поведение потребителя и маркетинг брэнд-моды При этом век ушедший, создав новое направление в маркетинге, дал импульс широкой гамме «разнообразных стилей и тенденций в мировой... |
Российской Федерации Государственный Университет- высшая школа экономики факультет Экономики Итоговый государственный междисциплинарный экзамен по направлению «Экономика» специализация «Управление рисками и страхование» включает... |
||
Программа государственного экзамена для специальности №08. 00. 14... Программа государственного экзамена по специальности №060600 (080102. 65) – Мировая экономика утверждена на заседании кафедры мировой... |
Типпельскирх История Второй мировой войны. Блицкриг «История Второй... Второй мировой войны. Этот капитальный труд увидел свет в 1954 году и до сих пор не потерял актуальности. Данная книга представляет... |
||
Александр Нилов Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера «Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера»: Вектор; Санкт-Петербург; 2006 |
Правила приема граждан в негосударственное образовательное учреждение... Образования «санкт-петербургский университет управления и экономики» на основные образовательные программы высшего профессионального... |
Поиск на сайте Главная страница Литература Доклады Рефераты Курсовая работа Лекции |