Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис»




Скачать 1.27 Mb.
Название Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис»
страница 2/10
Дата публикации 16.09.2014
Размер 1.27 Mb.
Тип Доклад
literature-edu.ru > Доклады > Доклад
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
Лихтенберг

«Flesh composed of suns. How can such be?» explain the simple ones».

Robert Browning.

Parleying with certain people.*

Когда человек открывает лик своего могущества, его охватывает такой ужас, что, снимая с него покров, он одновременно от него отворачивается. Именно так и получилось с психоанализом. Воистину прометеевское открытие Фрейда как раз и было таким двойным жестом, в этом убеждает нас не только его собственное творчество, но и любой скромный психоаналитический опыт воспитанника его школы, где жест этот налицо не в меньшей мере, чем в работах учителя.

С годами прослеживается неуклонное уменьшение интереса к функциям речи и полю языка Именно оно и является скрытым мотивом уже признанных внутри психоаналитического движения «изменений цели и техники», связь которых с ослаблением терапевтического эффекта остается, тем не менее, неоднозначной Первоочередное внимание, уделяемое теорией и техникой сопротивлению объекта, должно само подвергнуться диалектике анализа, которая не преминет распознать в нем алиби субъекта. Попробуем воспроизвести топику происшедшего смещения акцентов. Судя по литературе, которую мы именуем «нашей научной деятельностью», современные проблемы психоанализа можно расположить под тремя рубриками:

А. Функция воображаемого, как я буду называть ее, или, попросту говоря, фантазмов, в технике психоаналитического опыта и в образовании объекта на различных стадиях психического раз-
12

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

вития. Импульс работам в этой области был придан психоанали­зом детей и той соблазнительно благоприятной почвой, которую создавало для исследователей открытие доступа к формированию структур на довербальном уровне. Достигнув кульминации, им­пульс этот провоцирует возврат на прежние позиции, ставя воп­рос о том, какую символическую санкцию следует давать фантазмам при их интерпретации.

В. Концепция либидинальных объектных отношений, которая, обновляя идею прогресса лечения, незаметно изменяет способ его ведения. В этой сфере новые перспективы были открыты рас­пространением психоаналитического метода на лечение психозов и использованием в психоаналитической технике данных, имеющих иное происхождение. Психоанализ сближается здесь с экзистенци­альной феноменологией; можно даже сказать, с активизмом благотворительности. Здесь также четко прослеживается реакция в пользу возврата к символизации как стержню аналитической техники.

С. Значение контр-переноса и, соответственно, подготовки пси­хоаналитиков. На проблему эту заставили обратить внимание трудности, связанные с окончанием лечения, которые накладыва­ются на другие, аналогичные им, возникающие в тот момент, ког­да дидактический психоанализ завершается допуском кандидата к практике. Причем в обоих случаях можно наблюдать колебание между двумя позициями: с одной стороны, само существо анали­тика довольно смело рассматривается как немаловажный для действенности анализа фактор, который в конце анализа следует признать открыто, с другой же - не менее энергично заявляется, что никакое решение невозможно без глубокого изучения внутренних пружин бессознательного.

Помимо воистину первопроходческой активности, проявляемой ими на трех различных границах с витальностью служащего им опорой психоаналитического опыта, эти три проблемы имеют еще одну общую черту. Дело в том, что каждая из них склоняет ана­литика отказаться от речи, служащей анализу фундаментом; при­чем отказаться в тех самых областях, где, ввиду приближения к невыразимому, ее употребление должно было бы стать предметом особо внимательного исследования; мы имеем ввиду материнское воспитание, помощь в духе доброго самаритянина и овладение мастерством диалектики. И если аналитик к тому же отказывает­ся от собственного языка в пользу других, уже готовых языков, плохо представляя при этом как компенсируют они незнание, опасность становится неминуемой.

О последствиях символизации у ребенка действительно хотелось бы знать поближе, и даже матроны психоанализа - те самые,
13

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

что на наших совещаниях самого высокого уровня создают атмос­феру матриархата, - не застрахованы от того смешения языков, которым, по мнению Ференци, неизбежно отмечены взаимоотно­шения взрослого и ребенка2.

Представления наших мудрецов о завершенном объектном отно­шении не отличаются определенностью и при изложении своем выдают посредственность, не делающую чести профессии.

Нет сомнения, что последствия эти - в которых психоаналитик выступает в роли современного героя, стяжавшего славу поистине смехотворными и в состоянии умопомрачения совершенными под­вигами, - могли бы быть скорректированы надлежащим возвра­том к изучению функций речи - деятельности, и которой психоа­налитику не должно быть равных.

Создается, однако, впечатление, что после Фрейда эта централь­ная область наших исследований была основательно запущена. Вспомним, сколь тщательно избегал сам Фрейд каких-либо выла­зок на ее окраины: либидинальные стадии детей открыты им пу­тем анализа взрослых, а в случае с маленьким Гансом он действует лишь через посредство его родителей. Для дешифровки целой области языка бессознательного в параноидальном бреде он вос­пользовался лишь одним ключом - текстом Шребера, который чудом уцелел в вулканических лавах духовной катастрофы авто­ра. Правда, в том, что касается диалектики этого труда и бережной передачи его смысла во всей его возвышенности, Фрейд выступает хозяином положения, мэтром.

Не значит ли это, что если место мэтра пустует, виной тому не столько его уход, сколько все большее забвение смысла его труда? И не достаточно ли, чтобы убедиться в этом, взглянуть, что же собственно на этом месте теперь происходит?

А происходит передача техники - унылой, полной затемняющих дело умолчаний и панически боящейся всякой свежей критики. По сути дела она превратилась в формализм едва ли не церемони­альный, так что невольно спрашиваешь себя, не подпадает ли она под категорию обсессивного невроза, с которым Фрейд столь убе­дительно связывал исполнение, и даже само происхождение рели­гиозных ритуалов?

Аналогия эта лишний рая подтверждается литературой, которую Деятельность эта порождает, чтобы в ней же найти себе питатель­ную среду. Создается впечатление, что перед нами любопытный замкнутый круг: непризнание истоков терминов порождает проб-
14

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

лему их согласования, а усилия разрешить эту проблему усугубля­ют исходное непризнание.

Чтобы докопаться до причин ухудшения аналитического дискурса, мы вправе применить психоаналитический метод к сообществу, которое этот дискурс практикует.

Говорить об утрате аналитическим дискурсом своего смысла столь же верно и столь же бесполезно, как объяснять симптом через его смысл, когда смысл этот еще не распознан. Ведь прекрасно из­вестно, что пока он не распознан, деятельность аналитика будет на своем уровне восприниматься не иначе как агрессия и что в отсутствие социальных «сопротивлений», служивших самоутверж­дению группы, пределы ее терпимости к собственной деятельнос­ти - если и не принятой окончательно, то по крайней мере «получившей признание», - зависят лишь от численности, служащей мерой ее присутствия на социальной лестнице.

Принципы эти вполне достаточны для распределения символичес­ких, воображаемых и реальных факторов, обуславливающих уз­наваемые нами в доктрине защитные механизмы: изоляцию, све­дение на нет, отпирательство и непризнание в любой его форме.

Поэтому если значение американской группы психоанализа для аналитического движения измерять ее численностью, достаточно просто определить весомость каждого из этих факторов.

На уровне символического прежде всего нельзя недооценивать важность фактора «С»*, на который мы обратили внимание на Психиатрическом Конгрессе 1950 года и который представляет собой константу, характеризующую данную культурную среду. В данном случае он обуславливает тот антиисторизм, который еди­нодушно признается главной чертой «коммуникации» в США и который нам представляется антиподом психоаналитического опыта. Дело усугубляется той доморощенной формой ментальности, которая под названием бихевиоризма утвердилась в американских понятиях о психологии настолько прочно, что дух Фрейда успел совершенно выветриться из тамошнего психоанализа.

Что касается двух других порядков - воображаемого и реально­го, - то рассудить, чем действующие в жизни психоаналитичес­ких сообществ механизмы обязаны, с одной стороны, отношениям престижа внутри группы и, с другой стороны, наличным результата воздействия свободного предпринимательства в этой области на общество в целом, мы предоставили заинтересованным лицам. Им же предстоит оценить, насколько применимо в данном случае
15

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

предложенная одним из наиболее проницательных их представи­телей теория конвергенции между «чужеродным» характером группы, обусловленным преобладанием иммигрантов, и дистанци­ей, на которую ставят ее от общества упомянутые выше культур­ные факторы.

В любом случае представляется совершенно очевидным, что в данной концепции психоанализа центр тяжести переносится на адаптацию индивидуума к социальному окружению, на поиск так называемых patterns, моделей поведения и прочих объективации, включаемых в понятие human relations. Рожденный в Соединен­ных Штатах термин human engineering как нельзя лучше указы­вает на привилегированность позиции исключения по отношению к человеческому объекту.

Именно соблюдение дистанции, предполагаемой подобной позици­ей, и привело к тому, что наиболее живые термины психоанали­тического опыта - такие как бессознательное и сексуальность - постепенно уходят в тень, а скоро и вовсе перестанут упоминаться. Мы не будем вдаваться в формализм и меркантильные разногла­сия, наличие которых явствует уже из официальных документов самого аналитического сообщества. Фарисей и лавочник интересу­ют нас лишь постольку, поскольку у них одна сущность, которая и является источником тех трудностей, которые оба испытывают, когда имеют дело с речью, особенно talking shop, т.е. когда речь заходит о делах.

Дело в том, что невозможность передачи мотивации сохраняет по­зиции мастера, но несовместима с подлинным мастерством - во всяком случае с тем, которое требуется для преподавания психоа­нализа. Не случайно еще недавно, чтобы сохранить первенство, кое-кому пришлось, хотя бы для проформы, дать по меньшей ме­ре один урок.

Вот почему после суммирования опыта, полученного на всех пере­численных выше фронтах работы, раздающиеся из того же лагеря твердые заверения о приверженности традиционной технике пси­хоанализа звучат довольно двусмысленно: недаром технику эту именуют уже не классической, а ортодоксальной. Приличия соб­людаются тем более тщательно, что о самом учении явно сказать нечего.

Мы со своей стороны утверждаем, что технику нельзя ни понять, ни правильно применить до тех пор, пока не будут правильно по­няты лежащие в ее основе концепции. Нашей задачей будет пока-
16

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

зать, что свой подлинный смысл эти концепции получают лишь тогда, когда они ориентированы в поле языка и подчинены функ­ции речи.

Здесь следует подчеркнуть, что для работы с любой концепцией Фрейда чтение его текстов будет нелишним, даже если понятиям, имеющим хождение в наши дни, концепция эта просто-напросто омонимична. Это очередной раз доказывает приходящая мне на память история неудачного пересмотра Фрейдовой теории ин­стинктов, предпринятого автором, не вполне ясно отдававшим се­бе отчет в откровенно мифическим характере ее содержания. Со­вершенно очевидно, что он и не мог отдавать себе в этом отчета, поскольку изучал эту теорию по работе Мари Бонапарт, которую он непрерывно цитирует как эквивалент текста самого Фрейда, ни разу не оповещая об этом читателя в расчете, надо пола­гать, - и отнюдь не слепом - на разборчивость этого последне­го, но невольно выдавая при этом полную слепоту в отношении истинного уровня своего вторичного источника. В результате, пе­реходя от редукций к дедукциям, и от индукций к гипотезам, ав­тор приходит к выводу строго тавтологичному его ложным исход­ным посылкам, а именно, что инстинкты, о которых идет речь, сводятся к рефлекторной дуге. Подобно стопке тарелок, которые бьются в классическом номере мюзик-холла, оставляя в руках ар­тиста лишь два не составляющих целое осколка, вся сложнейшая конструкция, движущаяся от открытия миграций либидо в эроген­ных зонах к метафизическому переходу обобщенного принципа удовольствия в инстинкт смерти, превращается вдруг в двучлен из пассивного эротического инстинкта, моделью которому служат любезные поэту* искательницы вшей, и инстинкта разрушения, инденфицируемого просто-напросто с двигательной функцией. Во­истину выдающийся результат в искусстве - бог весть, сознатель­ном или нет - доводить до логического конца последствия недо­разумения.
17

I. РЕЧЬ ПУСТАЯ И РЕЧЬ ПОЛНАЯ В

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛИЗАЦИИ СУБЪЕКТА

«Вложи в уста мои слово истинное и твердое и сдержи язык мoй».

(Внутреннее Утешение, гл.XV: о том, что не следует верить

каждому и о словесной оплошности)

«Говори сколько хочешь»

(Девиз «каузального» мышления)

Чего бы ни добивался психоанализ - исцеления ли, профессиональной подготовки, или исследования - среда у него одна: речь пациента. Очевидность этого факта вовсе не дает нам права его игнорировать. Всякая же речь требует себе ответа. Мы покажем, что речь, когда есть у нее слушатель, не остается без ответа никогда, даже если в ответ встречает только молчание. В этом, как нам кажется, и состоит самая суть ее функции в анализе.

Ничего об этой функции речи не зная, психоаналитик ощутит ее зов тем сильнее. Расслышав же в этом зове лишь пустоту, он ис­пытает эту пустоту в самом себе, и реальность, способную ее за­полнить, станет искать уже по ту сторону речи.

Тем самым он перейдет к анализу поведения субъекта, рассчитывая именно в нем обнаружить то, о чем тот умалчивает. Но чтобы получить от субъекта признание того, что обнаружено, об этом все-таки приходится заговорить. И он вновь прибегает к речи, но речь эта подозрительна уже тем, что служит ответом на неудачу его молчания перед ясно слышимым эхом собственного ничтожества.

Но какой, собственно, призыв раздавался по ту сторону пустоты высказывания субъекта? Это призыв субъекта к истине в ее осно­вании, на фоне которого можно расслышать и позывы потребнос­тей более скромных. Но первоначально и главным образом это зов самой пустоты, двусмысленное зияние которой покушается совратить другого средствами, где субъект прибегает к
18

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

самолюбованию и использует монумент, воздвигнутый собственным нарциссизмом.

«Так вот же она, интроспекция!» - воскликнет наш рассудитель­ный читатель, издалека почуявший грозящие ему опасности. Он охотно признается, что знает толк в ее прелестях, хотя пользы от нее больше никакой не ждет. Жаль, что он не привык терять вре­мя. Попади он на ваш диван, вы бы услышали от него немало прекрасного и глубокомысленного.

Непонятно, как психоаналитики, которые уже с первых шагов в своем ремесле обязательно сталкиваются с подобными типами, во­обще могут еще придавать какое-то значение интроспекции. Ибо как только пари вступает в силу, все прекрасные слова, что у не­го вроде бы были в запасе, куда-то пропадают. Счет им оказывается не так уж долог и к его изумлению на место их явля­ются другие, которые поначалу кажутся ему настолько дурацки­ми, что лишают на некоторое время дара речи. Общая участь3.

Вот тогда-то он и улавливает разницу между призраком монолога, услужливые фантазии которого воодушевляли его болтовню, и принудительным трудом того не оставляющего лазеек дискурса, который психолог, не без юмора, и терапевт, не без задней мыс­ли, наградили именем «свободной ассоциации».

Ибо это именно труд, и труд настолько серьезный, что ею призна­вали требующим ученичества, и даже усматривали в необходимос­ти ученичества ценность этого труда как формирующего начала. Но что может сформироваться при таком подходе, кроме квали­фицированного рабочего?

Так как же следует нам тогда к этой работе относиться? Рассмотрим ее условия и ее плоды в надежде лучше усмотреть ее цель и выгоду. Но ходу дела уже отмечалась уместность термина durcharbeiten, которому соответствует английское working through и которое приводит в отчаяние наших переводчиков, хотя и дает им случай исполнить навеки отчеканенный в нашем языке завет классика: «спешите медленно»*. Так как же все-таки продвигается работа?

Теория предлагает нам триаду: фрустрация, агрессивность, рег­рессия. Создается объяснение на вид столь понятное, что от даль­нейшей необходимости понимать мы чувствуем себя изба­вленными. Интуиция проворна, но очевидность, превращаясь в расхожую истину, становится тем более подозрительной. И когда анализ обнаруживает ее слабость, негоже оправдываться ссылкой на «аффективность». Слово это, табуированное диалектической
19

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

беспомощностью, вместе с глаголом «интеллектуализировать», уничижительное употребление коего выдает эту беспомощность за достоинство, навсегда останется в истории языка позорным клей­мом нашей глухоты по отношению к субъекту4.

Посмотрим лучше, от чего возникает эта фрустрация. Может быть, от молчания аналитика? Опыт показывает, что ответ, даже (и в особенности) поощрительный, на пустую речь создает фрустрация гораздо более сильную, нежели молчание. Не коре­нится ли фрустрация в самом дискурсе субъекта? Создается впе­чатление, что субъект все более отлучается от «своего собственно­го существа» и, после честных попыток описать его, отнюдь не увенчивающихся созданием сколько-нибудь связного о нем пред­ставления, после всевозможных уточнений, к сущности его нас нимало не приближающих, после напрасных стараний укрепить и защитить его пошатнувшийся статус, после нарциссических объя­тий, тщащихся вдохнуть в него жизнь, признает, наконец, что «существо» это всегда было всего-навсего его собственным созда­нием в сфере воображаемого, и что создание это начисто лишено какой бы то ни было достоверности. Ибо в работе, проделанной им но его воссозданию для другого, он открывает изначальное от­чуждение, заставлявшее конструировать это свое существо в виде другого, и тем самым всегда обрекавшее его на похищение этим другим5.

На самом деле Эго, силу которого наши нынешние теоретики из­меряют его способностью выдержать фрустрация, есть фрустрация по самой своей сути6. Это не фрустрация желания субъекта, а фрустрация вызванная самим объектом, в котором ею желание отчуждено; и чем больше оформляется этот объект, тем более углубляется отчуждение субъекта от его наслаждения. Перед нами, таким образом, фрустрация во второй степени, при­чем такая, что даже если субъекту и удастся включить ее форму в свой дискурс, воссоздав тот инертный образ, в котором субъект, отраженный в зеркале, находит себе объект, он все равно не смо­жет этим удовлетвориться, ибо даже при абсолютном сходстве он сумеет отразить в этом образе лишь желание другого. Это значит, что адекватного ответа на этот дискурс не существует: всякое слово, которое примет его обознание за чистую монету, субъект соч­тет за презрение.

Агрессивность, которую испытывает при этом субъект, не имеет ничего общего с животной агрессивностью фрустрированного же-
20

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

лания. Отсылка к таковому, которой обычно и удовлетворяются, маскирует другую агрессивность, для всех и каждого гораздо ме­нее приятную: агрессивность раба, отвечающего на фрустрацию от своей работы желанием смерти.

Понятно теперь, как эта агрессивность может отреагировать на любое вмешательство, которое, обнаруживая воображаемые наме­рения дискурса, демонтирует объект, созданный субъектом для служения им. По сути дела это и называется анализом сопротив­лений, причем тут же проявляется его скользкая сторона. О ней предупреждает уже само существование простака-аналитика, ко­торый никогда не видел в фантазмах своих субъектов ничего, кроме выражения агрессивности7.

В таких, как он, без колебания отстаивающих «причинностный» анализ, направленный на трансформацию субъекта в настоящем путем наукообразных объяснений его прошлого, все, вплоть до интонаций, выдает страх перед необходимостью думать, что сво­бода пациента может зависеть от свободы его вмешательства. Но даже если его предприятие и оказывается в какой-то момент для субъекта благотворным, это всего лишь благотворность хорошей шутки, и задерживаться на этом мы не будем.

Рассмотрим лучше те hic et пипс, к которым сводится для некото­рых аналитиков все допустимое поле деятельности анализа. Такой, подход действительно может принести пользу - при условии, од­нако, что усматриваемое в них аналитиком воображаемое намере­ние не отделяется от символического отношения, в котором это намерение выражено. В них нельзя вычитать о «своем Я» субъек­та ничего, за что тот не мог бы ответить о себе как «я», т.е. от первого лица.

«Я был этим лишь для того, чтобы стать тем, кем я могу быть» - вот лейтмотив признания субъектов своих фантазий, без которого прогресс был бы неуловим.

Аналитик, таким образом, не может, не подвергая субъект опас­ности, выследить его в интимном содержании его жестов или ста­тики, не восстановив их в качестве немых частей его нарциссического дискурса - это хорошо известно и отмечалось даже начинающими психоаналитиками.

Опасность же состоит не в отрицательной реакции субъекта, а, скорее, в пленении его новой объективацией, не менее вообража­емой чем предыдущая - объективацией его статики, можно даже сказать, его статуарности, в обновленном статусе ее отчуждения.
21

ФУНКЦИЯ И ПОЛЕ РЕЧИ И ЯЗЫКА В ПСИХОАНАЛИЗЕ

Искусство аналитика должно, напротив, состоять в том, чтобы постепенно лишать субъекта всякой уверенности, пока не рассеются последние призраки ее. И именно с членением дискурса связаны этапы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Похожие:

Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Белорусский государственный университет
Белорусского государственного университета приглашает принять участие в III международной научно-практической конференции “Слово...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Институт русского языка им. В. В. Виноградова ран департамент лингвистики...
Институте русского языка им. В. В. Виноградова ран (Москва, Волхонка 18/2) международную научную конференцию
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Институциональном уровне может осуществляться с 01 сентября 2012...
Федерации от 07 сентября 2010 года №1507-р «О плане действий по модернизации общего образования на 2011-2015 годы». Обязательный...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Принц и нищий
«Избранные произведения, том»: Государственное издательство художественной литературы; Москва; 1953
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Еникеев марат исхакович структура и система категорий юридической психологии москва 1996
Методологические основы юридической психологии: предмет, принципы, структура и задачи юридической психологии. Историческое развитие...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Информационное письмо
«Российская провинция: опыт комплексного исследования», посвященной 100-летию Саратовского государственного университета. Конференция...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Публичный доклад
Детский сад №752 Южного Окружного Управления Образования Департамента образования города Москвы был открыт 1 сентября 1972 года в...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Кафедра психологии Т. П. Будякова Курсовая работа по психологии Учебно-методическое пособие
Печатается по решению редакционно-издательского совета Елецкого государственного университета имени И. А. Бунина от 2007 г., протокол...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon Самосогласованная микрополевая модель неидеальной плазмы
Работа выполнена на механико-математическом факультете Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова и в Институте...
Доклад на Римском Конгрессе, читанный в Институте психологии Римского Университета 26 и 27 сентября 1953 года москва «гнозис» icon История праздника «День знаний», и его празднование в нашей школе
В россии День знаний по традиции отмечается 1 сентября. Официально этот праздник был учрежден Верховным Советом СССР 1 сентября 1984...
Литература


При копировании материала укажите ссылку © 2015
контакты
literature-edu.ru
Поиск на сайте

Главная страница  Литература  Доклады  Рефераты  Курсовая работа  Лекции