Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия,




Скачать 3.71 Mb.
Название Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия,
страница 1/20
Дата публикации 01.06.2014
Размер 3.71 Mb.
Тип Изложение
literature-edu.ru > Доклады > Изложение
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20
ПЕРВЫЙ ДОКЛАД

Дорнах, 21 марта 1920

В этом курсе, разумеется, может быть очерчена лишь довольно небольшая часть того, чего вы все, вероятно, ожидаете от будущей жизни медицины. Вы ведь согласитесь со мной, что дальнейшая действенная работа в медицинской области зависит от реформы медицинского образования. Реформу же медицинского образования невозможно вызвать посредством того, что может быть сообщено в каком-либо курсе, в лучшем случае у некоторых людей появится стремление содействовать такой реформе. Но что бы ни обсуждалось сегодня в медицине, оно имеет своей подосновой, своим другим полюсом тот род и способ, как подготавливается медицинская работа посредством анатомических, физиологических, общебиологических рассмотрений, и такой подготовкой мышление медиков с самого начала ориентируется в определенном направлении; от этого-то направления и следует отказаться в первую очередь.

Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, которые стоят при обычном сегодняшнем обучении на пути действительного познания существа болезней как такового. Во-вторых, я хотел бы показать, в каком направлении следует искать познание человека, способное создать реальную основу для медицинской работы. В-третьих, я хотел бы указать на возможность рационального лечения при помощи познания связи человека с окружающим миром. В этой части я хотел бы затем ответить на вопрос, возможно ли вообще и как может пониматься исцеление. В-четвертых – и я думаю, что это станет, возможно, важнейшей частью рассмотрений, которая будет вплетена в первые три – я хотел бы, чтобы к завтрашнему или послезавтрашнему дню каждый из участников записал для меня на листке свои особые пожелания, то есть написал, что он особенно хотел бы услышать и что, на его взгляд, должно быть обсуждено в этом курсе. Это могут быть любые пожелания. Этой четвертой частью программы, которая, как было сказано, должна быть затем включена в три другие части, мне хотелось бы добиться того, чтобы по завершении курса у вас не осталось чувства, что вы, возможно, не услышали именно того, что хотели бы услышать. Поэтому я буду строить курс так, чтобы все, что вы запишете как вопрос, как свое особое пожелание, было в нем проработано. И я прошу, если возможно завтра, если нет, послезавтра, к этому часу передать мне записки с вашими пожеланиями. Тогда, полагаю, мы сможем наилучшим образом достичь полноты в рамках этого мероприятия.

Сегодня я хотел бы предложить только своего рода введение, как бы ориентирующее рассмотрение. Я исхожу из того, главным образом, чтобы собрать воедино все то, что из духовнонаучных рассмотрений может быть ценно для врачей. Я не хотел бы, чтобы то, что я попытаюсь сделать, считали за медицинский курс, хотя по своей сути об будет именно таковым; но речь преимущественно пойдет о том, что со всех сторон может быть важно для врачей. Ибо подлинной врачебной науки или, если позволите, врачебного искусства можно достичь, только если при построении такой науки или искусства врачевания действительно будут приниматься во внимание все эти вещи, рассматриваемые в означенном смысле.

Отправной точкой я хотел бы взять сегодня некоторые ориентирующие соображения. Если вы размышляли о том, что является вашей задачей как врача, вы, вероятно, часто наталкивались на вопрос: что такое болезнь и вообще больной человек? В сущности, редкое объяснение болезни и больного человека отличается от следующего (порой оно замаскировано тем или иным кажущимся дельным дополнением), что болезненный процесс – это отклонение от нормального жизненного процесса; некоторые факторы, действующие на человека, к которым человек в своем нормальном жизненном процессе изначально не приспособлен, вызывают изменения в нормальном жизненном процессе и во всей организации, и болезнь связана с этими изменениями и состоит в функциональных повреждениях частей тела. Вы должны согласиться, что это не что иное, как негативное определение болезни. И зто не то, что может нам помочь в случае болезни, я же здесь прежде всего хотел бы практически работать над тем, что может вам помочь, когда вы имеете дело с болезнями. Для того чтобы прийти к соответствующим взглядам в этой области, мне кажется полезным указать на определенные взгляды на болезнь, возникавшие в ходе времени, и не столько потому, что я считаю это безусловно необходимым для современного понимания болезненных явлений, сколько потому, что легче ориентироваться, приняв во внимание старые воззрения на болезнь, которые ведь и привели к современным.

Вы все знаете, что обычно, рассматривая историю медицины, указывают на становление медицины в Древней Греции в пятом и четвертом столетиях, указывают на Гиппократа, и тогда, можно сказать, по меньшей мере возникает чувство, будто бы тем, что как воззрение появилось при Гиппократе и затем привело к так называемой гуморальной патологии*, еще игравшей, в сущности, определенную роль вплоть до девятнадцатого столетия, была дана первооснова для развития существа медицины в Западной Европе. Но это уже первая фундаментальная ошибка, которую совершают и которая, собственно, и мешает сегодня прийти к непредвзятому воззрению на сущность болезни. С этим фундаментальным заблуждением нужно, наконец, покончить. Для того, кто непредвзято посмотрит именно на воззрение Гиппократа – игравшее, как вы, возможно, заметили, определенную роль вплоть до Рокитанского, то есть до девятнадцатого столетия – для того оно является не просто началом, но в то же время в значительной степени оказывается концом старого медицинского воззрения. В том, что исходит от Гиппократа, мы встречаем, можно сказать, последний, отфильтрованный остаток древнейшего медицинского воззрения, воззрения, которое не может быть получено на пути, на котором ищут сегодня, на пути анатомии, но получаемое посредством древнего атавистического видения. И характеризуя сначала абстрактно позицию медицины Гиппократа, лучше всего будет сказать так: на ней закончилась древняя, основанная на атавистическом видении медицина. С внешней точки зрения – но речь и идет только о внешней – можно сказать: Гиппократ и его последователи пытались свести существо болезни к неправильному смешению совместно действующих в человеческом организме жидкостей. Они указывали на то, что в нормальном организме телесные соки находятся в определенном соотношении, и что в больном теле происходит отклонение от этих отношений смешивания. Кразия означала правильное смешение, дискразия указывала на смешение неправильное. И затем, разумеется, пытались воздействовать на неправильное смешение, чтобы восстановить правильное. Четырьмя составными частями, которые рассматривались как конституирующие все физическое бытие во внешнем мире, были земля, вода, воздух и огонь – под огнем подразумевалось то, что мы сегодня называем просто теплом. Для человеческого организма – как и для животного – эти четыре элемента видели специализированными как черную желчь, желтую желчь, слизь и кровь. И полагали, что из правильного смешения крови, слизи, черной и желтой желчи должен функционировать человеческий организм.

И когда современный научно подготовленный человек подступает к чему-то такому, то он прежде всего думает следующим образом: смешение крови, слизи, желтой и черной желчи происходит сообразно присущим им свойствам, тому, что как свойства может быть установлено посредством более или менее простой или высшей химии. И, в сущности, в этом свете, как если бы школа Гиппократа рассматривала кровь, слизь и прочее только в этом смысле, и представляют себе, собственно, исходный пункт гуморальной патологии. Но это неверно, ибо лишь в отношении единственного элемента, черной желчи, которая, по существу, представляется самой гиппократовой для сегодняшнего наблюдателя, считали, что ее обычные химические свойства определяются тем, как она воздействует на нечто другое. Все остальные, белая или желтая желчь, слизь, кровь, не мыслились лишь в свойствах, которые можно установить посредством химических реакций, но эти жидкие элементы человеческого организма – я и в дальнейшем буду ограничиваться человеческим организмом, не принимая сначала во внимание животный организм, – эти жидкости мыслились обладающими определенными, присущими им качествами сил, находящихся вне пределов нашего земного состояния. Таким образом, как вода, воздух и тепло мыслились зависимыми от сил внеземного Космоса, так и эти составные части человеческого организма мыслились пронизанными силами, приходящими на Землю извне.

Это воззрение о силах, приходящих на Землю извне, было в ходе развития западной науки совершенно утеряно. И для сегодняшнего ученого является полным курьезом, когда ему предлагают считать возможным, что вода имеет не только те качества, которые доказуемы химически, но что она, действуя в человеческом организме, имеет также свойства, которые выявляют ее принадлежность к внеземному Космосу. Через жидкие составные части человеческого организма, по воззрению древних, в человека вливались силовые воздействия из Космоса. На эти силовые воздействия, берущие начало из Космоса, постепенно обращалось все меньше внимания. И все же вплоть до пятнадцатого столетия медицинское мышление в известной мере строилось на остатках отфильтрованного воззрения, представленного нам у Гиппократа. И современному ученому потому так трудно понять старые медицинские трактаты, написанные до пятнадцатого столетия, что большинство писавших эти труды сами недостаточно понимали то, о чем писали. Они говорили о четырех основных элементах человеческого организма, но почему они характеризуются тем или иным способом, это принадлежало к знанию, которое, в сущности, ушло вместе с Гиппократом. И говорили про результаты этого знания, про свойства жидкостей, составляющих человеческий организм. Поэтому, в принципе, то, что возникло благодаря Галену и что продолжало затем действовать вплоть до пятнадцатого столетия, являлось совокупностью старого наследства, которое становилось все более непонятным. Но всегда были отдельные люди, которые еще могли просто из того, что там присутствовало, осознавать: там ссылаются на нечто, что не исчерпывается химическими или физическими определениями, то есть чисто земным. И к этим людям, которые знали, что там указывают на нечто в человеческом организме, благодаря чему жидкая субстанция действует в нем иначе, нежели можно констатировать химически, к этим, таким образом, борцам с общепринятой гуморальной патологией относятся прежде всего Парацельс и Ван-Гелъмонт (я могу также назвать другие имена), которые примерно от начала пятнадцатого, шестнадцатого столетий до семнадцатого века внесли в медицинское мышление новую струю, попытавшись сформулировать то, что другие уже больше не формулировали. Но в формулировках содержалось нечто такое, что, собственно, можно было проследить, только обладая некоторой долей ясновидения, как это наверняка было в случае с Парацельсом и Ван-Гельмонтом. Мы должны уяснить эти вещи, иначе мы не сможем понять многое из того, что еще и сегодня встречается в медицинской терминологии, но происхождение чего не познается. Парацельс, и позже под его влиянием другие, считали основой для действия жидкостей в организме архея. Под археем он понимал то, что мы сегодня называем эфирным телом человека.

Если говорят так, как Парацельс об архее или как мы говорим об эфирном теле человека, то, в сущности, тем самым указывают на нечто реально существующее, но собственная первопричина чего не прослеживается. Чтобы проследить его собственную первопричину, нужно поступить следующим образом. Нужно сказать себе: человек имеет физический организм (см. рис. стр. 6), в существенном конституируемый силами, действующими из земного, и он имеет эфирный организм (см. рис. стр.6 красное), в существенном конституируемый силами, действующими из окружающего Космоса. Наш физический организм как бы является малой частью земной организации в целом. Наше эфирное тело, а также архей Парацельса, является малой частью того, что не относится к Земле, но что со всех сторон Космоса воздействует на земное. Таким образом, то, что раньше обозначалось просто как космическое в человеке и что ушло с медициной Гиппократа, Парацельс в своем воззрении сводит к эфирному организму, лежащему в основе физического. Он не проводил дальнейших исследований того, с какими внеземными силами (он указывал на отдельные проявления, но дальше не исследовал) связано то, что, в сущности, действует в этом архее.



То есть можно сказать: с течением времени все меньше и меньше понималось то, что, собственно, здесь имелось в виду. Это становится особенно явным, если мы продвинемся в наших рассмотрениях до семнадцатого, восемнадцатого столетий и до появления медицины Шталя. Медицина Шталя, не понимающая больше действия космического в земном, обращается к помощи всевозможных понятий, которые повисают в воздухе: понятию жизненных сил, понятию духов жизни. Если Парацельс и Ван-Гельмонт с известной долей сознания говорят о чем-то, что находится между собственно духовно-душевным человека и его физической организацией, Шталь и его последователи говорят так, как будто сознательно-душевное, только в иной форме, участвует в структурной данности человеческого тела. Это, естественно, вызвало сильную реакцию. Ведь рассматривая таким образом и основывая некий род гипотетического витализма, приходят, в сущности, к совершенно произвольным построениям. Против таких произвольных умозаключений особенно боролись в девятнадцатом столетии. Можно сказать: только такой выдающийся дух, как, к примеру, Иоганнес Мюллер, учитель Эрнста Геккеля, скончавшийся в 1858 году, смог до некоторой степени изжить вред нечетких, туманных высказываний о человеческом организме, в которых просто говорилось о жизненных силах как о душевных силах, которые должны действовать в человеческом организме, без ясного представления о том, как они должны действовать.

В то время, когда это все происходило, появилось совершенно иное течение. Мы как бы проследили уходящий поток вплоть до его последних представителей. Но новое время принесло то, что стало решающим для иного образования медицинских понятий в девятнадцатом столетии. Основой этого стал один имеющий необычайное значение труд восемнадцатого века, «De sedibus et causis morborum per anatomen indagatis» Морганьи, врача из Падуи; с ним появилось нечто совершенно новое, нечто, что, в сущности, внесло в медицину материалистическую направленность. Эти вещи нужно характеризовать совершенно объективно, без симпатий и антипатий. В этой работе взгляд был обращен на последствия болезни в человеческом организме. Решающими стали данные вскрытия трупа. В сущности, можно сказать, что с этого времени решающим фактором стали результаты исследований трупов. На трупе видели, что если имела место та или иная болезнь, безразлично, как ее называть, то тот или иной орган должен претерпеть то или иное изменение. И тогда начали изучать те или иные изменения на основе обследований трупов. Собственно, тогда и появилась впервые патологическая анатомия, в то время как все, что было в медицине прежде, основывалось на продолжающемся действии древних элементов ясновидения.

Интересно, что этот великий поворот произошел, можно сказать, в одно мгновение. Можно указать конкретно на два десятилетия – и это чрезвычайно интересно – когда произошел этот поворот, в результате которого было оставлено в прошлом все наследие древности и образовался современный атомистически-материалистический взгляд на сущность медицины. Если вы когда-нибудь возьмете на себя труд проработать появившуюся в 1842 году «Патологическую анатомию» Рокитанского, то вы обнаружите следующее: у Рокитанского еще сохранялся остаток старой гуморальной патологии, остаток воззрения, что болезнь основывается на аномальном взаимодействии соков. Это воззрение, обращенное на смешение соков – возможное только при наследовании из прошлого способности восприятия внеземных свойств соков – весьма остроумно проработано Рокитанским вместе с наблюдениями за изменениями органов. Так что в основе книги Рокитанского все же лежит, в сущности, наблюдение органических изменений, полученное из вскрытия трупа, но при этом дается указание на то, что эти специфические органические изменения произошли под влиянием неправильного смешения соков. Так что 1842 год был последним, когда еще заметны следы старой гуморальной патологии. О том, какое место в этом нисхождении старой гуморальной патологии занимают обращенные в будущее попытки считаться с общими представлениями о болезнях, как, например, попытка фон Ганеманна, мы будем говорить в ближайшие дни, поскольку они слишком важны, чтобы на них просто сослаться во введении. На подобные попытки необходимо указать сначала в общем контексте, а затем перейти к частностям.

Но сейчас я хочу обратить ваше внимание на то, что два ближайших после появления «Патологической анатомии» Рокитанского десятилетия стали, в сущности, основополагающими для атомистически-материалистического рассмотрения существа медицины. Древнее еще весьма примечательным образом вплеталось в представления, которые образовывались в первой половине девятнадцатого столетия. Интересно, что, например, Шванн, ставший, можно сказать, первооткрывателем растительной клетки, придерживался взгляда, что в основе образования клетки лежит некий вид неоформленного жидкого образования, который он обозначает как бластема, из которого уплотняется клеточное ядро и обволакивается клеточной протоплазмой. Интересно, что для Шванна в основе все еще находится жидкий элемент, несущий в себе способности к дифференцированию, и клеточная структура образуется вследствие этой дифференциации. Интересно проследить, как позднее постепенно формировалось воззрение, которое в общем можно выразить в словах: человеческий организм строится из клеток. Это ведь воззрение, которое сегодня особенно в ходу, которое считает, что клетка представляет собой своего рода элементарный организм, и что человеческий организм строит себя из клеток.

То воззрение, которое у Шванна еще имелось между строк и даже больше чем между строк, есть в своей основе последний остаток существа старой медицины, ибо оно не сводится к атомизму. То, что выступает атомистически, то есть существо клетки, рассматривается как происходящее из чего-то, что при правильном взгляде никогда не может рассматриваться атомистически, что суть жидкое существо, несущее в себе определенные силы, из которых выдифференцировалось атомистическое. Таким образом, в эти два десятилетия, в сороковые и пятидесятые годы девятнадцатого столетия, более универсальное старое мировоззрение приходит к своему завершению, и возникает то, что является атомистическим медицинским воззрением. Оно уже полновластно присутствует в вышедшей в 1858 году «Клеточной патологии» Вирхова. Эти два труда, «Патологическая анатомия» Рокитанского 1842 года и «Клеточная патология» Вирхова 1858 года, стали вехами, между которыми произошел невероятный скачкообразный переход к новому медицинскому мышлению. Согласно клеточной патологии, все происходящее в человеке в основе своей выводится из изменения деятельности клеток. Для официального воззрения с этих пор стало идеалом строить все на основе изменений в клетках. Идеал видели именно в том, чтобы изучить изменения клеток ткани какого-либо органа и попытаться понять болезнь как результат изменения клетки. Такой атомистический способ рассмотрения все облегчает, не правда ли, здесь, в принципе, все, можно сказать, как на ладони. Можно все представить так, чтобы было легче понять. И несмотря на все успехи новейшей науки, в ее основе лежит стремление сделать все легко понятным и не думать о том, что существо природы и существо мира вообще являются чем-то чрезвычайно сложным.

Не правда ли, легко можно экспериментально показать, что, например, амеба в воде изменяет свою форму, вытягивает и втягивает обратно ложноножки, выросты. Потом можно нагреть жидкость, в которой плавает амеба. Тогда мы увидим, что втягивание и вытягивание происходят оживленнее, пока температура жидкости не достигнет определенного уровня; тогда амеба стягивается и не может больше следовать за изменениями среды. Можно подвести к жидкости электрический ток, тогда тело амебы приобретает шаровидную форму, и, наконец, лопается, если ток становится слишком сильным. Таким образом, можно самому изучать, как изменяется отдельная клетка под влиянием окружающей среды, и затем можно создать теорию, как под влиянием клеточных изменений постепенно возникает существо болезни.

Что же является существенным во всем том, что произошло за два десятилетия вследствие этого перелома? То, что тогда возникло, продолжает, по существу, жить во всем, что пронизывает сегодня официальную медицинскую науку. В том, что тогда возникло, живет не что иное, как общее стремление понять мир атомистически, как это сложилось в материалистическую эпоху.

Теперь я прошу вас обратить внимание на следующее. Я начал с вопроса, который обязательно должен задавать себе тот, кто работает сегодня в области медицины: что же такое, в сущности, болезненный процесс? Как его отличить от так называемого нормального процесса в человеческом организме? Работать ведь можно только с позитивным представлением об этом отклонении, тогда как представления, которые используются и даются в официальной науке, являются, в сущности, негативными. Они указывают только на то, что такие отклонения имеют место. И тогда пытаются каким-либо образом устранить эти отклонения. Но при этом нет истинного воззрения на существо человека. И отсутствием такого радикального воззрения на существо человека страдает, в принципе, все наше медицинское воззрение. Ведь что такое болезненный процесс? Вы не ошибетесь, сказав, что это суть природный процесс. Вы не сможете сконструировать никакого абстрактного различия между природным процессом, который протекает где-то вовне и последствия которого мы прослеживаем, и каким-либо болезненным процессом. Природный процесс вы называете нормальным; болезненный процесс вы называете ненормальным, не указывая, почему этот процесс в человеческом организме является ненормальным. Невозможна никакая практическая деятельность, если мы, по меньшей мере, не сможем объяснить, почему данный процесс в человеческом организме является болезненным. Только тогда можно будет узнать, как его устранить. Только благодаря этому можно будет распознать, из какого места мирового бытия возможно устранение этого процесса. В конечном счете даже обозначение его как патологического является препятствием. В самом деле, почему некоторые процессы в человеке должны быть названы ненормальными? Даже если я порезал себе палец, то это только относительно аномально для человека, ибо если я порезал не палец, но отрезал кусок дереза какой-нибудь формы, то это является нормальным процессом. Здесь же, если я порезал себе палец, я называю это аномальным процессом. Но тем, что мы обычно наблюдаем другие процессы, чем при порезе пальца, не правда ли, еще ничего не сказано, просто вносится в мир игра слов. Ибо то, что происходит при порезе пальца, с определенной точки зрения в своем протекании столь же нормально, как и любой природный процесс.

Задачей же является установить, каково различие между процессами в человеческом организме, обозначаемыми нами как болезненные, являющимися в основе своей нормальными природными процессами, но которые должны все же быть вызваны определенными причинами, – и процессами повседневными, которые мы обычно обозначаем как здоровые. Это кардинальное различие нужно найти. Но оно не будет найдено, если мы не придем к такому способу рассмотрения человека, который действительно приведет к человеческому существу. Поэтому я хотел бы в этом введении очертить хотя бы первые основы, которые затем будут по отдельности изложены в деталях.

Вы поймете, что здесь в этих докладах, число которых может быть лишь весьма ограниченным, я высказываю главным образом то, чего вы не можете иначе встретить в книгах или докладах, и предполагаю известным то, что можно найти. Не думаю, что было бы особенно ценным, если бы я предложил вам какую-либо теорию в том изложении, в каком вы и сами можете найти. Поэтому теперь я обращаюсь к тому, что вы можете получить, если просто сравните, если поставите перед собой скелет человека и скелет, скажем, гориллы, так называемой высокоразвитой обезьяны. Если вы чисто внешне сравните между собой эти два скелета, то как существенное вы заметите, что у гориллы, если брать просто массу, особенно сформирована вся нижнечелюстная система. Нижнечелюстная система как бы является чем-то отягощающим во всем скелете головы, и когда мы рассматриваем голову гориллы (см. рис. стр. 8) с ее мощной нижней челюстью, у нас возникает чувство, что эта нижнечелюстная система давит и тянет вперед весь скелет, что горилла, я бы сказал, только с определенным усилием может противостоять этому бремени, действующему особенно в нижней челюсти.



Но ту же самую систему тяжести по сравнению со скелетом человека вы найдете, если вглядитесь в скелет предплечья и относящуюся к нему кисть. Они выглядят более тяжелыми, поскольку у гориллы все гораздо массивнее, тогда как у человека все организовано тоньше и нежнее. Масса отступает на задний план. Как раз в этой части, в системе нижней челюсти и в системе предплечий с системой пальцев, массивность у человека отступает, тогда как у гориллы она выступает на передний план. Тот, кто внимательно рассматривал эти соотношения, то же самое мог проследить в скелете нижних конечностей и стоп. Здесь присутствует нечто обременяющее, оно оказывает давление в определенном направлении. Силы, которые здесь можно наблюдать – их можно видеть в нижнечелюстной системе, в системе рук, ног, стоп – можно обозначить такой линией (см. стр.37, стрелки).

Принимая во внимание различие, которое обнаруживается при сравнении скелетов гориллы и человека, у которого нижнечелюстная кость не тянет, но отходит на задний план, уже больше не отягощая, у которого утонченно развит скелет рук и пальцев, ничего не остается, как сказать: у человека этим силам везде выступает навстречу сила, стремящаяся вверх (стрелка). Вы должны сконструировать из определенного параллелограмма сил то, что у человека является формообразующим, из него вы получите силу, направленную вверх, силу, которую горилла усваивает только внешне – это видно из тех усилий, которые требуются горилле для сохранения вертикального положения тела. Тогда мы получим силовой параллелограмм, образуемый этими линиями (см. стр. 38).

В высшей степени странно, что сегодня мы обычно ограничиваемся сравнением костей и мускулов высших животных с костями и мускулами человека, но при этом не придаем нужного значения изменению форм. Но самое важное и существенное нам следует искать в наблюдении преобразования форм. Ибо видите ли, эти силы, они должны быть здесь, они противодействуют силам, образующим облик гориллы. Эти силы должны быть здесь, эти силы должны действовать. Если мы будем искать эти силы, мы снова найдем то, что было отнято, когда старая медицина прошла через фильтр гиппократовой системы. И мы снова обнаружим, что эти силы в силовом параллелограмме имеют земную природу, а те силы, которые в параллелограмме объединяются с этими земными силами, отчего получается результирующая, происхождение которой определяется не земными силами, а внеземными, эти силы мы должны искать вне земного. Мы должны искать силы, приводящие человека к прямостоянию, и не просто к прямостоянию, которое иногда встречается у высших животных, а к прямостоянию, при котором эти обеспечивающие прямостояние силы являются в то же время образующими силами. Есть разница между обезьяной, ходящей прямо, но имеющей силы, противодействующие этому, и человеком, который образует свою костную систему так, что это образование осуществляется в направлении сил, имеющих внеземное происхождение. Правильно наблюдая форму человеческого скелета, нельзя уже будет ограничиться описанием отдельных костей и сравнением их с костями животного; но прослеживая динамическое в строении человеческого скелета, мы должны будем сказать себе: этого нет в других царствах, здесь появляются силы, которые мы можем объединить с другими силами в силовом параллелограмме. Появляется результирующая, которую мы не сможем найти, если просто обращаем внимание на те силы, которые существуют вне человека. Речь идет о том, чтобы проследить скачок от животного к человеку. Тогда мы сможем выяснить происхождение существа болезни не только у человека, но также и у животного. Я могу лишь постепенно указывать вам на эти элементы, но в дальнейшем мы сможем извлечь из них очень многое.

Теперь, в связи с тем, что я вам изложил, я хотел бы упомянуть следующее. Если мы перейдем от костной к мышечной системе, то найдем в состоянии мышц значительное различие, а именно, в том, что покоящийся мускул обладает щелочной реакцией, если принимать во внимание обычное химическое действие, но мы должны при этом заметить, что эта щелочная реакция только подобна щелочной, ибо щелочная реакция у покоящегося мускула не так абсолютно ясно выражена, как обычная щелочная реакция. У действующего мускула выступает кислая реакция, также нечетко выраженная. Теперь подумайте о том, что мышца, прежде всего, разумеется, в смысле обмена веществ, состоит из того, что человек принял в себя; так что он, в известном смысле, является результатом действия сил, присутствующих в земных веществах. Но когда человек переходит к деятельности, то, что несет в себе мышца, просто подлежа обычному обмену веществ, все отчетливее преодолевается. В мускуле происходят изменения, которые в конечном счете по отношению к обычным изменениям обмена веществ можно сравнить не иначе как с силами, которые вызывают формирование костной системы у человека. Подобно тому как те силы у человека преодолевают то, что он имеет извне, как они пронизывают себя земным и образуют с ним результирующую, также в том, что проявляется в мускуле как действующее в обмене веществ, нужно видеть нечто, что теперь также и химически внедряется в земную химию. Здесь, можно сказать, в земной механике и динамике действует нечто, чего мы вовсе не находим в земном. В обмене веществ в земной химии действует нечто, что не является земной химией, что обусловливает совсем другие результаты, отличные от тех, какие могли бы возникнуть под влиянием только земной химии.

Если мы хотим найти то, что лежит в существе человека, мы должны рассматривать, с одной стороны, форму, а с другой стороны – качество. Тут может, в свою очередь, снова открыться то, что считалось утерянным и что совершенно необходимо открыть, если мы не хотим остаться при чисто формальном определении существа болезни, с которым на практике многого не достигнешь. Ведь здесь, обратите внимание, возникает очень важный вопрос. Мы, по сути, имеем только земные средства из окружения человека, которыми мы можем воздействовать на человеческий организм, если в нем происходят изменения. Но в человеке действуют неземные процессы или, по крайней мере, силы, делающие его процессы неземными. И встает вопрос: как можем мы, изменяя взаимоотношения между больным организмом и его физическим земным окружением, вызвать взаимодействие, которое вело бы от болезненного состояния к здоровому? Как можем мы установить такие взаимоотношения, чтобы действительно через них влиять также и на те силы, которые деятельны в человеческом организме, но не входят в тот круг, в котором происходят процессы, из которых мы выбираем наши лекарственные средства, даже если эти процессы являются предписанием к диете и тому подобным.

Вы видите, насколько тесно взаимосвязано то, что в конце концов приводит к определенной терапии, с истинным пониманием существа человека. И для решения этого вопроса я с полной ответственностью поставил самым первым элементом отличие человека от животного, несмотря на возможные возражения – мы преодолеем их позже – что, конечно же, животные тоже болеют, даже растения, пожалуй, болеют (в последнее время говорят также о заболеваниях минералов) – и что поэтому не следует делать различия между болезненным состоянием человека и животного. Это различие уже будет отмечено, если увидят, как мало сможет врач продвинуться в изучении медицины человека с помощью исследований существа животного. С помощью опытов над животными можно достичь некоторых совершенно определенных результатов – и мы узнаем, почему это так, – в лечении человека, но только тогда, когда мы основательно уясним себе, как велико различие в отдельных деталях между животной и человеческой организациями. Поэтому дело как раз в том, чтобы уметь все более и более прояснять в соответствующем смысле значение опытов над животными для развития медицины.

Далее, я хочу обратить ваше внимание еще на то, что, конечно же, указания на такие внеземные силы требуют от личности гораздо большего, чем указания на так называемые объективные правила, объективные природные законы. Вообще, речь идет о том, чтобы существо медицины более продвигалось к интуитивному, и чтобы, благодаря таланту, на основе наблюдения формы делать заключения о существе человеческого организма, индивидуального человеческого организма, насколько он, в определенном отношении, болен или здоров. Это обучение интуитивному наблюдению форм в будущем будет играть все большую роль в развитии медицины.

Эти вещи должны, так сказать, служить только введением, ориентировочным введением. Ибо то, к чему мы стремились сегодня, суть следующее: показать, что медицина снова должна направить свой взгляд на то, чего нельзя достигнуть средствами химии и обычной сравнительной анатомии, но что может быть достигнуто лишь при переходе к духовнонаучному рассмотрению фактов. Конечно, в этом отношении сегодня еще предаются различного рода заблуждениям. Думают, что речь, главным образом, должна идти о том, чтобы для одухотворения медицины на место материальных средств поставить духовные. Но насколько это обосновано для отдельных областей, настолько это не обосновано для целого. Ибо дело прежде всего в том, чтобы духовным образом познать, какая лекарственная ценность может крыться в материальных средствах; таким образом, духовная наука должна быть обращена на оценивание материальных средств. Именно это и является задачей той части, которую я обозначил так: возможность исцеления посредством познания связи человека с остальным миром.

Мне хотелось бы, чтобы то, что я говорю о специальных процессах исцеления, было, по возможности, хорошо обосновано и, по возможности, всецело ориентировано на то, чтобы при каждом отдельном заболевании мы могли бы приобретать воззрение относительно связи так называемых болезненных процессов, которые должны быть также природными процессами, с так называемыми нормальными процессами, которые, в свою очередь, также суть не что иное, как природные процессы. Как только возникает этот поистине фундаментальный вопрос (я хотел бы сказать об этом в виде небольшого дополнения), вопрос, как, в сущности, справиться с тем, что болезненные процессы также являются природными процессами? – так сразу же, и как можно быстрее, пытаются, в свою очередь, уйти от этих вещей. Мне было, например, интересно, что Трокслер, который преподавал в Берне, уже в первой половине девятнадцатого столетия настоятельно указывал на то, что нужно, в некотором смысле, исследовать нормальность болезни, и благодаря этому можно будет двигаться в направлении, которое в конечном счете приведет к признанию мира, связанного с нашим, и проявляющегося в нашем мире только вследствие как бы незаконного прорыва, и что только таким путем мы могли бы узнать нечто о болезненных явлениях. Представьте себе (я только грубо-схематично хочу сейчас указать на это), что на заднем плане существовал бы какой-то мир, и некоторые вещи, будучи вполне закономерными в том мире, вызвали бы у нас болезненные явления, в этом случае к нам могли бы через некоторые дыры прорываться законы, вполне нормальные в том мире, и вызывать у нас болезнь. Трокслер пытался работать над этим. И хотя в некоторых отношениях он высказывался непонятно и нечетко, все же можно заметить, что он был на том пути в медицине, который как раз и ведет к известному оздоровлению медицинской науки.

Однажды я спросил одного своего друга, который учился в Берне у Трокслера, как относились коллеги к его идеям. И в энциклопедии, которая содержит многие вещи об истории университета, относительно Трокслера мы нашли только, что он наделал в университете много скандалов! Это все, что сохранилось. О его же научном значении ничего нельзя было найти.

Итак, я хотел сегодня, как было сказано, лишь указать на эти вещи, и я очень прошу вас, дабы я мог соединить то, что хотел бы сказать со своей стороны, с тем, что соответствует вашим желаниям, прошу вас написать мне к завтрашнему или послезавтрашнему дню все ваши пожелания. Тогда, исходя из этих пожеланий, я придам циклу докладов необходимую форму. Я полагаю, так будет лучше всего. Я прошу только сделать это очень подробно.
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Завтра я начну говорить о проблеме, которую я уже обозначил: о связи...
Затем, как я уже говорил, мне хотелось бы указать на то, что в смысле пятого послеатлантического периода мог бы назвать кармой профессий...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Бежаницы
У одних отзовется ностальгической болью в сердце, у других, может статься, вызовет ироническую улыбку. Но как бы то ни было, это...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Создатель фильма «Бесценный доллар» Илья Колосов (тв-центр, 2008...
Ну что ж сказать? Мне в сорок минут не удалось втиснуть всего, что хотелось бы. Что же я за сорок секунд успею? И тем не менее. Этот...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Предлагаемый курс докладов в программе назван "Теософия по розенкройцерскому методу" 1
Под этим подразумевается древняя, но вечно новая мудрость, изложенная методом, соответствующим нашему времени, методом, который таким,...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Требования к оформлению тезисов
Все поля по 2 см, переплёт – 0 см. Шрифт Times New Roman, кегль 14, межстрочный интервал одинарный. Каждый абзац начинается с красной...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon О которой я в эти дни задумал говорить, является мне в отношении...
Но оно будет быть конечно в будущие дни человечества также в совсем определенном писании в наличии. В неком известном смысле, однако,...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Ю. А. Урманцев общая теория систем: состояние
Вывод и определение понятия «система объектов одного и того же рода». Закон системности. Алгоритм построения системы объектов данного...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Раймон Солано Остеопатия для малышей Зачем? Когда? Как? 60 вопросов и ответов
Здесь совсем неуместна поговорка «учиться на своих ошибках». Ошибок должно быть как можно меньше. Поведение матери должно быть осознанным...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon В современную богословскую мысль проникает взгляд, что христианское...
История и будущность теократии. В такой формулировке этой задачи нет ничего предосудительного, но нужно опасаться смешения двух областей...
Изложение того, что должно быть представлено в этих докладах, мне хотелось бы выстроить по следующей своего рода программе: во-первых, я хотел бы указать на препятствия, icon Эта книга родилась по ряду причин. Во первых, мне больно за мою страну,...
Наконец, в третьих, я хотел дать дань доброй памяти и уважения моим родителям, родственикам, предкам и знаменитостям молдавской земли,...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции